Имя Филата было хорошо известно в наёмном мире Северной Греции. За десять лет службы наёмником он заработал себе репутацию бескомпромиссного, жёсткого и храброго воина. За эти долгие годы он побывал во многих землях и странах, служил дюжине царей и архонтов, сражался в полсотни битв и всё равно выжил. От холмов Эпира до виноградников Аттики он проливал кровь, свою и чужую, участвуя в бесконечных войнах греческих городов.
Это была нелёгкая доля. Доля наёмника, убийцы, чью жизнь никогда не ценили выше жизни раба, а потому всегда отправляли в бой в первых рядах. Такую судьбу Филат не выбрал бы себе, будь у него выбор. Но выбора не было. Десять лет назад он, достопочтенный гражданин Коринфа, сын уважаемого в городе судьи, сам предстал перед судом за то, что забил до смерти человека, распускавшего позорные слухи о его жене. Убитый оказался сыном влиятельного политика, поэтому наказание было суровым. Филат был изгнан из Коринфа на десять лет. В холодную зимнюю ночь он оставил родной дом, а в нём убитых горем отца, мать, жену и восьмилетнего сына. Оставил на долгих десять лет, обещая вернуться живым и не веря в это.
И вот десять лет миновали, преподав Филату много ценных уроков. И хотя ему минуло 38, глядя на этого человека, сложно было сказать, что на его долю выпало столько испытаний. Чёрные вьющиеся волосы, не тронутые сединой, упругая оливковая кожа, закалённая жарким греческим солнцем, мускулистое, рельефное тело — всё это делало его очень привлекательным для противоположного пола. И даже шрамы, которых за эти десять лет у него накопилось не мало, придавали ему ещё большей мужественности.
Конечно, за то долгое время, что он провёл в военных походах, у него были женщины. Много женщин. Лагерные шлюхи, которые за ночь могли обслужить дюжину солдат, крестьянки, принимавшие на постой разгорячённое воинство, рабыни, в своём неистовом гневе царапавшие спину и руки насильника — всех их Филат поимел за долгие десять лет. Всех их он брал грубо, как военный трофей, видя в них не столько женщин, сколько средство для выполнения простой мужской потребности в сексе.
Но каждый раз, когда его член входил в очередную податливую щель, он представлял её, свою любимую, далёкую, прекрасную жену Алкмену. Она была той, ради кого он жил все эти годы. Его отрадой, его надеждой, его знаменем. С ней в постели он никогда не бывал груб. Наоборот, только с Алкменой он мог быть по-настоящему нежным, мог ублажать её, а не думать только об усладе себя. Но Алкмена была далеко, в Коринфе. Городе, дорога куда ему была закрыта на долгие десять лет.
За это время он не раз задавался вопросом: как сейчас она живёт? по-прежнему ждёт его, как обещала? или смирилась с мыслью, что он погиб где-то в далёкой стране, а сама вышла за другого и сейчас греет его постель?
— Нет, этого не может быть, — уверял себя Филат. Она любит меня. Любит до сих пор. Она меня не придаст. Тем более, у них рос сын. Сейчас ему уже восемнадцать. Настоящий мужчина. Он будет защитником матери.
Подобные мысли захватили ум Филата уже не в первый раз во время долгой дороги из Фив в Коринф, в его родной город, в его дом. Стояла страшная жара, отчего его путь был ещё медленнее и труднее. Из одежды на нём была лишь старая хламида, закреплённая на левом плече, да большая широкополая шляпа, защищавшая от солнца. На ногах — истёртые сандалии, на кожаном поясе болтается короткий меч — его единственный верный друг и товарищ, за спиной на палке болтается узелок с вещами — в нём всё то немногое, что он нажил за эти десять лет.
Даже шляпа была не в состоянии защитить Филата от жгучего солнца. Большие капли пота стекали с его угольно-чёрных волос и бороды, с волосатой груди и таких же подмышек. К полудню жара стала совсем невыносимой, и Филат решил сделать привал в тени раскидистого бука, на берегу небольшой бурной речки. Стянув с себя хламиду, он впился губами в старую флягу, жадно глотая воду. Утолив жажду, он присел у подножия бука, закрыв глаза. Рядом призывно журчала речка, зазывая солдата искупаться в её водах. Филат не устоял перед искушением и голышом спрыгнул с каменистого берега вниз. Холодный укол воды несколько отрезвил Филата, сильно утомившегося на солнце. Он с удовольствием поплыл по течению, потом против, потом нырнул глубоко, достав руками дна, и вынырнул вновь. Он любил воду. В изнурительных походах вода была лучшим средством снять напряжение. Лучше воды, пожалуй, был только секс, но секс был не так доступен, как полноводная речка. Вдоволь искупавшись, Филат наконец вылез на берег и направился к буку, обсыхать в его блаженной тени.
