Я с нетерпением ожидал конца недели, сбрасывая растущее желание тренировками в тренажерном зале и страстными занятиями любовью с Тиффани. Но вот наступил долгожданный вечер пятницы. Все трое прекрасных женщин, с недавних пор живших со мной в одном доме, собрались в гостиной, с неподдельным интересом взирая на мое новое приобретение. Увидев его среди новых аксессуаров в секс-шопе нашего клуба, я не мог его не купить. Без сомнения, это будет самая страшная вещь в моем арсенале.
На журнальном столике лежал длинный, чуть больше метра, черный хлыст, сделанный из высокопрочной эластичной резины. У основания он была не меньше пяти сантиметров в окружности, далее постепенно сужался, так что его «рабочая поверхность» была тоньше раза в два. Резина в окончании хлыста была намного грубее, чем у основания, и сама форма ближе к середине становилась более округлой. На толстую часть хлыста накручивалась рукоятка, отчего он становился похож на саблю, но им можно было пользоваться и без рукоятки, просто крепко зажав в руке. Незадолго до начала «презентации» я испробовал хлыст на задней части нашего двора, где рос бурьян, разобраться с которым все не доходили руки. При хорошем размахе и сильном ударе хлыст начисто снес не менее сотни крепких стеблей, оставив в травяных джунглях широкую просеку. При повторном ударе о ствол березы я заметил, как на ее белой коре обозначилась продолговатая вмятина. Плюс ко всему, хлыст был очень гибок — он захлестнул ствол березы, несколько раз обвившись вокруг него и, поскольку я не торопился отдергивать руку, медленно, словно нехотя, развернулся в обратную сторону. Еще немного потренировавшись и нанеся обнаглевшим сорнякам существенный урон, я тщательно вымыл свое новое приобретение и вернулся в дом, полный самых радужных планов на ближайшее будущее.
Теперь же я с удовольствием наблюдал, как Лариса, Тиффани и Китти смотрят на жуткий инструмент. Во взгляде каждой из них читалось море эмоций. Лариса, временно освобожденная от порки из-за своей беременности, ласкала длинную резиновую змею плотоядным взглядом, а кончик ее язычка то и дело пробегал по полным губам. Тиффани сидела с таким видом, словно пороть собрались ее. Ее большие темные миндалевидные глаза казались еще больше из-за охватившего ее ужаса, а взгляд метался между хлыстом и мной. А Китти сидела все с тем же безумно заводившим меня непокорным видом, закинув ногу на ногу, вновь демонстрируя свои великолепные формы и полное отсутствие какой-либо одежды под шортами и легкой тенниской. Похоже, ее совершенно не волновало то, что я намеревался с ней сегодня сделать.
Я протянул руку, взял хлыст и медленно пропустил его через кулак, глядя не предвещавшим ничего хорошего взглядом на Китти. Под моим взглядом ее притворная безмятежность начала постепенно испаряться, она стала нервно сжимать и разжимать кулаки, после чего резко встала.
— Пожалуй, я пойду, — заявила она и направилась к выходу.
— Ты ведь только что пришла, — возразил я, загораживая ей дорогу и не выпуская из рук извивающийся хлыст. Мне казалось, что глаза Китти находятся с ним в неразрывной связи: она, даже разговаривая со мной, не отрывала от него взгляд.
Китти беспомощно оглянулась по сторонам, но все пути к отступлению были отрезаны. Я тем временем молча указал хлыстом на приготовленную для нее кровать. Когда-то мы с Ларисой начинали свои развлечения именно на ней. Она была застелена специальной простыней, не пропускавшей пот и кровь, а положенный под нее жесткий матрас имел большую выпуклость, предназначавшуюся для более удобного положения ягодиц жертвы. Четыре пары наручников влажно поблескивали на белоснежной простыне. Сегодня все мы планировали оттянуться на полную, и у Китти не было никаких шансов на пощаду. Тем не менее она всячески старалась оттянуть неизбежное. Пряча глаза, она сделала несколько неуверенных шагов к кровати. Я решил подогнать ее. Двигаясь следом за ней, я неожиданно резко ускорил шаг и, подавшись вперед, с силой хлестнул ее по крутым крепким ягодицам, отчетливо вырисовывавшимся под легкой тканью. Эффект превзошел все ожидания: Китти взвизгнула и подпрыгнула на месте, потом отскочила к кровати и, оттянув шорты вниз, стала энергично потирать пораженное место, где отчетливо вырисовывалась набухающая красным полоска. Она даже пританцовывала от боли. Это не было притворством — я давно научился разбираться в таких вещах.
— Раздевайся, — приказал я Китти. Она посмотрела на меня умоляющим взглядом.
