Но Карлуше особо и некому было рассказывать – его обучением, а вернее сказать, – играми с ним, занимался гувернер, а когда приезжали в гости знакомые хозяев, Карлуша, показавшись им и удивив их к удовольствию хозяев, удалялся.
Но знакомые уезжали, и в Карлуше вновь просыпалось желание баловаться с тётушкой. Постель Софьи Петровны стала для него любимым местом. Хозяйка давала карлику сосать груди, приучила лизать её влагалище.
Иногда в постели вместе со всеми оказывалась дворовая девушка Варвара, и тогда карлик и крестьянская любовница хозяина в два язычка ласкали пизду Софьи Петровны, соревнуясь в том, кто доставит тётушке больше удовольствия.
Софья Петровна вставала раком над лицом Варвары, и девушка своими румяными губами обсасывала клитор Софьи Петровны, а Карлуша в это время пристраивался сзади и запускал язык внутрь норы, вращая им там и пытаясь проникнуть как можно глубже.
Софья Петровна, облепленная своими сосуще – лижущими питомцами, сотрясалась в блаженных волнах оргазма, а если хозяин при этом присутствовал, он стоял рядом и мастурбировал, орошая живоносными брызгами шаловливую супружницу и её живых игрушек.
Со временем карлик всё больше заинтересовывался постельными играми с Софьей Петровной. Он уже не просто выполнял какие – то действия, о которых просила тётя Софа и которые казались ему частью весёлой забавы. Карлик испытывал сильное сексуальное возбуждение, точно чувствовал, чего ему хочется и, оказавшись с Софьей Петровной в интимной обстановке, целенаправленно тискал её груди и задницу, самозабвенно вылизывал влагалище и всё чаще норовил засунуть туда своё огромное корневище.
Хозяева объясняли карлику, что об их играх никому ни в коем случае нельзя рассказывать. Карлуша спрашивал: «почему?», и ему говорили, что многие другие людей считают подобные игры неприемлемыми.
Софья Петровна в душе не могла нарадоваться своему питомцу; Карлуша заменял ей мужа в его отсутствие, и когда он уезжал, хозяйка не чувствовала себя одинокой, а пребывала в состоянии радостного ожидания. Она знала, что вечером, дома, при свете многосвечных канделябров на пышной перине её будет страстно и горячо ебать её милый малютка с огромным членом.
В Берёзовку, как называлось имение Софьи Петровны, иногда заезжал в гости знакомый семьи, священник, иерей Кутасов. Он вёл пространные беседы с хозяевами на религиозные и светские темы. Этот человек придерживался очень строгих взглядов на вопросы отношений между полами. Он, разумеется, ничего не знал о сексуальных забавах в семье своих знакомых.
Карлуша однажды подслушал, как Кутасов в беседе с хозяевами с яростным осуждением говорил о «распутниках», приводил примеры из Библии «о Содоме и Гоморре и всяческом блуде». На головы тех, кто творил «омерзительный блуд, алкая его с радостию», батюшка, брызжа слюной, призывал небесный огонь. Хозяева поддакивали и
кивали, делая вид, что соглашаются.
Но однажды произошёл случай, который тайное сделал явным. Кутасов обычно заблаговременно предупреждал о своём приезде. Но в тот памятный раз ему понадобились какие – то документы, которые он забыл у хозяина. Батюшка, как друг семьи, не церемонясь прошёл прямо в кабинет хозяина. Когда он открыл дверь в кабинет, он не застал там хозяина, к которому шёл. Батюшка увидел, что Софья Петровна, эта, как он выражался, «добропорядочная, прекрасной души женщина», стоит, опустив грудь на письменный стол, с высоко задранным подолом платья, а сзади неё на стуле стоит, придерживая свою хозяйку за оголённые бёдра, карлик со спущенными штанишками и, пыхтя, энергично совершает недвусмысленные движения. После того случая батюшка навсегда порвал связь с семьёй Софьи Петровны. Кутасов никому не сказал об увиденном – может, не хотел очернять бывших знакомых, а может, считал для себя постыдным сплетничать на такую «грязную» тему.
Хозяин отчитал жену и карлика, запретив им в его отсутствие заниматься сексом в его кабинете, так как к нему могли прийти посетители и подобным же образом узреть скрываемое. Обычно же, когда хозяева не ждали гостей, они не сдерживали своего вожделения, в какой бы части дома оно их ни заставало. Но всё же предпочитали предаваться любовным утехам, которые их так радовали, в том крыле, где располагались спальни, и куда слугам без хозяйского зова строжайше запрещено было являться – так установил хозяин, чтобы избегнуть возможного распространения сплетен между прислугой.
Однако такое в любом случае вряд ли могло бы произойти: слуги Софьи Петровны были горой за своих хозяев, преданность и послушание слуг обеспечивались хорошей оплатой и хозяйской строгостью – за провинности секли плетью на конюшне. Лишь перед Варварой, любовницей хозяина, Софья Петровна и хозяин не делали тайны из своих необычных и пикантных забав с карликом.
В своём поместье, в Берёзовке, хозяева жили спокойно, наслаждаясь друг другом и своими питомцами.
У Карлуши, приобыкшего к развратным играм, член стоял чуть ли не круглосуточно, и Софья Петровна, опасаясь чрезмерной натёртости и у себя, и у простодушного карлика, не допускала, чтоб половые акты с ним, с его – то огромной елдой, случались слишком часто, и предпочитала снимать напряжение более мягким и спокойным способом, делая Карлуше фелляцию.
Карлуша, приваженный к скважине своей тётушки, в свою очередь, по первому требованию Софьи Петровны готов был полизать у неё, и в коридорах и многочисленных комнатах родового дома иногда можно было увидеть Софью Петровну, стоящую чуть внаклон вперёд, а сзади, по плечи накрытый подолом её платья, стоял карлик, внезапно застигнутый вожделением и присосавшийся к заднице хозяйки. Он любил делать куннилинг, и называл влагалище Мофьи Петровны «тётушкина кисочка» так часто, что хозяин так его и прозвал. «Ну что, Тётушкина Кисочка, как дела?» Карлуша улыбался и доставал из штанишек набухающий член: обращение хозяина означало, что сейчас явится Софья Петровна, распаренная после бани, раскроет пушистый халат и прижмёт его к своему горячему розовому телу с большими титями, и начнётся игра…
179