– Вер Владимировна, я не могу... – законючила Маша, была пятница, все ее планы рушились. – Я устала..., да и месячные у меня.
– Что?! Устала ! Как косячить... – она зло сощурила карие глаза, ставшие от гнева черными, – Ложись и раздвинь ноги!
Маша похолодела от ужаса. Ее наивный обман был раскрыт и "вознагражден" двумя звонкими пощечинами. " Красные партизаны" не обнаружены.
– Все побрей, чтоб гладенько было... Клизму сделай, белье поэротичней, – давала наставления старшая. – За тобой Петрович заедет...
Вера Владимировна была в общем то не злой женщиной... Обстоятельства заставили служить Кабану, быть его "глазами и ушами" в отделении... Именно она, воспользовалась беспечностью и доверчивостью, похитила лекарство... Ее боялись и ненавидели...
Кабан отмазал ее восемнадцатилетнего сына – оболтуса от армии. На что не пойдешь ради ребенка.
Маша предназначалась для Мехмеда, турка, руководителя строительства Центра.
Ее саму и исполняющую обязанности заведующей Людмилу Николаевну пригласили "отдохнуть и посовещаться". Она была несказанно удивлена, обычно Кабан ее не "светил". Было кому ноги раздвигать, кто помоложе и покрасивее...
Людмила Николаевна, курносая блондинка, среднего роста сидела положив ногу на ногу за столиком, накрытом неподалеку от бассейна. Пиво, нежно – красная россыпь раков, ворох тарани. В бассейне плещется Вера Владимировна в резиновой красной шапочке мелькающей среди голубоватой воды. Обе женщины в закрытых купальниках.
Напротив нее порозовевший, распаренный в сауне Михаил Михайлович. Из одежды на нем лишь шерстяная сванская шапочка. Он потягивает пиво, блаженствует, бросая в время от времени взгляд на женские ноги. "У Ирины – лучше... " – сравнивает он.
Об Ирине идет речь. Он негодует :
– Птичка распустила хвост ! Надо ее обломать снова... А как ?
Людмила Николаевна прихлебывает пиво, слизывая появляющуюся пену на губах языком. Она сочувственно кивает, думает о том, как избавиться от "и. о", стать полновластной хозяйкой в отделении...
Из – за приоткрытой двери, неподалеку, раздаются придушенные стоны и требовательные крики не по – русски. Там турок обхаживал Машку... Из комнаты напротив раздаются глухие удары киев, резкий треск сталкивающихся шаров, азартные реплики. Там играют в "американку" двое интернов, из "верных".
Пышнотелая блондинка выскочила из комнаты и устремилась в сторону туалета. Следом за ней возник смуглый крепыш. Тело заросло как у зверя. Он потягивается до хруста, блаженно жмурится:
– – Кароший Наташ!
– Она Маша... – поправляет его
Кабан.
– Наташ, зовут у нас руский билядь...
Слова турка отозвались болью в душе" патриота" – "У, сука черножопая !... "
Но промолчал, турок – – нужный человек, от него неплохо перепадает, а за патриотизм не платят...
Мехмед перехватил взгляд женщины, устремленный на его болтавшийся между ног член с открытой головкой, осклабился и подмигнул.
Подошел, плюхнулся рядом, приобнял Людмилу Николаевну... И вдруг резко пригнул ее голову к своему паху:
– Девюшка ! А как вас зовют ? – глумливо протянул он. – Я Мехмед...
Кабан поспешил деликатно удалиться. Из бильярдной комнаты высунулась чернявая голова с узкими стильными очками на большом носу. Это был интерн Фима. Он с восхищением наблюдал, как Людмила Николаевна, уже на коленях, расположилась между смуглых волосатых ног турка, а его темно – коричневый член едва умешается в ее губах, верх купальника спушен до пояса... Мехмед волосатой лапищей схватил ее за волосы и насаживал на член, ощерив бело – кипенные зубы в хищном оскале. Он что – то рычал по – своему... Фима смотрел как завороженный, выпучив глаза, которые еще больше увеличивали линзы очков. Затем появилась белобрысая короткостриженная макушка, высокий лоб и мясистые щеки... Интерн Паша, второй кавалер, смотрел оттопырив нижнюю губу от возбуждения... Мехмед заметив зрителей, прекратил насаживать женскую голову на член, призывно шелкнул им пальцами : – Иды сюда! Щуплый Фима и толстяк Паша мигом оказались перед ним в услужливой готовности. Турок улегся на узкой кушетки, спустив ноги с торца, поддерживая член налитый кровью, скомандовал : – Сады на меня, жёпой ! Парни, избавив свою начальницу от купальника, подхватили на руки и стали насаживать на член, как на кол... Она ойкая насадилась на член, упала спиной на широкую волосатую грудь... Он сжал лапишами ее грудь и стал подбрасывать вверх, отрывая зад от кушетки. Это был сильный самец! Женщина орала от боли, слезы текли по щекам... Интерны стояли и наблюдали, пока турок рявкнул на них: – Че стоиш! Пашли... Они отпрянули в сторону бассейна, где заметили Веру Владимировну в красной шапочке. Не сговариваясь они плюхнулись в бассейн. – Мальчики не надо ! Я вам в матери гожусь!... – верещала старшая в тщетной попытке образумить их. Паша сорвав с нее купальник, сопя мял полные отвислые груди, а Фима щупал, вернее шипал под водой ее ягодицы и ляжки. Вскоре они вытащили, слабо сопротивлявшуюся, женщину наверх и разложили на полу... Фима устроился между раскинутых ног и быстро – быстро задвигал тощим задом, а Паша сел ей на лицо, водил отвисшей мощонкой по губам, яростно дрочил вялый член... От перевозбуждения он кончил еще в воде! А он отнюдь не был "половым гигантом".
Кабан набросил махровый халат и вышел на улицу, глотнуть воздуху. От сауны шла дорожка на пристань, освещенная фонарями с молочно белыми шарами. Он не чувствовал опасности на территории, обнесенной двухметровым забором из металлопрофиля, в глухом лесу...
Мелькнула тень, глухо плеснула волна, на которой закачалась лодка...
Его страшно раздувшееся тело нашли в камышах рыбаки.
LA FIN.
238