Этот рассказ, надеюсь, будет интересен тем, кто любит длинные сюжетные повествования. Потому что сюжет здесь на первом месте. Хотя сексуальные сцены, и весьма откровенные, присутствуют.
Часть 1
На Скалистый я попал случайно. Сломавшаяся там метеостанция относилась совсем к другому департаменту. Но их электронщик был в отпуске, и наше начальство между собой договорилось, что починю все я. Меня, само собой, никто даже не спросил. Но я все же поехал, и дело было так:
Я как раз написал заявление об увольнении. Пришел с ним к шефу. Тот подписал с двухнедельной отработкой, которую я и должен был оттарабанить на Скалистом. Мои возражения шеф отбил красиво. Мол, тебе все равно 2 недели работать. И я могу тебя здесь оставить, и только руку на прощанье пожать. А можем подписать увольнение по соглашению сторон. И получишь тогда не только за эти 14 дней в двойном размере, но еще и оклад сверху. Умел он, сука, замотивировать! Но я все же поторговался. Попросил 2 оклада, и в итоге сошлись на полутора.
В тот же день я получил все документы и расчет (не возвращаться же потом за ним!), и вертолет понес меня за горизонт...
Метеостанция острова Скалистый была одной из самых старых. Открыли ее еще при Сталине. Потом дважды модернизировали. В середине 90-х — закрыли, а спустя 10 лет запустили в эксплуатацию вновь. Я знал, что живет и работает там женщина, которая попала в эти ебеня в 1990-м году после техникума. Тогда ей было всего 19. Поехала она туда с мужем за романтикой. Ну как же! Большой и теплый дом, приусадебный участок, и только они одни посреди бескрайнего сурового океана. Свежий морской воздух, рыбалка и практически полная свобода.
Через несколько лет она родила муж двух дочек-погодков, и семья стала полноценной. Но потом финансирование прекратилось, снабжения практически не было, и муж подался на сейнер на заработки. Да так и сгинул в неизвестном направлении. Она уехать не могла: не бросать же своих коз и уточек. Осталась сначала с дочками, живя натуральным хозяйством. А потом, когда девочек забрали на материк в школу-интернат, совсем одна.
Но сейчас, как мне рассказали, штат метеостанции был расширен до 4-х человек. С хорошей зарплатой и льготами вроде бесплатных путевок в южные санатории и богатой медстраховки Светлана Сергеевна, так звали эту мужественную женщину, была начальником станции, а ее вернувшиеся после окончания школы дочки — сменными специалистами. Не хватало только электромеханика, чтобы чинить оборудование...
Я сошел с трапа, а затем помог пилотам выгрузить оборудование для ремонта и несколько ящиков с неизвестным содержимым. Винтокрылая машина легко взмыла в воздух и быстро удалилась в сторону материка, чтобы вернуться за мной лишь через 2 недели. Я огляделся.
Остров был почти круглой формы и возвышался над водой метров на 20—25. Насколько я мог судить, со всех сторон его края круто обрывались вниз. Почва была каменистой. Тем удивительнее было видеть неподалеку ухоженный огородик соток на 20. Плантация была разбита на безукоризненно ровные грядки, проросшие сочной зеленью, и со всех сторон обложена насыпью из валунов. Между огородом и старым давно не действующим маяком располагалась группа капитальных каменных строений, сложенных из светло-серого, почти белого камня. Меня никто не встречал, хотя о моем прибытии здесь точно было известно. Не став дожидаться, я подхватил самый тяжелый ящик и пошел по огороженной хлипким кустарником дорожке в сторону приземистого здания под низкой двускатной крышей, бывшего, очевидно, жилым домом.
Я был уже почти у самого порога, когда мне навстречу вышла молодая симпатичная женщина в голубом рабочем комбинезоне. На вид ей было лет 28—30. «Боже, — подумал я, — что же с ними тут суровый климат делает?!». Я решил, что это одна из дочерей начальницы станции. Зная, что девушке должно быть лет 18—19, я искренне посочувствовал ей из-за того, что выглядела она минимум на 10 лет старше. Поставив ящик на землю, я, как можно жизнерадостней, поздоровался:
— Здравствуйте. Вы, должно быть, дочь Светланы Сергеевны? А где Ваша мама? Я электромеханик. Николай Павлович. Можно просто Николай.
Девушка заразительно захохотала, продемонстрировав белоснежные зубы, и долго не могла успокоиться. Я же пребывал в полном недоумении, относительно причин такой реакции.
