и первым сделал это Миша
на Новый год у Сани дома...
вторым
был Саня... третьим — Рома, —
мы девяносто первый год
встречали вместе... ну, и вот
как это всё произошло:
мы торт купили и вино,
и было нас сначала трое...
но появился Миша вскоре,
и стали пить мы вчетвером...
ах, разве думал я о том,
что ночью той произойдёт?
Не думал я... «Андрей не пьёт», —
смеялся Миша, подливая
вино в бокал мой, — и, не зная
о его замысле, я пил,
не пропуская... глуп я был!
Пацан, неопытный совсем...
ах, мама-мамочка, зачем
я пил с друзьями ночью той?
Ведь я же был не голубой,
и не мечтал я и не думал,
что вместо девочки я буду
на Новый год, и в зад меня
будут натягивать друзья...
Нет, я, конечно, знал, что парни
такие есть... но чтобы Саня?!
но чтобы Рома?! чтобы Миша?!
Ни разу я про них не слышал...
Да, я не думал о таком, —
я был обычным пацаном,
и, как любой растущий парень,
я в кулаке писюн свой парил —
дрочил я, думая о бабах:
в своих фантазиях я лапал
то одноклассницу Анжелу,
то продавщицу тётю Стеллу
из магазина «Промтовары»,
то трахал мысленно Тамару —
студентку, Санину сестру...
я представлял себе пизду,
и о парнях я не мечтал —
я баб в фантазиях ебал, —
вполне обычным парнем был...
А Миша мальчиков любил,
как я узнаю уже позже,
и — он мальчишек мужеложил, —
имея склонность эту, он
ни одному юнцу пистон
пробил в 121-ой школе...
причем, мальчишек не неволил —
они давали ему сами,
и — он ебался с пацанами
по-настоящему... короче,
был педерастом Миша; впрочем,
ему уж было лет семнадцать,
и с Саней... с Саней он ебался
почти полгода — Саню он
в очко натягивал, причем,
ни во дворе, ни в школе нашей
никто не знал — не подумал даже,
что Саня Мише подставлял...
и я, естественно, не знал,
что Миша Саню педерастит...
а Рома с Саней в одном классе
учился вместе — были старше
они на год меня, но с Сашей
я с детства самого дружил —
в соседнем доме Саня жил...
Такой вот был тогда расклад,
когда меня впервые в зад
они — все трое! — отымели
под завывание метели
у Сани на диване дома...
все трое: Миша, Саня, Рома...
Итак, мы Новый год встречали.
Куранты били... мы кричали
«Ура!» — бокалами звеня,
за новый год мы пили... я,
хотя и самым младшим был,
но — как мужчина! — лихо пил
вино со всеми наравне, —
хотелось быть взрослее мне,
и — от друзей не отставая,
я пил, еще не понимая,
что Миша хочет ночью этой
меня оттрахать... Сигареты
дымили... музыка гремела...
смеялся Миша, то и дело
мне подливая... и хотя
я далеко был не дитя —
мне шел четырнадцатый год,
но я был младше всех... и вот,
как говорится, был я вскоре
в дымину пьяный — и, невольно
едва не опрокинув стол,
со стула рухнул я на пол,
чем пацанов развеселил...
и хотя пьян я в жопу был,
но всё же помню, как меня
в другую комнату друзья
втроём тащили — на диван,
чтобы проспаться смог я там, —
вполне разумное решенье...
Но Миша жаждал наслажденья,
и — отрубившись, я не слышал,
как, надо мной склонившись, Миша
сказал, смеясь: «Какая попа!» —
и тут же ласково похлопал
меня по булочкам, — я спал...
Потом мне Саня рассказал,
как Миша, попу мне лаская,
взглянул на Рому: «Ох, какая
тугая попка у Андрея...
Что, пацаны? Может, проверим,
целяк Андрюха или нет?»
Пьяны все были — и в ответ
заулыбался Рома, глядя,
как Миша, попу мою гладя,
другой рукой через штаны
сжимает хуй свой... «Пацаны,
у меня встал уже долбак
на эту попочку... вы — как?
Что, Ромыч? Не слабо в очко
Андрюху трахнуть?» И торчком
у Ромы тут же член поднялся...
«Давайте... — пьяно рассмеялся
в ответ Роман, на Саню глядя. —
Ты как, Санёк?» — и не бравада
была в словах у Ромки, нет!
Созрел Роман в один момент
для развлечения такого...
А Саня — что? Ему не ново
всё это было — Мише он
уж подставлял не раз пистон,
и — Миша в зад его пистонил
неоднократно... а вот в роли
активной он, Санёк, еще
ни с кем не пробовал!"А чё? —
ответил другу тут же Саня. —
Давайте, бля, по разу вставим
Андрюхе в жопу: без проблем!»