Когда он вновь присел под деревом, на него нахлынули воспоминания. Вот он, ещё без бороды и шрамов, так же плескается в холодной реке. А рядом с ним, такая же нагая, как и он сам, его Алкмена. Длинные светло-русые волосы едва закрывают маленькую, но красивую грудку, розовые губы широко открыты в радостной улыбке. Она подплыла к Филату и окатила его брызгами воды. Она всегда была озорницей! Настоящая бестия! Филат, задыхаясь от смеха, поплыл на неё, уплывающую к берегу, стараясь отплатить ей той же монетой. Легко догнав её у самого берега, он окатил её большим фонтаном воды, а пока она смеялась, обхватил под водой её талию и впился в губы страстным поцелуем. Она ответила, да так, как только она и умела. Ещё более страстно, даже порочно, с вызовом. Руки Филата скользили по её телу, поглаживая упругие бёдра и грудь. Её руки с наслаждением мяли его упругие ягодицы.
— Я хочу тебя, — прошептала она ему на ушко, — возьми меня прямо сейчас, на берегу.
— А что скажет на это твой брат, если застанет нас?
— Будем молиться, чтобы этого не случилось. Филат, я больше не могу ждать. Возьми меня, умоляю.
— Распутница, — Филат расплылся в улыбке, — хорошо, вылезай.
Они осторожно вылезли из реки и направились в ближайшие заросли высокой травы, чтобы скрыться от любопытных глаз. Алкмена шла впереди, её широкие бёдра раскачивались взад-вперёд, возбуждая Филата ещё сильнее. Его член был уже в боевом положении, когда они наконец устроились в зарослях. Алкмена легла на живот и, слегка постанывая, стала ласкать себя между ног. Филату не нужно было возбуждаться, поэтому он склонился над ней и медленно направил свой член в её лоно. Конечно, она была ещё девственницей. Такая юная, такая желанная и такая красивая. Для Филата это был не первый опыт. К восемнадцати годам он уже познал не одну женщину. Но ни одна из них не была девственницей. Он боялся, что его большой, слегка изогнутый член причинит сильную боль его любимой. Потому он стал вводить его медленно, стараясь как можно более нежно порвать её девственную плеву. Это произошло быстрее, чем он ожидал. Алкмена всхлипнула, но не закричала, а лишь сильнее ухватилась за его могучую спину. Она всегда была умницей!
Филат ввёл член глубже и стал ритмично двигаться вверх-вниз, стараясь быть как можно более нежным. Алкмена молчала, и лишь изредка постанывала, продолжая крепко держаться за спину Филата.
— Тебе нравится? — с надеждой спросил он.
— Ммм, конечно, любимый. Я не и не знала, что это так приятно.
— Тебе не больно?
— Уже нет. Прошу, продолжай, — она поцеловала его в губы. Филату ничего не оставалось, как исполнить желание своей возлюбленной. Он ускорил темп, считая, что для этого пришло время. Стон Алкмены усилился, а из лона всё сильнее сочилась кровь, перемешанная с женскими выделениями.
— Вставай. Я хочу взять тебя сзади, — сказал он. Алкмена покорно, хотя и слегка пошатываясь, встала на четвереньки, Филат пристроился сзади и резко вошёл в неё. От неожиданности Алкмена вскрикнула.
— Тише! — возмутился Филат и нежно шлёпнул Алкмену по попке, — ты же не хочешь, чтобы нас застукали?
— Да мне всё равно. Все и так скоро узнают, — она стала сама насаживаться на его член. Было видно, что ей нравится это занятие. Филат старался доставить ей максимальное удовольствие, вводя свой член на всю длину и постоянно меняя темп. Шлепки по попке, кажется, очень раззадоривали Алкмену, поэтому он продолжал нежно шлёпать свою любимую, пока её упругие ягодицы не залились розовым.
Филат трахал Алкмену ещё какое-то время, потом, чувствуя, что конец близок, быстро вынул член из сорванного им цветка и стал неистово ласкать себя, глядя на её прекрасную фигуру. Мгновение, и он бурно кончил на её спину.
— Даааа, ахххх! — Филат пришёл в себя. Он сидел под сенью большого бука и со страстью терзал свой член. Его грудь была уже вся залита густым белым семенем, но член всё ещё стоял, как кол.
"Вот что бывает, когда долго не трахаешься", — подумал он, втирая семя себе в тело. Этому его научил боевой друг, Фиокл. Он говорил, что мужское семя очень полезно для кожи, из-за чего он всегда кончал себе на грудь. Чокнутый малый. Жаль, что он погиб в той заваруш
ке у Мегар.
