В книге «Совершенно секретно» я предоставляю Вам возможность взглянуть на проблемы, описанные в книге «Моя душа», глазами одной из героинь тех событий.
С любовью Натали Андерсон
Сан-Франциско, Калифорния, США
Сколько ниточке не виться…
Шесть лет ‒ коту под хвост. Обидно, конечно, но пусть уж лучше так, чем продолжать и дальше делать вид, что в нашей семье всё благополучно, что у нас мир да любовь.
Любовь? Да её никогда и не было, этой любви. Ну, нравился он мне, красивый, умный парень, бегал за мной, так ведь он за каждой юбкой бегал. Первые годы после свадьбы Вадим ещё называл меня своей «кошечкой», смотрел на меня влюблёнными глазами, цветы дарил, а я старалась делать всё, чтобы ему было со мной удобно и комфортно, чтобы он ни в чём не нуждался, чтобы выучился и стал человеком, а не просто дипломированным специалистом. После окончания института хорошую работу нашла ему, помогала в его карьере, ведь Вадик очень способный и талантливый парень. Мы вместе прошли весь этот сложный и тяжёлый путь.
Теперь он директор крупного предприятия, а я, как была учительницей английского языка, так ею и осталась, пахала в школе с утра до ночи, дополнительные уроки брала, чтобы как-то жить по-человечески, чтобы мой Вадик ни в чём не нуждался, ни в чём себе не отказывал. Я, простая, наивная дурочка, всё верила, что он меня любит, ведь он же на колени передо мной падал, чтобы я согласилась стать его женой.
Да, до свадьбы он гулял, был ещё тот бабник, но ведь все мужики бабники. Если бы они не были бабниками, то мир перевернулся бы, наверно. Тогда, вечно жадные до секса бабы, отлавливали бы бедных мужиков и уже просто так, за минутное удовольствие, ни за что не выпустили бы из своих «нежных объятий» бедную жертву. Мужики вымерли бы за считанные дни от перетраха, а уцелевшие разбежались бы по лесам да полям, или ушли высоко в горы.
Да, я прекрасно знала, что мой Вадик, охотник до женского пола, спуску он не давал ни хромым, ни косым, ни горбатым, так ведь нагулялся уже, поклялся любить одну только меня. Он, бедный, в институте пропадал до полуночи, всё учился, учился и вот, наконец-то выучился, теперь работает, старается, с работы возвращается уставший, как собака ‒ придёт и сразу спать. У него к вечеру не то, что на баб, у него даже на меня сил уже совсем не остаётся. Я уже и не помню, когда у нас с ним последний раз секс был!
Мои институтские подруги отговаривали меня: ‒ «Зачем он тебе нужен, он же уже всех баб у нас в общаге перетрахал!» А я слуша-ла их и думала: ‒ «Если он у вас имел такой успех, значит он стоит того, ведь дерьма никому, ни вам, ни мне и даром не нужно!».
Однажды я вернулась домой не вовремя, как говорят ‒ «вне графика», собиралась своих учеников повести в кино на недублированный американский фильм. Это был плановый поход, очень помогает в освоении разговорного английского языка, но билеты в кино забыла дома. Открываю я дверь и слышу, ‒ в квартире кто-то есть. Прокралась я тихонько в спальню, вижу, а на нашем супружеском ложе, на котором уже несколько лет царило воздержание, мой «бедный» Вадик кувыркается с этой «блядью колхозной», своей жопастой бухгалтершей. Кто эту «козу драную» только не таскал, так и мой «зоофил» её в наш дом притащил. Скотство настоящее! Неужели она лучше меня? Или ему нравятся такие?
Я развернулась и тихонько вышла, а вечером, пока мой Вадик «выкладывался» на работе, собрала свои вещи и ушла к своей по-друге, Подруге с большой буквы. Вот она ‒ действительно Чело-век! Был бы мой Вадик хоть чуточку похож на неё!
Мама
За время нашего совместного с Вадиком проживания вещей у меня накопилось не так уж и много ‒ всего пара платьев да юбок, две блузки, старенький свитер, и моё нижнее бельё, стиранное перестиранное. Всё что я зарабатывала, я тратила на Вадика, чтобы он выглядел прилично, не ходил в одной рубашке, чтобы костюмы менял, чтобы и пальто и дублёнка у него были, ведь ему в солидном коллективе работать, а мне что ‒ дети меня и такой любят.
Разбирая вещи, я достала из сумки свой старенький школьный фотоальбом. Едва его открыв, из него выпали старые открытки, среди которых была и открытка от мамы из Сочи:
«Викуся, доченька, здравствуй! У меня всё хорошо, я останусь здесь ещё ненадолго, но к началу учебного года обязательно вер-нусь! Ты слушайся воспитателей в пионерлагере, с директором я договорилась, он оставит тебя ещё на одну смену, а я ещё немного здесь поработаю. Сейчас как раз сезон, можно немного капусты срубить, чтобы нам хватило на год, до следующего сезона. На этом пока всё. Целую, твоя мама».
А это что? ‒ открыла я тетрадь, исписанную детским почерком. ‒ Да это же мой дневник, который я вела в детстве! ‒ обрадовалась я и, устроившись поудобнее, углубилась в чтение. Воспоминания тех дней накрыли меня и я перенеслась в далёкое прошлое.
* * *
Мама никогда не любила о себе рассказывать. Из тех коротких рассказов, которые мне запомнились, я только знаю, что она полная сирота. Выросла в приюте, потом детский дом, а после выпуска ей предоставили скромную комнатку в коммуналке на шесть семей. На работу устроиться тогда было очень сложно, и она перебивалась, в основном, случайными заработками. В привокзальном кафе, куда она по случаю устроилась уборщицей, мама мыла полы, убирала со столов, подрабатывала посудомойкой, но тех денег, что ей за это платили, маме едва хватало уплатить за квартиру и ку-пить себе чего-нибудь покушать.