— Не... не обращайте внимания, — давясь от смеха проговорила незнакомка, — Это... Ой порадовал... Не могу...
Она пыталась вновь стать серьезной, но мой озадаченный вид смешил ее все больше и больше. На шум из дома выбежала совсем юная девчушка в легком светлом платьице. Ветер подхватил подол и начал нещадно трепать его, обнажая почти целиком стройные белые ножки.
— Мам, что случилось?!
— Мама?!, — вырвалось у меня.
Женщина, наконец, взяла себя в руки и, вытирая рукавом выступившие слезы, объяснила девушке.
— Знакомься, Настен, это нам механика прислали. Николай. Представляешь, Насть, за дочку меня принял!
— А-а-а. Здрассте, — улыбнулась Настя, и тут же, заробев, убежала обратно в дом.
— Это моя младшая. Мужчин редко видела, вот и стесняется.
— Так Вы — Светлана Сергеевна?
— Можно просто Света, — улыбнулась женщина и протянула мне руку.
Ее руки... Они объяснили многое, но не все. Рукопожатие Светы было не по-женски сильным, а кожа на ладонях — грубая и мозолистая. Ясно было, что этим рукам досталось в жизни немало. Но зато все остальное...
— Да уж, — грустно сказала женщина, прочитав по моему изменившемуся лицу мои мысли, — Руки не уберегла. Зато все, что Вы тут видите, вот этими самыми руками сделано.
— Вы простите. Женщин не принято спрашивать о возрасте, но...
— Мне 44, — не дала договорить Светлана, — Моложе выгляжу?
— Намного!, — с неподдельным восхищением ответил я
— Да уж верю, раз за дочку меня приняли. Еще раз спасибо. Польстили.
— Но как?!
— Алеуты сюда иногда заходят, рецепт подсказали. Здесь в августе тюлени стоянку устраивают во время миграции. Вот я и пользуюсь случаем, запасы пополняю. Крем делаю из смеси жира детенышей и спермы взрослого самца. Ну и еще кое-какие ингридиенты. Бью две туши, не больше. Так что вред минимальный. Зато польза, как говорится, налицо.
— Не то слово, Светлана!
— Ладно, заговорились. Скоро штормить начнет...
— Откуда вы знаете?, — перебил я ее, глядя на мирное безоблачное небо.
— Поживите тут с мое, тоже узнаете. Часа через полтора затянет. Так что тащите оборудование на станцию, — она махнула в сторону маяка, — а остальное — в дом. Помогать Вам, уж извините, не стану. Есть другие дела. Зато в качестве компенсации гарантирую вкуснейший ужин. Идет?
— Само собой!, — согласился я и поднял с земли ящик.
Пока я сновал туда-сюда, сгибаясь по пути наверх под тяжестью ноши, я все время замечал в окне дома две любопытные мордочки, с интересом наблюдавшие за мной из-за занавески. Вторая дочка, как я заметил, тоже была очень симпатичной, и мне не терпелось с обеими познакомиться.
Я закончил как раз тогда, когда небо покрылось серыми рваными тучами, усилился ветер, и начал накрапывать дождик. Светлана все время, пока я работал, тоже не сидела без дела. Она копошилась на огороде, укрывая посадки от грядущего шторма дощатыми щитами, и закрепляя их здоровенными камнями. Дом встретил меня теплом, уютом и щекочущим ноздри приятным запахом еды. Ужин действительно был роскошным. Богатые дары моря дополнялись молодой картошкой и неимоверным количеством разнообразных домашних заготовок. А также очень ароматной крепкой настойкой, улучшающей настроение и развязывающей язык.
— Спирт я сама делаю, из картошки, — пояснила хозяйка, — разбавляю дождевой водой и настаиваю на шишечках.
— Каких шишечках?
— Кусты тут видел? Колючие такие. Вот с них шишечки. Тут, кроме этих кустов, да травы пожухлой ничего и не росло раньше. А все деревья, что Вы видели, вот. .. этими самыми руками посажены и выхожены.
— Отличная настойка, — честно похвалил я, — дадите с собой бутылочку?
— А зачем? Оставайся с нами, да и пей на здоровье.
Настя с Леной прыснули в ответ на предложение матери. Но она, кажется, говорила серьезно.
— А чего? Ты сейчас безработный. А у меня ставка электромеханика свободная. Зарплата большая, деньги тратить некуда. Только в отпуске. Спутниковое телевидение есть. Связь, интернет. По участку все здесь уже сделано. Поддерживать только, но это несложно, когда привыкнешь. Живи, да радуйся.
