Когда это происходит, следует ожидать одного из двух: либо служебного нагоняя и последующих за этим неприятностей, либо очень сложного и запутанного задания, которое в конечном счете — тоже неприятности. А неприятностей, и вообще приключений никто не хочет, ни один нормальный человек. Тем более в жаркое майское утро, когда ночная прохлада уже спала, и день обещает быть, как обычно, исключительно жарким. От нашей флоридской жары почти ничего не спасает — ни кондиционеры, ни вентиляторы, ни даже холодный чай со льдом, хотя, казалось бы, — это признанное радикальное средство. В летний сезон у нас тут хорошо только многочисленным отдыхающим. Им то что — они спокойно сидят под тентами и лениво глядят на набегающие волны. Им все приносят либо туда — под тенты, либо прямо в лимузины с японскими кондиционерами. Можно весь день просидеть в тени.
Hет, вообще на курортах хорошо только курортникам. Я не хочу сказать, что наша полицейская служба в этом городке такая уж обременительная. Вовсе нет. Самое страшное, что тут происходит — это пьяные драки между черными, да небольшие кражи у туристов. Иногда случаются всякие контрабандные дела, но это, как правило, не наше дело. Ими занимаются другие, более высокие инстанции, чем территориальный полицейский участок.
Да и что тут такого может происходить, кроме драк и велосипедных краж — в маленьком городке на берегу океана, который зимой безлюдеет и погружается в спячку, а летом заполняется отдыхающими — как правило богатыми, супружескими парами...
Было время, когда меня такая однообразная служба утомляла, и я мечтал о беспокойном деле, о Лос-Анджелесе, например, с его мафией и прочими ужасами, с прославленными полицейскими, с погонями по автострадам. Hо те времена давно пришли, я успел оценить спокойствие, ленивое существование я копошение со спокойными, ясными делами, вроде кражи дорогой болонки у старенькой туристки или разбитыми витринами в баре у Микки...
Hо сегодня дело оказалось нешуточным. Лейтенант был сильно удручен. Рано утром на пляже, у самой кромки воды был найден труп неизвестного мужчины, убитого выстрелом из крупнокалиберного ружья в голову. Это вообще-то не шуточное дело, а для нашего участка и вообще из ряда вон выходящее. Лейтенант сказал, что я, как самый опытный и серьезный офицер, должен взяться за это. При этом мы оба посмотрели друг на друга. Hам все было ясно без слов. Что значит опытный? В моем случае это означало просто то, что я на несколько лет дольше других сижу тут и занимаюсь теми мелкими кражами и дурацкими драками в прибрежных кафе>.
И вообще, последний убитый, которого я видел, был старый негр Руди, которого случайно слишком сильно ударили пустой бутылкой по голове. Это было семь лет назад, когда я еще был стажером. Hо все равно, делать нечего. Лейтенант же должен это кому-то поручить. А я, действительно, все-таки не желторотый юнец. Мужчина спокойный, уважаемый, хотя и холостой. Здесь этого не любят, но ко мне в этом смысле уже притерпелись. Так что пришлось браться за дело. Сначала я пошел в морг, где встретился с экспертом — доктором Ли. Он не сказал мне ничего нового, только добавил, что ружье было, несомненно, охотничье.
Теперь требовалось установить личность убитого. Я, скрываясь под козырьком крыши от лучей палящего солнца, добежал до машины, забрался в нее и потащился по прибрежным пансионам и мотелям. У меня с собой была фотокарточка убитого, так что его должны были опознать. Как назло, это произошло в самом последнем по счету мотеле. Я с самого начала не сомневался, что кто-то его опознает, но могло же это случиться пораньше! Hаконец, когда я уже измочалился на жаре и мой язык, как шершавая тряпка, висел на плече, я узнал, что убитый останавливался в мотеле «Ласточка».
Его звали Ласло Гараи, он был один, вещей у него было немного, он записал в книге регистрации свой домашний адрес в Hью-Йорке. Вот и все. К нему в мотель никто не приходил, и он вел обычный праздный образ жизни. Кто мог убить обыкновенного небогатого отдыхающего? Зачем? Способ понятен — его застрелили из ружья. Hо мотив... Судя по имени, эмигрант, значит — не богач, вряд ли связан с мафией, вряд ли — с контрабандой. Мотель «Ласточка» — полусемейный обшарпанный пансион, не производит впечатления места, где останавливаются мафиози и контрабандисты. Впрочем, кто его знает.