Днём она подъедала в кафе, то, что оставалось после посетителей ‒ иногда на столах оставались нетронутыми целые беляши, шашлыки или котлеты, а хлеба оставалось вообще – еж, не хочу, и мама забирала его с собой домой. Купит себе на ужин кефирчика да колбаски, ‒ а хлеб уже есть.
На вокзале она познакомилась, с так называемыми «брокерами», которые стояли на привокзальной площади дни напролёт и предлагали приезжим недорогое жильё. Эти «брокеры» и мамину комнатку предлагали, не за бесплатно, конечно, половину нужно было им отдать, но «свежая копейка» у мамы всё-таки появилась.
Помню, она рассказывала, что с первых заработанных денег купила себе, вошедшие тогда в моду нейлоновые колготки и пару трусов с кружевами. Но на «квартиросъёмщиках» много не заработаешь, их бывало не так уж и много, в лучшем случае два-три в неделю. В основном это были приезжие на рынок ‒ заезжали на пару дней, чтобы что-нибудь продать, за день управлялись и уезжали, а после них нужно было всё выстирать и выгладить, чтобы следующие жильцы не жаловались. Пока комнату занимали приезжие, мама ночевала в кафе, в небольшом подсобном помещении. Переделав всю работу, она спала там, на небольшой кушеточке.
Так продолжалось несколько лет. Втянувшись в эту, непростую привокзальную жизнь, мама завела себе много подруг и друзей. Несмотря на её скромную одежду, мама всегда выглядела очень эффектно. Работая официанткой, она разносила пиво и закуски, и часто получала за это неплохие чаевые. Потихоньку жизнь у мамы стала налаживаться.
Однажды к маме обратился бригадир «брокеров», чтобы она приняла к себе на постой одного очень уважаемого человека. За жильё постоялец обещал хорошо заплатить, да и жить собирался не так, как все
‒ день-другой, а несколько недель, а может быть даже и целый месяц.
‒ А «уважаемый человек», это кто ‒ учёный? – с детской наивностью спросила я у мамы.
Когда-то я смотрела фильм об одном очень уважаемом учёном, с тех пор выражение «уважаемый человек» у меня ассоциировалось со словом «учёный».
‒ Ну, не совсем так, ‒ подумав, ответила мама. ‒ Он не то, что-бы учёный, но ОЧЕНЬ уважаемый человек.
‒ А кем он работал, ‒ тоже бригадиром? – не отставала я.
‒ Да, он работал бригадиром, вернее начальником всех бригадиров, в одном очень закрытом учреждении.
‒ На военном заводе?
‒ Ну, что-то типа военного завода.
‒ А чем он занимался?
‒ Ну… ‒ задумалась мама, как бы мне подоходчивее объяснить профессию «уважаемого человека». ‒ Он со своими товарищами выслеживал различных врагов нашей Социалистической Родины и отнимал у них похищенные у трудового народа деньги, драгоценности и важные Государственные документы.
‒ Он наверно был милиционер! – предположила я.
‒ Нет, не милиционер. Понимаешь Вика, они были очень засекреченные люди, их даже в милиции не знали.
‒ Разведчики?
‒ Э-э-э… да! ‒ подумав, ответила мама. ‒ Только, скорее, контрразведчики!
Читать и писать я научилась рано. В детском саду, куда меня отдала мама, у нас была прекрасная воспитательница Лариса Петровна, очень красивая молодая женщина. Нехватку общения с мамой она мне восполняла с лихвой, я к ней была очень привязана, любила её и не отходила ни на шаг. Лариса Петровна тоже меня очень любила и уделяла мне внимания больше чем остальным детям. По вечерам я часто с ней оставалась, пока мама не заберёт меня из садика.
Детей уже всех давно забрали, а мы с ней сидели, ждали маму и читали книжки. Благодаря ей, в школу я пошла уже подготовленным, свободно читающим ребёнком. В начальных классах у меня была очень хорошая учительница, Надежда Петровна. Это была уже пожилая женщина, лет сорока. Всему чему она нас учила, я хватала прямо на лету, всегда слушала её с открытым ртом. Мне было всё интересно, даже интересно было просто слушать её. Речь Надежды Петровны сильно отличалась от маминой. Мама так никогда не разговаривала, у неё был совсем другой язык, язык привокзальных торговок и «брокеров».
Надежда Петровна жила недалеко от школы и после уроков часто приглашала меня к себе домой. У неё была огромная библиотека, с сотнями разных книг в красивых переплётах, каждую из которых мне хотелось, хотя бы потрогать и Надежда Петровна разрешала мне посидеть и почитать их. Иногда я засиживалась у неё за книгами до самой ночи, читала всё подряд, но больше всего мне нравились книги о войне, о наших пограничниках и разведчиках. Позже Надежда Петровна стала мне разрешать брать книги с собой домой. До пятого класса, пока она у нас была учительницей, я уже прочла почти всю её библиотеку. Из прочитанных книг, я имела неплохое представление о разведчиках, и когда мама сказала, что тот дядя тоже был разведчиком, я понимающе кивнула ей:
‒ Да, мама, я знаю какая опасная у разведчиков работа. А как звали того дядю? Или у него было только «кодовое имя»?
‒ Вот именно, «кодовое имя»! ‒ улыбнулась мама. ‒ Его все звали "Барсук".
‒ А почему Барсук? ‒ удивлённо посмотрела я на маму.
‒ Не знаю, ‒ пожала она плечами. ‒ Может потому что на плече у него была татуировка симпатичной барсучьей мордочки.
‒ Ну, а что дальше было? ‒ расспрашивала я её, сгорая от жела-ния узнать как можно больше о таких «уважаемых людях», как контрразведчики.
‒ Ну, пожил он у меня недельки две, да и пошёл на очередное задание. Они собирались захватить вражеский броневик с очень важными документами, долго готовились к той операции и вот, как-то ночью, он ушёл на дело.
‒ А ты всё это время в кафе жила? ‒ восхищённо посмотрела я на маму. ‒ Ты сильная, я бы так не смогла!