— Я подумаю, — осторожно ответил я, чтобы не обидеть Светлану.
— Подумайте. Время есть. Может, через 2 недели сам не захочешь уезжать.
Она пристально посмотрела мне в глаза, вынудив отвести взгляд. Упал он на дочек. Девочки были свеженькие, как полевые цветы, и выглядели моложе своих лет. Как я уже знал, Насте, старшей, было 19. Лена была на год младше. Но не знай я этого, я дал бы им на 2—3 года поменьше. Тоже крем?
Девушки были одеты в светлые цветастые ситцевые платьица самого простого покроя. Причем Лена, очевидно, донашивала свой наряд за старшей сестрой. К тому же она была заметно крупнее Насти, и платье ей было мало. Груди в нем было явно тесно, да и подол по длине был на грани приличия. Но девушку это ничуть не смущало. Складывалось ощущение, что она искренне не понимала, какое воздействие оказывает на мужчину своим внешним видом. Волосы у сестер были расчесаны на прямой пробор и убраны в две озорные косички по бокам. Нимфетки, да и только!
Мне показалось, что Светлана заметила, какими глазами я пожираю ее дочек, но никакого недовольства по этому поводу я в ней не заметил. Зато я ощутил неловкость, и чтобы преодолеть ее, попросил добавки основного блюда.
— Слушай, давай уже на «ты»? Я себя старухой чувствую от этого «Светлана Сергеевна», — непринужденно предложила хозяйка.
— Ну давай...
— Добавки я тебе не дам. Не хочу, чтобы ты объедался. Баня поспела, и на полный желудок туда идти не рекомендую.
— Баня?
— А ты как думал. Это моя гордость! Сама поставила. Сама печку сложила. И на улицу выходить не надо. Крытый коридор прямо из дома ведет. Иди первый, а потом мы с девочками.
Баня была роскошной. Жар — фантастическим. Был даже настоящий березовый веник! Как я позже узнал, ради этих веников Светлана специально высадила за маяком, с подветренной стороны, небольшую рощицу. Деревья прижились, хоть и росли не прямыми, а фантасмогорически скрюченными. Но аромат был самый настоящий — березовый! Также позже я узнал, что ради того, чтобы порадовать меня банькой, Света извела изрядную часть всего запаса дров. Вообще, аборигенши могли позволить себе такое удовольствие не чаще раза в месяц. Но чего не сделаешь ради гостя?
Я вернулся истомленный и распаренный. С удовольствием тяпнул предложенную рюмку настойки и в изнеможении растянулся в кресле.
Дамы мылись очень долго. Видимо растягивали удовольствие. Первой появилась Света. Вся раскрасневшаяся, довольная и от этого выглядящая еще более молодой. Ее дочки подзадержались, и я решил, воспользовавшись случаем, расспросить о них поподробнее.
— Как им тут? Не скучно?
— А о чем скучать, если они жизни другой не видели?
— Как так? Они же в интернате, на материке учились?
— Нашел тоже цивилизацию! Это интернат для детей народов севера. На краю рыбацкого поселка. Только там рыбу давно никто не ловит. Половина населения бухает, а другая — на пастбищах оленьих круглый год. Они там единственными русскими были. Даже учителя, и те из местных.
— А в отпуск ты их не вывозила разве?
— Какой отпуск? А животину я на кого оставлю?
— Ну в лагерь можно было отправить, или в санаторий какой-нибудь. Мне говорили, что с путевками сейчас без проблем.
— Ох, Коль. Да они же у меня чистенькие, наивные. Были помладше — сами не хотели ехать. А сейчас я их не отпущу. Их же любой парень с материка, даже неопытный, раскрутит на что угодно. Они же поверят всему! Побалуется такой моей девкой и бросит. И это в лучшем случае. А в худшем — привезут в подолах из этих санаториев, как пить дать!
— Свет, но так все равно нельзя! Ты же их не будешь всю жизнь рядом держать?!
— Да понимаю я все, Коль. Но как их одних в мир выпустить?! Был бы мужик рядом — я бы его на хозяйстве оставила, а сама бы с ними поехала, чтобы объяснить, что к чему. Чтоб подготовить как-то. А так..., — она махнула рукой и залпом опрокинула рюмку настойки.
— Да неужели они уж такие наивные? Телевизор же смотрят! Интернет есть, ты говорила.