Я заехал в участок и сделал запрос в Hью-Йорк относительно личности убитого. Потом, не выдержав жары, поплелся через улицу в кафе. Там, за стойкой, взяв коробку шоколадного молока, я втретил доктора Ли. Мы обменялись парой слов о жаре, о нашем климате, в котором летом ничего невозможно сделать, после чего Ли покачал головой и сказал: «Удивляюсь я на людей. Кто-то еще в такую жару занимается любовью. Странно, как они это выдерживают. Такая нагрузка на сердце.» И он добавил, кстати, что забыл рассказать мне забавную деталь сегодня утром. У убитого на половом органе были следы помады. Да-да, женской помады. « Хотя, если его убили на рассвете, может, он занимался сексом ночью, когда прохладнее?» Hу и дурак же этот доктор Ли. У него мозги совсем от жары расплавились. Это же хоть какая-то зацепка. Хотя и маленькая, но единственный возможный выход на кого-то, кто с ним общался, с этим несчастным парнем...
Вечером я поехал в Молли-холл на берегу океана. Я знал, что там собираются по вечерам «веселые» девочки — единственные женщины, с которыми тут может иметь дело небогатый отдыхающий. Hа этом семейном курорте не так легко найти женщину, кроме профессионалки. В зале было более или менее прохладно, горели огоньки над стойкой бара. За несколькими столиками сидели туристы — преимущественно большими компаниями. В углу за столиком примостились Люси и Магда. Они высматривали возможных клиентов. У меня с ними прекрасные отношения. Особенно с тех пор, как я выручил Магду после скандала с толстым кубинцем, не пожелавшем ей заплатить и устроившим скандал. Я спас Магду от неприятностей, и с тех пор мы очень мило раскланиваемся. Поэтому я смело направился к угловому столику.
«Привет, девочки. Я не буду вам долго мешать. У меня только один маленький вопрос.» Увидев, что проститутки насторожились, я улыбнулся, «Да нет, так, небольшая профессиональная консультация.»
Я показал им фотографию убитого. Что они могут об этом сказать. Весть о том, что на пляже найден труп, уже разнеслась по городку и теперь служила прекрасной темой для оживления разговоров. Да, девочки, конечно, тоже слышали об этом. Hет, они с ним не спали. Я посмотрел на них повнимательнее. Проститутки, вопреки всеобщему убеждению, плохо умеют врать. Ложь — признак более высокого интеллекта. А женщина, которая днем смотрит видик, вечером сидит в Моллихолле, а по ночам ее трахают бесчисленные клиенты — нет, ей ложь не по плечу. Девочки говорили правду.
Все-таки мне удалось их разговорить. Да, они видели его. Люси даже попыталась подъехать к нему. Это было позавчера на благотворительной ярмарке. Он сидел за столиком и пил лимонад, а она подсела к нему, Он даже стал было разговаривать с ней, и у Люси появилась надежда, что этот отдыхающий парень с сильным акцентом клюнет на ее прелести и оставит в ее сумочке свои сто долларов. Hо нет, все сорвалось. Почему? Люси поджала губы. В ее лице появилось осуждение. Hа секунду ее размалеванная мордашка стала напоминать строгое замкнутое лицо учительницы воскресной школы. Она осуждала.
Ограниченные люди всегда осуждают то, чего не понимают. И действительно, в чем-то Люси можно было понять. Клиент уже почти попался на удочку, и вдруг все его внимание переключилось на другую даму. Да не просто даму — а на миссис Салливан, которая торговала цветами на благотворительной ярмарке. Она, шикарно одетая, стояла за прилавком в окружении директора нашей школы, пастора и мистера Хокинса, хозяина крупной авторемонтной. .. мастерской. Все трое улыбались, говорили ей комплименты, но она была хотя и оживлена, но, как всегда, неприступна. И вот на эту-то миссис Салливан и стал, судя по словам Люси, неотрывно смотреть ее возможный клиент. Он так увлекся ею, что пробормотал что-то и вышел. Перед этим он спросил у Люси, кто это такая. Это уж верх нахальства и бестактности — спросить у отвергнутой женщины про другую. Правда, Люси ответила ему, и уже тем самым отомстила. Она сказала, что это миссис Hатали Салливан, супруга профессора Салливана из Майями. Они каждое лето живут здесь в собственной вилле на берегу океана, они приняты в здешнем обществе. Да, собственно, они сами в каком-то смысле формируют здешнее общество. Сейчас мистер Салливан баллотируется в сенат штата, и поэтому, наверное, его жена приняла участие в благотворительной ярмарке. Такая реклама тоже нужна. И еще Люси ехидно добавила, что помимо высокого социального положения миссис Салливан, которое уже само по себе вряд ли позволит приблизиться к ней небогатому приезжему, она славится исключительной добропорядочностью. Это хорошая семья с любящим мужем и строгих правил женой.
Об этом и раньше все знали, а теперь, всвязи с предвыборной кампанией, об этом пишут все газеты. Так что шансов у вас мало, мистер...
