Оксана Владимировна – не из таких. Она была бы готова отдать половину своих немалых накоплений, чтобы снова пройти (нет, гордо и победно прошествовать!) через испытания и преграды той эпохи. Тех безбашенных, отчаянно-счастливых дней, когда ей было двадцать пять. Когда она, оставшаяся сиротой дочь зажиточного советского чиновника, благодаря не столько папиным сбережениям и связям, сколько своему стальному характеру, красоте, обаянию, целеустремлённости, не только сохранила, но и существенно приумножила доставшееся ей по наследству отцовское состояние. Когда жестокое время заставило её быстро превратиться из неопытной и наивной студенточки экономфака в настоящую (в тогдашнем понимании) бизнес-леди – целеустремлённую, хищную, безжалостную… Потом, когда дикий капитализм, начал понемногу обретать человеческое лицо, не смогла удержаться на плаву – со своими прежними, «первобытными» замашками – и медленно, но неуклонно пошла на дно, едва успев припрятать тугую копейку на чёрный день. Эх, было же времечко, лихое-развесёлое!..
Оксана с улыбкой вспоминала о своих первых шагах в коммерции – как челночила, возя шмотки из Турции и Китая, как с «нуля» склепала у себя в городке фирму из полудесятка магазинчиков по продаже одежды, как за несколько лет превратила её в крупную компанию с миллионными оборотами. А ещё – о том, как смотрели на неё, яркую, стремительную, сильную, обаятельную, местные парни и мужики. Многие из них тогда так и сошли в могилу совками-лузерами, не сумев приспособиться к атмосфере «дикого капитализма» и неограниченной демократии. А те, что выжили – десятки, сотни самцов (от коллег – челноков до рэкетирских главарей, от вчерашних однокашников – неудачников до важных местных тузов) всякий раз страстно пялили на неё глаза. Кто – с вожделением, как на потенциальную любовницу, будто бы только и мечтающую попасть в сети к какому-нибудь солидному «папику». Кто – с завистью, понимая и чувствуя, что не в силах тягаться с этой молодой «акулой». Кто – с ненавистью (как на «буржуйку» и «эксплуататоршу трудящихся»). А кто – с искренним восхищением и благоговением – как на сошедшую к смертным небожительницу.
И никогда не забудет, как на одной из бизнес-тусовок её впервые в жизни назвали…
– Позвольте представить вам прекраснейшую жемчужину нашей деловой вечеринки – госпожу Янковскую!
Госпожу! Ах, как ласкало её слух это тогда ещё диковинное слово! С какой победной гордостью, с какой высокомерной улыбкой взирала она на почтительно сгибаемые спины этих уже пожилых и ещё не поживших «джентльменов», по очереди припадавших к её руке и не сводивших сладострастных взглядов с молодой красавицы. И взаправду чувствовала себя их Госпожой! Как хотелось, всего лишь щёлкнув пальчиками, повергнуть ниц всех этих похотливых котов – чтобы штабелями валились к её ножкам, визжа от радости! Смотрела на них, как на хлам, как на биотопливо для своей коммерческой машины, день ото дня набиравшей всё большие обороты.
Да, награды и почести за деловые успехи тогда казались ей столь же ошеломительными, сколь тяжёл был её труд на заре блистательной бизнес-карьеры.
И труд этот время от времени требовал хорошего отдыха и ярких развлечений. Меняя любовников с необычайной частотой, покупая по дешёвке мальчиков для утех, Оксана никак не могла почувствовать желаемого удовлетворения…
Тогда что ни день входило в моду что-нибудь новенькое, продвинутое, регулярно прилетающее с уже не враждебного прогрессивного Запада. Психолог! Это не психиатр, с которым у постсоветского населения ассоциировались ненормальность, принудительное лечение, смирительные рубашки и прочие ужасы. Это – беспристрастный, бескорыстный друг и советчик, всегда готовый помочь тебе с разрешением личных проблем. И такую советчицу удалось найти довольно быстро…
Ирина Андреевна (да ладно, просто Ира!), тихая, спокойная, улыбчивая седеющая врачиха с немалым стажем за плечами, копеечной пенсией и постоянно пустеющим кошельком. Она была настолько же непрактичной, насколько Оксана Владимировна (да, для этой пожилой лохушки, вдвое старшей, чем её новая «пациентка», она – Оксана Владимировна, и никак иначе!) жёсткой, стремительной и преуспевающей. В её скромной, уютной квартирке «крутая» гостья час-другой отдыхала от бурь и штормов, так часто вздымавшихся тогда в бескрайнем океане бизнеса. Попивая принесённый с собой и заваренный радушной хозяйкой дорогой кофеёк, делилась она со своей новой душеприказчицей перенесёнными за день переживаниями. Вальяжно усевшись в мягком кресле и положив усталые ножки с ещё свежим утренним педикюром на заботливо подставленный пуфик, слушала ласковую, успокаивающую речь.
