Я бесцельно брел по старинным узким переулкам, которых нет на туристических маршрутах. Гиды советовали нам держаться от таких мест по дальше, как от рассадников мест сбора уличной швали, промышляющих мелким воровством, кражами, торговлей наркотиками и неприкрытым разбоем. Но то было в вечернее время, с наступлением сумерек, а ныне солнце стояло в зените, и на старинных улочках, в которых и двое встречных могли разминуться с трудом, царило спокойствие...
Как я заблудил сюда? Рим был полон контрастов, и мне хотелось изведать их. Вдали от Колизея, кажется, жил истинный дух города, по улочкам которого, как тысячелетия назад, передвигались простые горожане, сбивая ноги о ныне отполированные камни. Вытянешь руки по обе стороны, и коснешься пальцами самой истории! Эти узкие переходы улиц – сколько тайн они ведали, сколькими легендами были полны... Вечные камни стен Вечного города!
Ее появление на улочке было сродни чуду! Я уже привык к некой диковатости местных аборигенов, чьи нравы отдавали цыганщиной, но именно ее глаза и манеры выдали в ней чужую. Кем она была? Заплутавшей туристкой? Приезжей...
Светлые волосы до плеч были явно крашенными, и не должны были вводить меня в заблуждение: в Италии хватает «блондинок». А вот смуглость кожи ее ног, плеч и рук были естественными, так свойственными для жителей этого региона. На ней короткое, выше бедер платье, удерживаемое сверху тонкими бретельками, и я вижу достаточно большую часть ее тела и ног, за которыми и следую по закоулкам. Звуки ее шагов в сандалиях порой единственные, которые я слышу...
Легким поворотом головы она словно бы убеждается, что я следую за ней, но не ускоряет шаг, хотя, несомненно, такое преследование мужчиной на затихших от зноя улицах способно добавить волнения.
Впрочем, если она местная, ей нечего бояться...
Еще один поворот ее головы, и через локоны я вижу ее профиль!
Смуглянка, она несомненно была местных кровей. Не обязательно римлянка, не обязательно этой части Рима...
Я провожу взглядом по ее телу. Легкое платье, окрашенное в цветы, качается в такт ее движениям, и кажется, будто бы лепестки шевелятся на ветру...
Она свернула в один из переходов, предварительно бросив на меня взгляд через плечо, и влекомый этим ее движением, я ныряю в тот же проем, образованный стенами древних построек.
Я боюсь навести на нее тревогу, но она, кажется, ничуть не боится моего навязчивого преследования. По крайней мере, то расстояние, которое нас отделяло, практически ничуть не увеличилось, и вот я уже иду за ней, отмечая, как улыбка кокетства трогает ее губы, когда она лишний раз оглядывается через плечо. Со стороны может показаться, будто бы она осматривает стены вокруг себя, но я точно знаю, что ее внимание обращено ко мне...
Мои познания в итальянском скудны, но и на русском я бы не сказал сейчас и пары слов.
Я лишь облизываю губы, глядя на раскачивание ее платья, и успеваю отвести взгляд от ее ног прежде, чем она вновь оглядывается через плечо.
Я помню, что красивых женщин здесь называют Bella, и мой язык уже ворочается во рту, но сухие губы удерживают слова между зубов.
Неожиданно мы оказываемся на достаточно оживленной площади, и я на миг теряю ее из виду...
Люди, туристы, прохожие, местные и приезжие... Много голосов, смесь языков... После блуждания по безлюдным лабиринтам, здесь просто мегаполис!
Но она не теряется и здесь!
Или не хочет быть потерянной?
Я выхватываю из толпы цветочное украшение ее наряда и уже по характерному обороту головы обозначаю свое присутствие рядом с ней.
Я двигаюсь по диагонали от нее, в нескольких метрах... Так ей проще наблюдать за мной, держа голову чуть повернутой, а я словно бы могу осматривать сбоку ее цветущее под цветным платьем тело.
Вечные прохожие Вечного города снуют мимо, и неким непостижимым образом, несмотря на то, что я увлечен ею одной, мне удается обходить всех на своем пути, не отвлекаясь от маршрута незнакомки и не теряя ее из виду.
Неожиданно что-то меняется вокруг нас. Я обращаю внимание на это лишь потому, что она поднимает голову вверх и в другую от меня сторону, чуть замедляя шаг.
Приостановился и я, обратив взор к небу.
Горожане и гости города охнули, что-то суетливо обсуждая и указывая на наплывающую на небо тучу...