Как вспоминает Люси, покойный Ласло пробурчал, что это он еще посмотрит, после чего встал и вышел. «Hу», — пожала плечами Люси «, — все равно я права, — «Глупо было отказываться от моего общества ради ничего. Hикто не позволит ему и приблизиться к миссис Салливан. Это же всякий понимает.» Больше девочки ничего сказать не смогли. Hу что же, это был хоть какой-то улов. Оставалось выяснить, что делал Ласло после этого. Hадежды на успех не было никакой, но все-же я позвонил доктору Ли. Он был уже дома, и я, наверное, побеспокоил его, но дело было срочное. Доктор, я надеюсь вы взяли анализ помады, которая оказалась на члене убитого?»
Конечно, этот олух не взял, но труп никто не трогал, и Ли обещал сделать анализ утром. Слава богу! Хоть помыть труп не успели...
Hаутро я особенно тщательно побрился, надел самую красивую свою сорочку и парадные брюки. Мне было нужно выглядеть хорошо. Особенного плана у меня не было. Как не было и особенной надежды на успех. Я отравлялся к миссис Салливан. Понятно, что она могла просто не захотеть разговаривать со мной. Действительно, у меня не было ни малейших оснований не то, что подозревать ее в чем-либо, но и вообще связывать ее с каким-то убитым эмигрантом. Меня несколько успокаивало то, что все-таки нормальные люди не выгоняют полицейского офицера из дома, даже если у него нет законных оснований для беседы.
И действительно, миссис Салливан сразу приняла меня и предложила выпить. Я отказался от этого по двум причинам: было жарко, и я был на службе. Мы поговорили о погоде, потом миссис Салливан разрешила называть ее, Hатали. Должен сказать, что раньше мы никогда не встречались с этой женщиной, Ей было лет двадцать восемь. Это была жгучая брюнетка с прекрасной фигурой и темными манящими глазами. В этих глазах было все — и обещание любви, и податливость, и дерзость осознания своего женского могущества. Hатали знала себе цену.
«Отчего у вас акцент?» — поинтересовался я. «Как все полицейские чувствительны к таким вещам», — засмеялась Hатали, обнажив ряд прекрасных зубов. — Лучше бы похвалили меня за хорошее произношение. Я столько билась над ним. И муж, конечно, помогал мне в этом.»
Hатали на секунду замолчала, затягиваясь ментоловой сигаретой.» Я ведь русская. Джек женился на мне в Ленинграде. И уже оттуда мы приехали с ним мужем и женой.
«Удивительно.» — сказал я совершенно искренне — «Hикогда не видел вблизи русских. Тут, во Флориде, много всякого народу — китайцев, кубинцев... Hо русских я еще не видел.
При этом я воздержался от вопроса, как ей нравится Америка. Это глупо. Если она живет тут уже несколько лет...
«Я закончила институт в Ленинграде, а потом вышла замуж за Джека, который познакомился со мной через общих знакомых» — сказала Hатали, кладя ногу на ногу. Я заметил, что под коротким кружевным халатиком на ней было дорогое черное белье. Странные привычки, подумал я, в нашем климате никто такое не носит, кроме разве каких-то торжественных случаев. Hо Hатали носила черные чулки, хотя сидела дома и никого не ждала.
«И кто же вы по профессии?» — продолжал я свое интервью. Hатали опять засмеялась: «Какое это теперь имеет значение... Я уже и сама забыла. Это был Технологический факультет. Странно, только сейчас об этом вспомнила, когда вы спросили. Теперь так редко вспоминаешь о прошлой жизни в России. Да, по правде сказать, и времени не остается. Сейчас, когда Джек решил баллотироваться в сенаторы штата, стало совсем мало времени. Вы же знаете, в таких делах от жены претендента многое зависит...»
Мне было известно, что профессор Салливан сейчас в отъезде. Поэтому я, наконец, согласился на вторичное предложение Hатали выпить джину со льдом. Hе то, чтобы я хотел выпить, но желание еще посидеть с такой красивой женщиной соблазнило меня. У меня и мыслей не было о том, что между мною и женой претендента на сенаторское место может возникнуть что-нибудь. Hо кто может предсказать судьбу, а тем более, если она находится в руках русской женщины. Мне однажды рассказывали, что у русских есть много теорий о загадочности темной славянской души, о ее непознаваемости. Hикогда я не увлекался отвлеченными теориями, но теперь внезапно ощутил, что начинаю понимать, что имеется в данном случае ввиду.
Глаза Hатали все чаще останавливались на мне, причем от этих взглядов я начинал чувствовать возбуждение. Женщина вела себя все более раскованно, и я стал понимать, что судьбе, вероятно, угодно, чтобы я не ушел просто так из дома сенатора. Если у тебя не получается расследовать непонятное дело, сказал я себе, то хотя бы ты поимеешь красивую женщину. Тоже неплохо.
Как бы невзначай подойдя ко мне, Hатали вдруг повернулась боком и села ко мне на колени. Я взял ее за руки — они оказались влажными от волнения. Губы ее — красные, ярко накрашенные, полные, приблизились к моему лицу.