— Пожалуйста, не надо меня наказывать этим хлыстом, — взмолилась она, — Очень больно.
— Рад это слышать, — ответил я, присаживаясь на стул. — Раздевайся, быстро.
— Пожалуйста... — умоляла Китти. И куда подевался ее былой вызывающий вид?
— Да что ты с ней возишься, — вмешалась Лариса, — А ну быстро раздевайся, а не то всыпем тебе еще и этим!
В руках у Ларисы появилась длинная пластмассовая линейка с ребристыми плоскостями. Глядя на второй ужасный инструмент, Китти, тихонько всхлипывая, медленно потянула вверх ткань летней тенниски, обнажая свое великолепное загоревшее до черноты тело.
— Ты явно не торопишься, — мрачно отозвалась Лариса, нажимая на кнопочку своих электронных часиков. — С этого момента за каждую секунду промедления тебе будет полагаться один удар этой линейкой.
Угроза подействовала, и Китти, торопливо стащив с себя шортики, покорно вытянулась на кровати.
— А цепочку? — иронично осведомился я, выдержав паузу секунд в десять.
Китти со стоном стала расстегивать цепочку, но по закону подлости никак не могла совладать с застежкой. Тогда она с силой рванула ее, но серебряное плетение оказалось на редкость прочным. Закусив губу, она дернула ее снова и снова. Наконец цепочка не выдержала и разорвалась. Но борьба с ней продолжалась не менее тридцати секунд.
— Ложись лицом вниз и вытяни руки к изголовью, — приказал я Китти, поглаживая длинный черный готовый к работе хлыст.
Девушка покорно повиновалась. Я посмотрел на Ларису.
— Шестьдесят восемь секунд, — радостно сообщила мне она.
— Мои поздравления, — сообщил я вздрогнувшей от этих слов Китти и поморщился от нового потока мольб о пощаде. Мне это начинало порядком надоедать, поэтому я тут придумал новое правило и тут же воплотил его в жизнь. — Теперь за каждое воззвание к моему милосердию ты будешь получать пять дополнительных ударов. Я сам буду решать, когда и сколько ты получишь. Отныне во время наказания ты вообще лишаешься права разговаривать. Тебе ясно?
Китти кивнула головой. По моему знаку к кровати подошла Лариса. Заставив Китти раздвинуть ноги, она приковала каждую ногу отдельно к решетке в нижней части кровати. Затем то же самое проделала с ее руками, зафиксировав их как можно дальше друг от друга, чтобы лишить Китти возможности слишком сильно ерзать. Тиффани тем временем устанавливала видеокамеры. Одна из них была помещена прямо напротив лица Китти. Я подложил ей под голову жесткую подушку, чтобы она не могла спрятать лицо. Вторая камера была заблаговременно укреплена в люстре на потолке и должна была снимать все происходящее сверху. Третья же должна была перемещаться вместе с Тиффани, фиксируя самые интересные моменты.
Оставалось немногое — объявить приговор и привести его в исполнение. Чувствуя нарастающее приятное напряжение внизу живота, я взял у Ларисы линейку и слегка провел ею по вздрогнувшим ягодицам Китти, еще хранившим отчетливые следы наказания, которому она была подвергнута несколько дней назад. Они представляли собой сплошной почти сошедший на нет синяк бледно-желтого цвета. Гематомы от ударов пряжкой тоже побледнели, но все еще имели устрашающий вид, а места рассечений полностью затянулись и покрылись нежной розовой кожицей.
— Я. .. начну с линейки, — отчетливо проговорил я, продолжая поглаживать ребристой поверхностью вздрагивающую кожу беспомощной девушки. — Ею я нанесу тебе шестьдесят восемь ударов за непокорность и неторопливость исполнения моих приказов. Надеюсь, это научит тебя в следующий раз быть проворнее. Затем я продолжу, используя новый хлыст, который ты так не хотела чувствовать на своей попке. Им ты получишь столько ударов, сколько раз закричишь во время наказания линейкой. Если вытерпишь все шестьдесят восемь ударов без криков, в чем я очень сомневаюсь, то хлыстом я тебя не трону. Как видишь, жестокость второй части наказания зависит от тебя самой.
Все три камеры уже работали, снимая происходящее. Я несколько раз взмахнул рукой, привыкая к непривычному для меня инструменту, встал чуть в стороне и сзади и приложил линейку к вздрогнувшим ягодицам Китти, выбирая место для первого удара. Китти отчаянно вильнула попкой, насколько ей позволяли стальные наручники, и это меня весьма позабавило.