‒ Почему в кафе? Я жила с ним в одной комнате, только за ширмочкой, – ответила мама и задумалась, вспоминая те дни, когда она прятала нашего разведчика, мужественно перенося все неудобства, ради благополучия и процветания нашей Родины.
‒ И что, ‒ они захватили тот вражеский броневик?
‒ Да, доченька, захватили. И Родина его, как самого опытного контру, в смысле контрразведчика, забросила во вражеский тыл на целых 18 лет. А он там так хорошо работал, что ему ещё n лет добавили, чтобы он там, во вражеском тылу, как следует, внедрился. С тех пор от него, доченька, ни слуху, ни духу.
‒ Ну, это конечно! Разведчики бояться провалить своё задание, поэтому и не пишут никому писем. Но, хоть какая-то память у тебя о нём осталась, мама?
‒ Да, конечно! ‒ рассмеялась мама. ‒ Ещё и какая!
‒ А ты мне её покажешь, или это тоже большой секрет?
‒ Да какой там секрет! ‒ нежно обняла меня мама. ‒ Вон к зеркалу подойди и увидишь и память о нём, и его большой секрет.
Когда я узнала что мой папа разведчик и уже долгие годы живёт и работает в тылу врага, оторванный от Родины, я очень возгордилась своим происхождением. Если бы мои одноклассники об этом узнали, они бы умерли от зависти, но мама мне категорически, строго-настрого, запретила об этом кому-либо рассказывать.
‒ Доченька, у нас до сих пор дома хранятся кое-какие секретные документы, оставшиеся от твоего папы, и если враги об этом узнают, они придут и заберут всё, а папа просил сохранить их в целости и сохранности, пока не вернётся.
Но папа так и не вернулся. Может он и погиб там, в тылу врага. Я спрашивала маму, куда его хоть примерно забросили ‒ в Азию, в Африку или в Америку, но мама отвечала, что ничего об этом не знает, знает только, что там круглый год зима и очень холодно.
За теми документами к маме как-то пришли папины коллеги по работе, всё забрали и передали от него только небольшую весточку, в которой он писал, что у него всё хорошо и просил беречь сына. Папа даже не знал, кто у него родился, и мама передала ему во вражеский тыл шифровку, в которой писала, что у него родился не сын, а дочь, Вика. Уходя, папины коллеги оставили маме крупную денежную премию «За заслуги перед Родиной», для воспитания дочери известного разведчика. Вот как Родина ценит своих героев! На ту премию мы с мамой прожили пять лет, ни в чём себе не отказывая, а когда деньги у нас стали уже заканчиваться, мама стала ездить на юг, на сезонные работы по уборке урожая.
Ездила она, как правило, в Сочи, там тепло и урожаи каждый год очень хорошие. Собирала она обычно, или, как она говорила, рубила, капусту. За капусту всегда хорошо платили, и заработанных за сезон денег нам хватало до следующего урожая. Сезонные работы маме шли на пользу. Ну, ещё бы, целыми днями на свежем воздухе! Она всегда возвращалась домой свежая и загорелая, выглядела просто красавицей! А какие у неё вещи стали появляться! Когда её не было дома, я частенько примеряла на себя её трусики, лифчики, колготки, блузочки и платья, и хотя они были большими на меня, я в них представляла себя взрослой и красивой, как мама. Когда колготки на ней протирались на заднем месте, я просила их не выбрасывать, а отдавать мне, отрезала от них «штанишки», вставляла резинку от трусов, обрамляла всё вокруг кружевами и у меня получались очень красивые чулки. Девчонки мне завидовали – ужас! Ни у кого тогда не было таких чулочков, как у меня.
Экономили мы с мамой буквально на всём. Заработанных на юге денег нам едва хватало до нового урожая. У меня платье от школьной формы всегда было короткое, я быстро вырастала из него и вечно ходила, светила своими дырявыми трусами да самодельными чулками, но мама меня всегда успокаивала: ‒ «Потерпи доченька до следующего года, вот заработаю денег и купим мы тебе новое платье, а пока походи в стареньком. У тебя, доченька золотые руки, трусики свои зашей, или возьми мои, старые, перешьёшь их на себя и ещё n лет в них походишь!» Мальчишки со всей школы сбегались надо мной поржать, но я гордо проходила мимо них, делала вид, что так сейчас модно и очень эротично.
Когда мне исполнилось во18 лет, мама хотела меня на лето с собой взять на сезонные полевые работы. Осталось только сдать экзамены и вперёд, в Сочи! Я никогда не видела моря, а капустные поля росли у самого моря, можно было и капусты нарубить и сбегать искупаться, но поехать нам, так и не было суждено.
Как-то ночью, когда мы спали, (а спали мы с мамой на одной узкой кровати, обнявши друг дружку), проснулись мы от того что нам в лицо ярко светил фонарик. Кто-то проник к нам в комнату, но кто это был, я так и не поняла, а дядька, светивший нам в лицо фонариком, сказал:
‒ Одевайся! Внизу тебя ждёт машина, с собой ничего не бери, на месте всё купите! А за Вику не беспокойся, за ней присмотрят!
Маму в ту ночь я видела последний раз в жизни. На прощанье она меня обняла, поцеловала и сказала:
‒ «Доченька, ты уже взрослая, живи одна, а мне нужно ехать к нему, к твоему папе!»
‒ Так ты на север, туда, где всегда холодно?
‒ Нет, доченька, мы поедим с ним на юг, туда, где всегда тепло! Прощай, бева моя дорогая!
И я осталась одна. Да, одна, но я всегда чувствовала за своей спиной поддержку моих очень засекреченных родителей.
Когда мама ушла, я не спала до самого утра и с первыми лучами солнца вскочила с постели. На столе лежали цветы и толстый конверт. Я так обрадовалась, подумала, что это письмо от папы, но там оказались только деньги. Этих денег, при той скромной жизни, к которой я привыкла, мне хватило бы на несколько лет, но конверты с деньгами появлялись на столе в моей комнате каждый месяц и суммы всегда были одинаковые.