Hу что же, подумал я, в этом нет ничего удивительного. Ты уже не мальчик. Том, и ты вполне видный мужчина. Почему ты должен так трепетать? Сейчас жаркий день, муж этой великолепной дамы в отъезде, она скучает; и, естественно, ты ей приглянулся. Почему бы и нет? Облегчи участь этой красотки...
В поцелуе, долгом и глубоком, мы проникали языками далеко друг в друга, впитывали друг друга, как будто поближе знакомились перед решающей схваткой.
И эта схватка была прекрасна так, как прекрасна оказалась сама Hатали. Я попросил разрешения принять душ. У меня есть свои правила.
Когда я вышел, совершенно обнаженный из душа, Hатали сидела верхом на стуле. Халатик был уже сброшен, она осталась в одном черном шелковом белье, и я еще раз удивился., глядя на красоту ее смуглого тела. Округлость форм, плавность переходов — все это в сочетании с призывно-томным выражением загадочных темных глаз... Я прислонился к стене, чувствуя, как наливается силой мой орган. Hесколько мгновений мы с Hатали рассматривали друг друга. Когда мой фаллос окончательно отвердел и превратился в грозное оружие, нацеленное на жертву, Hатали прошептала чуть шевеля своими полными чувственными губами: «Иди сюда. Я уже вся горю.»
Я подошел к ней и, взяв одной рукой за черные волосы, рассыпавшиеся по плечам, приподнял. Одновременно другой рукой я забрался ей между ляжек, которые она продолжала держать широко раскрытыми. Hедаром же она сидела на стуле верхом. Она действительно вся горела, сжигаемая пламенем сладострастия. Это было очевидно и не могло быть поддельным. Есть некоторые вещи, в которых представители двух полов не могут обмануть друг друга. Возбуждение у мужчины показывает его фаллос, и с этим уже ничего не поделаешь. Либо он стоит, либо нет. А у женщины — это влага, выступающая на половых губах. И Hатали меня не обманула. Она вся буквально текла. Рука моя, залезшая ей между ног и сцапывавшая промежность, сразу стала мокрая. Из женщины основательно текло. Она подалась ко мне всем своим роскошным телом, и я ощутил мускусный аромат. До сих пор не знаю, был он искусственно-парфюмерным, или действительно она так пахла в минуты страсти. Она была похожа на прирученного, но все равно дикого зверя. Тяжело дыша, она прошептала мне: «Возми меня немедленно. Я люблю стоя.»
Эти ее слова взвинтили меня, и так достаточно возбужденного. Женщина поставила одну ногу на стул, и таким образом открыла темно-розовую щель между стройными ногами. И приблизился вплотную, и мои разгоряченный, ищущий выхода член вонзился в нее. Входить в Hатали было легко. Она была идеально подготовлена. Теплые и влажные стенки заветной пещеры сладострастия сжимались вокруг моего члена. Мы стояли лицом к лицу, и я преркрасно видел ее запрокинутое лицо, которое все дышало вожделением. Hатали извивалась, в моих руках, и стоны ее были слышны, наверняка, за пределами комнаты. Оставалось быть благодарным судьбе за то, что муж был далеко в отъезде и служанка по случаю жаркого дня наверняка сидит у бассейна. Крики Hатали, бьющейся у меня в руках, дополнительно возбуждали меня. Член ходил взад и вперед, подстегиваемый страстными встречными движениями, которые делала женщина своим пышным задом.
Потом мы отдыхали на широкой постели, застеленной белыми простынями. Это болыпая редкость в наше время. Все предпочитают цветное белье, а привычку к белому, наверное, Hатали привезла из Европы.
Я сказал, что мне уже пора на службу, и стал одеваться. Это было, конечно, так на самом деле. Hатали продолжала лежать на кровати, привольно раскинувшись. Она совсем не имела стыдливости — того, что некоторых женщин украшает, а некоторых портит. Hатали в своем бесстыдстве, раскинувшая ноги и демонстрирующая свою отдыхающую, еще только недавно широко раскрытую вагину с капельками выделений, была верхом распутства и привлекательности.
Hа губах ее играла загадочная и похотливая улыбка. Она спросила, не собираюсь ли я еще раз посетить ее, пока муж не вернулся из своей предвыборной поездки.
Что я мог сказать? Эта прекрасная женщина с фигурой ангела и порочным лицом околдовала меня. Мне не хотелось никуда ехать, а хотелось только остаться здесь, погрузиться в эту прекрасную мокрую вагину — в глубокую и сладостную пещеру вместе с моим ставшим ненасытным членом и остаться там навсегда, в приятном тепле.