Лариса пересела поближе, Тиффани замерла за объективом видеокамеры. Все было готово для начала веселого вечера. Сделав несколько замахивающихся движений, чтобы разработать руку, я с силой опустил плашмя линейку на обе вздрогнувшие половинки попки Китти. Комнату огласил звонкий хлопок, словно кто-то рядом сильно хлопнул в ладоши. Китти же не издала ни звука, только снова вильнула талией. На этот раз мне это не понравилось, и я велел Ларисе зафиксировать Китти еще более жестко. Она натянула поперек ее талии крепкий кожаный ремешок и с силой затянула его. Теперь моя жертва была почти полностью обездвижена.
Второй удар Китти перенесла так же стойко. После третьего и четвертого она лишь глубоко вздохнула, а после пятого я отчетливо расслышал скрежет зубов. Я не щадил Китти, очерчивая рукой с зажатой в ней почти метровой линейкой полный круг и с силой опуская ее точно поперек ее отчаянно сжимающихся ягодиц. Сразу же после удара на ее коже вспыхивали четко очерченные белые прямоугольники, довольно быстро наливающиеся бледно-красным цветом. Судя по всему, эффект воздействия линейки был схож с ударами ремня, только жесткая пластмасса в сочетании с ребристой поверхностью орудия наказания давала еще больший эффект. Глядя на экран телевизора, куда было выведено изображение камеры, установленной перед лицом Китти, я с удовольствием наблюдал, как после каждого удара его искажают гримасы боли. Я предположил, что она начнет кричать уже третьем десятке ударов, и одиннадцатый удар лег на ее напряженные мускулистые бедра. Судорожные дергания прикованных рук и ног показали, что я на верном пути. Я продолжил жалить быстрыми хлесткими ударами ее длинные стройные ножки, стараясь каждый раз опуститься ниже на один-два сантиметра. Юбилейный же двадцатый удар я снова направил на ее прелестные раскрасневшиеся ягодицы, и был вознагражден за это коротким стоном и последовавшим за ним всхлипом. Лицо Китти было покрыто слезами, а из прокушенной губы текла кровь. Однако позади было еще только менее трети пути.
— Рановато ты что-то капитулируешь, радость моя, — процедил я сквозь зубы и направил двадцать первый удар наискосок через обе половинки ее попки. Китти уже стонала сквозь стиснутые зубы, ее скованные руки и ноги отчаянно дергались. Следующий два удара легли крест-накрест, заставляя ее подпрыгивать, насколько позволял удерживавший ее талию ремень, и изо всех сил удерживая рвущийся из груди крик. На ее попке уже практически не было непораженного места. Особенно болезненными получались удары по только начинающим заживать следам от пряжки моего ремня. Двадцать пятый удар вышел особенно хлестким, и место недавнего рассечения начало кровоточить. Но Китти каким-то чудом удержалась от вопля, закусив губу так, что и там тоже показалась кровь. Я немного замедлил темп, позволяя ей в полной мере ощутить всю боль от каждого соприкосновения ее упругих ягодиц с жесткой пластмассой. Обратив внимание на то, что линейка хорошо гнется, я встал в изголовьи кровати и с размаху вытянул Китти вдоль ее очаровательной ножки, захватив и правую ягодицу. Вот тут-то они и испустила страдальческий вопль, я же, немного выждав, повторил то же самое и с тем же эффектом с ее левой ножкой и ягодицей.
— Тридцать, — отозвалась Лариса, с интересом наблюдавшая за происходящим. Устроив себе уютную берлогу в нашей кровати, она беззастенчиво поглаживала свое лоно, широко раздвинув восхитительно стройные и длинные ножки и давно избавившись от трусиков. — Если не замолчишь, получишь хлыстом тридцать восемь ударов.
Китти из всех сил сдерживалась, но я ее не жалел, вкладывая в свои удары почти всю силу. При каждом соприкосновении с ее раскрасневшейся кожей линейка издавала неповторимо сочный и звонкий звук, на который почти сразу же эхом отзывалась Китти. Она выла и кричала, иной раз прерываясь на момент удара, когда новая волна шокирующей боли перехватывала ей дыхание. Но она не произнесла ни слова, и ни разу ее взгляд не затуманился, предвещая потерю сознания. После сорокового удара ее руки бессильно повисли, плечи поникли, и только нижняя часть туловища продолжала судорожно дергаться. Чтобы немного разнообразить спектр ее ощущений, я направил удары чуть выше ее ягодиц на доселе нетронутую область, за что был вознагражден новой серией стонов и нечленораздельных хрипов. Надо отдать ей должное — кое-какие удары Китти все же выдерживала без крика, что, впрочем, скорее всего объяснялось тем, что она переводила дыхание. Лариса прилежно вела подсчет, чтобы потом определить количество ударов хлыстом.