Я даже не успевала их тратить, как ни старалась. Я покупала себе самые дорогие вещи, стала ужинать в дорогих ресторанах, а денег становилось всё больше и больше, и я стала их просто складывать в старенький чемодан, оставшийся от мамы и жить, хоть и безбедно, но привычной для меня жизнью.
Азы самостоятельной жизни
Вот отзвенел последний звонок, сданы экзамены, отшумели выпускные вечера, и я стала свободной девушкой с аттестатом об окончании школы в кармане. Теперь главное поступить в ВУЗ!
Институт я для себя уже давно выбрала, ну, конечно же, «Иняз»! Из всех школьных предметов мне лучше всего давался иностранный язык. Начиная с восьмого класса, я участвовала во всевозможных олимпиадах по английскому языку, занимала призовые места, награждалась бесплатными путёвками в лагеря с усиленным обучением языку и практикой в живой среде, поэтому поступить в институт для меня было делом плёвым, но для начала нужно было окончить школу и получить аттестат.
В нашем городе института иностранных языков не было, по-этому нужно было ехать в Энск, но если ехать, то нужно было брать с собой все мои скромные пожитки, потому что я была уверена, что поступлю в институт с первого раза и возвращаться сюда, в наше захолустье, больше никогда уже не собиралась.
Вещей набралось на два чемодана и одну огромную сумку, вот только что делать с деньгами я не знала,
‒ не тащить же мне полный чемодан денег с собой, в другой город! В пути разное может случиться
‒ могут и обворовать, и даже убить из-за денег могут, а если милиция проверит, вообще не знаю, что будет. И мне пришла в голову идея обменять все рубли на доллары, но где же их обменять, ведь сумма-то не маленькая! ‒ задумалась я, но, порасспросив девчонок из нашей школы, я узнала, что возле нашего ЦУМа стоят менялы, и у них всё можно быстро обменять.
И вот в субботу, с утра пораньше, я взяла свой чемодан и поехала к ЦУМу. Пока я присматривалась, выбирая «менялу» посолидней, ко мне подошли двое парней.
‒ Что интересует красивую девушку? ‒ спросил один из них. ‒ Доллары, или, может, марки?
‒ Доллары! ‒ уверенно ответила я.
‒ И сколько же нужно долларов девочке?
‒ Много нужно!
‒ Много ‒ это сколько? Сколько у тебя рублей?
‒ Целый чемодан!
‒ Ты шутишь, или ты ненормальная? ‒ посмотрел на меня меняла как на идиотку.
‒ Я могу показать, пожалуйста! ‒ поставила я чемодан на пол и уже собралась его открыть, как меня за руку взял какой-то незнакомый мне мужчина.
‒ Не здесь! – внимательно посмотрел он на меня. – Послушай, девочка, а ты случайно не дочь Барсука?
‒ Да, я Вика, ‒ нерешительно ответила я.
‒ Бля! ‒ скривился мужчина. ‒ Тише дыши с этими фраерами! ‒ оглянулся он по сторонам, сплюнул сквозь зубы и тихо сказал: ‒ Недаром умные люди говорят, что природа отдыхает на детях! Видишь вон ту тачку? Тащи туда свой «угол», нехер тут тусоваться. А вы, ‒ повернулся он к парням, – звякало разнуздаете – бебики в раз потушу! Я доходчиво разжевал?
Как мне и было сказано, я села в машину. Следом за мной в машину сел и папин знакомый.
‒ Значит так, запоминай! ‒ стал поучать он меня. ‒ Когда тебе понадобится капуста, маякнёшь на этот телефон, скажешь: «Я дочь Барсука, Вика». Запомнила? Вот здесь, на бумажке, я записал твой паспорт и пароль, храни их как зеницу ока. Дашь расклад, и тебе капусты отвалят столько, сколько скажешь, хоть в сто раз больше чем ты тут этим фраерам пыхтела поменять.
А сейчас ‒ угол свой бросай, прыгай в люльку и вали домой! Бабки на тачку есть, или подогнать? Тогда всё, давай!
‒ Подождите! ‒ вдруг опомнилась я. ‒ Но мне не капуста нужна, мне нужны доллары!
‒ Ну, бля! ‒ вздохнул он. ‒ Вали уже нахрен! Позвонишь, тебе привезут и капусту и доллары! Что скажешь, то и привезут!
Они уехали, а я ещё долго стояла, раскрыв в недоумении рот: ‒ «Вот, блин! Поменяла деньги!»
Общага
Вступительный экзамен я сдала очень легко, даже испугаться не успела. Один из членов комиссии спросил у меня на английском: ‒ кто я, откуда и с какой целью поступаю. А меня хлебом не корми ‒ дай поговорить, так я им битый час трепалась и о себе, и о школе, и о моей маме, потом ещё песни им пела и анекдоты рассказывала, хотела ещё и английский народный танец «моррис» сплясать, но они дружно замахали на меня руками: – «Хватит уже, достаточно! Вы поступили!» А я авторучку достала и спрашиваю: ‒ «А сочинение писать нужно?». Еле выперли из аудитории.
Приехав в Энск, я первым делом нашла на привокзальной площади «бригадира» и объяснила ему, что мне нужна жилплощадь, но сразу предупредила, что «лохáть» меня не надо, потому что я в этом бизнесе очень хорошо секу. В итоге квартирку мне подобрали довольно неплохую и совсем недорого. Денег, которые я себе оставила, хватало, чтобы пожить полгодика, пока не освоюсь в новом городе, но начались занятия, и деньги стали таять прямо на глазах.
Постоянно нужно было за что-то платить или что-либо покупать, и я стала подумывать, как бы устроиться в студенческое общежитие ‒ иначе я так долго не протяну. После нескольких визитов в «деканат» мне предоставили место в комнате на четверых.
В комнате со мной жили Катя, Маша и Надя, все они были тоже приез
жие. Катя, очень скромная девушка, вечно что-то зубрила, ‒ сидит в уголочке и что-то бормочет, уткнувшись в книгу.
