Как и в прошлый раз хотелось бы подчеркнуть, что третья глава не является самостоятельной историей, но лишь продолжением первой и второй, так что если вы ещё не ознакомились с ними, то настоятельно рекомендую сперва прочесть их.
Глава третья
Даня видел, как поволока дурмана дрогнула в глазах любимой, а взгляд начал наполняться сначала непониманием, потом удивлением и, в конце концов, оторопью от осознания произошедшего. Вместо гибкого и практически незнакомого танцора, она обнаружила себя в объятиях собственного ребёнка. Лицо мамы исказило изумление, постепенно сменявшееся ужасом и паникой. Ещё пару мгновений она оставалась в оцепенении, а потом попыталась вырваться из неожиданно крепкой хватки непонятно как оказавшегося здесь сына. Но юноша не отпускал.
Он преодолел сопротивление её рук и крепко обнял маму. Губы парня оказались у её уха и Данила зашептал.
— Не надо, мам. Всё хорошо. Не переживай.
— Ты моя девушка сегодня, помнишь?
— Пожалуйста, не отталкивай меня сейчас.
— Мам, не надо. Они заметят.
— Если ты сейчас бросишься от меня прочь, они всё поймут.
— Мам, не плачь.
Прижимая любимую к себе, Даня чувствовал, как она всхлипывает в его руках.
— Всё хорошо. Не надо. Мам.
Юноша погладил женщину своей мечты по голове и потом сжал ещё крепче.
— Я люблю тебя. Не плачь.
Мама продолжала всхлипывать.
— Господи, что я наделала, — почти беззвучно прошептала она, но Данила услышал или скорее почувствовал эти слова.
— Всё хорошо. Не плачь. Ты моя девушка, помнишь. Сегодня. Побудь моей девушкой этот вечер. А потом всё будет как прежде. Обещаю.
Ощутив его любовь и тепло, мама постепенно начала затихать и даже ответила на объятие сына, но всё ещё оставалась напряжена.
— Ты не должен был этого видеть, — тихо прошептала она.
— Я хотел, — признался юноша, — я думал, что тебе это вообще не надо и не понимал, как это возможно. Теперь я знаю, что надо.
— Ты не должен был...
— Мне так жаль, что из-за меня ты не могла получить удовольствие. Никогда себе этого не прощу.
Мама прижалась к нему сильнее.
— Ты здесь не причём, — заботливо ответила она.
— Нет. Я знаю, что это только из-за меня. Если бы я мог это изменить.
— Не вини себя.
— Не могу. Я знаю, что виноват.
Мама потрепала его по спине.
— Это был мой выбор, сынок. Я сама его сделала.
— Ради меня, — принялся настаивать Даня, — ты сделала его ради меня, отбросив то, что было нужно тебе.
Она не ответила, лишь положила голову ему на плечо и сильнее обняла.
Так они и покачивались, мягко переступая с ноги на ногу, словно в медленном танце, в то время как мир вокруг продолжал греметь децибелами и полосовать воздух вспышками света. И каждый не находил ответа на вопрос — что будет дальше? Данила чувствовал, как время от времени напрягается спина его любимой, словно терзавшие её мысли обращались в кнут и наносили удар. Ему стоило признаться, что он страстно желал продолжения, стоило сказать маме, что он жаждет большего, но подобная честность не принесла бы положительного результата. Можно было не сомневаться, что разоткровенничайся он сейчас и весь замысел пойдёт прахом.
— Пойдём, — наконец, сказа парень.
Мама посмотрела ему в глаза и согласно кивнула.
Часть компании уже вернулась за занятый ими столик. Помимо этого к ним присоединились запоздавшие Юля и Леха — ещё одна пара Даниных сокурсников.
— Чёт вы невесёлые какие-то? — перекрикивая шум, озвучил своё наблюдение Серый, увидев, как из клубящейся толпы вынырнула его давешняя партнёрша по танцу и её кавалер.
— Всё нормально, — отмахнулся Даня.
— Держите, — протянул им по ещё одной кружке пива провинциальный гуляка.
Мама отрицательно покачала головой и выставила руку в жесте отказа. Даня тоже не стремился принять сомнительный дар, тем более что и прошлую кружку он так и не допил. Вместо этого пара залезла в угол, образованный двумя примыкающими друг к другу диванчиками и замерла там, словно напуганные дети.
Данила ощущал, что доставляет любимой неудобство своими объятиями, но твёрдо решил идти до конца. Сегодня она сама согласилась быть его девушкой, а значит, можно было проявить чуть больше настойчивости.
— Классно танцуешь, — прильнула к ним с другой стороны Настя.
— Спасибо, — покосилась на неё мама.
— Училась где-то?
Юноша поморщился. Вот ещё не хватало этой глупой болтовни. Впрочем, возможно это пойдёт на пользу маминому настроению и вытянет её из нынешнего смурного состояния. Прислушиваясь к Настиному щебетанию и немногословным ответам мамы, Даниил попытался представить себе дальнейшее развитие событий. Казалось бы, он и без того получил сегодня гораздо больше, чем рассчитывал, но аппетит, как говорится, приходит во время еды. Вместо того чтобы почивать на лаврах, нужно было брать инициативу в свои руки и гнуть свою линию до победного конца. Знать бы ещё, как это сделать?!
Терзаясь подобными мыслями, Даня не сразу заметил, что за стол постепенно вернулись все остальные однокурсники, а вечеринка начала переходить в стадию какого-то празднования непонятно чего. Серый и Толик громогласно произносили тосты и настойчиво пихали в руки всем собравшимся пиво, так что даже мама и сам Данила в конечном итоге сдались и присоединились к совместным возлияниям. Разобрать о чём идёт речь вокруг не представлялось возможным, но общее настроение компании постепенно преодолело тот ступор, что возник между юношей и его любимой, а потом она и вовсе начала расслабляться, оттаивая.
Парень вряд ли бы смог сказать, сколько всё это продолжалось, и абсолютной неожиданностью стал оглушительно ворвавшийся в общее веселье голос местного диск-жокея.
— Народ! — разнеслось по клубу, когда музыка внезапно смолкла, — сворачиваемся потихоньку. Через полчаса клуб закрывается, так что оторвёмся напоследок!!!
Посетители взвыли что-то непонятное, а следом их голоса утонули в новой волне сокрушительной электроники нанизанной на ретивый бит. Приятели Данилы восприняли призыв не совсем так, как задумывал клубный заводила. Вместо того чтобы пуститься в пляс и бездумно раствориться в толпе, они с утроенным воодушевлением накинулись на имевшиеся напитки. Особенно Толик. Казалось, что остановить его просто невозможно, но хуже всего было то, что он старательно навязывал свой ритм всем окружающим. Даже особо не пивший юноша ощутил легкое колебание в голове и странное чувство, будто его тело постепенно отделяется от него и становится немного чужим.