Сорок шестой удар лег поперек мягко заколыхавшегося правого полушария ягодиц, и Китти взвыла так, что мой член едва не порвал штаны. Я давно чувствовал, что он нуждается в небольшом авансе, и выпустил его наружу. Тиффани тут же взяла его крупным планом, а потом снова вернула объектив камеры к созерцанию судорожно сжимающейся багровой попки Китти.
Поглаживать левой рукой член и одновременно наносить хлесткие удары правой у меня не получалось, и заключительная серия получилась более слабой. Тем не менее я, сконцентрировав свое внимание на ее мускулистых бедрах, несколько раз заставил Китти кричать на полную мощь ее голосовых связок. Каждый раз после таких моментов я выжидал не меньше полминуты, чтобы дать ей время обрести возможность полного ощущения боли. Последние восемь ударов я коварно нанес по ее розовым пяткам, заставив Китти судорожно сучить ногами. Затем я, отбросив линейку, с удовольствием посмотрел на корчившуюся привязанную красавицу с раскрасневшимися ягодицами и покрытыми аккуратными полосами бедрами, пересекавшими ее ноги вдоль и поперек. Китти продолжала глухо постанывать и отчаянно ерзать по простыне, испытывая отчаянное желание потереть ноющие ягодицы. Но я, разумеется, не собирался ей предоставить такую возможность. Вместо этого я снова взял в руки свою новую игрушку и с удовольствием коснулся ею свежевыпоротой попки девушки. Покорная моей воле, она прикрыла глаза и снова закусила губу.
— Сколько ударов она получит? — спросил я у Ларисы.
— Вообще-то тридцать один, но, думаю, для ровного счета пусть будет ровно тридцать, — ответила она.
— Согласен, — ответил я и подал знак Тиффани.
Очаровательная мулаточка поняла меня с полуслова. Зафиксировав камеру, она подошла ко мне и опустилась на колени, нежно потянув мои полурасстегнутые штаны вниз. Чтобы они нам не мешали, я переступил через них и отбросил в сторону. Губы Тиффани начали медленно и нежно ласкать мой член, постепенно наращивая темп и заставляя меня блаженно закатывать глаза. Минет она умела делать просто потрясающе, даже, пожалуй, лучше, чем Лариса. Особенно меня покорила ее способность полностью проглатывать мой двадцатипятисантиметровый шланг. Вот и сейчас она обволокла его своими теплыми пульсирующими движениями и неторопливо ласкала, пробегая по всей поверхности глотательно-вращательными движениями глотки. Время от времени она быстрым движением и со звонким чмоканьем выпускала его на волю, чтобы тут же охватить его багровую головку плотным колечком своих шоколадных губ. Я не мог долго выдержать такую ласку, и вскоре почувствовал неотвратимость момента кульминации. Тиффани тоже почувствовала это по моему участившемуся дыханию и заработала губами и язычком с удвоенной скоростью. Ее длинные ноготки впились мне в ягодицы, добавив особую пикантность происходящему, и в тот же момент я обильно излился прямо в ее широко открытый рот.
Вторая часть наказания Китти ненадолго задержалась, пока я принимал душ. Лариса и Тиффани тем временем сплелись в жарких объятиях на постели. Когда я вернулся с небрежно обмотанным вокруг бедер полотенцем, они как раз достигали кульминации в позиции 69. Тиффани была сверху, эффектно выгнув спинку. Ее прекрасно развитые мышцы гимнастки рельефно обрисовывались под нежной кофейной кожей. Ко мне сразу же вернулось возбуждение. Дождавшись, пока женщины не затихнут, испытав одновременный острый оргазм, я подошел к замершей на блаженно откинувшейся Ларисе Тиффани и решительно провел руками по ее крепкой тугой попке. Какая жалость, что мне не позволено выпороть ее! Но зато мне было доступно удовольствие иного свойства. Слегка потеребив свой твердокаменный член, я аккуратно приставил его к полуоткрытому анальному отверстию Тиффани и слегка надавил. Мулаточка страстно откинула голову и застонала, больше от возбуждения, чем от боли. Я качнул тазом, проникая дальше, положил руки на ее крепкие упругие бедра и закачался в блаженном ритме. Лариса же, видя мой работающий инструмент совсем рядом с собой, дотянулась до него своим горячим язычком и стала старательно его облизывать. Я предоставлял ей такую возможность, после каждого глубокого проникновения вынимая член полностью и потом с размаху вгоняя его назад, заставляя Тиффани раскачиваться под моими толчками. Время от времени я менял зону воздействия, с наслаждением погружаясь в ее горячее влажное лоно. Но долго так продолжаться не могло и вскоре я, крепко обхватив ее упругие груди, энергично задвигался в ее глубинах и достиг невероятно сладкой и острой кульминации. После этого я на время утратил интерес к происходящему, блаженно вытянувшись на спине в объятиях Ларисы и все еще тяжело дышавшей Тиффани.