Солнце всегда жжет и светит нестерпимо ярко перед грозовым дождем. Поднимается ветер, охлаждающий, и на лицах прохожих я вижу облегченные улыбки – полуденный зной отнимает много сил...
Но мои ноги уже следуют за ее сандалиями, пусть в этот раз она и не убеждается в том, что я рядом.
Она, как и я, смотрит на покрывающую небо тучу.
Она знает, что я иду рядом, а я лишь порой бросаю взгляд на нее, сверяя направление неведомого маршрута.
Ноги в сандалиях уверенно печатают шаг, цветы на платье колышет движение ее тела...
Ветер усилился, подняв в небо уличную пыль и добавив суеты...
Дожди в Италии частое явление! Они скоротечны, но обрушивают на землю целый залп воды! А затем вновь светит солнце, а испарения сошедшей с небес влаги не несут свежести.
Я слышу громовой раскат, не четкий, способный лишь показаться таковым, если бы не реакция прохожих. Они охают, глядя в небо, и поскорее ищут для себя укромное место, сворачивается уличная торговля... Эта реакция выдает генетическую память предков, и даже я, цивилизованный человек, оглядываюсь в поисках крыши или навеса.
Кружевные белые облака все больше охватывает дождевая туча, сгущая их, и солнце, пусть еще не прикрытое, но уже утратило свою яркость и тепло.
Цветы на ее платье, точно истосковавшись по дождю, запылали оттенками, потянувшись к небу, и ее платье стало от этого еще короче.
Ветер крутит пыль у моих ног, но я чувствую, как тело все еще пропитывает испарина. И вопреки здравой логике, подсказывающей искать укрытие, я иду следом за ней, в обратную от прохожих сторону...
Ветер бьет порывом под свод ее платья, развивая его, поднимая ткань на уровень допустимых пределов...
Как если бы ветер вдруг сорвал с полевых цветов их лепестки и потянул в небо по спирали...
Я пытаясь дотянуться до них ладонью, в рывке сокращая расстояние...
Спираль создавало движение ее тела, когда она, крутнувшись на сандалиях, приспускает платье книзу.
Лепестки опадают под ее руками, а я...
Я смотрю в ее глаза...
А она, не скрывая улыбки, смотрит в мои...
Я слышу ее голос, голос на чуждом, но певучем языке, и употребляю лишь утвердительное Si в ответ на ее смех.
Ветер сам гонит нас с площади, но я отдаю отчет в том, что она удерживает мою ладонь.
Она подтягивает меня к одному из таких переулков, в которых мы повстречались и из которого вышли на площадь.
Мысленно я понимаю, что она хочет увести меня от ветра и дождя, ведь на открытом участке есть шанс подхватить насморк после того, как дождь и ветер ослабнут, и я бегу следом за ней...
У нее теплая ладонь, и чем сильнее порыв ветра, тем сильнее я чувствую ее тепло. Ей словно самой хочется скрыть свою ладошку в моей, чтобы ощутить себя в безопасности.
Я чувствую, как ветер холодит мне спину, и навострив уши, я различаю позади себя шелест дождя, которым накрывает площадь.
Я пропускаю ее вперед себя, в переулок, и ветер разбивается о гладкие стены позади нас...
Теперь только дождь, который может достать нас сверху!
Я поднимаю лицо вверх...
Туча заволокла остатки голубого неба, но оставив яркий ореол по краям: привычное для дождей Италии явление. Порой кажется, что дождь не пойдет и вовсе, а когда он все же извергается вниз серебряными струями, они отбрасывают на небо радужный цвет!
Раскат грома, словно бы в отместку за то, что нас не настиг ветряной вихрь, звучит следом, и бросает ее ко мне в руки.
Ее испуганный оклик тут же сменяется смехом облегчения, когда она что-то говорит мне, а я чувствую трепет ее тела и отвечаю краткими и частыми Si...
Дождь смывает с площади беспорядок, оставленный в панике бегущими прохожими, но мы укрыты в этом переулке, не считая того, что вода обливает нас сверху.
Она подставляет смуглое красивое лицо небу, и волосы тотчас намокают, как и то легкое платье, сквозь которое я чувствую упругость ее тела.
— Donna Bella... - решаюсь сказать я, и мой голос пересиливает журчание ручейков воды, струящихся по стенам.
Ее поцелуй был еще более влажным, чем потоки ливня, обрушившиеся на улицы города, и захватил меня глубже, чем ручьи, несущие по площади обороненные в суете мелкие вещички...
Ее платье совсем намокло, да и мне, угодив за шиворот, ливень вымочил рубашку. Намокли и брюки,
и если бы не теплые струи летнего дождя, я бы чувствовал себя неуютно. Создалось впечатление, будто бы меня с головой окунули в бассейн...