Филат встал и натянул хламиду. Солнце по-прежнему сильно палило, но теперь ему было намного легче, чем до привала. Перекинув палку с мешком через плечо, он продолжил свой путь домой. Впереди его ждал родной Коринф.
Только к закату Филат увидел большие каменные стены, окружавшие город. Коринф был одним из самых больших и могущественных городов Греции. Богатство коринфян было хорошо известно, так же как их жадность и коварство. Когда-то Филат мечтал стать одним из тех, кто правит этим городом. Но теперь эта идея казалась ему глупой юношеской мечтой. Теперь он мечтал только о возвращении в родной дом. Он мечтал увидеть её. Ту, ради которой жил все эти годы. Ту, с чьим именем на устах шёл в бой.
Успев проскочить в городские ворота вместе с караваном торговцев, Филат направился на восток города, в престижный квартал, в котором когда-то он знал каждый закоулок. Домой.
Не без труда, петляя по узким переулкам, он всё же отыскал родное пристанище. Некогда хороший, ухоженный дом из белого известняка, с красной деревянной крышей, сейчас казался несколько более обветшалым. Филат понимал, в чём дело. Его отец скорее всего уже переплыл Стикс, а сын ещё слишком юн, чтобы взять всё хозяйство в свои руки. Дому не доставало хозяина. Филат надеялся, что хозяин вернулся.
Стало темнеть. В Греции всегда темнеет очень быстро, и темнота — не лучшее время для того, чтобы ходить по городским улицам. Немного постояв, Филат собрался с мыслями и постучал в большую деревянную дверь. Никто не открыл. Филат постучал сильнее и настойчивее. Вновь молчание. Не зная, что делать, он со всей силы ударил по двери тяжёлым кулаком. За дверью послышались шаги, и через мгновение она отворилась.
— Что, опять напился? Проваливай, твой дом рядом, Ксанф! — на пороге стоял молодой юноша в белой набедренной повязке. Чёрные кудрявые волосы, мускулистая, но ещё мальчишеская фигура, серые глаза. Юноша замер, увидев, кто стоит на пороге.
— Кто ты? — наконец спросил он.
— Я...— Филат слегка замялся. Даже для бывалого воина этот момент был очень волнительным, — я твой отец, Агис.
— Отец? — юноша смутился ещё сильнее. Его глаза расширились, он пристально вгляделся в нежданного гостя, — но... это не может быть правдой. Моему отцу запрещено быть в Коринфе. Его не было здесь уже...
— Десять. Десять лет, — перебил сына Филат, — я отбыл этот срок и вернулся домой. Неужели я так постарел за эти годы?
— Ты отпустил бороду, — с усмешкой сказал Агис, — но всё же тебя можно узнать. Я рад, что ты жив, — он сделал шаг и крепко обнял Филата. Тот стоял, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, Агис сказал:
— Пойдём в дом. Тебе нужно многое рассказать.
Серьёзный тон Агиса заставил Филата занервничать. Совершенно не так он представлял себе эту встречу. Да, он был рад видеть, что его сын вырос здоровым и сильным. К тому же он очень был похож на Филата в юности, только немного ниже и шире в плечах. Но ему не нравилось, как был серьёзен его сын. Что-то здесь было не так...
— А где Алкмена, Агис? — спросил наконец он, — я очень скучал по ней все эти годы.
— Скучал?! — голос Агиса резок и звучен, как горн, зовущий на битву, — а каково было ей, когда ты ушёл? Каково было ей жить, воспитывать малолетнего ребёнка, терпеть насмешки со стороны, упрёки и угрозы? Её было некому защитить. Пока ты воевал в далёких землях, мы тут точно не скучали.
— Ты не можешь обвинять меня в этом, Агис! — резко осадил сына Филат, — я ушёл не по своей воле. Ты же знаешь. Я все эти годы только и ждал момента вернуться обратно. Увидеть тебя, увидеть твою мать. Всех, кто был мне дорог.
— Тогда ты опоздал, — сказал Агис. Теперь его голос был спокоен и тих. Они уже прошли сквозь дом и вышли на маленький задний дворик, — вон она, отец. Прости её, — Агис указал рукой на небольшой холмик, который топорщился из земли около красивого мраморного фонтанчика. Он уже весь зарос, покрывшись большими красивыми цветами.
"Нет! Этого не может быть!" — Филат даже сначала не понял, о чём говорил Агис. Правда была слишком страшной, слишком жестокой. Он не мог в это верить. Не мог и не хотел знать, что её больше нет. В три широких шага он пересёк дворик и рухнул на колени перед одиноким холмиком.