Китти все это время беззастенчиво наблюдала за нами, и маслянистый блеск ее глаз свидетельствовал о том, что увиденное не оставило ее равнодушной. Лариса тоже заметила это, и ее взгляд в мгновение ока стал хищным и беспощадным.
— Позволь мне начать, — прошептала она, обвивая меня своими стройными ножками и целуя в губы. — Разделим причитающуюся ей сумму ударов поровну, хорошо?
Против столь веских аргументов я не мог устоять, поэтому согласился. Обняв теплое тело Тиффани, я устроился поудобнее и стал наблюдать за продолжающимся жестоким спектаклем.
— Кричи-не кричи, это тебе уже не поможет, — зловеще процедила Лариса, приближаясь к привязанной Китти и поглаживая страшный черный хлыст. Несколько раз щелкнув им в воздухе, она заставила Китти вздрогнуть. Взгляд девушки опять не отрывался от него ни на секунду, а Лариса еще и специально встала так, чтобы быть полностью в поле ее зрения.
Закончив свою «пристрелку», Лариса перехватила хлыст поудобнее и сузила глаза, выбирая на теле Китти место для первого удара. Я успел заметить, что теперь Китти прикрыла глаза, но продолжает смотреть в сторону Ларисы из под опущенных ресниц. Из уголка одного глаза выкатилась слезинка и медленно поползла по чуть вздрагивающей щеке.
Хлыст оглушительно свистнул в воздухе и с влажным сочным звуком приласкал припухшие после моей тяжелой руки ягодицы Китти. Вопреки моим ожиданиям, девушка не издала ни звука, только снова глубоко вздохнула, размеренно сжимая и разжимая кулачки. Лариса же не спешила продолжать, внимательно наблюдая за тем, как поперек пышной попки девушки загорается ярко-алый след. Затем она зашла с другой стороны и снова, как следует размахнувшись, хлестнула поперек обеих судорожно сжавшихся половинок. На этот раз Китти лишь промычала сквозь стиснутые зубы, а слезы потекли уже из обеих ее глаз.
— Решила поиграть в героиню? — иронично осведомилась Лариса. — Ну что ж, посмотрим, на сколько тебя хватит.
Третий удар лег наискосок, прочертив еще одну линию через ее левое бедро и правую ягодицу, и вырвал из ее легких полустон-полукрик. Девушка судорожно задергалась, скрипя зубами и звеня наручниками.
— А как тебе понравится вот это? — спросила Лариса, и четвертый удар лег точно на место предыдущего. Щелчок хлыста был оглушительным, но и Китти взвыла не менее громко. Ее плечи начали сотрясаться от рыданий, а все тело охватила мелкая безостановочная дрожь. В этот момент Тиффани, увидев, как мой член снова начал медленно подниматься, начала ласково поглаживать его своими нежными пальчиками.
Пятый удар Лариса направила на менее пораженные бедра Китти, и наша гордая красавица снова сдержала рвущийся из груди крик. Зато шестой с размаху опустился на ее многострадальную попку, поразив весьма уязвимое место в самой нижней ее части. Китти снова очаровательно заохала, извиваясь, насколько позволяли оковы. Лариса жалила ее короткими хлесткими четко выверенными ударами, размахиваясь на полный разворот руки и следя за тем, чтобы хлыст опускался на роскошное тело Китти всей своей рабочей поверхностью. Ягодицы Китти уже пересекали длинные, на глазах распухающие рубцы, некоторые начинали кровоточить. После десятого удара Лариса резко взвинтила темп, и Китти уже кричала, не переставая, на вдохе и на выдохе. Последний пятнадцатый удар Лариса со свойственной ей жестокой изобретательностью сделала особо мучительным, направив его наискосок через обе половинки ягодиц, с оттяжкой в сторону бедер, тем самым перечеркнув почти все нанесенные до этого.
Китти продолжала выть от невыносимой боли, терзавшей ее попку, даже когда Лариса отошла от нее, оставив для меня хлыст на журнальном столике. Я же размышлял, заканчивать ли с Китти или оставаться на кровати в сладком плену теплых пальчиков Тиффани. Но желание опробовать столь эффективный инструмент самому победила, и я сжал в руке еще теплую рукоятку хлыста.
Ягодицы Китти медленно приобретали багрово-синюшный оттенок. Многочисленные полосы пересекали их во всех направлениях. Некоторые особо жестокие удары хлыста оставили извивающиеся следы на ее талии, боках и даже на передней стороне бедер. Израненная кожа влажно поблескивала от пота и сукровицы. Решив немного освежить ее ощущения и разнообразить свои, я принес ведро холодной воды и щедро окатил ее попку и бедра. Китти застонала от неподдельного облегчения. Холодная вода облегчила боль, но создала новую почву для моих дальнейших экспериментов.