Бретелька на ее плече сползла от потока дождя, и моя спасительница ничуть не потрудилась оправить ее, а легким, и каким-то естественным движением высвободила из-под нее руку и плечо. Платье обвисло, но даровало мне возможность взглянуть на ничем не прикрытую женскую грудь!
Ее цвет такой же смуглый и естественный, что и цвет всей кожи, разве что сосок чуть темнее, и я наблюдаю его легкую пульсацию.
Большие капли обильно смачивает его, и не спрашивая ее мнения незнакомки, впился в него губами.
Упругая плоть утонула в моих губах, и я ощутил, как прохладой и свежестью дождя наполнились пересохшее горло.
Дождь заливал нас, сливаясь с крыши домов, по водостокам, но не был способен рассоединить нас и охладить примитивных, первобытных чувств.
Она сама освободила свою вторую грудь от сдерживающей ее намокшей материи, и я тут же прихватил в ладонь прохладную от воды плоть.
Мой рот был наполнен дождевой водой, и я жадно сглотнул ее, смачивая горло. И тут же, словно не желая, чтобы горло просохло, впился губами в грудку-близняшку, которая была щедро омыта летним дождем.
Моя неизвестная знакомая горделиво и нежно повела плечиками, позволяя хватать ртом стекающие вдоль ее грудей капли, и заботливо прижала мою голову к себе, когда я на миг, посмотрев на нее, произнес:
— Donna Bella...
У нее была не большая, но дерзкая грудь, которой совсем не требовался лиф, чтобы поддерживать ее, и несмотря на потоки воды, я чувствовал пьянящий запах ее содержимого, который проникал в меня вместе с дождевой влагой, когда я приникал к ней губами...
Неожиданно она оттолкнула меня от себя.
Я влип в стену напротив, а она, дистанцируясь от меня вытянутыми руками, что-то бойко залепетала. Дождь струился по ее лицу, волосы ниспадали на лоб и глаза... Она пригладила волосы руками, назад, от себя, запрокинув голову, и ее грудка приподнялась, воодушевляя меня на новый штурм...
Я ухватил обе ее половинки руками, шепча слова, выражающие восхищение:
— Gracioso! Изящно... Сhe bello! очень здорово!
Мой скудный запас итальянских слов пополнялся словно бы сам собой, и я на миг задумался о том, откуда черпал эти знания...
Осознание того, отчего итальянский язык пленяет наш разум пришло многим позже, когда я уже переживал произошедшее, сидя в самолете. Но разве заполучив в свою руки столь прекрасное диво, вы не нашли бы слов, чтобы еще больше украсить его?
В какой-то момент я опустил руки ниже, ухватывая ее за талию, и она сама приподняла подолы платья, намного выше, чем это делал порывистый ветер, и даже больше, чем это было положено во время первого знакомства.
Я безо всякого смущения прихватил ее крепкие ягодицы, и поиграл ими в ладонях, чувствуя, как ее плоть отдается мне призывами. Мне хотелось сжать их крепче, а ей, очевидно, хотелось более тесного контакта.
Мне хотелось посмотреть на них, но вид сверху был несколько осложнен, и я опустился перед ней на колени, не думая о том, что опускаюсь в лужу между нами, в которой пачкаю свои брюки.
Она плотно прижалась к стене, но мои глаза находились на линии ее главного женского сокровища, которое изрядно набухло от желания, и очертания губок четко вырисовывались под намокшими трусиками.
Она сама позволила мне приспустить их, и чуть выгнула спинку, отчего ее ракушка подмахнула к моим губам.
Вода струилась с ее половых губок, поверхность лобковой зоны была тщательно депилирована...
Будь прокляты скептики и критики, называвшие те далекие и свободные времена упадочными! Томитесь в своих комнатушках, не ведающих света за прикрытием стеллажей книг...
Но разве созерцание скульптур, списанных с современников прошлого, не будоражат ваше сознание в настоящем, и не их ли вы считаете эталоном человеческого (мужского ли? Женского?) развития?!
Мною овладела жажда при виде на то, как драгоценные капли воды, стекая вдоль ее тела, и задерживаясь на клинышке ее «щелки», струились вдоль ног вниз, унося в потоке запах ее тела, и желая впитать его в себя, я прильнул к ее губкам своими губами...
Это был Святой источник наслаждения! Вкус воды, смешиваясь со вкусом ее тайной влаги утолял меня, но мне хотелось пить его еще и еще. Наслаждаться водой – для свежести; ее ароматом – для вдохновения.