— Это есть, но не работает. Наладить некому. А наивные — это не то слово! Вот ты знаешь, что я им в бане втолковывала?
— Откуда?
— Что им нужно одеться после. Что в доме мужчина, и нельзя в дом после бани полуголыми шлепать, как они привыкли. А не сказала бы — запросто бы пришлепали!
— Да ладно?!, — не поверил я
— Вот тебе и «да ладно»! У них в интернате одни девочки были. И учителя тоже. Пацанов своих оленеводы туда не отдают. Это в совке обязаловка была, а сейчас...
— Почему не отдают?
— Во-первых, чтобы лишние руки были. Мальчики там сызмальства работают. А во-вторых, из-за армии. Парней раньше прямо со школьной скамьи туда забирали. А обратно уже никто не возвращался. Побывают на большой земле, хоть и в воинской части, посмотрят, какая жизнь вокруг, послушают сослуживцев, и оседают в городах. Не хотят уже обратно к оленям. Вот такие дела.
— Мрак.
— Не мрак. Такая жизнь...
— Свет, ты не думала отсюда уехать?
— 100 раз думала. Но я ведь тоже уже, как инопланетянка. На материке столько всего поменялось за эти 20 лет. Как я там жить буду? Да и на какие шиши? Это ж квартиру надо купить, машину...
— Вот тут ты не права. Во-первых, в управлении есть программа отселения...
—. .. Ага! Квартира в Магадане?, — саркастически перебила она
—. .. А во вторых, этот твой крем. Да за него столичные муклы любые деньги будут готовы заплатить!...
—. .. И всех ларгов (вид тихоокеанских тюленей) истребят! Не хочу! Я одного детеныша в сезон забиваю, и то сердце кровью обливается! Ты бы видел, как их мамки переживают, плачут, ищут их потом по всему берегу... Ладно! Хватит о грустном. Девочки возвращаются. Добавки-то хочешь еще?
— Расхотелось после твоих ларгов.
— Тогда давай еще по одной и спать. Завтра работы много.
* * *
Ночью она пришла ко мне сама. Бесшумно скользнула под одеяло и прижалась своим податливым обнаженным телом. А потом зашептала в ухо, обдавая горячим влажным дыханием:
— Ты не прогоняй меня, Коленька. Ты только ляг на спину, а я сама...
Она сняла с меня трусы, и погрузила мой быстро твердеющий член в свой мокрый горячий рот. Она сосала так жадно, что было похоже, словно умирающий от обезвоживания путник, вышедший из пустыни, припал к источнику живительной влаги и не может оторваться. Однако, Света все же оторвалась. Но лишь для того, чтобы взгромоздиться на меня, и оседлать мой ствол с невероятной страстью женщины, у которой черт знает сколько времени не было секса. Она кончила почти сразу, но не остановила своей бешеной скачки, продолжая раз за разом насаживаться на меня с максимально возможной амплитудой. Она делала это почти молча, лишь коротко постанывая при каждом движении. И даже накрывший ее второй оргазм не заставил ее открыть рот. Она лишь протяжно замычала, сдавила мои бока своими бедрами и вцепилась в мою грудь коротко стриженными ногтями. Да еще ее вагинальные мышцы начали судорожно сокращаться, словно выдаивая мой член.
— Ты... ты можешь еще? Я хочу еще!, — зашептала она немного погодя.
— Могу, но...
— Что «но», Коленька?
— Я могу кончить...
— Кончай в меня, милый. Не бойся. Ты не станешь отцом. Не со мной. Кончи в меня. Как ты хочешь? Хочешь сверху? Хочешь, я встану рачком?
— Давай так, Свет. Ты так классно двигаешься.. .
Дважды просить ее было не нужно, и она продолжила. Я давно был близок к финалу, и мне не потребовалось много времени, чтобы начать изливаться в тесную мокрую дырочку. Почувствовав, как ее нутро толчками наполняется моей влагой, Света кончила в третий раз. Но сейчас все произошло по-другому. Женщина соскочила с меня и погрузила пульсирующий и еще исторгающий семя член в свой ротик. Она долго не выпускала его, желая высосать все до последней капельки. А затем объяснила:
— Забыла этот вкус. Очень хотела попробовать...
— Я понимаю.
Света вытянулась по простыне и вновь прижалась ко мне, обвив руками и ногами.