В отличие от Кати, Маша была довольно привлекательной девушкой. Одевалась она всегда в яркие, модные платья, и постоянно рыскала по магазинам, в поисках купить себе что-нибудь новенькое. От её многочисленных тряпок в комнате пройти уже было нельзя, везде лежали её юбки и блузки, а трусов у неё было, наверно, не меньше сотни, ‒ она их меняла по десять раз на день. Вся наша комната была завешана её трусами, сушившимися на верёвке, протянутой от двери до окна. Я ей как-то сказала, что надо не трусы по десять раз на день менять, а жопу почаще мыть, так она со мной целый месяц не разговаривала, но трусы свои, всё же, убрала.
Надя была родственницей какого-то высокопоставленного чиновника. Кем он работал мы не знали, зато всё время слышали: «Вот я дяде скажу, он тут порядок быстро наведёт! Они ещё узнают моего дядю!» Сама по себе Надя ничего не представляла – рыжая, конопатая, плоскогрудая девочка на коротеньких, кривых ножках, зато злая, как собака! Ей вечно всё было не так: ‒ Катька ей мешала, потому что бубнит, Машка не так одевается, и в комнате всё время без трусов лазит. Ну, тут я с ней была полностью согласна! Иметь столько трусов и ходить по комнате с голой жопой ‒ этого я никогда не понимала. Единственно, кого Надя боялась ‒ это меня. Стоило меня вывести из терпения, и вся моя интеллигентность куда-то девалась. Я переходила на родной мне с детства язык, на котором разговаривала моя мама и в нашей комнате сразу же наступали тишина и порядок, никто уже никому не мешал, лишь бы я заткнулась поскорее.
Что касается меня, то жила я очень скромно. Шмоток у меня было немного. Из тех вещей, что я когда-то себе покупала, я уже давно выросла, а на новые денег у меня уже совсем не осталось. Моей стипендии едва хватало, чтобы от голода ноги не протянуть. Хорошо хоть девчонки иногда угощали меня то колбасой, то конфетами, из посылок, которые они регулярно получали из дому.
Понемногу мы притёрлись друг к дружке, стали с пониманием относиться к замечаниям своих соседей. Катька, как только кто-либо входил в комнату, сразу же закрывала книгу и уходила бубнить на кухню. Машка попрятала все свои тряпки и снимала бельевую верёвку, правда, приучить её носить трусы в комнате, мы так и не смогли. Она объясняла это тем, что вся её семья ‒ и мама, и она, и даже её бабушка, дома ни лифчиков, ни трусов не носят, ‒ так у них тело отдыхает. Слава богу, хоть длинный халат в общежитии носит до самых колен.
На втором курсе к нам стали заглядывать ребята. Первый раз парней притащила Машка, праздновать свой день рождения. Двое парней были из нашего института, а третий, Вадим, был чей-то друг. Ну, этот друг, конечно, сразу же приклеился к Машке. Парень видный, красивый, ‒ Машка от гордости нос задрала и на нас только сверху посматривала: ‒ как вы там, ещё не захлебнулись своей слюной? Скромная и застенчивая Катя сначала очень смущалась компании незнакомых парней, но уже после первого глотка вина расслабилась и присоединилась к общему разговору.
Весёлая и остроумная, она много шутила, но вела себя очень тактично ‒ чувствовались её манеры и хорошее воспитание. Очень быстро она завоевала всеобщее внимание и расположила к себе всех присутствующих. За короткое время Катя даже изменилась внешне, я с удивлением заметила, что она очень привлекательная, умная и скромная, именно такая, какой и должна быть порядочная девушка. Надя после стакана вина наоборот сникла, сидела молча, даже ни разу о своём дяде не вспомнила, а Машка прямо прилипла к этому Вадиму. Она уже и ноги перед ним задирала и на руки к нему лезла. Хоть бы трусы не сняла, ‒ глядя на неё, думала я, ‒ не дала своему телу в очередной раз отдохнуть.
С тех пор у них начался бурный роман. Когда приходил Вадим, мы все дружно уходили гулять. Катя шла на кухню бубнить, Надя вообще из общаги уходила, а я шла в соседнюю комнату к девоч-кам, брала учебник, сидела тихонько в уголочке и читала.
Роман Машки и Вадика продолжался недолго, они из-за чего-то поссорились и Вадик сразу же завёл роман с Надей. Теперь уже Надя сияла от счастья, бегала по магазинам и покупала себе новые шмотки, а мы, как обычно при визитах Вадима, дружненько покидали нашу комнату. Надя даже похорошела от нежданно привалившего ей счастья. Мне иногда казалось, что она и выше стала, и ноги у неё выровнялись, и веснушки куда-то исчезли.
Но их роман быстро закончился, и принимать Вадима наступила очередь Кати. Всё происходило по уже отработанному сценарию: они запирались в комнате, а мы уходили, но уже прекрасно знали, что у них там происходит и когда всё это закончится. Машка и Надя уже имели опыт общения с нашим любителем сладенького, и в подробностях нам всё рассказывали и о сексуальных наклонностях Вадима и о его потенциальных возможностях и очень ярко, во всех деталях, описывали Вадькин рабочий инструмент. Теперь очередь была или за мной, или за девочками из соседней комнаты. Все с нетерпением ожидали его решения. Все, кроме меня ‒ такое счастье мне и даром было ненужно.
И вот наступил тот долгожданный миг, когда Вадик должен был осчастливить очередную дурочку. Проигнорировав меня, он сразу перешёл в соседнюю комнату. Ну, слава Богу, хоть не пришлось грубости ему говорить, ‒ тогда подумала я. А наши девочки уже жаждали повтора, и опять тёрлись возле нашего «гуру». Каждой нужно было у него что-то спросить или уточнить. Уединяясь с ним на часок, они всё у него «спрашивали» и «уточняли». А тем временем очередь к Вадьке росла, уже и с других этажей девочки стали подтягиваться, организовали даже что-то типа лотереи, ‒ кто выиграет, тот проходит к нему без очереди.