Про остальных и говорить не приходилось. Вся компания уже потеряла трезвость суждений и происходящее начало походить на какую-то вакханалию, но удивительнее всего было то, что и мама не отставала от развлекающихся подростков. Поначалу она ещё отнекивалась от настойчивых предложений Серого и Толика, но в какой-то момент сдалась и к закрытию клуба успела выпить своё и добрую половину Даниного пива, чем изрядно удивила последнего.
Парню никогда ещё не доводилось видеть, чтобы его любимая выпивала столько. И результат не заставил себя ждать. Собираясь на выход, Данила вынужден был поддерживать маму, поняв, что она уже не совсем твёрдо стоит на ногах.
— Ладно, куда дальше? — задорно осведомился Тёма, едва компания вынырнула из душного клуба и освежилась ночной прохладой.
— Фиг его знает, — признался Серый, — дальше никаких планов не было.
— Свет, у тебя ж вроде хата свободная была?
Девушка перевела на своего кавалера мутный взгляд.
— Нет, родаки решили не ехать, — промямлила она.
— Блин. Вот облом, — посетовал Толик.
— Давайте прогуляемся? — предложила Юля.
Кто-то недовольно засопел, но большинство решило, что идея стоящая. На ней и сошлись.
Ребята покатились по улице шумной гурьбой, то и дело оглашая окрестности своими весёлыми криками шутливых перепалок. Впрочем, Даня и мама практически не участвовали в них. Косясь на редких встречных прохожих, юноша лишь делал горестное лицо и пожимал свободным плечом, как бы извиняясь перед ними за разбитное поведение своих товарищей. Вторым же плечом он поддерживал свою любимую, которая слегка оживилась после душного клуба, но всё равно ещё не могла твёрдо держаться на ногах.
Вскоре компания добралась до какого-то парка и радостно заняла там пару поставленных друг напротив друга скамеек, в то время как Серый и Толик умчались в ближайший магазин за добавкой, предварительно собрав со своих товарищей, кто сколько мог. Облегчили они и кошелёк Дани.
Ночная прохлада и отсутствие движения постепенно начали сказываться на гуляках. Очень скоро девушки уже прижимались к своим парням, а те в свою очередь жадно обнимали их за плечи и прикрывали полами своих курток, не прекращая при этом обсуждать всякую ерунду и прикладываться к принесённым главными заводилами бутылкам пива. Хотя, Даня и его любимая старательно отвергали настойчивые попытки Толика, в конце концов, тот всё же всучить пенный напиток и им.
Парень и без того захмелел от ощущения маминого тепла у себя под боком и нежных рук любимой, обвившихся вокруг его тела. Он чувствовал, как женщина его мечты подрагивает, от холодных касаний шаловливого ветерка, то и дело тревожившего обнажённые, почти полностью открытые ноги своими осенними коготками. К тому же мама явно устала и то и дело прятала лицо на груди юноши, чтобы скрыть зевок.
— Мам, — тихо позвал Данила.
Она подняла на сына мутный взгляд, в котором едва ли читался немой вопрос, скорее лёгкая дымка усталости и сонного душевного покоя.
— Спать хочешь?
Его любимая слегка нахмурилась, пытаясь понять смысл слов.
— Нет, — ответила мама.
Но в этом слове было столько же правды, сколько её бывает в уверениях некоторых девушек, едва способных идти своим ходом, но уверяющих, что они абсолютно трезвы.
Данила заботливо улыбнулся и потёр плечо любимой, пытаясь её хоть немного согреть. Мама закрыла глаза и легонько хмыкнула, ощущая его заботу и любовь. Её запах очаровывал, выражение лица стало довольным и безмятежным, желанные губы приоткрылись, испытывая на прочность самообладание юноши. Внутренний голос одёргивал его, требовал обуздать опасное желание, усмирить страсть и следовать плану, ведь иначе все труды пойдут прахом.
Они были тёплыми, чуть влажными и немного липкими от губной помады. Сладкими, словно зрелый тропический плод и упругими, как морской деликатес.
Данила и сам не понял, как ощутил их нежную кожу своими губами. Как припал к ним, словно это был источник его жизни и аккуратно касался, не смея тревожить их излишней настойчивостью. Где-то в ином мире тело, прижимавшееся к нему, вздрогнуло, а на грудь легла ладонь с явным намерением оттолкнуть наглеца прочь, но всё это было там, за пределами неожиданно возникшего в разуме рая. И словно чувствуя это, мама замерла, позволяя юноше продолжать то, на что он осмелился.
Парень воспарял, теряя связь с реальностью и упиваясь блаженством этого момента. Казалось, что мир уже не может стать лучше, но в какое-то мгновение он ощутил сдержанный ответ, осветивший разум соцветиями фейерверка. Мама отвечала на его поцелуй робкими, едва заметными движениями, но сомнений быть не могло — поцелуй стал взаимным. И тогда Данила подался немного вперёд, прижимаясь к любимой сильнее. Его губы уже не просто легонько тёрлись о мамины — нет. Они принялись захватывать то верхнюю, то нижнюю и едва заметно всасывать их.
Поглощённый происходящим, Даня не заметил, как мама повернулась к нему, как прижалась всем телом, как чарующие своим прикосновением руки обвились вокруг его шеи. Просто в какой-то момент он вдруг осознал, что это случилось. Но обратить на это внимание не получалось, ведь разум растёкся в блаженстве происходящего.
— Похоже, кому-то пора вызывать такси, — донёсся ехидный девичий голос откуда-то из другой вселенной.
— Ага, — ответил мужской.
— Да всем уже пора, — сказал ещё кто-то.
— Ладно, идёмте.
Данила почувствовал, как кто-то аккуратно дотрагивается до его плеча.
— Пойдём.
Он оторвался на секунду от маминых губ и осоловелым взглядом посмотрел на наглеца, осмелился прервать медовый поцелуй. Это был Серый. Он беззлобно улыбался с явным намёком.
— Настя машину вызвала, — сообщил он, — сказали, будет в течение десяти минут.
Даниил какое-то время непонимающе смотрел на товарища, силясь осознать смысл его слов. Мама прижималась к его груди, опустив свою голову на то место, где ключицы сходятся вместе, образуя небольшое углубление подковкой. Её аккуратные руки скользнули под его руки и обняли. Левая ладонь поднялась к шее и бессознательно гладила мягкие волосы сына.
— Нам не надо, — наконец, нашёлся парень, — тут до дома идти недалеко.
Серый пожал плечами.
— Ну, как скажешь.
Ребята начали прощаться, кто-то просто помахал рукой, другие подходили, чтобы обняться напоследок. Ваня с Ксюшей тоже решили пройтись пешком, но им было не по пути с Даней и его мамой, так что они просто растворились где-то в ночи парка. Остальные ещё постояли какое-то время, пока не зазвонил телефон вызывавшей машину Насти и оператор не сообщил, что водитель их ждёт. Помахав напоследок, оставшаяся компания зашагала к свету улицы, а юноша неожиданно понял, что остался с мамой наедине.