И ощущала изрядно подзабытые чувства – спокойствие, теплоту, мягкость. Лениво, не торопясь, рассказывала обо всех своих недавних приключениях – и деловых, и личных. Например, о своём новом ухажёре – жгучем брюнете-кавказце:
– Представляешь: пытался корчить из себя мачо! Таращился на меня, как кот на сливки, думал, что я сама к нему в постель прыгну, кобель похотливый! Мне десяти минут хватило, чтобы этот «джигит» передо мной со слезами на коленки рухнул! Двинула его ножкой в глаз, так он мою ножку поцелуями засыпал! Ещё и благодарил за счастье, которым я его одариваю! Теперь будет знать своё место!..
Ира внимательно и спокойно выслушивала эти рассказы. А её сын Сашка тихо входя и выходя, приносил и уносил чашки с кофе, рюмки с ликёром и блюдца с десертом, боясь ненароком поднять глаза на важную красавицу-гостью. Он тоже внимательно слушал рассказываемое. И никогда ещё не отваживался заговорить с маминой «пациенткой», всякий раз смешно краснел в её присутствии.
Но больше всего Оксану забавляло, когда по окончании такого «сеанса», получив двадцать-тридцать «зелёных» в качестве гонорара, Ирина окликала своего стеснительного сынка:
– Саша! Проводи госпожу Янковскую!
Саша мигом оказывался в прихожей. Подставлял ей плетёное креслице, подавал туфли, приносил ложечку для обуви. И с громадным усилием (Оксана давно это заметила!) боролся с желанием упасть на колени и самому надеть туфельки на эти великолепные ножки. И прощался с ней, так же, как и здоровался, – вежливым кивком-полупоклоном, – не смея раскрыть рот, чтобы не выдать своих чувств. Вот и сейчас, провожая её до двери, он нерешительно идёт следом, красный от смущения, робкий, растерянный, готовый растаять и рассыпаться от одной лишь её улыбки. И без сомнения проведёт весь вечер и всю ночь в сладких муках-воспоминаниях, всей душой жаждая новой встречи.
И Оксана – развлечения ради – задумала интрижку-авантюру с юным увальнем. На другой день она приехала на час раньше оговоренного времени, наверняка зная, что Ирины не будет дома. Позвонила – уверенно, по-хозяйски. И едва завидев Сашку, открывающего перед ней дверь, с порога протянула ему властным жестом ручку для поцелуя – пониже, чтобы встал на коленки! И он сделал это – опустился на колени и прильнул к протянутой руке! Неуклюже, неумело, неаккуратно, но с таким восторгом и с такой преданностью на лице, за которые можно было великодушно простить любую неловкость!
– Ира дома? – проворковала гостья.
– Н.. нет, – едва слышно пролепетал «хозяин», с трудом прервав ритуал приветствия.
– Подожду.
Оксана скинула с плеч новенький плащ и небрежно бросила ему. Вошла в прихожую, в зал и, как всегда, вальяжно уселась в кресло, положив ногу на ногу.
И со снисходительной улыбкой перехватила Сашкин взгляд – страстный, безумный, преданный. Слегка качнула ножкой в его сторону и всё тем же плавным властно-ласковым тоном спросила:
– Можешь меня разуть?
– Да-да… Конечно… – забормотал он, снова преклоняя колени и снова смешно краснея от смущения и растерянности.
Трясущимися от волнения руками снял туфельки с её ножек. И уже собирался было подняться, как гостья остановила его:
– Ты ничего не забыл? – удивлённо спросила она, показав глазами на стоявший рядом пуфик.
– Да-да… Извините! – виновато пролепетал он, подсовывая мягкую подставку под её босые ножки.
Оксана лукаво-снисходительно улыбнулась. Пошевелила пальчиками ног и… И непроизвольно проехалась подошвой по щеке коленопреклонённого.
Он вздрогнул от неожиданности и окончательно растерялся, не зная, вставать ли с колен или выполнить ещё какое-то пожелание красавицы-гостьи. Она заметила это замешательство. Наградив поверженного ещё одной лукавой улыбкой, отвесила ему ножкой почёщину – даже более сильную и звонкую, чем хотела. Затем большим пальцем приподняла подбородок паренька и взглянула ему в глаза – уверенно, властно, беспощадно.
И поднесла стопу к его лицу.
Сашка затрясся, как осиновый лист, – от возбуждения, от страха, от благоговения перед этой необыкновенной девушкой. Для него, лоха-нищеброда, Она уже давно стала богиней. Ведь Она – из той когорты новоявленных хозяев жизни, к которой ему, олуху-неудачнику, вряд ли когда-либо удастся примкнуть. Она – Избранная! И любой её каприз – закон для простого смертного!