Ах, мама-мамочка, зачем
я пил с друзьями ночью той?..
Склонился Миша надо мной
и, расстегнув мои штаны,
стянул с меня их: «Пацаны,
давайте... раздевайтесь, бля!» —
и, догола раздев меня,
разделся Миша тут же сам...
И вот — представьте: я, пацан,
на животе лежу... Санёк
развёл мне булки, но глубок
мой пьяный сон, и я не чую,
как, облегчая путь для хуя,
в очко мне Миша вазелин
втирает пальцем... рядом с ним,
от возбуждения сопя,
стоит Роман, — не слышу я,
как Саня Ромке говорит:
«Пусть Миха первым отдуплит
Андрюху в зад — по старшинству!
Я после Михи натяну
его в очко... а ты — за мной...»
«Ага, — кивает головой
Роман в ответ. — Давайте так...»
И — напряженный свой долбак
непроизвольно он сжимает...
«Бля, целячок — дыра тугая...» —
бормочет Миша возбуждённо...
«А когда в жопу — это больно?» —
на Мишин хуй, торчащий колом,
не отрываясь, смотрит Рома.
«Потом попробуешь», — в ответ
смеется Миша, но секрет —
что в курсе Саня — он Роману
не выдаёт, и — Рома пьяно
за Мишей вслед смеется тоже,
и — меня взглядом мужеложа,
нетерпеливо он сопит...
«Готово!» — Миша говорит,
мне ноги шире раздвигая,
и — Саня Мише помогая,
разводит в стороны мои
тугие булочки: «Смотри,
как Миха целочку порвёт
сейчас Андрюхе...» И вперёд,
сжимая хуй, торчащий колом,
шагнул Роман, горящим взором
скользя по Мишиному хую...
и — Миша, зад мой атакуя,
пронзил очко, аки штыком,
прервав беспамятный мой сон...
Конечно, все мы перебрали...
и я, уснувший на диване,
не сразу разобраться смог,
в чем дело, — стало между ног
вдруг больно... боль была такая,
что, еще глаз не открывая,
я застонал протяжно: «О-о-ох...»
Входило что-то между ног, —
я, застонав, глаза открыл...
и в тот же миг я ощутил,
как сверху кто-то навалился...
я в страхе дёрнулся — вдавился
еще сильнее этот «кто-то»,
и — я услышал жаркий шепот:
«Лежи, не дёргайся... ой, бля!
как туго входит... классно!» Я,
крича, задёргался: «Пусти!»
«Лежи, Андрюха, не пизди...» —
горячий шепот я услышал...
и только тут я понял: Миша
мне больно делает — в очко
он хуй вгоняет... и, ничком
под ним, сопящим в ухо, лёжа,
я вновь задёргался... о боже,
как это больно было, блин!
Огромный хуй в меня входил,
всё глубже, глубже проникая...
«Пусти! пусти меня!... — Тупая
боль раздирала изнутри...
я вырывался... — Отпусти!»
Но Миша рот ладонью мне
зажал, и — на моей спине,
сопя на ухо сладострастно,
задёргался волнообразно:
задвигав в жопе моей хуем,
он стал ебать меня, кайфуя,
и... содрогаясь от толчков,
смирился я, — моё очко
огнём горело... я лежал,
кусая губы, — Миша драл
меня, и всё внутри пылало...
на кухне музыка играла...
Санёк и Рома, стоя рядом,
дрочили яростно, — их взгляды
устремлены были на нас...
вдруг Миша вздрогнул, и экстаз
его пронзил — он застонал,
кончая в жопу мне, — спускал
он, содрогаясь от оргазма...
потом — хуй выдернул, и сразу
я облегченье ощутил...
но тут же хуй в меня вонзиил
друг Саня, сверху навалившись, —
я было дёрнулся, но Миша
меня за ноги удержал...
друг Саня плечи мои сжал,
и — хуй его, вонзившись колом,
в очке задёргался... и снова
процесс пошел: в очко меня
теперь Санёк ебал, но я
из-под него уже не рвался —
хуй был поменьше, и ебался
не так он яростно, как Миша...
«Давай быстрее!» — я услышал
нетерпеливый голос Ромы...
Санёк пыхтел мне в ухо, словно
старинный паровоз... и вот,
вжав в мои булочки живот,
Санёк задёргался, спуская...
он кончил... хуй не вынимая,
он замер, тяжело дыша, —
разъединяться не спеша,
он кайфовал... уже не больно
всё это было — и невольно
я ощутил, что это мне
приятно, — я на животе
лежал под Саней, разведя
врозь свои ноги... у меня
вдруг напрягаться начал член...