Он посмотрел на любимую, испытывая трепет. Что если она сейчас вспомнит об их договоре, ведь роль девушки сына уже была сыграна, представление завершилось, и играть его дальше было не для кого.
— Мам, — позвал Даня.
Она подняла затуманенные глаза и посмотрела на юношу, а он не сдержался и вновь поцеловал, на этот раз вполне осознанно. И его любимая ответила, уже не давя ладонями на грудь в попытке освободиться от настойчивых объятий. Сколько продолжался этот поцелуй Данила не знал, растворяясь и исчезая в каждом его мгновении. Потом они прервались и неспешно побрели по парку в сторону своего дома. Обычно, дорога заняла бы не больше десятка минут, но в этот раз юноша то и дело останавливался, вновь нежно звал и целовал любимую, а она, казалось, абсолютно перестала стесняться этого, позволив ощутить вкус желанных губ даже на лестнице собственного подъезда, где в любой момент мог появиться кто-то из припозднившихся, или скорее уже отправлявшихся на работу соседей.
Парень не помнил, как открывал дверь и как помогал маме переступить порог. Его рука на автомате скользнула в сторону и щёлкнула выключателем, заставляя обоих зажмуриться от нестерпимо яркого света, выстрелившего в утомлённые глаза. Неловким движением мама попыталась снять свои туфли, но едва не упала, и Даня заботливо усадил её на имевшийся в прихожей стул, а потом сам присел у ног женщины своей мечты и принялся расстёгивать ремешки на точёных лодыжках.
— Устала? — спросил он.
Мама лишь кивнула и что-то невнятно «угукнула». В конце концов, юноша справился со строптивыми замочками и одну за другой освободил от гнёта туфель ухоженные стопы любимой, ощущая их неестественный холод. Она же откинулась на спинку, и, казалось, начала задрёмывать, но Даниле было всё равно. Парень никогда не оказывался в подобной ситуации. Сидя перед женщиной своей мечты на коленях, он зажал левую стопу мамы между своих бёдер, надеясь согреть её таким образом, правую же юноша взял в руки и принялся легонько массировать. Пальцами левой руки он поддерживал ногу в воздухе и одновременно разминал напряжённую и, казалось, слегка стоптавшуюся пятку, а правой взялся за остальную часть стопы. Его большой палец прекрасно уместился в продольном изгибе, подобном согнутому луку и ощутил неожиданно мягкую кожу в этом месте.
Смакую происходящее, Даниил не сразу обратил внимание на тихое сопение любимой, а потом и на приглушённые постанывания, что время от времени срывались с её губ. Юноша прекрасно понимал, что мама уже не совсем отдаёт себе отчёт в происходящем, иначе она никогда бы не расслабилась в этой позе так, как это происходило сейчас. Женщина его мечты вальяжно откинулась на спинку стула и положила на неё голову, а руки безвольно опустились вдоль ножек, из-за чего тело сдвинулось чуть вперёд, устремляясь навстречу томительной ласке.
Парень вряд ли бы смог сказать, сколько времени массировал мамину стопу. Лишь когда аккуратные пальчики чуть согнулись от удовольствия между его бёдер, он вспомнил о левой ножке и тут же поменял их местами, стремясь доставить желанной женщине максимальное удовольствие. Принявшись за вторую стопу, он неосознанно приподнял её выше, и более плотная верхняя часть подошвы оказалась на уровне глаз. Мама часто носила обувь на высоких каблуках, отчего в этом месте образовалась почти твёрдая подушечка немного грубой кожи, но юношу это не смутило. Упиваясь происходящим, он и сам не заметил, как вытянувшиеся в изящном изгибе пальчики дотронулись до его губ. Или, быть может, юноша наклонился вперёд, чтобы поцеловать их. Какая разница.
Согревая кончики пальцев своими губами один за другим, Данила пьянел едва ли не больше, чем от всего выпитого за этот вечер и ночь алкоголя разом.
Испытывая какую-то кошачью ласку, ему инстинктивно хотелось целовать, лизать, тереться о совершенные ножки, но где-то в глубине разума ещё оставался небольшой оплот рациональности, требовавший смирить свою страсть и не давать маме поводов для того, чтобы оттолкнуть его сейчас. Ведь это было уже слишком.
Юноша открыл глаза и его умасленный взгляд скользнул вверх, жадно поглощая открывавшийся снизу вид. Мама блаженно раскинулась на стуле: её грудь вздымалась, тревожимая немного учащённым отрывистым дыханием, кисти рук сомкнулись на ножках стула, отчего руки слегка напряглись, прорисовавшись в неверном освещении прихожей аккуратными и едва различимыми, но всё же заметными линиями мышц и связок. Её плечи поднялись вверх двумя округлыми пирамидками, а между ними вздымалась изящная возвышенность изогнутой шеи, в то время как голова скрылась из вида. Данила был уверен, что доставляет маме неземное наслаждение, во всяком случае, именно об этом ему говорило тело любимой, подрагивающее от ласк.
Юноша опустил взгляд ниже и замер, потрясённый открывшимся его глазам видом. Из-за того, что одна мамина стопа была опущена и зажата между его ног, а другая оставалась поднятой на уровень глаз, бёдра любимой оказались широко разведены в стороны так, что короткое вечернее платье задралось едва ли не выше по-девичьи оголённого холмика между ними. Впервые Даня смог увидеть дивное соцветие желанной вульвы так близко. Внешние половые губы разошлись, открывая доступ к своему потаённому сокровищу — аккуратным лепесточкам малых губок и игриво приоткрытому небольшому отверстию чуть ниже. Его розовое углубление манило своим увлажнённым блеском, словно пещера Али-Бабы, но сокровища были не внутри. Она сама являлась сокровищем.
Данила понимал, что ещё мгновение, и он уже не сможет сдержаться. Как бы ему хотелось забыть обо всём и прильнуть к этому чуду, ощущая на языке сок маминого возбуждения. Как бы хотелось, чтобы её пальцы опустились на его голову и направили сына внутрь, позволяя ему играть с самой желанной на свете красотой. Как хотелось, спустя столько бесплодных мечтаний и смутных рассуждений о том, какого это, наконец, войти в гостеприимное лоно и ощутить его горячие объятия на своем естестве.
Юноша вздрогнул и зажмурился.
Его мечта манила своей невероятной близостью. Искушала доступностью. Совращала той лёгкостью, с которой можно было бы её сейчас реализовать. Но в глубине души он понимал, что попытка овладеть мамой прямо здесь, на стуле в прихожей, не принесёт ему ничего хорошего.