Сперва неуверенно и робко, а затем всё горячее и страстнее покрывал он поцелуями Её подошву. Подошву своей Госпожи, Кормилицы, Благодетельницы, Повелительницы! И, казалось, даже не замечал своих давно и основательно промокших штанов и члена, поднявшегося и затвердевшего, как каменный столб... Бр-р-р! Разве можно думать о низменном, поклоняясь Богине?!!..
Скрежет ключа в замке, возвещавший о возвращении Ирины, не остановил церемонию поклонения. Оксана продолжала восседать в кресле всё в той же величественно-небрежной позе, время от времени милостиво-презрительно взирая на пресмыкающегося у её ног новообращённого раба. А он уже не замечал и не хотел видеть и слышать ничего, кроме прекрасных ножек своей Госпожи и Её волшебного голоса – такого ласкового и такого властного!
Ира изумлённо ахнула, взглянув на происходящее, и уронила на пол сумки с покупками. А Оксана ответила на этот возглас надменной улыбкой и своим обычным мягко-властным голосом:
– Ирка, привет! Подзабыла, на который час мы сегодня договаривались, вот и заехала чуть пораньше. Но ты не беспокойся: я тут без тебя не скучала!
Она с улыбкой пнула Сашку пяткой в нос. И, снова поднеся к его губам стопу для поцелуев, продолжила:
– Ну чего ты стала столбом? Потчуй дорогую гостью! Там в моей сумочке – балычок, банка чёрной икры, тортик и бутылка коньяку. Сообрази мне закуску и выпивку по-быстрому! Давай-давай, не стой, как вкопанная!
Ирина, как громом, поражённая происходящим, не могла сдвинуться с места. И Оксане пришлось прибегнуть к повышенному тону и нецензурной лексике:
– Разъедрить твою в могилу, в надгробное дыхание, в душу мать! Я долго буду ждать пока ты раздуплишься, сучара драная, в глотку, в гланды, в трахею ебать тебя через коромысло?!! Шевелись, блядюга старая, растудыть твою!!!
Хозяйка затряслась и прослезилась. И уже через несколько минут перед разгневанной клиенткой стоял столик с заказанным угощением – бокал ликёра, блюда с канапе и десертом, коробка с длинными тонкими сигариллами (Оксане нравилась их необычайная вкусовая палитра!), зажигалка, пепельница…
По знаку гостьи мать опустилась на колени рядом с сыном. И со слезами растерянности ткнулась губами в протянутую ручку – нежную и сильную одновременно, крепко надушенную, украшенную сверкающими перстнями, с модно накрашенными длинными ноготками.
Оксана выждала минутную паузу, дав обоим униженным вникнуть в их новое положение. И заговорила высокомерно-брезгливым тоном восшествовавшей на трон королевы:
– Вы оба – быдло! Безмозглое совковое лошьё! Вы рождаетесь и живёте только для того, чтобы такие, как я, вытирали о вас ноги! И сейчас я делаю то, что следовало сделать уже давно – показываю, где ваше настоящее место! И напоминаю вам, овцам тупорогим, что без меня вы бы уже давно сыграли в ящик со своими копеечными зарплатками и стипушками! Ваше счастье, твари, что я – добра, милостива и отходчива. Ты, Ирка, не дрейфь: подохнуть я вам не дам. Если будете послушно выполнять всё, что я прикажу. Я и дальше буду приезжать сюда, делиться переживаниями, изливать душу. Только встречать меня и обходиться со мной уже придётся по-новому. Платить буду больше. Сто баксов в день – красная цена для вас обоих. Ну что, продаётесь?
Мать и сын растерянно-испуганно переглянулись, не зная, что ответить. И Оксана взяла инициативу на себя:
– У вас, уродов, кишка тонка даже выбор сделать! Ну так я сделаю его сама! Считайте всё вышесказанное приказом, подлежащим безоговорочному выполнению! Поняли?!! Если поняли – продолжайте!
И снова протянула матери руку, а сыну – стопу для поцелуев. Уже не принимала от них никаких отговорок и не оставляла им возможности для выбора. Выбор уже сделан: душеприказчица разжалована в служанки, а её никчёмный сынок отныне – раб, комнатный пёс, вещь новоявленной Госпожи, живая подставка-массажёр для Её ножек! Она – богачка, «крутая», хозяйка жизни – хочет и может позволить себе такое экзотическое развлечение!..