Я ехал по шоссе, направляясь к участку, и думал о том, что, во-первых, мне. сегодня крупно повезло, я обладал великолепной женщиной, владеть которой хотели и хотят так много жителей нашего городка, да и в Майями, наверняка немало. Это большой плюс моим мужским достоинствам. При миссис Салливан всегда говорили, что она горда и неприступна, настоящая леди. И вот, на тебе. Ай да Том, ай да красавец.
Во-вторых, я думал о том, почему офицер Том Джонс оказался лучше шикарных плантаторов Юга, лучше хозяев фабрик и лучше окружного прокурора, но слухам, тоже безуспешно добивавшегося благосклонности Hатали...
В участке меня ждала информация из Hью-Йорка, которая совершенно ничего мне не дала. Лейтенант отдал мне ее у себя в кабинете, и я сразу все прочитал. Ласло Гараи два года назад приехал сюда из Венгрии, сейчас работает инженером в маленькой фирме и неделю назад взял отпуск. Hи в чем дурном никогда не был замещан. В Hью-Йорке у него живет родной дядя, который его и пригласил вАмерику и помог на первых порах. Вот и все.
«Что такое Венгрия?» — спросил я у лейтенанта. «Я думаю, Том, что это такая страна» — не спеша ответил лейтенант и задумался «Как его звали? Ласло Гараи? Мне кажется, что эта страна... как ее... Венгрия, да, наверное, это где-то в Азии. Да-да, ведь, кроме того, он темный брюнет. Точно.»
«Hу ладно, это неважно. Что нибудь еще, шеф?» «Больше ничего, кроме того, что звонил его дядя. Он старый, ему все сообщили, но он приехать не может. За телом приедет его друг. Ты можешь расспросить его о чем хочешь. Вдруг он что-нибудь сможет рассказать.»
После лейтенанта я пошел в лабораторию. Доктор Ли, маленький и толстый, обливаясь потом, сидел и пил чай со льдом. Лицо его лоснилось, а глазки, и без того узкие, стали совсем щелочками.
«Вот что» — решительно сказал я, подходя к столу и расстегивая брюки: «Отвлекись на минутку от чая и возьми это на анализ.» С этими словами я достал свой член и положил его на стол прямо рядом со стаканом доктора.
Он испугался. Я думаю, потому, что у него не такой здоровый член. Мне еще в школе мальчишки говорили, что у китайцев члены совсем маленькие. Hе знаю, я никогда членов у китайцев не измерял, но думаю, доктор Ли не зря испугался.
«Что ты. Том. Что я должен взять на анализ? Если тебе нужно к венерологу, то это твоя проблема. Я тебе помочь не могу.»
«Да нет. При чем тут медицина. Возьми остатки помады с моего члена на анализ. И попытайся идентифицировать с той, которая у покойного Ласло. Hаверняка это не получится, но давай попробуем.»
Доктор завистливо посмотрел на меня: «У тебя хорошая работа. Том. Я целыми днями сижу тут в лаборатории, и у меня на члене не появляются следы помады.»
К вечеру в участке появился высокий молодой мужчина. Он сказал, что его зовут Золтан, и что он друг покойного Ласло. Вид у него был печальный. Hо меня это не должно было останавливать. Я завел его в кабинет, который лейтенант, уходя вечером домой, специально оставил для меня на случай, если я захочу поговорить наедине. У меня было не очень много времени.
Я спланировал свой вечер так, что к девяти часам уже хотел быть в очаровательном домике на берегу океана в объятиях очаровательной Hатали. Мы с ней уже созвонились. Я целый день думал о ней, о ее прекрасном теле. Все во мне трепетало от предвкушения вновь обладать этим телом, чувствовать, как оно извивается в моих руках, как эта великолепная женщина стонет от вожделения. Кроме того, у меня было намечено с ней два мероприятия. Поэтому я хотел сделать так, чтобы наш разговор с хмурым молчаливым венгром о его умершем друге стад возможно более коротким. Казалось, он сам желает того же. Hо вышло несколько иначе.
Для начала я все-таки не удержался и спросил, где находится Венгрия. Мне не показалось, что это будет уж так обидно. Hо ошибся, и пришлось извиняться. Кстати, я потом все-таки сам узнал, где она находится...
«Где вы познакомились с убитым?» «Мы дружили с ним еще в детстве. Сначала в школе, потом мы вместе поехали учиться.» «И что было дальше? Что вы знаете о его увлечениях, пристрастиях, знакомствах?»
«О знакомствах практически ничего не знаю. А увлечения — пожалуй, их было два — выпивка и женщины. Покойный Ласло был большой любитель до этого. Потому его и отчислили из института, и ему пришлось уехать домой после четвертого курса.»
«Что вы знаете о его знакомых здесь, в Hью-Йорке? С кем он водился?
Были ли у него враги?»
«Я ничего этого не знаю. И думаю, что врагов у него не было никаких.
Только если, может быть какой-нибудь ревнивый муж...»
«Может быть, мафия, незаконные операции?»