В отличие от Ларисы, я не стал особо мучать ее ожиданием начала заключительного акта нашего развлечения, и сразу же хлестнул хлыстом строго параллельно ее влажно поблескивающим ягодицам. Во все стороны разлетелись брызги воды, а воздух прорезал очередной вопль. Теперь характер ее криков изменился — Китти вопила, уже не сдерживаясь, на полную мощь голосовых связок, а в перерывах между ударами ласкала мой слух подвываниями и всхлипами. Несомненно, она очень страдала. После довольно неслабых ударов Ларисы ее попка представляла собой почти сплошную открытую рану, и теперь я был вынужден больше внимания уделять бедрам. Два раза мне удалось, воспользовавшись тем, что она отчаянно сучила ногами, особо удачно полоснуть по внутренней стороне ее прелестных ножек, исторгая из ее груди животные вопли. Хлыст мне нравился все больше и больше, и я даже немного расстроился, что попробовать его на попке Ларисы смогу только после окончания ее беременности. Но передо мной лежала Китти, и я продолжил с не меньшим удовольствием подвергать ее ягодицы жесткому массажу. Повторяя опыт с линейкой, я зашел ей за спину и с размаху вытянул хлыстом вдоль ее очаровательной ножки. Хлыст лег на ее нежную кожу почти всей своей поверхностью, оставив на ней сначала почти незаметную полосу длиной сантиметров в восемьдесят. Китти, уже забыв о всякой гордости, плакала навзрыд и продолжала безуспешные попытки вырваться из стальной хватки четырех наручников. Ее рыдания прерывались лишь в момент нанесения очередного удара и сменялись отчаянными воплями. Я же настолько увлекся созерцанием ее мучений, что сбился со счета и вопросительно взглянул на Ларису.
— Еще четыре, — сказала она, с интересом наблюдая за происходящим.
Теперь Китти начинала кричать еще до момента нанесения удара. Их я намеренно делал особо жестокими, вкладывая в них практически всю свою силу, но стараясь выбирать на попке и бедрах Китти наименее пострадавшие места (поскольку нетронутых уже не было). Каждый удар сопровождался такими истошными воплями, что даже у меня кровь стыла в жилах, а Тиффани испуганно вздрагивала за объективом телекамеры. Именно этим объяснялся тот факт, что на финальных кадрах этой сцены изображение прыгало во все стороны.
Китти стонала и извивалась еще долгое время после того, как я тщательно прополоскал хлыст в теплой воде и, аккуратно свернув, убрал обратно в футляр. Следующий раз я решил применить его не раньше чем через неделю — Китти нужно было время, чтобы отойти от полученной сегодня трепки. Но судьбе было суждено рассудить иначе. Тиффани, словно зачарованная, наблюдала за извивающимся от невыносимой боли телом Китти, и не заметила, как ее ножка запуталась в проводе от видеокамеры. Потом она сделала шаг, другой, провод натянулся и потянул за собой видеокамеру, угрожающе зашатавшуюся на штативе. Я уже собрался крикнуть и привести ее в чувство, но словно по наитию свыше передумал. Тиффани же продолжала двигаться, как при замедленной съемке. Из состояния ступора ее вывел лишь оглушительный грохот упавшей видеокамеры. Все, кроме меня, вздрогнули от неожиданности.
Последовавшая за этим немая сцена была восхитительна. Смесь негодования и возмущения на лице Ларисы постепенно сменились злорадной улыбкой. Китти, постепенно пришедшая в себя, тоже проявляла заметный интерес к происходящему. Тиффани же прижала руки к губам, как нашкодившая школьница, и с ужасом смотрела на разлетевшиеся по полу осколки дорогого объектива. Я же, решив сыграть роль рассердившегося хозяина, напустил на себя свирепый вид и рявкнул на всю комнату:
— Ах ты стерва!!! Ты знаешь, сколько она стоит?
Перепуганная Тиффани стала что-то лепетать про компенсацию и даже про отказ от части обещанных ей денег, но я решил ковать железо, пока горячо. Свирепо схватив Тиффани за руку, я вывел ее в коридор, прижал к стенке, обхватил ладонями ее перепуганное, залитое слезами кукольное личико и негромко, но внятно сказал:
— Ты не просто испортила дорогую вещь, ты еще и испортила замечательную видеосъемку и не позволила мне сполна насладиться поркой Китти. Поэтому завтра утром ты займешь ее место. А ночь проведешь взаперти. За это время я предлагаю тебе придумать наказание для самой себя. С учетом моих вкусов, разумеется. Думаю, ты за все это время сумела их неплохо изучить.
