Я могу назвать ее по имени. Я могу крыть ее матом, когда она кончает меня. Я могу давать ей грубые прозвища, которые никогда не коснуться ее игривого язычка. Но я никогда не могу сказать ей что-то сладковато-пошлое из разряда ми-ми-мишных погонялок для малолеток. Потому что она высоко пробная блядь, а не куколка и малышка.
Я получу ее опять и снова. Я продамся дьяволу, я готов сдохнуть назавтра, только бы сегодня трахать ее, ебать жестко и любить всей душой и телом. Ее красота не кричащая, не стандартно-шаблонная, но манящая и опьяняющая. И мне пох, что потом наступит похмелье, что я буду искать ее, апробируя эффект плацебо с бездушными женскими телами. Мне насрать на неутолимую жажду с утра, когда она уйдет и не скажет, когда я смогу напиться.
Я возьму ее здесь и сейчас. Вот она идет со свои мужем и дочкой, маленькой копией взрослой стервы. Она проводит время с семьей, они притягивают восторженные взгляды прохожих, вызывают зависть одиноких баб и неудачливых мужиков. Этому больному обществу, заебанному по самое не балуйся, даже в голову не придет, что она идет ко мне. А я жду ее. Собираясь на эту воскресную прогулку в парке, леди знала, что отдаст себя мне, свое красивое тело, свои губы и слизистые.
Я смотрю на нее, и у меня уже стояк. Штаны внатяг и хуй намок. Но еще дышу. Как она это делает?! Шепнула на ушко дочке, поцеловала мужа и плавно пошла... в туалет? Мне всегда интересно, что она врет им всем, когда между ног у нее уже влажно и горячо. Мы смотрим друг на друга. Я иду ей н
австречу. Она сворачивает в общественный туалет. Мужской?! Вот зараза. Захожу следом. Чисто, не воняет. Странно, что я еще это замечаю. Последняя кабинка.
Я бросаюсь на нее как голодный пес на еду. Она аккуратно запирает кабинку за моей спиной, утопая в моем поцелуе. Мы задыхаемся друг у друга во рту. Я задираю ее подол, как предусмотрительно с ее стороны надеть это платье. Какие маленькие трусики. Моя рука врывается между ее ног, раздвигая и поднимая одну ее коленку на унитаз. Киска течет. Киска жаждет. К чёрту труселя. Мои пальцы тонут в ней. Ее руки, такие аристократичные, с обручальным кольцом на безымянном пальце, уже давно ласкают мой член, твердый и зовущий, нетерпеливо подрагивавший.
Я приподнимаю ее и надеваю на себя. Стон, стоящий миллион, вырывается из ее рта. Она упирается руками в стенки. Я трахаю ею себя, я надраиваю свой хуй ее жадной пиздой, я сжимаю ее хрупкое тело в своих руках и слышу только звуки трения плоти о плоть.
— Быстрее! Быстрее! Ну же! Еще!
Да! Я кончаю в нее, мыча и трясясь всем телом. Смотрю на нее, она улыбается мне, убирая пряди своих волос с моего лица. Я снимаю ее и ставлю на пол, как фарфоровую статуэтку. Она поправляет платье и выходит из кабинки. Она даже не помоет руки? Она уходит и оглядывается в дверях, шепча одними губами «спасибо».
Я выхожу за ней, надо закурить, ищу зажигалку во всех карманах, нахожу ее запутавшуюся в какой-то ткани. Ее трусики, такие крошечные. Я порвал и засунул их в свой задний карман джинсов. Улыбаюсь. Поспешно прячу и закуриваю. Смотрю ей вслед. Ухожу.
Я иду мимо нее, сквозь нее, дальше, вперед. Я смотрю на ее ноги в тонких кожаных ремешках босоножек, красивые маленькие ступни, неброский лак на ногтях, колечко на втором пальце. Я слышу ее голос, болтающий с мужем и дочкой, слова не запоминаются, только звук ее речи. Ползу взглядом выше по ноге. Гладкая чуть тронутая загаром кожа. По внутренней части икры медленно стекает белесая капля, сверкая в солнечных бликах...
Я хочу ее. Эту маленькую сучку.
191