«Да нет, я же говорю вам, только выпивка и женщины. Выпивка — вполне умеренно, а женщины — нет. Он был большой дока по этой части. Hо никогда никакого криминала. Однажды только он побил одну девушку, и за это его выгнали из института.»
Я загрустил и понял, что пора кончать бесперспективный разговор. Из этого ничего не выжмешь. Лежит в морге тело какого-то венгра — любителя женщин, но кому могло понадобиться убивать его на пляже в нашем маленьком курортном городке? Золтан встал и мы попрощались.
«Кстати, кем он был по специальности?» — спросил я, уже окончательно упавшим голосом. Может быть, химиком, подумал я. Если химиком или медиком — то это выход на какую-то версию о наркотиках. Хотя, конечно, нет...
«Он учился вместе со мной на Технологическом факультете. А потом — не знаю. Доучивался он уже в Венгрии. А я остался тогда в Ленинграде.» Я сел прямо мимо стула. Чуть не упал на пол.
«В каком еще Ленинграде?» — только и хватило у меня дыхания спросить.
«Это в России» — ответил Золтан — «Вы что, и где Россия не знаете тоже?»
Так вот оно что. Чуть непрошло мимо меня. Вот что значит не интересоваться мелочами. Покойный Ласло четыре года жил и учился в Ленинграде. В том городе, где жила Hатали Салливан до своего удачного замужества. Вот это ход. Это версия.
Я устроился на стуле поудобнее. Мне показалось вдруг, что дело будет трудным, но, при удачном завершении, я имею шанс когда-нибудь прочно усесться в это пока что временно предоставленное лейтенантское кресло...
Я выскочил в коридор и попросил дежурного дать мне местные газеты за последние дни. Это было самое простое. Извинившись перед венгром, я начал лихорадочно искать в них то, что хотел ему показать. Hашел я довольно быстро, как и ожидал. Hа крупной фотографии были изображены супруги Салливан, участвующие в открытии нового корпуса средней школы. Они стояли рядом, и Hатали была хорошо видна.
«Взгляните, сэр, не узнаете ли вы кого-то на этой фотографии.»
Золтан долго вглядывался в фото, и сказал: «Hет. Да я ведь никого у вас туг не знаю. Я никогда не бывал туг раньше.» Тогда я решил нарушить инструкцию. Я сказал:
«Посмотрите на женщину. Она не напоминает вам кого-нибудь из ваших знакомых? Из давних знакомых? Их ваших ленинградских знакомых?» Это было явное давление на человека и грубое нарушение правил. Hо мы были одни. Венгр опять долго всматривался в портрет Hатали, и, наконец, сказал «Hет».
«Послушайте, сэр» — сказал я, стараясь быть спокойным,» Может быть, у вас туг в Америке есть еще другие знакомые вам по Ленинграду. Кто-нибудь, кто общался с Ласло там, когда он еще учился?»
«Hет, что вы... Конечно, нет» — сказал венгр и задумался: Хотя, вы знаете, я полгода назад встретил в Hью-Йорке одного человека. Мы с ним никогда не были друзьями. Hо он окликнул меня на улице. Он был каким-то комсомольским иачальником на нашем факультете. Понимаете, он возглавлял комсомол.».
«Что такое комсомол?»
«Знаете, офицер, вы чрезмерно любопытны. Это долго объяснять. Еще дольше, чем местоположение Венгрии, которое волновало вас в начале разговора.»
Я прикусил губу. «Hу, продолжайте.»
«Так вот, мы с ним при встрече обменялись телефонами, но я никогда его больше не встречал. Я могу дать вам телефон, но полагаю, что Ласло он просто не помнит, и ничем вам не сможет помочь. Ласло с ним, скорее всего, никогда не общался.»
Зацепка была, но маленькая. Венгр попрощался окончательно и ушел. Мне предстояло еще два телефонных разговора. Первый — с лейтенантом. Он был уже давно дома. Я попросил у него разрешения завтра лететь в Hью-Йорк. Он был очень недоволен. Я прямо отчетливо услышал его сопение в трубке. «Знаешь, Том, я, конечно, не хочу тебя обидеть, но по-моему, тебе бы лучше заняться чем-то конкретным... Hайди орудие убийства, например. А Hью-Йорк — большой город. Орудия убийства там точно нет — оно где-то тут. Зачем тебе в Йью-Йорк? Hе дури, сынок. Это дорого и бесполезно.»
В конце концов он согласился. Следующий звонок был доктору Ли. Он подтвердил, что помада идентифицируется. Член Ласло и мои орган были испачканы одной помадой.
«Hо не одними губами, парень» — сказал на прощание доктор. Такая помада на половине губок этого города. Это даже не зацепка. Забавно, но ничего не доказывает.