— Ты прости меня за мое поведение. Я не шлюха. Я живой человек. Просто с тех пор, как сгинул муж, я все время одна. Заходил несколько раз один морячок лет пять назад во время путины, и с тех пор — ничего. Ты не злишься, что я тобой так бессовестно воспользовалась?
Мне стало искренне жаль эту несчастную обделенную женщину и, не находя слов, я начал нежно поглаживать ее по волосам. А она вдруг тихо засмеялась:
— И мозоли на моих пальцах не только от тяжелой работы.
— Ты удивительная женщина.
— Я знаю... И еще могу быть очень извращенной. Хочешь?
— Даже не знаю...
— Мне лет 10 назад с одной шхуны видеодвойку подарили. И кассет кучу. А знаешь, какие кассеты у морячков?
— Представляю...
— Нет, там были и нормальные. «Любовь и голуби», Гайдая фильмы, боевики со Шварцем и все такое. Но штук 10 — порнуха. Я их до дыр пересмотрела. Уже ни цвета, ни звука не осталось. Так что теоретически я очень подкована. А вот с практикой — беда.
— А тот, с сейнера?
— Он приходил и просто брал меня раком в бане. Потом кончит за секунду, шлепнет по заднице на прощанье, и вся любовь. Но я и от такого кончать умудрялась, с голодухи-то.
— Мда...
— Коль, можно я... с тобой буду?... Ну, пока ты здесь?
— Я не против.
— И так, если захочешь... В любое время. Просто подойди и скажи... Да можешь даже не говорить! Просто сделай, что хочешь, и все. Я и в попу согласна, и в рот. Как угодно!
— А дочки?
— А я им объясню... завтра... Они поймут... наверное... может быть... Ну не поймут сейчас, так потом поймут!
* * *
Приставать к матери на виду у дочерей я все же постеснялся. Днем я чинил оборудование, а потом полночи кувыркался со Светой в постели. Любовницей она была потрясающей! И в плане жадности до секса, и во всех остальных планах. Невероятно ласковая, нежная и вместе с тем фантастически развратная. Она действительно позволяла мне иметь себя в любую свою дырочку, получая при этом неподдельное удовольствие от всего, что я с ней проделывал. Она не брезговала подолгу облизывать мой член после того, как я трахал ее в попу. Она восторженно принимала, когда я заливал спермой все ее лицо. Она сама придумала трахать меня в анус своим острым язычком, и делала это с радостью. К нашей третьей ночи она уже не стеснялась голосить от оргазма на весь дом, не заботясь о том, что ее услышат. («Девочки все поймут»). Она удивляла меня каждый день своей ненасытной похотью. Но на четвертое утро она удивила меня по-настоящему. Сделав мне утренний миньет (это, кажется, становилось нашей традицией), Света огорошила меня предложением:
— Коль, останься с нами здесь, на Скалистом.
Я хотел что-то сказать, но она закрыла мне рот ладонью.
— Дослушай. Не перебивай. Я думаю, что мы сможем здесь жить счастливо. Вчетвером. Ну кто нам еще нужен? И что нам еще нужно? Ты — мужчина, и будешь здесь хозяином. Будем вместе работать. Построим хлев, заведем коровок, свиней. Причал построим, лодку заведем. С той стороны есть маленькая бухточка, и если руки приложить, ее можно бонами от любого шторма оградить. А в свободное время мы будем ухаживать за тобой, и ублажать тебя, как захочешь. Я и девочки. Они, если хочешь, тоже станут твоими женами. Они совсем невинны, и ты можешь сделать из них все, что захочешь. Как из пластилина можешь вылепить их под себя. Сам их всему научишь. А они тебе деток родят. Я-то уже не могу — застудилась давным давно. А если спрашивать будут — скажем, что от моряков проходящих залетели. Все поймут. Никто слова не скажет. Коль, ну пожалуйста! Останься!
Я высвободился от ее удушающей ладони.
— Свет, ты чего такое говоришь?!
— А я дама с приданым, — не обращала она внимания, — Знаешь, какая я богатая? У меня счет в банке, где почти вся зарплата за 15 лет лежит. С компенсациями за отпуска и премиями. Я начальство попросила, они все в долларах перечисляют. Так что после кризисов там ваших ничего не пропало.
— Причем тут деньги?!
— Не знаю. Просто хочу, чтоб ты и это знал. Ты так из-за девочек противишься? Думаешь, я тебя испытываю? Нет. Может где-то на материке меня и назвали бы ужасной матерью, но здесь, на Скалистом, я лучше знаю, что лучше.