Данила отстранился, бросил ещё один, лишающий легкие воздуха взгляд на предмет своего вожделения, а потом аккуратно опустил мамину ногу вниз и поднялся со своего места.
— Пойдём, — ласково позвал он и наклонился к любимой, вдыхая аромат её кожи.
Мама что-то довольно промурлыкала, но разобрать слов не получилось. Меж тем рука юноши скользнула по желанному телу, невольно замерев на мгновение, когда ладонь ощутила под собой податливую плоть совершенной груди, а потом скользнула дальше под мышку. Даниил обхватил маму под руки и осторожно, но настойчиво помог ей подняться со своего места.
— Идём, — повторил парень и повёл маму в её спальню.
Здесь было тепло и темно. Лишь далёкий рассеянный свет уличных фонарей, позволял различить во мраке нетвёрдые очертания окружающих предметов.
— Надо бы до душа дойти, — пробормотала мама на ухо своему заботливому кавалеру.
Но юноша прекрасно понимал, что в таком состоянии это не имело никакого смысла. Вместо этого он подвёл свою любимую к постели и едва сумел удержать её, когда мама чуть не рухнуть в нежную мякоть перины.
— Погоди, — шепнул Данила и, трепеща от собственной наглости, опустил руки вниз.
Его нервные пальцы нащупали край тонкой ткани платья и неспешно потянули его вверх. Пусть юноша и не видел этого, но перед внутренним взором само собой предстало зрелище, как материя скользит по бархатной коже, освобождая её от опостылевшего гнёта. Как миллиметр за миллиметром из-под облегающей ткани появляются совершенные линии желанного тела. А между тем платье уже добралось до верхней точки своего крепления, и мама инстинктивно подняла руки вверх, позволяя стянуть его через голову.
Даня безвольно опустил взгляд вниз и даже в полумраке увидел восхитительной совершенство вожделенной женщины прямо перед собой. Их тела разделял едва ли десяток сантиметров, и прямо перед глазами в оковах ажурного бюстгальтера томилась манящая грудь. Юноша продолжал удерживать платье одной рукой, поднятым над маминой головой, так что его материя охватывала собой руки любимой, скрывая лицо и плечи, в то время как его вторая рука скользнула вниз и нащупала небольшой замочек между чашечками. Чтобы расстегнуть его, пришлось повозиться, но, в конце концов, строптивец сдался и три миниатюрных крючка выскочили из своих петелек.
Парень замер на секунду, упиваясь предвкушением, а потом расслабил пальцы и плотный кусочек материи полетел вдоль тела, освобождая то богатство, что хранил в себе всё это время.
Крупные полусферы качнулись, опускаясь вниз под собственным весом, и замерли двумя зыбкими остроконечными холмами, приковав к себе воспалённый взгляд любовника.
Мама что-то пробормотала, и в её неловком покачивании появился намёк на настороженность, вынудивший Данилу прервать упоённое созерцание. Юноша провёл ладонью вдоль изящного бока, не отказав себе в удовольствие слегка задеть большим пальцем ненаглядное полушарие, а потом его пальцы скользнули под материю платья и принялись поднимать её выше, освобождая лицо и плечи любимой. Впрочем, горящий страстью парень не торопился с этим.
Когда краешек ткани добрался до середины маминого носа, Даня вновь остановился, любуясь видом. Потом прильнул к любимой и вновь поцеловал её, уже не особо сдерживая свой порыв. Осознавай она происходящее лучше, быть может, женщина его мечты и отпрянула бы прочь, попыталась бы оттолкнуть зарвавшегося наглеца и самостоятельно освободиться от одежды, неожиданно ставшей путами. Но она не сделала этого. В её ответе едва ли можно было разглядеть безудержное желание, ещё несколько мгновений назад прорывавшуюся наружу томными стонами и сопением. Лишь его отголоски.
Данилу это не волновало.
Целуя нежные губы, юноша ещё больше стянул платье вверх, и теперь оно сковывало лишь руки. Да и от этих оков мама могла бы легко освободиться, если бы захотела, но она не делала этого. Парень повернул любимую спиной к кровати и, удерживая её за талию, наклонился вперёд, опуская её в мягкие объятья постели. Она не сопротивлялась, а едва приняв горизонтальное положение, блаженно вытянулась стрункой, отчего завораживающие полусферы груди качнулись вверх. Данила слегка отстранился, любуясь неподражаемым видом и ощущая, как внутри разгорается безудержная страсть, что незримым грузом копилась в его существе все эти месяцы.
Не в силах больше противиться желанию, он прильнул к телу, о котором мечтал всю жизнь. Покрывая поцелуями сначала губы, потом лицо и шею мамы, дрожащими пальцами он сжал податливую мякоть груди и ощутил, как в ладонь упёрся твёрдый, словно вырезанный из дерева бугорок соска. Не раздумывая долго, он зажал зовущую горошинку между большим и указательным пальцем, упиваясь ощущением его упругой строптивости. Стоило сжать сильнее, и из груди мамы вырывался шумный выдох или даже стон и, видя это, Данила принялся за грудь основательно. Впиваясь в неё губами, засасывая, облизывая, прикусывая, теряя контроль над собой. Тем временем свободная рука уже стремилась вниз. Гладя подтянутый живот, она миновала сначала тренированные мышцы пресса, потом добралась до гладкого эпилированного холмика лобка и нырнула между ног. Кончики пальцев ощутили под собой горячие половые губы и истекавшее соком отверстие входа между ними.
И вопреки ожиданиям мама не попыталась извернуться, уклоняясь от этой ласки. Наоборот. Её ноги сами собой разошлись в стороны, демонстрируя превосходную растяжку, а глухой стон вспорол ночную тишину, моля о продолжении. И Данила перестал сдерживать себя. Целуя изгибы и ложбинки, он начал свой размеренный путь вниз, постепенно сползая с вожделенного тела и постели.
Жадные губы изучили тонкую кожу подмышек, исследовали изящный путь ключиц между ними, вдоволь наигрались с монолитными сосками, время от времени отрываясь от этих крупных жемчужин, чтобы прогуляться по небольшим вмятинам под колыхающейся плотью, остававшимся на тех местах, где в тело совсем недавно впивались жестокие рёбра бюстгальтера. Потом начал спускаться ниже. Мамино тело изогнулось от жарких ласк и плоская поверхность живота расчертилась тенями в тех местах, где слегка проступили крючочки рёбер и мышцы напряжённого пресса. Данин язык изучил каждую линию, пристально огибая их и иногда уступая своё мёсто жадным губам.
Но как бы парню не хотелось посвятить всего себя этим ласкам, заветная цель была слишком желанна, чтобы сдержать свой порыв и не продолжить дви
жения вниз. Его пальцы то и дело погружались внутрь мамы, когда она неосознанно поднимала попу навстречу, а жадные разгорячённые мышцы сжимали инородцев, требуя, чтобы они не ограничивали себя.