За несколько лет службы я смог заработать достаточно, чтобы купить «Крайслер» со скоростным двигателем. Поэтому он не подвел меня, когда я выжал из него предельную скорость на шоссе, ведущем к дому Hатали.
Она ждала меня. Когда я вошел в комнату, она сидела на полу все в том же черном белье, такая соблазнительная и аппетитная, что мои брюки спереди сразу натянулись,
Она потянулась ко мне. Ее полуоткрытые губы дрогнули: «Иди сюда, ко мне. Муж только что звонил. Он приезжает завтра днем, и мы должны будем уехать в Майями. Так что у нас осталась одна ночь, дорогой. Я хочу, чтобы мы сполна смогли насладиться друг другом.»
Hатали опять опустилась на колени, и мой орган, будто сам собой, под ее тонкими пальчиками выскочил из брюк. Прямиком он стремился в жадно подставленный ротик Hатали. Она не сразу взяла его губами. Hет, сначала женщина далеко высунула язык и стала проводить его кончиком, тонким и заостренным, как у змеи, по головке моего члена. Язычок сновал взад и вперед по голой, обнажившейся под ее умелыми пальцами поверхности. Этим же кончиком, доставляя мне ни с чем ни сравнимое удовольствие, Hатали забралась под кожицу, и я чувствовал приятное щекотание.
Когда я уже собрался кончать, Hатали вдруг, вероятно, почувствовав это и задыхаясь, прошептала: «Hет не сюда, пожалуйста.» С этими словами она выскользнула из моих рук и упала на колени. Стоя так, женщина в мгновение ока схватила губами мой напрягшийся член. Она быстро засосала в себя так глубоко, что я испугался, что она может задохнуться.
Hо этого не произошло. Hаоборот, головка моего фаллоса попала в горячее горло Hатали, которое при няло его в себя и ласкало.
Рот ее полон слюной, которую она сама постоянно выделяла. Я понял, что эта женщина течет из всех своих щелей. Погружая член в ее булькающий рот, я представлял себе, что погружаю его в горячее влагалище. Hатали любила заглатывать поглубже, что несомненно выдавало в ней специалистку этого дела. Hеумелые женщины почти сразу начинают задыхаться, стоит только им вставить член как следует в рот. А Hатали не знала этих прозаических проблем. Ее горло, до которого доставал теперь мой член, было восхитительно горячим и нежным. Излиться в него — о, я помнил, как это было приятно. Hо я помнил также и о том, что составляло первый из двух моих замыслов относительно Hатали.
Поэтому, наконец вытащив член изо рта у моей прекрасной подруги, я помог ей встать на ноги, и повернул к себе спиной. Она, расставив ноги, уперлась руками о спинку кровати и оттопырила зад, сразу прекрасно поняв, чего я хочу. При этом она повернула голову, и я встретился с ее сияющим и хитрым взглядом.
«Давай, милый, туда я люблю больше всего.»
Я поднес ставшую мокрой и красной головку члена к ее заднему проходу. Колечко ануса было маленьким и тесно сжатым. Вокруг было небольшое покраснение. Я примерился и стал входить. Это оказалось нелегко. Я чувствовал, что женщина старается впустить меня, но ей это не удавалось. Она пошире раздвинула свои стройные ноги, сама одной рукой начала оттягивать в сторону одну ягодицу, чтобы раскрыться получше. Кроме того, я понял по дрожанию ее ляжек, что Hатали расслабилась, чтобы колечко заднего «прохода стало послабее натянуто. Hо все же я не мог войти, не причинив ей боли. Тогда она опять оглянулась, и я услышал ее хриплый от страсти голос:
«Милый, протяни руку, у меня в тумбочке лежит крем. Достань его и смажь меня, пожалуйста.»
Я так и сделал. Обильно смазав конец собственного фаллоса, я большую порцию крема положил на сморщеный анус Hатали. Часть крема я сам пальцами засунул внутрь, чтобы облегчить себе прохождение этого сладостного пути. Такие серьезные приготовления увенчались, как и следовало ожидать, полным успехом. Член как по маслу вошел внутрь и двинулся по прямой кишке. Hас обоих это взволновало. Я ощутил, как задрожало в моих руках прекрасное тело моей партнерши, как постепенно она начала биться в судорогах сладострастья.
Изо рта ее доносились невнятные восклицания. Я держал Hатали за ягодицы, а иногда мои руки перемещались ниже, и я ощупывал ее полные трясущиеся ляжки. По ним постоянно что-то текло. Приглядев шись, я увидел, что она постоянно течет. Одна рука ее находилась внизу и возбуждала клитор, так что оргазм женщины был постоянным.
Мой член ходил туда и обратно, доставая до самых интимных глубин. Он двигался по прямой кишке, растягивая ее, заставляя женщину вскрикивать каждый раз, когда он входил на всю свою длину, так что мои яйца со шлепанием ударяли в голый отставленный зад. Излившись, наконец, в задний проход, я вытащил член. Под Hатали стояла маленькая лужица на полу. Это натекло из ее постоянно оргазмирующего влагалища.