Выскользнув из ее жарких объятий, я быстро оделся и выскочил из дома. Весь день я провел на верхней площадке маяка. Что только не передумал. Меня никто не тревожил. Понимают... Вернувшись в дом только к ужину, я улучил момент, чтобы сказать Свете:
— Я останусь. Вот только дочек под меня подкладывать не надо. Неправильно это.
— Как скажешь, — просияла хозяйка и радостно бросилась мне на шею.
Позже я лежал в своей комнате с книгой, ожидая прихода Светы. Но вместо нее ко мне без стука заявилась Леночка. Села прямо на пол напротив моей головы, подперев коленками подбородок и бесстыдно светя белоснежными трусиками. Сидела она молча и просто смотрела на меня.
— Чего тебе?, — наконец, не выдержал я
— Просто так... Хотела тебе свои новые трусики показать, которые ты привез. Мама с материка заказала. Нравятся?, — ангельски улыбнулась она и немного раздвинула коленки.
— Нравятся, — буркнул я, отведя взгляд.
— Они такие мягкие и удобные. Хочешь потрогать?
— Знаешь, Лен. Сдается мне, что ты совсем не такая невинная овечка, как мама тебя описывала, — раздраженно ответил я
— Может быть... Зато ты — такой же козел, как и все остальные!
— Почему «такой же»?
— Да как все норовишь юным девочкам под юбку заглянуть, а потом залезть туда.
— Я никуда не заглядывал бы, если б ты сама не показывала.
— Какая разница? И чего в тебе мама нашла? Хотя, судя по тому, как она орала этой ночью, я знаю ответ.
— Что ты можешь знать?
— Больше, чем ты думаешь!, — она резко сомкнула ноги, — Мы с Настей не хотим, чтобы ты оставался!
— Положим, это не вам решать, но все же интересно: почему?
— Потому что все мужики — извращенцы! Вам только одно надо! Мы все слышали, что она тебе предлагала. Про нас с Наськой. «Можешь сделать из них то, что хочешь...», — довольно удачно сымитировала она Светин голос
— Значит, не все слышали. Я останусь, но не ради вас. Именно так я вашей маме и сказал.
— Да?, — недоверчиво переспросила девушка.
— Представь себе.
— Все равно не верю. Знаешь, скольких мы таких повидали? Мы когда в 11-м учились в Николаевске, Наська лет на 14 выглядела, хотя ей уже 18 было. Так старперы всякие, как мухи вокруг нее крутились. Мы их на бабки потом разводили. Наська заманивала, а я появлялась с фотиком в самый интересный момент. Ты бы их видел! Потели, блеяли, как овцы, и сами любые деньги предлагали...
— В Николаевске? Это, который на Амуре?, — удивился я
— Ага! А ты думаешь мы в той дыре пропадали, куда нас мама отправила? Да хрен там! Мы еще в 8-м классе в Николаевский интернат перебрались. Маме ничего не говорили, чтобы не парилась.
— Как перебрались?
— Да так же точно. Директор в старом интернате у нас был — похотливый ублюдок. Он физру вел по совместительству и все время девочек лапал за все подряд. Ну мы его с сеструхой прижали за это, он сам нам перевод и организовал. Еще в 8-м классе.
— Мда..., — почесал я затылок, — А я вас чуть-ли не монашками представлял.
Лена задорно рассмеялась.
— Не, ну так-то мы девочки порядочные. Но уж точно не монашки.
— Школу-то хоть закончили?
— Да у меня по ЕГЭ 230 баллов. А у сеструхи вообще под 250!
— А чего вернулись сюда? Ради мамы?
— Не-а. Хотели остаться. Она бы поняла. Но обстоятельства так сложились.
— Чего так?
— Перед выпускным на краже спалились. Хотели же, как все выгялдеть: платье-шматье бальное, туфли, клатч...
— У мамы бы попросили. У нее деньги есть.
— Ага! Она бы сразу поняла, что мы ни в каком рыбацком поселке, а в другом месте. Какой там нафиг выпускной бал в той дыре!
— То есть платья хотели украсть?
— Почему платья? Деньги. И почему хотели украсть? Украли. В дом к одному хозяину рыбзавода залезли. Но нас как-то вычислили. Хотели под суд отдать, но люди добрые нашлись в полиции. Замяли дело. Мы там такую жалобную историю рассказали, майор один аж прослезился. В общем вместо бала нас на ближайший вертолет, и сюда, на Скалистый. Спрятали, короче. И сказали 3 года носа не высовывать, пока срок давности по делу не пройдет.