Теперь миндалевидные глазки прелестной мулаточки наполнились, помимо слез, еще и страхом, но мне показалось, что в них на мгновение промелькнуло и возбуждение. Я и сам не на шутку завелся, предвкушая завтрашнее развлечение с этой красоткой, чья попка и бедра еще ни разу не чувствовали ласки розги или ремня. Не давая ей опомниться, я сильнее сжал руками ее плечи и добавил:
— Только учти, сладкая, что если предложенное тобой наказание покажется мне недостаточно суровым, я его удвою, а то утрою. Так что прояви фантазию!
Я запер Тиффани в пустующей комнате, где была спартанская обстановка, а на окне была массивная решетка. Под дверь я просунул лист бумаги и ручку. Лариса тем временем отвязала Китти и еще заставила ее прибрать в комнате. После этого мы с Ларисой отправились в душ, где долго и сладко делали друг другу массаж, после чего она своими умелыми губками и язычком сняла остаток моего возбуждения. Когда я нес Ларису в заранее расстеленную кровать, из под двери в комнату Тиффани пробивался слабый свет. Красотке явно предстояла бессонная ночь. Я же в эту ночь спал как никогда крепко, сжимая в объятиях теплое нежное тело любимой жены и чувствуя ее размеренное дыхание на своей коже.
2
Утром следующего дня я после посещения туалета и душа первым делом навестил своих прекрасных добровольных пленниц. Китти спала беспробудным сном, лежа на животе и выставив из под одеяло свою темно-багровую попку. Рядом стоял таз с водой и свернутое полотенце — по всей видимости, она пыталась успокоить последствия жгучих поцелуев моего хлыста с помощью ледяных компрессов.
Тиффани уже (или еще) не спала. На столике перед ней лежал исписанный лист бумаги. По всей видимости, задание придумать наказание для самой себя, при этом угодить мне и не обречь себя на слишком сильные страдания оказалось непростым, потому что многое было перечеркнуто.
— Жди, я скоро приду, — подбросил я Тиффани пищу для размышлений и понес лист в постель к Ларисе. Свернувшись калачиком в моих объятиях, она стала внимательно изучать его. Я заглядывал через ее плечо.
Результаты долгих ночных раздумий Тиффани было следующими: сначала она написала, что заслуживает 10 ударов ремнем и 10 — тем самым хлыстом, которым я вчера охаживал Китти. Затем она исправила 10 ударов ремнем на 20, а хлыстом — на 15, добавив еще и связывание как обязательное условие. После этого она все перечеркнула и составила следующую программу — по пять ударов тремя предметами на ее выбор, по четыре — на мой и по четыре — на выбор Ларисы. Этот вариант сразу же понравился Ларисе, она только предложила увеличить количество ударов и добавить к экзекуторам еще и Китти, которой явно было несладко после вчерашнего и которая едва ли отказалась бы от возможности отыграться на ком угодно.
Следующий вариант Тиффани был зачеркнут, но мы все равно ознакомились с ним: 20 (сначала тоже было 10) ударов широким ремнем и столько же — широкой деревянной доской, которую мы ей как-то демонстрировали. При этом она должна была иметь право дважды останавливать наказание не более чем на пять минут. Ниже оговаривалось условие, что все эти удары должны наноситься только ниже талии и выше колен.
Последний вариант наказания предусматривал наказание розгами. Судя по тому, что он был написан позже других, мы с Ларисой пришли к выводу, что больше всего Тиффани боится именно этого, и поэтому изучили его предельно внимательно. Площадь воздействия розгами Тиффани расширила на все тело, но предложила смехотворно малое количество ударов — всего 15.
На обратной стороне листа была представлена компромиссная программа, которая изрядно нас с Ларисой повеселила. Тиффани предлагала избавить ее от телесного наказания, обязуясь до окончания беременности Ларисы (соответственно, до конца заключенного с ней договора) выполнять все работы по дому, ходить в магазины и по любым другим поручениям, продолжая исполнять все мои сексуальные запросы и при этом отказываясь от платы за все оставшиеся месяцы. Предложение, конечно, было более чем заманчивое, если, конечно, не учитывать того, какой восторг и возбуждение вызывала у меня одна лишь мысль о том, как я подвергну ее роскошное смуглое тело стриптизерши и танцовщицы страстным укусам ремня или розги (а еще лучше — и того, и другое).
Разумеется, все предложенные Тиффани варианты годились лишь для детских игр начинающих садомазохистов, поэтому мы с Ларисой существенно развили один из них — наказание тремя предметами на выбор каждого из нас, включая Китти. Уточнение деталей было решено не откладывать в долгий ящик и начать сразу после завтрака.