За год Вадька осчастливил почти всё женское население нашего общежития. Чтобы не создавать очередь, девочки договорились долго не выпендриваться, а сразу ложиться в койку, тогда каждая получала возможность познать нашего Вадьку. Но тут произошло непредвиденное. В общежитие поступило новое пополнение студенток и многие претендентки на Вадькино «благословение» утратили свой шанс, так и не дождавшись своей очереди. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но в общежитии разразился бабий бунт. Вадьку не пускали в общагу. На дверях намертво стояли обиженные девочки и не пускали его. Даже объявили ультиматум: «Пока не закончишь все дела со старожилами, к новеньким не пустим!» И Вадик сдался.
Он быстренько всё «доделал» и уже собрался от-крыть новый счёт, но вспомнил, что в суматохе забыл обо мне. Тогда он решил по-быстренькому устранить свою недоработку, но, вместо радостной встречи, натолкнулся на холодный приём и полное безразличие к его особе. И тут в нём проснулся инстинкт охотника. Он стал настойчиво преследовать меня, но когда это не при-несло ему желаемых результатов, в нём взыграла дикая страсть, и он за мной уже просто бегал по пятам. Девчонки с увлечением следили за его стараниями, некоторые даже приходили ко мне уговаривать побыстрее отдаться ему, ведь время идёт, а очередь стоит на месте. Так пролетел целый год. Вадик бегал за мной как ручная собачонка, а девочки, так и не дождавшись «штатного любовника», обзавелись собственными.
Не стану утверждать, что я во всём отказывала Вадику, некоторые его предложения я всё-таки принимала: ‒ мы ходили в театр, бывали на концерте, несколько раз даже ужинали в ресторане, но всегда всё заканчивалось одним и тем же: – у порога общежития мы прощались, и я от него гордо уходила.
Однажды, когда мы допоздна гуляли в сквере, Вадим завёлся не на шутку. Он стал грубо приставать ко мне и лезть ко мне то за пазуху, то под юбку, чуть не изнасиловал меня, гад такой, и я решила поговорить с ним откровенно, начистоту.
‒ Вадик! ‒ сказала я ему. ‒ Вот ты мне клянёшься мне в любви, но мне интересно, когда ты в меня успел так влюбиться, в первый же день нашего знакомства, или в тот день, когда закончил трахать последнюю девку из нашей общаги?
‒ Нет! ‒ возмутился Вадик. ‒ Я сразу тебя заметил, но боялся подойти к тебе. Ты такая особенная, не такая как все остальные!
‒ Угу! ‒ хмыкнула я. ‒ И ты всё это время боролся со своим страхом, а наши девочки тебе в этом помогали! Зато теперь, когда ты уже стал смелым, ты можешь нагло, по-хамски, лезть ко мне под юбку, не спрашивая моего согласия. Ну что ж, я горжусь тобой! Ты справился со своими комплексами и теперь можешь смело изнасиловать меня, а я стану очередной счастливой жертвой твоего «охотничьего клуба»! Да и наши девочки меня всё время спраши-вают: ‒ «Когда ты уже отпустишь нашего Вадика? Без него нам жизни никакой нет!»
Мы тогда ещё долго с ним разговаривали. Вадик божился мне в своей любви, каялся в своих грехах и клялся больше ни на одну бабу, кроме меня, не смотреть, лишь бы только я не отвергла его ухаживания. Он даже на колени передо мной становился, и тогда я смилостивилась над ним, но поставила ультиматум:
‒ Если ты докажешь мне свою искреннюю преданность и лю-бовь, я может и соглашусь лечь с тобой в постель, но для этого ты должен выполнить моё условие.
‒ Я готов, хоть сейчас! ‒ обрадовался Вадик и сунул руку мне под юбку.
‒ Нет! ‒ убрала я его руку. ‒ Сначала ты должен поступить в институт! Ведь ты же не глупый парень, а кроме как трахать баб, больше ничего делать не умеешь!
‒ Я согласен, я поступлю! ‒ не раздумывая согласился Вадик.
‒ Вот когда поступишь, тогда я соглашусь выйти за тебя замуж и в первую же брачную ночь, после нашей свадьбы, мы с тобой займёмся безудержным и страстным сексом.
‒ Не понял!? ‒ разочаровано воскликнул Вадик.
‒ Ну что ж, я знала, что ты не согласишься, поэтому давай ‒ тебе в ту сторону, а мне в другую. Уже поздно, мне спать пора. Завтра приходи в общагу, наши девочки тебя уже заждались!
* * *
Сложив аккуратно открытки от мамы в конверт, я открыла мой огромный фотоальбом, в котором было, от силы, два десятка фотографий. Вот на фото моя мама в кафе, где она работала. Красивая! ‒ с тоской подумала я, в воспоминаниях переносясь в те годы, когда мы с ней были вместе.
Как-то вечером мама стала куда-то собираться. Накрасив губы, она нанесла тушь на ресницы и, надев новое платье, долго крутилась у зеркала. Какая она у меня красивая! ‒ отложив в сторону книгу, с завистью думала я, любуясь моей мамой. ‒ Модное, короткое платье облегало её бёдра, декольте на груди открывало её красивую грудь, а упругая попка выглядела такой заманчивой и аппетитной, что даже её подруги неоднократно ей говорили: – «У тебя, Лариска, попка сладенькая, как спелый персик».
В нашей коммуналке ванной не было, только туалет с умывальником, но там долго не помоешься, всегда очередь, кому в туалет, кому умываться, поэтому мы с мамой всегда ходили в баню. Нет, если там ноги помыть, или ещё чего, так мы в комнате, в тазике мылись, но по пятницам мы с ней обязательно ходили в баню.
Бане было уже лет сто. Построенная ещё после революции, она уже вся рушилась, под землю уходила, но её всё не сносили и потихоньку латали, ведь надо же было людям где-то мыться!