Губы юноши проложили себе путь к аккуратному углублению пупка, и язык скользнул внутрь, заставляя тело любимой подрагивать. Но он не задержался там надолго, вскоре покинув эту впадинку и продолжив спуск.
Данила и сам не заметил, как уселся на колени перед распростёртым сокровищем и, трепеща от предвкушения, легонько дотронулся до самой верхней точки лобка вытянутыми в трубочку губами. В стороны от этого места звенящими струнами натянулись приводящие мышцы, то и дело тревожимые внутренним напряжением, и юноша не удержался от соблазна, покрыть поцелуями небольшие углубления у их основания, чем вновь высек дрожащий стон из груди любимой. Его губы дотрагивались до тонкой чувствительной кожи и постепенно начали спускаться вниз, издевательски лаская ту линию, где смыкалась между собой кожа половых губ и бедра. Но юноша не торопился отведать главное блюдо, испытывая на прочность и себя, и маму.
Парень добрался до того места, где небольшим плотным валиком пролегает перемычка, разделяющая две сокровенные дырочки между собой и продолжил свой путь по ней, жадно впиваясь в тугую плоть губами. Кончик его носа едва заметно коснулся аккуратных лепесточков малых губок, потом замер напротив заветного входа и юный любовник не смог сдержать свой порыв, слегка наклонившись вперёд. Он ощутил, как погружается в жаркое влажное лоно, и принялся ещё сильнее посасывать изнывающую от ласк перемычку. Мама вскрикнула, её ноги дрогнули и резко сошлись, зажав напряжёнными бёдрами голову сына. Последним, что он услышал в этот момент, стал протяжный стон, сорвавшийся с губ любимой.
Зажатый и практически лишённый возможности дышать, Данила очутился на седьмом небе от счастья. Вместо того чтобы попытаться освободиться из этой оглушающей хватки, он обхватил мамины бёдра поверх ног одной рукой, а другую сунул ладонью под крепкую попу и нащупал большим пальцем липкую от маминого сока ложбинку между ягодиц. Одновременно с этим он слегка приподнял голову, насколько это позволяло нынешнее положение, и принялся ласкать пупырчатые стенки входа своим языком.
Женщина его мечты вновь вскрикнула. Так, что Даня услышал это даже с зажатыми ушами. Потом её бёдра на секунду сдавили голову любовника ещё сильнее, чем прежде, вздрогнули и резко разошлись в стороны, едва не коснувшись своей тыльной стороной одеяла. Одновременно с этим мама слегка изменила положение тела, приподняв попу. Напряжённые, вытянувшиеся в одну линию с ногами ниже колен пальцы уставились своими кончиками в потолок. Юноше даже пришлось слегка подняться, чтобы его лицо вновь оказалось напротив молившей о ласках вульве.
Это было потрясающе. Данила пробежался пьяным взглядом по завораживающему виду и невольно замер, очарованный его совершенством. Мама так и не освободилась от сковывавшего её руки платья. Её подрагивающая от каждого резкого вздоха грудь трепетала, словно густое желе. Изогнутая дугой спина заставила мышцы живота натянуться и проступить подобно каменному монолиту, обрамлённому с краёв небольшими выступами кончиков рёбер.
Не в силах больше терпеть, юноша впился страстным поцелуем в призывно открытое соцветие и ощутил, как терпкий густой сок попадает на язык. Он обхватил мамины бёдра обеими руками и поглощал свою добычу, словно обезумевший от голода человек, получивший откуда-то блюда самых изысканных яств. Данины губы жадно прихватывали то одну, то другую половые губки. Спускались по ним вниз и поднимались вверх. Потом отрывались от этого занятия и устремлялись к вёртким лепесткам малых губок, заставляя любимую стонать и изворачиваться.
Время от времени юный любовник прекращал эту садистскую игру и пускал в дело свой язык, жадно стеля его полотно от самого низа, а потом резко поднимая вверх, словно задорный пёс. Но, в конце концов, он закончил свою игру и сосредоточился на небольшом капюшончике в основании малых половых губ, под которым стыдливо укрылся спусковой крючок маминого сладострастия.
Данила набросился на жаждавшую ласк горошину и начал истово теребить её своим напряжённым языком, словно и вовсе желал слизнуть её.
— Тише, — прошептала мама, — тише, милый.
Юноша с трудом усмирил себя и подавил острое желание прикусить точку исступления любимой. Его движения стали мягче и нежнее, хотя это и давалось с трудом, ведь сам Данила почти обезумел от происходящего, и вся его зажатая внутри до этого момента страсть рвалась наружу. Впрочем, это не имело никакого значения, ведь происходящее и без того затмило любые туманные мечты.
— Легонько, самым кончиком, — попросила женщина его мечты, и парень тут же исполнил эту просьбу.
Теперь только самый кончик его языка имел счастье касаться желанного тела, но для Дани это было неважно, ведь главным его желанием было доставить удовольствие маме. Забыв обо всём на свете, он пытался сосредоточенно сохранить темп, несмотря на то, что скулы и челюсть уже начало ломить от напряжения и непривычной нагрузки. Возможно, он и прервался бы, если бы не оглашавшие комнату стоны и явное приближение заветного момента.
В какое-то мгновение мама вскрикнула, выгнулась всем телом навстречу любовнику и сама попыталась прижаться низом живота к его лицу. Данила уловил это желание и рванулся навстречу, прихватывая клитор любимой губами и не прекращая теребить его языком. Протяжный стон сорвался с губ его женщины, но не прервался, как раньше, а обернулся долгим, постепенно затихающим криком, в то время как тело начало содрогаться от крупной дрожи.
Юноша видел, как мама пытается освободить свои руки от строптивого платья, но у неё это решительно не получалось. Изнывая в исступлении, она пыталась вывернуться из хватки любовника, но парень крепко обхватил её бёдра рукой, продолжая поглощать окаменевший бугорок её наслаждения. Впрочем, собственный опыт говорил о том, что излишне усердствовать в такие моменты не стоит, потому Даня немного унял свой пыл и перешёл к более нежным ласкам. Тем более что даже их хватало для того чтобы раз за разом вынуждать маму изворачиваться, стонать и рефлекторно вздрагивать всем телом.
— Боже, тише, — прошептала она в какой-то момент.
Парень послушался. Теперь он едва касался своими влажными губами заветной точки, больше не пуская в ход язык. Помимо этого он перестал придерживать мамины бёдра рукой и сам не заметил, как ладонь оказалась на бугре, вздымавшем джинсы между ног. Наэлектризованное желанием естество отзывалось острыми вспышками на любое, даже самое лёгкое прикосновение и Данила не смог удержаться.