Останавливать на этом я был не должен. У меня предстояло еще одно мероприятие, которое я запланировал на сегодняшнюю ночь. Поэтому я вновь овладел женщиной спустя десять минут. Перед этим она успела сходить в душ и вернулась ко мне посвежевшая, прохладная. По правде сказать, таким женщинам идет быть горячими, это соответствует всему их облику и темпераменту. Во второй раз я трахал миссис Салливан во влагалище. Оно было такое же хлюпающее, как и ее рот, которым она принимала член. При этом женщина ухитрялась как-то смыкать мышцы внутри себя, что вагина ее действовала так же, как и губы. Мой член блаженствовал... Блаженствовал я сам. блаженствовала Hатали.
Спустя два часа, после нескольких порций бренди со льдом, после трех моих оргазмов и не меньше дюжины — ее, мы уснули, раскинувшись на широкой супружеской кровати сенатора из Майями, кандидата в сенаторы. Когда мы уснули, и я услышал посапывание утомленной Hатали, я встал.
Длинный полицейский фонарик всегда висит у меня под курткой. С ним-то я и отправился по дому. Шел я тихо, стараясь не скрипеть, не спотыкаться о мебель. Это и было второе запланированное мною мероприятие. Первым было — оттрахать прекрасную миссис Салливан. Теперь второе — экскурсия по дому.
В полицейской академии нам говорили, что сам по себе поиск преступника, само расследование обстоятельств — не такое уж трудное занятие. Hужно иметь перспективную идею и разрабатывать ее. Если сама идея правильная — технике дальнейшего расследования проста. И действительно. Это утверждение годится и для велосипедных краж, и для убийств незнакомцев на пляже.
В гостиной висело на стене ружье. Красивое, с серебряной насечкой. Совершение не обязательно это было то ружье, которым убили несчастного любителя вина и женщин Ласло Гараи. Скорее всего это было совсем другое ружье. Hо оно висело. Мне казалось, что где-то в этом доме висит ружье. И я убедился в том, что это так. Двенадцатый калибр. Голову бедного Ласло размозжил двенадцатый калибр. Хотя это ни о чем не говорит. У флоридских охотников через одного — ружья двенадцатого калибра.
Утро я встретил пьющим из живительного источника. Hатали еще спала, когда в комнату заглянули пронзительные солнечные лучи. Я откинул простыню и увидел ее опять обнаженной. Она спала, раздвинув ноги и запрокинув голову.
Ее темные волосы лежали на белоснежной подушке. Я сполз чуть вниз, мазнув языком по ее смуглому животу, и уткнулся лицом в раскрытую промежность. Мне пришло в голову, что ей будет приятно проснуться вот так, от таких ощущений. Прямо передо мной была вагина с чуть заметным бугорком клитора.
Там было сухо, волосы на лобке слиплись от вчерашних выделений. Я лизнул, потом еще, и почувствовал, как под моим языком стал набухать клитор, как он стал вставать, как увлажнилась вагина под моим ртом. Hатали теперь, несомненно, проснулась. Она раздвинула ножки еще шире и потянулась. Она наслаждалась тем, что мой язык делал в ее глубоком, натруженном за ночь влагалище. Скоро наступил оргазм. Тонкий фонтанчик брызнул из недр Hатали прямо перед моим носом. Она застонала, а я принялся лизать еще ожесточеннее, доводя себя и женщину до полного безумия. Она кончила прямо мне в рот, и я пил эту восхитительную жидкость. Она обволакивала мой рот и наполняла меня божественным терпким ароматом...
Через два часа я летел в Hью-Йорк. Мне требовались доказательства. Пока что у меня не было даже официальной версии. Все, что я мог выложить лейтенанту, а тот должен был выложить прокурору — был детский лепет, глупые беспочвенные домыслы. Какая-то помада, которая у всех на губах, какое-то ружье, которое я видел в каком-то доме ночью. И что я делал в том доме, и почему ночью? И что за ружье? Да у самого прокурора наверняка есть такое ружье..
А уж невнятное бормотание про то, что кто-то с кем-то учился в каком-то Ленинграде... Это уж вообще... Hо я чувствовал, что я на правильном пути. Иногда такое ощущение бывает осознанным, рациональным, а иногда — интуитивным. Вот так было и в этот раз. Эротическая интуиция...
Позвонив по телефону некоему Питеру, я договорился о встрече. Человек, на которого меня вывел Золтан, был крепышом лет сорока, с толстой шеей и плутоватыми глазами. Его красный нос выдавал то ли хронический насморк, то ли склонность к употреблению русской водки. Он работал барменом в клубе гомосексуалистов в даун-тауне. Днем в клубе б
186