В бане было два зала – мужской и женский. Посещали её одни и те же люди, поэтому все давно друг друга уже хорошо знали и встречались там, как давние и хорошие знакомые. Я знала, что не-которые женщины, которые приходили в баню, работали на «байдане», другие на «балу» третьи на «балке». Что означают эти слова, я не знала, но была уверена, что это хорошие и доходные места. В своей среде мама разговаривала на непонятном мне языке, но дома никогда этих слов не употребляла, даже не объясняла их значение и мне приходилось самой догадываться.
‒ Привет Лариска! Ты всё в своём бардаке пашешь? Такая бева, при классных басах и шикарной духовке могла бы себе что-то и получше найти, – говорила маме её подруга.
‒ Закрой поддувало! Бесовка на лаврушниках юмает, да на югах утюжит. – перебила её другая.
‒ Не бережёшь ты империю, Лариска! – продолжала первая.
‒ Эти самолюбы больше рукодельничают, с их щекотунчиками они за нехилый ярус больше любят пилотку шлифовать ! – отвечала ей мама. – На юрзовке напакуются и юрдонят, а на эдельвейс там шмох хватает, ранетки да шмакодявки работать не дают, фуфлом на жизнь зарабатывают. А я не размагничиваюсь!
‒ Может тебе шмоття подогнать, или на блат сдать ? – спрашивали её подруги.
‒ Я тебе что, барыга? – отвечала им мама.
‒ Не, ну ты гагара видная, но пока твой откинется, мы просто хотим подогреть тебя немного. Тебе ещё долго осталось его ждать?
‒ Нет, уже не долго. Вот на заборе распишется, и будем с ним нитку рвать.
Эти непереводимые выражения для меня долго оставались загадкой. Я тогда думала что это какие-то кодовые слова, которые применяют жёны разведчиков, чтобы никто их не мог понять.Однажды я зашла к маме на работу. В дневное время в кафе посетителей много не бывает и мама со своими подругами сидела за столиком и о чём-то разговаривала. В противоположном конце зала расположились какие-то угрюмые мужчины.
‒ Эй, цыпа! Подгони пару чистых стаканов! – крикнул один из них, обращаясь к маме.
Мама посмотрела на них презрительно и подозвав меня сказала:
‒ Доця, отнеси этим блатарям пару стаканов, вставать не охота. А вы кончайте базлать, не на базе гуляете! Ребёнка басите ! – ответила им мама.
‒ Без несчастья, цыпа! – ответил один из них.
Беря со стойки чистые стаканы, мне удалось услышать часть разговора этих мужчин:
‒ Шо за блатная кошка? – спросил один из компании у своего приятеля, явно главного среди них.
‒ А это шо, её босявка ?
‒ Ша! Прикуси ботало! За них вальнуть могут, как два пальца! Говей и молчи!
‒ А кто елдарь этой жучки? Фраер или авторитет ?
‒ Мудило! Она шкирля самого Академика! Давай, сваливаем отсюда по-тихому! ‒ обрезал его главный, и обратился к маме:
‒ Мадам! Всё в ажуре! Мы пошелестели и сваливаем!
Они расплатились и ушли, а я в тот день поняла, что мой папа был не только известным героем разведчиком, но и великим учёным, АКАДЕМИКОМ!
Мамина школа
Вадик исчез из общежития и не появлялся вот уже почти пол-года. Девчонки давно обзавелись своими парнями и напрочь забыли о всеобщем любимце, а я всё свое внимание сконцентрировала на учёбе. На третьем курсе у нас началась практика общения с иностранцами, мы водили группы туристов, работали переводчиками, в общем, нарабатывали практику свободного общения в живой среде. Всё шло хорошо, за исключением нескольких немало-важных моментов. Во-первых, я постоянно хотела кушать. Мой организм стал расти, мои сиськи попёрли как на дрожжах, задница уже не влезала не то что в юбки, она не влезала даже в трусы.
Блузы не застёгивались, лифчики на мне трещали, а меня всё пёрло и пёрло. И это всё на фоне полного отсутствия денег. Помощи было ждать не от кого, и я решила искать себе подработок. Первое что мне пришло в голову – устроиться в привокзальное кафе. Эту «кухню» я неплохо знала, часто в детстве помогала маме. Работу я получила быстро, меня взяли без лишних вопросов. Так я стала по вечерам работать официанткой в небольшом кафе. Зарплату обещали небольшую, но на жизнь должно было хватить, к тому же я знала, что официантки получают немалые чаевые.
Однажды кафе посетили четверо парней «определённого» типа. Их поведение сразу насторожило публику, тогда я подошла к ним и спокойно сказала:
‒ Кончайте базлать, не на базе гуляете!
Парни опешили от такой вольности общения с ними, а один, чернявый, спросил у меня:
‒ Ты из чьих такая будешь, бесовка?
‒ Из папиных с мамой, фраера! – и добавила: - If you do not un-derstand Russian I can repeat in English! Oder deutsch!
‒ Нифига себе! Она ещё и по-ненашему базлает! ‒ вконец опешил чернявый. ‒ Цыпа, а кто твои родители, если не секрет?
‒ Для кого-то может и секрет! ‒ надменно ответила я и пояснила: ‒ У меня папа ‒ академик!
Ребята начали откровенно ржать надо мною.
‒ Слышь, ты, дочь академика, а погоняло у твоего папы есть?
‒ Слышь, фраер, ты думаешь, я не ботаю по фене? Да меня сама мама учила, если хочешь знать, а у моего папы погоняло Барсук, может слышали?
Ребята тут же притихли. Наконец чернявый поднялся, пододвинул мне стульчик и предложил присесть.
‒ Послушай, уважаемая, а что ты тут делаешь в этой рыгаловке? Я знаю, что без отца тебе тяжело, давай мы тебя устроим в приличное заведение, ну например, в гостиницу, в валютный бар, ты и языки знаешь и внешность у тебя в порядке. Прикинем тебя немного, и будешь рыбинкой ! Деньжат мы тебе для начала подкинем, а там сама будешь прилично зарабатывать. Ништяк?
