— Давай зайка, вставай на колени, ручки у груди, как собачки служат, ротик открой, — супруга вытащила колготки у меня из кармана, и дразнила меня ими, как дразнят собаку.
— Ну хватай, давай, хороший песик. — жена водила колготками по лицу, а я пытался ртом поймать их.
Затем она бросила их на середину комнаты и скомандовала: «принеси».
Я пошел было, но услышал окрик Стеллы: «куда! На четвереньках! И зубами»
Я бухнулся на карачки и пополз. В голове шумело, член давило изо всех сил, я был возбужден унижением. Добравшись до комочка колготок, я, как и положено песику, обнюхал их. Пахли они божественно, и я, зарывшись носом в ткань представлял, что лижу Стелле между ножек. Затем, я схватил их зубами и стал рычать и мотать головой, как щенок играет с тряпочкой. И потом, ухватив, чтобы промежность с самым сильным запахом была во рту, понес колготки жене. Голову я держал при этом высоко, как делают собаки, когда несут что-нибудь в зубах.
Доползя до жены, я остановился и стал поскуливать.
— Ну-ну, собачка вошла во вкус. Сейчас мы тебе ротик займем, — жена впихнула пальцами мне почти всю ткань в рот — А теперь ползи к Стелле, извиняйся.
Я метнулся к Стелле и стал с набитым ртом пытаться выговорить извинения:
— Пшоштите мея пожашуша Шеаа.
Стелла, сидя в кресле, подалась вперед, якобы прислушиваясь, конечно при этом она широко расставила ножки и вся ее промежность была напоказ.
— Что ты глупая собачка, тявкаешь? Хочешь понюхать меня там, как делают щенки? — у Стеллы сверкнули глаза, — Давай ему глаза завяжем чем-нибудь, и пусть правда меня понюхает.
— Не видел, похоже, ч
то там, у женщин под юбкой, так хоть нанюхается, — продолжала развиться она.
— Дай мне свои трусики, — попросила Стелла жену, — закрою ему глаза.
Жена достала трусики из кармана. Подошла и надела мне на голову. Почему они у нее в кармане! Видимо, она их сняла раньше, и домой пришла уже без них.
Стелла взяла меня за ухо и потянула мою голову к промежности.
— Нюхай, давай.
Я сопел и вдыхал этот запах. Конечно, кружево не перекрывало обзор полностью, и я мог любоваться киской Стеллы. Но губы мои были закрыты колготками, и я мог только смотреть и нюхать. Повозив лицом по своей киске, Стелла оттолкнула меня:
— Все кобели одинаковые, яички отрезать нужно, чтобы были ручными.
— Ну, можно и не так кардинально, — возразила жена.
— Зайка, ты почему туфельки не протерла, когда нам несла? Теперь все грязно в комнате, иди, возьми тряпочку и все протри. — жена уже откровенно при Стелле называла меня в женском роде.
— И пусть колготки во рту так и держит. Так прикольнее, — пожелала Стелла.
Я потащился в ванную, трусики жены я с головы не снял, побоялся. Кроме того, я был возбужден до предела, и не хотел с ними расставаться. Раз нет возможности посмотреть, не то чтобы полизать киску жены, так хоть лицом потрусь о ткань, которая касалась ее нижних губок.
Придя из ванной, я услышал отрывок фразы жены: «... по четвергам».
Меня бросило в жар, неужели она Стелле рассказывает про наши игры. Нет, не может такого быть. Мало ли что бывает по четвергам.
Когда я появился в комнате с трусиками на голове и с колготками во рту, Стелла расхохоталась:
— Ну и чучело, даже трусики не снял. Ты его надрессировала подруга.
Жена гордо подняла голову:
— Да, он послушный. Вставай на колени, и начинай протирать пол.
284