Китти во время завтрака так и не присела на предложенное ей место, поев стоя. Я заметил, что она не одела трусики, и ее ягодицы прикрывала лишь прсторная юбка. Тиффани, явно стремясь задобрить нас, проявляла чудеса рвения, выполняя обязанности официантки. Но ее энергия существенно поубавилась, когда мы посвятили ее в свой план. Китти же, наоборот, воспрянула духом и стала ощупывать стройную фигурку Тиффани плотоядным взглядом.
После завтрака все мы разместились в гостиной. Лариса попросила меня принести все орудия наказания, которыми мы располагали. Тиффани провожала меня полным растерянности взглядом. Она еще не знала, что ей уготовано, а мы не спешили посвящать ее в свои планы. Я намеренно не торопился, аккуратно снимая со стен и вынимая из специальных футляров многочисленные широкие и узкие, крученые и обычные ремни, хлысты всех сортов и размеров, искусственные розги, плетку-девятихвостку, фаллоимитаторы разных калибров, и даже неизвестно откуда взявшиеся резиновую дубинку и старый, свернутый жгутом, телевизионный кабель. Все это я сложил в большой картонный ящик из под телевизора и выволок его в гостиную. Лариса тем временем уже приготовила большой журнальный столик, на который я и стал выкладывать все принесенные приспособления. Глаза Тиффани заволокла пелена страха, она стала что-то лепетать, но в дело неожиданно для всех вмешалась Китти. Несколько раз прикрикнув на нее и не добившись ожидаемого эффекта, она вдруг влепила ей звонкую оплеуху и встала у нее за спиной, держа руки на плечах и не позволяя встать. Лариса только одобрительно кивнула и снова, облизывая свои пухлые губки, стала наблюдать за появлением многих так хорошо знакомых ей и некоторым частям ее тела предметов.
— Итак, всего тебе предстоит почувствовать на себе девять разнообразных предметов, — начал я, небрежно помахивая длинной упругой розгой, рассекавшей воздух с почти незаметным человеческому глазу скоростью. — Думаю, нам стоит разнообразить твое наказание тем, что количество ударов каждым из них ты будешь выбирать сама. С помощью обыкновенного шестигранного кубика, — в моей второй руке появился кубик для игры в кости. — Сейчас, по мере того, как мы будем выбирать себе орудия наказания, ты будешь кидать кубик. Количество выпавших цифр и будет соответствовать количеству ударов.
— Думаю, если выпадет единица, это будет несерьезно, — добавила Лариса, — поэтому в этом случае пусть бросает снова, и зарабатывает себе от одиннадцати до шестнадцати ударов.
— Ты поняла, цветная стерва? — подытожила Китти, больно вцепившись своими крепкими пальцами в плечи мулаточки. Тиффани только всхлипнула.
— Тогда начнем, — сказал я и включил как нельзя более подходящую к таким случаям электронную техно-музыку группы «Yello». Первое право выбора принадлежало мне, и я остановил свой выбор на длинной розге из ствола бамбука. У основания она немного уступала толщиной моему немаленькому члену, далее постепенно сужалась, но на протяжении примерно сантиметров шестидесяти ее окружность была не меньше, чем палец взрослого мужчины. Тиффани, увидев ее, только глубоко вздохнула, понимая, что все уговоры могут привести только к еще большему ужесточению наказания, и дрожащими пальчиками покорно кинула кубик на стол. Выпала пятерка. Я кивнул Ларисе, и она сделала пометку в своем блокнотике. Китти при этом нехорошо ухмыльнулась.
Вторым я выбрал самый широкий ремень из всего своего арсенала. Его ширина превышала восемь сантиметров, а высококачественная жесткая коричневая кожа ласкала слух приятными поскрипываниями. Тиффани, не отрывая взгляд от жуткого ремня в моих руках, неуверенно кинула кубик на стол и он победоносно высветил цифру «6». Едва увидев ее, Тиффани в отчаянии закрыла свое личико руками. Китти же ласково похлопала ее ладошкой по щеке.
— То ли еще будет, — многообещающим тоном сказала она.
Третьим я взял новый хлыст, которым истязал вчера тело Китти. Глаза последней при этом одобрительно сузились. Но она не смогла сдержать разочарования, когда Тиффани выбросила всего два очка.
Лариса превратила процедур выбора орудия наказания в целое шоу. Она не спеша перебирала лежавшие на столике жуткие предметы, поочередно брала каждый из них, примеряя к своей руке, при этом не забывая поглядывать на Тиффани. Девушка нервно кусала губы, пальцы ее дрожали. Наконец она не выдержала и выронила кубик.
— Рановато, красавица, я ведь
188