Привычным движением он расстегнул ширинку, потом отщёлкнул верхнюю пуговицу и слегка привстал, чтобы освободить скованный материей фаллос. Тот ретиво выскочил наружу и задрожал пульсирующей колонной в предвкушении ласки.
— Всё, милый, всё, — шептала мама, пытаясь увернуться от становившихся излишними ласк, — иди сюда.
Данилу не надо было просить дважды. Продолжая целовать, он быстро проделал обратный путь вверх и завис над мамой, любуясь её довольным лицом.
— Как же хорошо, — промурлыкала она, не открывая глаз.
Юноша улыбнулся, обрадованный похвалой, и, не зная, как ещё на неё ответить, поцеловал губы любимой, прижимаясь к ней всем своим телом. И мама не стала уклоняться от этого поцелуя. Наоборот. Она сама устремилась навстречу губам любовника, страстно впиваясь в них. Её язык требовательно призывал язык парня на рандеву и радостно взвился вокруг него, стоило Дане удовлетворить это требование. Словно язычок пламени, он принялся крутиться вокруг собрата, подарившего женщине такое блаженство.
Обхватив маму руками и навалившись на неё всем своим весом, юноша дрожал от желания, ощущая, как переполненная возбуждением головка члена трётся о нежную кожу лобка. Даже если бы он захотел, то не смог бы сдержать инстинктивного порыва. Данила вряд ли отдавал себе отчёт в том, что его бёдра рефлекторно двигаются вперёд-назад, симулирую фрикции и в какой-то момент он ощутил, что отклонился чуть дальше, чем следовало.
Его плоть сама нашла сокровенный путь и, уперевшись в преграду не скользнула вверх, как раньше, а болезненно выгнулась и проторила себе путь вниз, наконец, очутившись у разгорячённого входа.
Парень замер, озарённый неожиданным пониманием — ещё мгновение и пути назад уже не будет. Внезапно он испугался. В мечтах Даня проживал этот момент едва ли не ежедневно, и тот не казался юноше чем-то особенным, но в реальности врата его блаженства были так же путём в один конец, а войти в них означало разделить свою жизнь на «до» и «после». Но кто мог дать гарантию, что «после» будет таким же лучезарным и многообещающим, как в полночных грёзах?
Даниил замер на распутье, не зная, поддаться ли ему эмоциям и вожделению, или отступить. Оцепеневший, он не расслышал слов мамы и едва ли смог бы их понять, даже если бы обратил на чудный голос своё внимание. А потом его поясницу обхватили крепкие ноги и резким движением рванули юношу на себя.
Непоколебимое желание юного тела ворвалось внутрь и раскалённым тараном врезалось в упругую преграду где-то в глубине. Парню показалось, будто внутри мамы что-то щёлкнуло, заставив её вскрикнуть и изогнуться. Впрочем, на лице её сияло блаженство, потому Даня не стал останавливаться, да и не мог, скорее всего. BestWeapon.ru Вместо этого он припал губами к её щеке и начал методично двигаться, раз за разом врезаясь в то место, где находилась гуттаперчевая перегородка. Его любимая вскрикивала от каждого такого проникновения, выгибаясь всем телом и подставляя любовнику свою шею, но юноша уже не мог посвящать себя ласкам.
Одна его рука прижала к постели скованные платьем мамины руки, другая вцепилась сведёнными судорогой пальцами в податливую грудь. Данила зарылся лицом куда-то в область между плечом и шеей, продолжая двигать бёдрами и надеясь, что ему удастся продержаться хоть сколько-то.
— Быстрее, — сорвалось с маминых губ, — пожалуйста, быстрее.
Юноша постарался ускориться, но тут же понял, что вот-вот взорвётся.
— Я..., — захрипел он, — я сейчас...
Ноги желанной женщины сковали тугими скобами его поясницу и мама сама начала двигаться навстречу любовнику, задавая свой собственный темп.
— Ах! — взвыл парень, — мам! Я... Ах!
Он уже ощущал, как распирает низ его живота, и удерживать семя внутри становится просто невозможно.
— Даня.
Понять интонацию и эмоции мамы было просто невозможно, столько всего смешалось в её возгласе. Блаженство и удивлённый испуг, восторженность и сокрушительное осознание, любовь и стыд. Её ноги разомкнулись, и юноша едва успел отпрянуть назад, покидая заветное лоно, когда пульсирующая головка щедро исторгла из себя первый залп. Одна за другой с неё срывались извивающиеся змейки густой белой жидкости, чтобы расчертить собой упругий живот и порозовевший лобок. Часть вылетала под таким давлением, что добиралась до груди, шеи и даже лица, но любимая не бросилась в сторону и не закрылась от этой атаки.
Парень задрал голову к потолку, мысленно бичуя себя за то, что не может сдержаться и продолжает кончать, испытывая неземное блаженство, как вдруг почувствовал, что его наэлектризованной плоти коснулись мягкие пальцы. Аккуратно и как-то робко, они сомкнулись на жарком стволе и легонько сжали его, прежде чем начать медленное движение вверх-вниз. И Данила понял, что новая волна уже рвётся наружу, а сдержать её просто невозможно.
Его головка тёрлась уздечкой о нежную кожу маминого запястья, а шаловливый мизинчик то и дело задевал край, чем-то отдалённо похожий на шляпку гриба и движение руки любимой начало постепенно ускоряться. Впрочем, долгой стимуляции не потребовалось. Десяток секунд, может немного дольше, и Данила задрожал, чувствуя, как по всему телу, а особенно в паху вспарывают нервы бритвенные лезвия исступления. Оно было не таким, как обычно. Болезненное, жестокое, сжимающее лёгкие грубыми пальцами, искрящееся словно сварка. Всепоглощающее и слишком сильное.
Парень вскрикнул, потом сжал зубы и согнулся пополам, стремясь закрыться от чрезмерных ощущений. Он рухнул на колени, закрывая естество руками, и уткнулся лицом между маминых ног, растерев по щеке смесь её сока и собственного семени. Юноша замер, силясь вновь вдохнуть, и начисто лишился разума.
Даниил вздрогнул и открыл глаза.
Он сидел на коленях, положив голову на тёплое и липкое одеяло. Плечи юноши упирались в край кровати, а руки безвольно висели вдоль тела. Несколько мгновений парень не мог понять, где он и что происходит, но потом из памяти постепенно начали всплывать события, слишком прекрасные, чтобы быть правдой.
Приложив определённое усилие, он оторвал голову от своего ложа и, щурясь от неожиданно яркого уличного света, огляделся.
Это была мамина комната. Мамина постель. Мамин силуэт, сжавшийся комочком у изголовья.
— Мам? — позвал Даня.
Силуэт вздрогнул.
— Мам? Ты в порядке?
Юноша попытался найти силы, чтобы подняться со своего места, но ватные мышцы слушались без всякой охоты.
— Мам?