Ах, мама-мамочка, зачем
я Новый год решил встречать
с парнями этими? Как знать,
какой была бы жизнь моя,
если б в ту ночь они меня
не изнасиловали в жопу...
«Давай, Роман!» — Санёк похлопал
меня по голым моим булкам,
и — тут же в зад мой, как во втулку,
Роман свой хуй, подобно поршню,
вогнал с размаха!... Мужеложа
меня, лежащего покорно,
вгонял свой хуй толчками Рома,
дыханием жарким обдавая
затылок мой, и — помогая
ему невольно, стал я сам
вверх задом двигать, — я, пацан,
сквозь боль анального сношенья
вдруг ощутил... не наслажденье,
но — удовольствие! И больно
мне ещё было, и — прикольно
всё это было вместе с тем...
ах, мама-мамочка, зачем
почувствал приятность я...
не в ту ли ночь вся жизнь моя
переменилась? Или, может,
я был в душе предрасположен
к такой любви? Ответа нет...
Что ведал я в тринадцать лет?
Что понимал я? Что я знал?..
Вдруг Рома хуй в меня вогнал
из всей силы... и — ногами
задёргал судорожно, — Саня
воскликнул весело: «Ой, бля!
Как Ромка тащится!» — и я
почувствовал, как хуй Романа
в очке задёргался... ах, мама!
я не на шутку возбудился,
когда в конвульсиях забился
в очке моём горячий член...
ах, мама-мамочка, зачем
я Новый год встречал не дома?
Кончая, содрогался Рома,
и Миша с Саней, рядом стоя,
на нас смотрели: «Ох, и впорем
сейчас мы Ромке!» — я услышал,
как произнёс со смехом Миша,
и Саня тут же отозвался:
«Он тоже целка — не ебался
еще, как девочка, ни с кем...»
Они заржали: между тем,
поднялся Рома, кончив в жопу,
а я лежал, готовый, чтобы
меня в очко ещё ебали...
«Иди подмойся», — сказал Саня,
и я, смутившись, в тот же миг
вскочил с дивана и — прыг-прыг —
умчался в ванную... очко
подмыл я быстренько, — торчком
хуй у меня стоял, но я
дрочить не стал его — меня
тянуло в комнату... и вот
из ванной вышел я, живот
прикрыв стеснительно рукой:
я был еще не голубой
и пацанов еще стеснялся, —
прикрыв ладонью хуй и яйца,
хотел я в комнату войти,
чтоб там надеть свои трусы,
и — не войдя, в дверях я замер:
на моём месте — на диване —
стонал Роман, под Мишей лёжа, —
Романа Миша мужеложил,
над ним, лежащим, нависая...
а рядом, в кресле сидя, Саня,
на это глядя, свой долбак
вгонял неистово в кулак...
и — член мой... воле вопреки...
стал вновь стремительно расти,
звенящим зудом наполняясь, —
как жерло пушки поднимаясь,
затвердевал он, каменел...
я возбуждённо засопел...
и — тут заметили меня, —
Санёк вскочил: «Андрюха, бля!
Чего ты жмёшься? Не стесняйся —
входи, Андрюха! Расслабляйся,
и — мы продолжим праздник наш!»
«Продолжим, если ты мне дашь!» —
в ответ я нагло улыбнулся...
на Мишу Саня оглянулся,
и Миша, в жопу продолжая
Романа драть, «Не возражаю», —
ответил, улыбнувшись мне...
Всё это было — как во сне:
Санёк на спину тут же лёг,
расставив ноги, — между ног
уже был смазан входик нежный...
он был готов! — и я поспешно,
вниз опустившись, на колени
стал перед Саней, — ни сомнений,
ни страха не было в груди! —
я член рукой направил... и —
вскользнул он в Санино очечко,
и сразу... сразу — словно в печке
мой твёрдый членик очутился...
я надавил — и он вонзился
по яйца в Санино очко, —
я от восторга замер... о!
это был кайф... ещё какой!
И хоть я был не голубой
и о таком я не мечтал,
но — Саня сам мне в жопу дал,
и — я задвигал жопой тут же, —
мне объяснять было не нужно,
что делать дальше... на диване
драл Миша Рому, а я Сане
вставлял по яйца на паласе, —
в очко я Саню педерастил,
рот приоткрыв от наслажденья,
и было слышно лишь сопенье
моё да Мишино, да стоны,
что издавал под Мишей Рома...
... Вот так всё было в первый раз:
и боль была, и был экстаз, —
мы девяносто первый год
не хило встретили... и вот,
теперь об этом вспоминая,
я до сих пор ответ не знаю,
всему ли стал причиной Миша...
а может, было это свыше
мне предначертано судьбой, —
я — голубой.
231