— Все равно не пойму: как вы с 8-го класса от матери скрывали, что вы в Николаевске?
— Да легко! У мамы же только радиосвязь. А мы радиограммы ей исправно слали через Николаевский филиал управления. И на каникулы когда приезжали — лишнего не болтали.
— Но она как-то по-другому могла узнать. Через пилотов, или из интерната могли сообщить.
— Тут у нас все схвачено было. Наш инспектор из опеки, Галина Федоровна, душевная женщина была. Сама с управлением договаривалась. Типа мы только что на траулере приехали и нас домой надо вертолетом отправить. Там ни о чем и не догадывались. Да и кому оно надо? И письма, типа из старого интерната она сама писала.
— Представляю, что вы ей наплели, раз она такое для вас делала.
— Да уж. Наплели. До сих пор стыдно. Что мама наша — эгоистка. Специально не хочет, чтоб мы жизнь увидели. Чтоб не свалили к цивилизации, а с ней на Скалистом до старости тусовались. Эххх... Если бы не эта кража, сейчас бы уже в Приморском универе учились. У Галины там знакомые, обещала помочь...
— Хочется учиться?
— Хочется умотать отсюда!
— Так учитесь, кто мешает.
— Да как?! Нам еще два года тут куковать.
— Дистанционно. Через интернет. Сейчас это возможно. Ничего сложного. Инет налажу и можно будет уже завтра курс выбрать и записаться. Документы почтой ближайшей вертушкой отправить. Есть еще кое-какие нюансы, но здесь можно на Галину Федоровну доверку оформить, и она все сделает, если вы с ней не поссорились.
— Не поссорились, — я отметил, как восторженно загорелись глаза Лены, — Так точно можно?
— Конечно можно, Лен!
— И ты поможешь?!
— Помогу само собой.
— Кла-асс!, — радостно воскликнула она и принялась засыпать меня вопросами.
* * *
Прошло полтора месяца, наступил сентябрь, а вместе с ним — ухудшение погоды с холодными пронизывающими ветрами. Мои отношения с Леной и Настей совершенно наладились. А после того, как они получили в конце августа официальное извещение, что приняты в ВУЗ по программе дистанционного обучения — девочки вообще воспылали ко мне с самыми нежными чувствами. Правда, по моему требованию, им пришлось открыться матери, где на самом деле они заканчивали школу. А также повиниться в истории с кражей и ее последствиях.
Света пережила это очень тяжело. Узнав, чем промышляли ее дочери в старших классах, она вбила себе в голову, что кроме всего прочего ее кровиночки занимались еще и подростковой проституцией. И лишь визит на остров бригады врачей развеял ее сомнения. Последние несколько лет такое мероприятие стало регулярным и проводилось дважды в год — в начале навигации и под ее конец. Среди докторов был и гинеколог. Он-то и сообщил обеспокоенной матери, что «плева у девушек не нарушена, а имеет лишь незначительные повреждения. Очевидно от мастурбации». Светлана успокоилась и теперь только радовалась тому, как рьяно ее дочки взялись за обучение.
Наша с ней личная жизнь претерпела некоторые изменения. Утолив за первые две недели свою жажду безудержного секса, Света стала относиться к этому вопросу более спокойно. Полноценный секс у нас случался в среднем через день. Но одна традиция осталась неизменной, хоть и приобрела довольно пикантный оттенок. Ежедневный утренний миньет теперь назывался «кофе со сливками». Моя любимая женщина варила кофе и приносила его в постель для нас обоих. Сделав пару глотков, она погружала мой член в свой обжигающий от горячего напитка ротик, и выпускала его на свободу его только тогда, когда я изливался туда. Проглотив сперму, Света запивала ее кофе, и выглядела всегда при этом очень довольной.
Мы усиленно готовились к зимовке. Для меня это было в новинку, поэтому я даже не представлял, насколько много нам надо было переделать. Но голова боится — руки делают. Мы несколько раз проверили все оборудование, прочистили печи и дымоходы, вокруг грядок соорудили из щитов систему снегозадержания, укутали каждое деревце на острове до самой кроны, утеплили амбар с живностью, собрали урожай и много чего еще. Мои руки огрубели от тяжелой работы, покрылись мозолями, и я даже опасался, смогу ли в дальнейшем так же ловко орудовать паяльником. Оставалось лишь одно большое дело — встретить последний транспорт, который должен был привезти запасы на зиму: топливо, продовольствие, оборудование и индивидуальные заказы для каждого из обитателей острова.