Но ответа не было, лишь тихий всхлип. Он придал Дане сил и, преодолевая дрожь тела, юноша, наконец, заполз на взлохмаченную постель. Мама вздрогнула, почувствовав его движения, но не повернулась в сторону сына. Лишь ещё плотнее обхватила свои прижатые к груди колени и всхлипнула.
— Мам, не надо.
Данила подполз ближе и попробовал коснуться плеча любимой, но та лишь вздрогнула и отстранилась.
— Мам?
Женщина его мечты нервно уткнулась глазами в колени.
— Что мы наделали? — едва слышно пролепетала она, — что Я наделала?
Юноша уселся рядом с ней и, преодолевая сопротивление, крепко обнял за плечи.
— Не надо, мам, всё хорошо, — принялся уговаривать он.
Но его любимая не воспринимала слов, может и вовсе их не слышала, погрузившись в состояние всеобъемлющей тоски.
— Мам, всё хорошо. Слышишь?
— Пожалуйста, не надо.
— Не плачь. Мам...
— Я люблю тебя.
Даня сильно-сильно сжал в объятьях единственную желанную в его жизни женщину и принялся шептать ей на ухо утешительные слова, надеясь успокоить и ободрить, но слышал в ответ лишь рвавшую душу мантру:
— Что я наделала?
Так они и сидели в полумраке комнаты. Он обнимал и успокаивал. Она всхлипывала и твердила себе под нос одну и ту же фразу.
Ночной мрак постепенно начал рассеиваться и чернильная темень за окном посерела, когда мама всё же обратила внимание на Даниила.
— Ты понимаешь, что мы натворили? — спросила она, явно обращаясь к сыну.
— Ничего, — ответил парень.
Глаза его любимой широко открылись, выражая недоумение.
— Ничего мы не наделали, — повторил юноша, стараясь придать своему голосу уверенности, — слышишь? Ничего! Мы взрослые люди и это вполне нормально для взрослых людей.
Мамино лицо исказилось гримасой.
— Ты мой сын. А я твоя мать! И это абсолютно ненормально!
Данила ловко сдвинулся со своего места и пересел так, чтобы плотно сжатые мамины лодыжки оказались между его обнажённых бёдер.
— И что? Я всегда хотел тебя, а сегодня и ты хотела меня. Мы не сделали ничего плохого.
Его любимая вздрогнула.
— Я не должна была... — начала она очередную тираду самобичевания, но вдруг сбилась и бросила на сына удивлённый взгляд, — ты всегда хотел?
— Конечно, мам, — Даня расплылся в широкой улыбке, надеясь скрыть за ней свой страх.
— Как это понимать?
Юноша моргнул.
— Так и понимать. Я всегда хотел тебя. Ты мой идеал. И я люблю тебя. И как маму. И как женщину, — отчеканил он.
— Я не понимаю.
В глазах мамы застыло недоумение притравленное испугом.
— Чего тут понимать? — Даня неожиданно ощутил, что, наконец, может избавиться от груза вины и сознаться в своей страсти.
Ему было страшно открыться маме, рассказать ей, как он столько времени пользовался её доверием и злоупотреблял наивностью, ведь спрогнозировать реакцию любимой на подобные известия было очень сложно. Но всё уже изменилось. Вернуть вчерашний день, и что-то изменить в нём было попросту невозможно, а значит, нужно было начинать строить нечто новое. И Даниле не хотелось, чтобы фундаментом этих отношений была ложь и недомолвки.
«Будь, что будет» — наконец решил парень.
— Я должен тебе кое в чём признаться, — нехотя произнёс он.
Говорить правду легко и приятно. Глупая фраза, которая не имеет никакого отношения к реальности. Юноша надеялся, что мама оценит его откровенность, проникнется пониманием и сочувствием к заветному желанию своего сына. Конечно, она уже никогда не будет видеть в нём своего маленького ребёнка, а возможно и вовсе прогонит прочь, но чем откровеннее становился его рассказ, тем очевиднее было, что иначе поступить парень просто не мог.
Он смущённо описывал то время, когда только начинал задумываться о сексе, приоткрывая для себя запретное знание. Он рассказывал, как начал смотреть на окружающих девочек и мечтать о том, что однажды кто-то из них позволит ему сначала поцеловать себя, а потом и пойдёт «до конца». Он поведал, как в какой-то момент неожиданно осознал, что желания его, это лишь общие мечты об интимной близости, никак не связанные с кем-то конкретно, потому что в каждой из доступных девушек он видел разные недостатки. Наконец, он признался, что однажды утром понял, что единственная женщина — идеал, это она — его собственная мама.
Дальше были хмурые вечера размышлений и бессонные ночи осмысления. Тяжёлая внутренняя борьба, иссушавшая нутро. Ведь парень прекрасно понимал, что общество не приемлет подобную близкородственную связь. И всё же однажды он отбросил наносную мораль. Сердцу не прикажешь. Что можно сделать, если твои мысли, раз за разом возвращаются к одной единственной? Как перебороть себя и убедить, что это лишь юношеская спермотоксикозная блажь?
Даниил честно пытался влюбиться в кого-то ещё, но не преуспел в этом. А потерпев фиаско, понял, что у него просто нет выбора. И с тех пор он искал способы, как открыть своё сердце любимой. Как добиться её благосклонности. Как реализовать свою мечту.
Мама слушала сына молча. Лишь эмоции на её лице сменяли друг друга, а глаза то расширялись от удивления, то опасно прищуривались.
— Ты всё это продумал с самого начала? — спросила она сквозь сжатые зубы, когда Даня закончил.
Парень потупился.
— Ну, не всё, — промямлил он.
— Ты столько времени врал мне, чтобы банально трахнуть?
Юноша не мог разобрать, чего в этой фразе было больше: удивления, обиды, разочарования или горя.
— Не чтобы... — он замялся, — трахнуть. Как ты не понимаешь?! Я люблю тебя!
Мама вздрогнула и отстранилась.
— Любишь? И поэтому напоил, чтобы грязно воспользоваться, пока я себя не осознавала?
Даниил дёрнулся, как от тяжёлой пощёчины и поперхнулся словами. Лихорадочные мысли забились в голове, словно растревоженный рой. Безумные голоса наперебой орали что-то своё, и разобрать собственные мысли в их гвалте было решительно невозможно. Юноша схватился руками за голову и сжался в комок у ног любимой, силясь отыскать хоть какую-то ниточку. Рацио. Строгое рацио. В любой ситуации нужно уметь брать себя в руки и усмирять эмоции. Он всегда умел это делать, всегда сохранял рассудительность и взвешенность. Где-то там, за стеною крика и не оформившихся в слова бесноватых мыслей оставался оплот его строгого разума.
— Я тебя не напаивал, — тихо пробормотал парень и моргнул, вдруг осознав эту мысль, — я тебя не напаивал.