Да уж, много воды утекло с тех пор! Немало катастроф и катаклизмов пережила Оксана за это время. Падала, поднималась и снова падала. Теряла, приобретала и вновь теряла друзей, знакомых, коллег, любовников и… рабов. Быстро выходила замуж и молниеносно разводилась, гордо возвращая себе девичью фамилию и пинками отшвыривая прочь из-под ног недостойных мужей – трусов, слабаков, слюнтяев, лодырей, дармоедов, недоумков. Разорялась, богатела и опять разорялась. Из вчерашней «хозяйки жизни» постепенно превращалась в щепку в водовороте времени, с трудом успевая за его бешеным, стремительным течением. С необычайными усилиями перенимала веяния новой эпохи. Пыталась учиться, перестраиваться, подстраиваться, но всё напрасно. Бурный дух лихих девяностых проник во все поры и клетки её естества, уже не давая мыслить, чувствовать и действовать по-новому. Оставалось довольствоваться небольшими («Это же слёзы, а не доходы!» – жаловалась она сама себе) процентами со старых накоплений да нечастыми подарками от бывших коллег по бизнесу, знававших Оксану Владимировну во времена её блестящих успехов, известности, богатства…
Приятную дымку ностальгических грёз и воспоминаний внезапно рассеяла музыка мобильника. Оксана, не глядя, взяла со столика эту лёгкую, почти невесомую трубку, про себя обматерив «распрочёртовых япошек с их идиотскими наворотами» (эх, где те увесистые мобилы её бурной молодости, так ярко выделявшие своих владельцев из серой массы лохов и внушавшие последним непреоборимое почтение и чёрную зависть?!). И прежним, неизменным, высокомерным и надменным тоном произнесла:
– Алло! Я слушаю!
– Госпожа Янковская? – раздался на другом конце провода шикарный мужской баритон.
– Да, госпожа Янковская! – подтвердила она, упирая на так «заводившее» её когда-то слово «госпожа». – С кем я говорю?
– Меня зовут Александр Алексеевич Золотов. Я – президент издательского концерна «Слово», в который вы позавчера отправили резюме на вакансию торгового представителя. Вам ещё интересна эта должность?
– Да.
– Тогда будьте любезны назначить день и час для собеседования.
– Ну… Пусть будет завтра, в два.
– Хорошо. Завтра в четырнадцать ноль-ноль жду вас по адресу, указанному в объявлении. Благодарю за беседу! До встречи!
– До встречи! – проворчала Оксана.
Что-то не понравилось ей в этом диалоге. Сама не понимала, что именно. Тон разговора? Голос собеседника? Его имя? Имя… Как-как его зовут? Золотов? Александр Алексеевич? Сто чертей твоей бабке в печёнку! Сашка?!! Её бывший рабок?!! Ха-ха-ха! Вот это да! Какой же он теперь, этот робкий чмошник, когда-то валявшийся под её ножками и глядевший ей в глаза снизу вверх – с собачьей преданностью и покорностью? Сейчас ему, должно быть, лет сорок. Небось важный, солидный, вечно занятой. И намного богаче и известнее её, тогдашней…
Подошла к зеркалу, внимательно оглядела себя – сорокасемилетнюю увядающую красавицу. Нет, она не поедет на это собеседование. Сашка ещё может извинить её за то своё дурацкое мальчишеское приключение, когда он, поддавшись необузданной, безумной страсти, сам упал ей под ноги. Но никогда не простит унижения своей матери – тихой, робкой, забитой пожилой интеллигенточки, боящейся каждого нового дуновения той сумасшедшей эпохи. Она, бедняжка, что ни день дрожала тогда за своё мизерное «благополучие» и была готова на любые унижения не столько ради себя, сколько ради сына-студента – наивного, непрактичного, не знавшего, не понимавшего и не воспринимавшего суровой реальности того времени. Эх, жива ли ты ещё, Ирочка?.. Ох, пардон: живы ли вы ещё, Ирина?.. Как вас по отчеству-то?.. Забыла! А может, и вовсе не знала. Горько на душе, чёрт возьми!..
Повертела в руках журнал с объявлением и забросила на книжную полку. Нет-с, господин Золотов! Не увидитесь вы завтра с госпожой Янковской – вашей давней кормилицей, благодетельницей, повелительницей! Новое время нынче! Новая жизнь и новые хозяева жизни!..
На безбедное проживание ей хватит до глубокой старости, а искать что-либо новое, приспосабливаться, подстраиваться, прогибаться под других – не в её характере!.. Ей, «динозаврихе» из прошлого века, теперь остаётся разве что сладко ностальгировать по своему славному прошлому да мемуары писать!
Оксана села за стол, включила недавно купленный дешёвенький ноутбук (она не без труда освоила азы работы с этим чудом техники!)… И из-под изящных и нежных женских пальчиков полились неуклюжие, но трогательные истории о той жуткой и красивой эпохе – благословенном и проклятом времени её молодости.
235