Улыбалась своим уставшим стройным ножкам, обегавшим сегодня не один десяток университетских лестниц и коридоров, наконец-то сбросившим с себя изрядно надоевшие тесные (хоть и модные) босоножки и ощутившим теплоту и мягкость земли.
Улыбалась своей удаче. Ведь и удача сегодня не раз улыбнулась ей. Сдан на отлично последний экзамен из летней сессии, и в зачётке красуется долгожданная запись: «Студентка третьего курса переведена на четвёртый курс». Мало того, её курсовая победила на областном конкурсе научных работ и даже была опубликована каким-то зарубежным издательством. «Уважаемая мисс Островская! Имеем честь поздравить Вас с первыми блестящими достижениями на поприще науки и отправляем чек на гонорар и премию в размере пяти тысяч долларов. Будем рады Вашим новым публикациям и охотно посодействуем Вам в любых новых начинаниях! С наилучшими пожеланиями, главный редактор издательского концерна…» – значилось в поздравительном письме, лежавшем сейчас вместе с десятком авторских экземпляров и тем самым чеком в её новеньком лёгком кейсе.
Однокурсники ничуть не завидовали. Добродушно посмеивались и шутили: «Теперь потенциальные работодатели толпой набегут! Ручки зацелуют будущей ценной сотруднице! Ты уж тогда и про нас, грешных, не забудь – всей группой придём просить протекции!» А ещё звонил из командировки отец, поздравлял с успехами, обещал привезти подарок и передавал привет маме…
Маме! Он до сих пор надеется, что эта (чёрт знает, как её помягче назвать!) ещё станет своей в их семье. Знает, что Настя с детства ненавидит мать – взбалмошную, суетливую, легкомысленную, ветреную. И ни за что не простит ей прошлого. Никогда не забудет, как восемнадцать лет назад отец вернулся с работы, сам не свой от горя. Обессилено опустился на стул в прихожей и, уронив голову на ладони, не проговорил, а простонал:
– Сократили!
Тогда она не знала, что это значит. Не понимала, почему папа так печален, зол, бледен и страшен. И почему мама так громко и злорадно расхохоталась на его непонятную фразу и ответила ещё более непонятно:
– Неудачник! Лох! Остолоп! Вот и живи теперь сам, как хочешь, а мне, слава Богу, есть к кому уйти!
– А как же..? – растерянно кивнул он в сторону дочки, прибежавшей на шум ссоры и растерянно переводившей васильково-синие глазёнки с папы на маму.
– Да чихала я на вас обоих! Я ещё слишком молода, чтобы похоронить себя в пелёнках-распашонках, в кастрюлях-сковородках-тряпках! Я жить хочу! Слышишь ты, лошара?!! Жить, а не тлеть, не гнить заживо! Мне нужен нормальный мужик – сильный, энергичный, сексуальный, обеспеченный! Тот, с кем я почувствую себя Женщиной с большой буквы! Тот, кто будет носить меня на руках и купать в роскоши! И в постели удовлетворять по-настоящему! А не такое чмо, как ты!
– Ты… – подхватился с места отец. – Что ты несёшь?!!
– Что
– я? – ещё громче расхохоталась мать. – Не знаешь, как меня назвать?! А ну-ка, интеллигентик вшивый, обматери неверную жёнушку, да покрепче! Ха-ха-ха!!! Кишка тонка, да?! Или ты собрался мне мораль читать, недоумок? Да я тебе в глаза наплюю и каблуком разотру!
– Папа! Мама! Не надо! – испуганно закричала Настёнка, встав между родителями и боясь, что сейчас и впрямь может начаться драка. – Помилитесь! Позалуста!
Мать оттолкнула дочку ногой. А отец быстро подхватил её на руки, не дав упасть. Сквозь слёзы Настя увидела презрительную ухмылку матери и со страхом услышала от неё:
– Ха-ха-ха! Нашёл свой своего! А ты знаешь, дебил рогатый, что она не от тебя?!! Да! Нагуляла я её – уже не помню с кем! А ты и вправду поверил, что способен на такое, импотент плюгавый? Да с тобой ни одна нормальная баба в постель не ляжет! Только я, дура, на такое отважилась! Теперь до гроба не отмоюсь от тебя, дерьмо! Тьфу!!!
Подхватила заранее приготовленный чемодан, резко развернулась и направилась к двери. На секунду остановилась и бросила через плечо:
– А квартиру я у тебя ещё отсужу! Ты мне ключи в зубах принесёшь, пёс облезлый! А сам под забором с голоду сдохнешь! Чао, нищеброд!
– Мамоцька! Не уходи от нас! – зарыдала Настёнка, бросаясь к ней и хватаясь за юбку.
– А ну, кыш из-под ног, огрызок!
Пинком отшвырнула дочку в сторону и вышла за порог, гордо задрав голову и громко хлопнув дверью… Уходила из нищеты и бесперспективности в новую жизнь, полную роскоши и радости… Так ей тогда казалось!..
А через восемнадцать лет вернулась. Осунувшаяся, постаревшая, болезненная. Брошенная седьмым или восьмым по счёту богатым любовником, вдоволь назабавлявшимся с живой игрушкой. С удивлением и почтительным страхом смотрела на обновлённую, шикарно обставленную квартиру. На брошенного когда-то мужа – бывшего рядового инженеришку из обанкротившегося НИИ, а ныне солидного учёного и коммерсанта, генерального директора конструкторского бюро. На взрослую дочь, как две капли воды похожую на отца, – роскошную синеглазую красавицу-брюнетку, студентку-отличницу. И, упав на пол, громко разрыдалась. Полчаса билась в истерике – то ли искренней, то ли притворной…
Насте больше всего хотелось тогда вышвырнуть за дверь эту непрошеную гостью – чужачку, дерзнувшую просить здесь место для себя. Но окончательное решение принял отец – пожалел непутёвую жену.
– Что поделаешь? Нас, интеллигентов старой закалки, только могила исправит! – добродушно улыбнулся он в ответ на упрёки дочери. – Ну, не могу я спокойно смотреть, как моя жена (пусть бывшая, пусть сто раз нагрешившая) медленно умирает по собственному легкомыслию! Забудь старые обиды! Пусть былое быльём порастёт! Она же – как большой ребёнок! Глупая, непрактичная, капризная! Пропадёт ведь без нашей с тобой поддержки! И помни, что она – твоя мать! Ну прости её, Настенька!
Настя тогда промолчала – не хотела и не могла открыто перечить отцу. Но не простила. Никогда не простит. Ни разу больше не назовёт эту женщину мамой. И ещё придумает для неё изощрённую месть! Ибо зло должно быть наказано!..
(Продолжение следует)
257