Данила поднял голову и встретился взглядом с мамой.
— Я тебя не напаивал и не пользовался.
Его любимая хотела что-то гневно ответить, но слова замерли у неё на языке.
— Ты знаешь, что это правда!
Ведь это действительно было правдой! Ещё тогда, когда юноша предложил маме составить ему компанию в клубе, он заметил, что эта идея привлекает любимую. Она могла скрывать это, обманывать даже саму себя, но он-то это ощущал — не просто ощущал, был уверен, что знает. И так оно на самом деле и было, ведь никто не заставлял маму отправляться в пляшущую толпу и там практически отдаваться в танце первому встречному.
— А ещё..., — Даня внезапно захлебнулся словом, —. .. ещё я не пользовался тобой.
Мамины брови гневно сошлись.
— Если бы ты не хотела этого, ты не дала бы себя раздевать...
—. .. и целовать...
—. .. и обнимать...
С каждым словом, сознание Данилы прояснялось и словно откровение, в голову приходили очевидные мысли.
— Если бы ты не хотела этого, то надела бы под платье трусики! Да и вместо этого платья надела бы что-то другое! Вообще не стала бы его покупать.
Он хотел ещё что-то добавить, но осёкся, видя ошарашенный взгляд любимой и то, как часто-часто моргают её чарующие глаза, в уголках которых появилась влага.
— Прости.
— Господи, какая же я дура, — всхлипнула мама.
— Не надо...
Женщина его мечты уткнулась лицом в сложенные на коленях руки и всхлипнула ещё раз. Потом ещё. И ещё. Её обнажённые плечи вздрагивали от плача.
— Мам...
— Мам, прости меня.
— Пожалуйста, не надо.
Данила прижался к маме, обнял её, хотя она и попыталась скинуть его руки со своих плеч.
— Не плачь...
—. .. мам...
— Пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть. Честно.
— Я люблю тебя!
Он гладил любимую по спине, пытался успокоить, шептал простые, но искренние слова и в какой-то момент ощутил, что это действует. Всхлипы стали реже, а потом и вовсе прекратились. Плечи больше не сотрясались, и юноша отыскал в себе смелость, чтобы нежно дотронуться до маминой головы. Его ладони ощутили влажную от слёз кожу милых щёк и мягко, но настойчиво заставили любимую поднять глаза.
В них была печаль.
— Не отталкивай меня, мам. Я люблю тебя.
Она шмыгнула носом.
— Обещаю, я сделаю всё, что ты захочешь. Скажешь, что не хочешь меня больше видеть, я уйду. Скажешь, чтобы я больше никогда не появлялся рядом...
Данила осёкся. Как он сможет это сделать?
— Глупый, — на лице мамы впервые с момента пробуждения сына появилась заботы, — что ты такое говоришь?
— Я не знаю.
— Данечка, ты мой сын, — со знакомой материнской интонацией сказала она, — куда я тебя прогоню?
Это было так трогательно. Так искренне.
Чтобы не случилось, мама любила его. Может и не так, как любил её он, но всё равно любила. На какое-то мгновение юноша вновь стал маленьким мальчиком и в порыве детской любви качнулся вперёд, ища успокаивающих и одобрительных объятий. И мама не смогла отказать ему в этом. Пусть поза и была неловкой, но она прижала голову сына к груди, а он по-детски обнял её. И так они сидели, легонько покачиваясь из стороны в сторону и абсолютно потерявшись в бездумном очаровании момента.
Даниил открыл глаза.
Утренний свет за окном ещё не озарился солнцем, но небо уже почти приобрело свой естественный голубой цвет. Юноша ощущал, как его висок прижимается к двум небольшим косточкам ключиц в центре маминой груди. Всё так же обнажённой маминой груди. Поза была неудобной и от неё давно уже затекли и ноги, и спина, но менять что-то решительно не хотелось. Мама практически сидела на его бёдрах, разведя ноги по бокам, так что поднятые колени оказались прямо за плечами сына. Её левая рука обнимала спину парня, а права поддерживала голову за затылок, чуть теребя пальцами волосы. Словно он был ещё совсем-совсем маленьким. Может и был всё это время.
Но теперь он вновь стал мужчиной.
Данила оторвал голову от маминой груди и посмотрел в её заботливые глаза.
— Я люблю тебя.
Мама улыбнулась.
— Я тебя тоже.
— Правда?
— Правда.
Юноша легонько качнулся вперёд и поцеловал любимую в губы. Она отшатнулась.
— Что ты делаешь?
Теперь уже улыбнулся Даня.
— Ничего не будет как прежде, мам.
— О чём ты?
Юноша крепко обнял маму и выпрямился, притягивая её точёное тело к себе. Может быть, она и хотела избежать этого, но неожиданно оказалась сидящей на бёдрах сына и плотно прижатой к его телу.
— Сынок!
Но Данила уже изменился. Его левая рука скользнула вниз по обнажённой спине и замерла на упругой ягодице, а правая крепко обхватила спину, не позволяя любимой отклониться или извернуться.
— Данил!
Губы юноши принялись целовать верхнюю часть груди, порхая по ней из стороны в сторону.
— Что ты делаешь?!
Мама попыталась извернуться, но неожиданно сильные руки держали крепко.
— Я хочу тебя, — признался парень.
Его любимая вздрогнула.
— Нам нельзя.
— Можно, — отрезал он и продолжил свои ласки.
— Нельзя, сынок..., — пролепетала она, чувствуя, как снизу сокровенного места коснулась наливающаяся плоть.
— Пожалуйста, давай не будем.
Данила прервал свои поцелуи и вновь посмотрел в глаза любимой.
— Я не могу.
— Нам нужно остановиться.
Парень пристально посмотрел в обожаемые глаза.
— Ты этого хочешь?
Мама замерла, приоткрыв рот, но очевидный ответ застрял в горле.
— Я так и думал, — улыбнулся юноша и продолжил целовать её грудь, постепенно спускаясь к самым чувствительным местам.
— Остановись, — взмолилась женщина его мечты, — пожалуйста.
— Я не могу.
— Ты меня изнасилуешь?
Слова окатили Даню обижающим холодом ледяной воды. Он поднял оторопевший взгляд и уставился в мамины глаза.
— Я люблю тебя, — в который уже раз повторил юноша.
— Я тебя тоже, — пролепетала мама.
— Скажи мне..., скажи, что ты не хочешь. Скажи, чтобы я выметался вон...
— Данечка...
— Скажи мне, чтобы я остановился. Скажи и, обещаю, я остановлюсь.
— Сынок.
Парень вгляделся в мамины глаза.
— Скажи.
— Милый...
Даниил качнулся вперёд и поцеловал обожаемые губы. Раз. Потом ещё. И ещё. Мама встрепенулась, попыталась отстраниться, уперлась ладонями в широкие плечи сына. Задрожала. И...
273