На его территории открывали многопрофильный медицинский центр. На фундаменте еще советских времен долгостроя, турецкая фирма возвела сверкающее стеклом здание, облицованное желтым кирпичом. Закупили самое современное оборудование, даже мебель была импортная. Решили произвести торжественное открытие. Президента не ждали, но список прибывающих производил впечатление, солидные все люди. Региональные и областные начальники, представители Минздрава, бизнесмены – спонсоры... Прибыла делегация из города – побратима (в их числе доктора Пауль и Генрих).
Пока шло строительство приезжали разные комиссии, всех надо было принять и ублажить.
Ожидали, что высокие гости посетят и корпуса самой ГКБ. Михаилу Михайловичу дана установка – не ударить в грязь лицом. На территории кипела работа. Укладывали новый асфальт, меняли плитку, белили стволы деревьев и бордюры. К уборке территории привлекали медперсонал. Они тралили граблями лужайки, собирали в черные мешки мусор.
Неподалеку групка "гастарбайтеров" в оранжевых жилетах на голых потных торсах укладывали асфальт, временами бросали взгляды на работающих неподалеку женщин, что – то лопотали, вроде шутили. Их внимание привлекала высокая пышнотелая блондинка в коротком и тесном халате. Медсестра Маша, тоже известная нам... Вот один, молодой, гибкий как обезьяна, подошел ближе и выпалил, сверкая глазами – маслинами:
– Эй, русский билядь, иды сюда, твой жопа буду ибать!
И сделал неприличный жест, что вызвало смех его соплеменников. Маша прекратила работу, обернулась, смерила его с головы до ног презрительным взглядом, ответила спокойно:
– Ишака еб*, чурка черножопая! Видал...
Она на секунду распахнула полы халата.
Трусиков из – за жары она надела. Женщины покатывались со смеху:
– Ну Машка ты даешь! Иди, иди отсюда, опарыш... Понаехали !
Молодой взвился, будто змея которой наступили на хвост, залопотал брызгая слюной и понуро отошел к своим.
Внутри, тоже работы. Чистили, красили, шкрябали, подкрашивали, мыли. Главный в халате наброшенном на голый торс и в колпаке, похожим на корону, носился со свитой по этажам, и требовал, наставлял, поучал... Он задергал всех.
Устраивал совещания с замами и заведующими и тоже требовал. Чтобы белье и одежда были свежайшие, в холлах появилась новая мебель, в день "высочайшего посещения" не должно быть осклизлых серых котлет, непрожаренных внутри, разваренных в клейстер макарон и водяных супов...
Начальство хочет видеть то, что ему покажут. Медперсонал валился с ног от усталости. Тех кто роптал, разумеется за глаза, брали на карандаш. Наушничество поощрялось...
После беготни по этажам хорошо расслабиться... Кабан расслабленно откинулся на спинку дивана, раскинул ноги, насколько позваляли спушенные до шиколоток штаны с трусами и наслаждался минетом. Коленнопреклоненная женщина в розовом атласном бикини двигала белокурой головой, причмокивая. Ладная, крепко сбитая медсестра Лидия, замужняя, мать двоих детей.
Она отрабатывала "провинность". Рядом с ней, на полу ворох одежды. На столике перед диваном бутылка вина и телефон. Кабан потягивал винцо, временами отставлял бокал, брал женщину за волосы обеими руками и глубже насаживал на член. Ее лицо плющилось о его густо поросший лобок, она задыхалась и заходилась в кашле. Ему доставляло особое наслаждение мучить и издеваться над покорными женщинами, ибо в своей семье он был подкаблучник и тряпка.
Раздался звонок телефона...
Продолжение следует.
244