— Когда? — только и мог проронить он.
— Давно. Уже как пять лет миновало.
— Как? Как это произошло?! — голос Филата дрожал. Он бы предпочёл сейчас зарубить дюжины косматых эпиротов, чем разговаривать об этом. Но он должен был знать.
— Когда умер дед, маме пришлось взять хозяйство в свои руки. Она взвалила на себя слишком много и... не справилась... тяжело это было... ты не представляешь, что мы пережили, пока тебя не было.
Филат уже не слушал. Его мысли были далеко. В прошлом, которое сейчас казалось самой явной явью. Холодный ветерок обдувал их, нагих, лежавших в большой и мягкой постели. Тёплое шерстяное одеяло было отброшено в сторону. В лунном свете он видел её обнажённое тело, лежавшее рядом. Она запустила руку к нему в шевелюру и нежно трепала чёрные кудри. Его рука лежала ниже, обхватывая её красивую, маленькую грудку, играя с затвердевшим от свежего ветра соском.
— Ты думаешь, это мальчик? — спросила она, — он сильно толкается.
— Такой же непослушный, как и его мать, — улыбнулся Филат и повёл рукой ниже, поглаживая уже округлившийся живот своей супруги.
— Я надеюсь, что он будет и таким же красивым, как его отец, — нежно сказала Алкмена и поцеловала Филат в лоб.
— Не сомневайся, — ответил он и потянул её на себя, — я не могу терпеть.
— Только аккуратнее. Ты можешь навредить ребёнку, — в словах Алкмены не было протеста, лишь мягкое предостережение.
Филат опустился на колени между её ног и наклонился. Желая порадовать супругу, он прильнул к её лону и стал лизать его языком. Алкмена застонала. Она всегда любила, когда он целовал и лизал её между ног. За их супружескую жизнь он стал настоящим мастером в этом деле, не раз доводя Алкмену до высшего наслаждения, даже не войдя в неё.
Раззадорив и без того возбуждённую жену, он направил свой член к её цветку и стал водить по нему, не проникая внутрь.
— Ты хочешь его?
— Да, мм, хочу.
— Попроси. Я хочу это услышать.
— Давай, возьми меня. Быстрее. Я хочу почувствовать его в себе. Снова.
Дважды просить было не надо. Войдя в тёплое лоно любимой, Филат стал постепенно наращивать темп. Он мял её груди, а она ухватилась за его сильные руки и крепко держалась за них. Как же она была счастлива в ту ночь. Как же мечтала стать матерью... Как же хотела остаться верной и любящей женой... А теперь...
Сильный скрип открывающейся двери вернул Филата в реальность. Он стоял на коленях, склонившись над могилой любимой жены. Повернувшись, он увидел, как из дома во двор вышла маленькая тень, закутанная в шерстяные одежды. В руке её была тисовая палка.
— Что случилось, Агис? Это ты? Почему ты не спишь? — хриплый женский голос звучал нежно, и при этом властно. Филат сразу его узнал. Это была она, вторая на свете женщина, встречи с которой он желал все эти годы.
— Агис встретил кое-кого здесь, — ответил Филат.
— Нда, и кого же? Негоже приходить в чужой дом в ночи, будя его хозяев, — парировала старая женщина.
— Я не в чужом доме.
— Бабушка, — вмешался Агис, — это отец. Он вернулся.
Лица старухи не было видно, но Филат сразу заметил, как подкосились её ноги. Он уже сделал шаг к матери, но Агис сработал оперативнее, подхватив падающую женщину под руку.
— Что? Что ты говоришь? Ты меня не обманываешь? — голос её сильно дрожал.
— Конечно, он не обманывает. Ты не узнала меня, мама?
— Даже если бы хотела, не узнала бы, — ответила она, протягивая ему свою маленькую, костлявую руку. Филат сразу же обхватил её своими руками и наконец посмотрел в лицо матери. Оно было как всегда строгое, но морщин стало намного больше, на шее проступили тёмные пятна, а глаза... Нет, не может этого быть... Глаза стеклянно смотрели в одну точку, не на него.
— Она ослепла? — спросил Филат сына.
— Да, совсем недавно. Никто не знает, отчего. Я принёс ягнёнка в жертву Асклепию, надеясь, что он вернёт бабушке зрение, но это не помогло.
— Боги несут только смерть, — ответил Филат, — это их единственный дар. Теперь я знаю.
— Не говори так, сын мой! — твёрдым голосом произнесла его мать, — не гневи богов! Разве нам мало горя!
— Я сделаю всё, чтобы горя стало меньше, — сказал Филат и обнял пожилую женщину. Как бы он хотел, чтобы эти слова стали правдой.
326