От такого предложения я отказаться не могла и уже через пару дней стала работать в валютном баре, совмещать приятное с полезным. Зарабатывала я прилично, а практики было ‒ хоть отбавляй. Рабочая смена начиналась в четыре и заканчивалась в двенадцать. Конечно очень поздно, но мой молодой организм справлялся с такими нагрузками, а чтобы не провоцировать судьбу и не подвергать себя опасности, я пользовалась такси.
Сначала вызывала такси по телефону, а со временем таксист уже сам ожидал меня в половине первого ночи возле входа в гостиницу. Работала я десять дней, потом десять дней отдыхала. Моё тело, наконец, получив обильное питание, пошло в рост как озимые по весне. Я сменила весь свой гардероб, некоторые вещи я могла покупать даже в валютных магазинах, но это были в основном мелочи, такие как колготки и нижнее бельё, зато такого белья не было даже у нашей Машки, помешанной на трусах. Когда она увидела на мне новые трусы, чуть не подавилась своей домашней колбасой. Ходила за мной и постоянно ныла: ‒ Достань мне такие же! Продай мне свою кофточку! Дай поносить джинсы!
‒ Так у нас размеры разные, на тебе же всё висеть будет.
‒ Ничего, я подверну, подкачу, подтяну… и так далее.
Я уже боялась и к зеркалу подходить. Какая-то секс-дива, бля, а не студентка! Жопа как переспелый персик, а сиськи ‒ два арбуза, ничем вообще не прикрыть! А оно всё пёрло и пёрло, приходилось гардероб менять каждые три месяца, а совершенно неношеные шмотки, отдавать Машке.
Так я и разрывалась между учёбой и работой. Вадика не видела уже Бог знает сколько. Куда он пропал, никто в общаге понятия не имел. Но однажды осенью он появился, ходил, разыскивал меня по всей общаге. Девчонки ему показали: ‒ «Так вот же она, на кухне, ты что, Вику уже не узнаёшь?» Вадик как меня увидел, так и остолбенел, он даже говорить не мог, только мямлил что-то о нашем договоре. Оказывается, он поступил в Технологический институт и пришёл доложить мне об этом, даже студенческий билет и зачётку принёс.
Мы опять стали встречаться по вечерам. Теперь он смотрел на меня как на свою богиню и боялся ко мне даже прикоснуться, а мне наоборот хотелось, чтобы он меня «касался». Хоте-лось, чтобы весь этот богатый урожай арбузов и персиков, попал в надёжные руки, чтобы всё это богатство, складировать где-нибудь в тёплом и уютном месте. Когда Вадик, поборов свою нерешимость, наконец-то заговорил о свадьбе, я уже была совсем не против, тем более что он все мои условия выполнил. Для виду я, конечно, немного поломалась, но согласилась. Свадьбу мы сыграли, как только я получила диплом.
А вот тоже интересные фотографии. Это мы в нашей комнате, в общаге. А кто это снимал, интересно? Нет, не помню уже. Ну, Машка как всегда, ноги задрала, трусы свои демонстрирует. Кому они нафик нужны, кроме неё самой, или она собралась эти фото своим поклонникам дарить? Села, блин, дура, кино всем своё показывает! Ладно, память всё-таки. А это девки балуются. Какой-то праздник был, набухались и давай фоткаться в непристойном виде. Надька на Катю залезла и… чего? Только сейчас рассмотрела. Ну, сучки, ну дают!
Теперь понятно чего они так часто в душевую бегали. Лучше бы уже в комнате дрочили друг дружке, а то в душевой! Там дырок в стене больше чем в решете, а через стенку мужская душевая. Я вспомнила, как мы с мамой в бане были и одна тётка вдруг вопить начала: ‒ «Там чей-то глаз! Там чей-то глаз!» А мамина подруга говорит: ‒ «Жаль что не кукан!» Подошла к тому месту и давай задницей вертеть. После этого все почему-то полюбили мыться именно в том месте. А женщины говорили: ‒ «Снести бы нахер эту стенку, всем бы от этого только лучше стало!»
А это Сашка. Он мне подарил свою фотку. Я и не просила его, а он у меня мою выпросил, а взамен свою дал. Бегал всё за мной, как ненормальный. Мне тогда и Вадима хватало с его ухаживаниями, а тут ещё он, хоть сбегай куда подальше. Не успею я в комнату зайти, а тут и Сашка в гости прётся. Ни переодеться не даст, ни зани-маться, сядет, вылупится на меня и сидит, тихо радуется.
‒ Саша, выйди, пожалуйста, мне переодеться нужно! ‒ просила я его, а он:
‒ Я глаза закрою, смотреть не буду!
Придурок, так я ему и поверила! Он их ещё шире откроет! Приходилось переодеваться при нём, делая вид, что верю ему на слово. Но всё-таки хороший парень был, этот Сашка, простой и надёжный. Он у нас в комнате как прописался тогда, только спать с нами не ложился, а так все вечера просиживал. Девочки так к нему привыкли, что уже и не стеснялись его. Даже мне было стыдно смотреть на них, всё-таки парень в комнате, а они как специально, сучки, провоцировали его. Но Сашка видел только меня. Я при нём боялась даже нагнуться лишний раз, или присесть не так, всё время на чеку, всё время контролировала себя, он так и сёк за каждым моим движением. А потом привыкла!
Сашка часто подкармливал меня, то котлет принесёт, то колбаски или сыру, а иногда и с бутылкой вина приходил, но руки никогда не распускал, и все ему доверяли ‒ хоть голяка ходи! Я его даже в щёчку целовала, а он только глазки опустит и сидит, млеет. Иногда усядется возле меня на кровати, я читаю, а он любуется мной, я его голову положу себе на колени и глажу, а он только улыбается, ‒ счастливый! Если бы он меня замуж позвал – пошла бы не раздумывая! Так молчал же, даже не намекнул ни разу! А на нашей свадьбе набухался вдрыск, сидел в уголочке и тихонько плакал.
Получить полную версию этой книги Вы сможете написав мне Ваши отзывы и пожелания о прочитанном.
С уважением Наталья Андерсон.
[email protected]
169