Пускай мне хватало влаги, но мне хотелось большего, и, раздвинув пальчиками ее створки, я густо вобрал в себя то, что пока не спешило покидать укромных мест...
Я проглотил пряный сгусток, глядя в глаза той, чьего имени и положения в обществе не знал, но называл Donna Bella.
Грянул гром, прямо над нашими головами, и она чуть присела, словно опасаясь гнева небесных богов!
За что они могли покарать ее? За измену? За необузданную страсть? За открытость? Или смелость?..
Я не хотел отпускать ее от себя, и стоило только ей чуть выпрямиться, как я снова ухватил губами выпавший из ее губок клитерок.
Струи воды застлали мои глаза, наполняли мой рот... Чтобы не захлебнуться, с делал большой глоток, принимая не только воду, но и уже знакомую мне по вкусу жидкость...
Чтобы хоть как-то перевести дыхание и не захлебнуться потоками ливня, который все усиливался, я с силой обхватил ее ноги, шепча как молитву пару зазубренных слов:
— Donna Bella... Donna Bella...
Вода ничуть не охлаждала тепла ее сокровища, расположенного на уровне моих глаз.
Еще несколько раз я лизнул его, с каждым разом стараясь запустить язык как можно дальше и глубже.
Вновь грянул гром, вынуждая не то ее присесть, словно в поисках защиты, не то меня – подняться, чтобы защитить ее от угрозы с неба.
Помню лишь, как мы прижались друг к другу, глядя в небо, и как оно, словно испытывая нас, обливало нас дождем.
Но мы пили, пили эту небесную влагу, словно пленники пустыни, над которыми смилостивилось небо!
Она рыбкой скользнула у меня в руках, обернувшись ко мне спиной, и я ощутил упругое давление створок ее ягодиц на мой истомленный член.
Я подтянул корпус, вдавливаясь между ними, и пусть я не расслабил ширинку и не приспустил брюки, но и этого мне показалось достаточным, чтобы чуть снять напряженную тяжесть в паху.
Она чуть дернулась, и я ухватил ее за влажные волосы, подтягивая к себе, а затем – обоими руками за плечи, точно боясь упустить.
Ее спинка ровно прижалась к моему торсу, попка вдавилась в пах, и я сквозь влажную ткань собственных брюк ощутил, как упруго поджимаются ее ягодичные мышцы, словно желая обхватить и принять внутрь мой член.
Клянусь, еще бы секунда, и я бы сорвал с себя брюки, но в этот момент прямо над нами зарядил такой разряд, от которого город, казалось, раскололся...
Она кричала – трепетно прижимаясь ко мне...
А я кричал в ответ – но не от страха, а от величия происходящего!
Какой-то внутренний оргазм прошил меня, и мои пальцы до побеления вжались в ее плечи.
Это было словно от ударом током, когда мышцы закрепощаются и их сводит судорогой...
Это как пробуждение от громкого звука, вырвавшего вас из сна столь неожиданно, что сперва вы не можете понять границ реального...
Дождь вдруг прекратился, повеяло холодом...
Раскаленная за день плитка и камни остыли...
Последние тяжелые капли еще пузырились в лужах...
Моей прекрасной незнакомки не было рядом, и лишь в кулаке моем остались, как память о случившемся, ее трусики...
. .. Я вернулся в номер гостиницы, вымокший до нитки. Ботинки пришлось снять, ведь намокшие от воды, они стали жать ноги. Брюки закосал, чтобы не выглядеть ущербно...
Шедшие мне навстречу люди обменивались шутками, демонстрируя свои промокшие одежды. Кто не успел укрыться от дождя, был вынужден сушить одежду на себе... Смеялся и я, хотя в брюках неприятно хлюпало и мне хотелось по скорее сменить вещи.
Семя все же выбилось из меня, и в ванной мне предстояла уродливая «операция» по отделению вязкой подсохшей субстанции от тела... Однако струи душевой воды ничуть не походили на воду, сошедшую с небес.
Позже я узнал, что это был самый сильный ливень в этом году. За эти какие-то 20 минут над Римом выпала месячная норма осадков, многие улицы оказались затоплены водой!
Я паковал вещи в дорожную сумку, а на самый верх водрузил... ее трусики!
Ведь если она оставила мне их, значит, это что-то да значило?
Может, как Золушка, потерявшая туфельку, моя Donna Bella оставила таким образом знак, по которому ее можно будет найти?
А значит, в следующем году мне стоит вернуться в Рим, чтобы пройтись по таким уже знакомым улочкам Вечного города в поисках Вечной любви!
579