Утром 5 октября нас разбудил низкий протяжный гудок с моря. Судно «Петропавловск» уже стояло в трех кабельтовых от берега, отдав якорь. По правому борту спускали катер, который и должен был перевозить грузы челночным способом. Капитан выделил нам в помощь 10 человек, из которых, почему-то, я видел работающими только 9. В поте лица мы таскали в расчищенный склад бочки, ящики, тюки, вязанки топливных брикетов. Женщины в это время готовили ужин, чтобы отблагодарить работников. Планировался жареный гусь. Нам привезли несколько этих птиц для подсобного хозяйства, но ушлые морячки согласились выгрузить клеть только при условии, что хозяйка приготовит для них одного, самого жирного.
Катер ушел за очередной партией груза, матросы отдыхали на камнях, а я решил проверить своих девочек. Войдя в дом, я удивился невероятной тишине внутри. В коридоре мне попалась Настя, вся в слезах. Я пытался узнать у нее, в чем дело, но она вырвалась и убежала в свою с сестрой комнату. Я устремился на кухню. За столом молча сидел один из моряков, мужчина лет 50-ти. Света стояла у плиты и отрешенно мешала что-то в кастрюле. Заметив меня, она вздрогнула и побледнела. А потом опустила глаза и тихо сказала:
— Коля, знакомься, это Виталий. Мой муж...
Часть 2
Драка была жестокой. Я не понимал, куда и чем я бью. Я не чувствовал боли от града сыплющихся на меня ударов. Главное было — удержаться на ногах. Но когда ты один, а твоих противников 5—6 человек — это очень непросто, если ты не Чак Норрис. Я им не был. Я упал, получил ногой в лицо, обхватил ее руками выше щиколотки и крутанулся всем телом. Нападавший упал, зацепив еще кого-то. Я ринулся в образовавшееся пустое пространство и снова поднялся на ноги. Но тут же меня опять свалили и начали пинать, куда придется. В моей ладони откуда-то появился увесистый булыжник. Со всего маху я ударил им в чью-то коленку, потом по взъему другой ноги, обутой в кед. Наградой мне был истошный вопль «бля-а-а!» и новая порция ударов в район спины. Сдирая ногти в кровь, я на четвереньках выскочил из свалки, снова поднялся и тремя длинными скачками оказался в нескольких метрах от толпы разъяренных моряков. Резко развернувшись к ним лицом, я поднял над головой камень, твердо намереваясь убить первого, кто ко мне подойдет. Видимо, это ясно читалось в моем взгляде, потому что порыв моих противников мигом угас.
— Все, все, чувак! Ты победил. Положи камень, — торопливо сказал один из них. Кажется Олег.
Остальные попятились назад. Но Виталий, сжав кулаки, сделал шаг мне навстречу. Выстрел, прозвучавший у него за спиной, заставил мужчину присесть. Я посмотрел в сторону дома, и увидел бегущую к нам Свету с карабином наперевес.
— А ну-ка отошли от него, ублюдки! Положу всех на хуй!
— Э-э, хозяйка, ты чего?!, — испуганно прокричал тот-же моряк, что объявил меня победителем.
— Пятеро на одного?! Герои хреновы!
— Да ты успокойся, женщина! Мы за своего заступились!
— За этого козла?! Который бросил тут меня одну с двумя грудными детьми, а теперь разводом грозит, и тем, что половину денег хочет забрать?!
Новый выстрел. Пуля со звоном ударила прямо под ноги Виталия. Тот присел еще ниже, закрыв голову окровавленными руками, и я заметил, как спереди на джинсах у него начинает образовываться и расплываться темное пятно. Это же заметили и остальные.
— Ах-га-га-га!, — заржал средних лет матрос с разбитыми губами, — Виталя обоссался! Во, баба дает!!!
Остальные тоже заухмылялись, а опозоренный муж гуськом засеменил к катеру. Олег, видимо самый опытный и рассудительный, решил замять инцидент.
— Хозяйка, ты извини нас. Мы ж не знали, что такое дело. Он сказал, что это ты, ну... вроде гулять начала, вот он и ушел.
— Я?! Гулять?! С тюленями что-ли?! Он сам ушел и 18 лет почти ни слуху ни духу. А тут заявился. Гулять! Вы видите все это?, — она обвела рукой вокруг себя, — Тут гольные камни были, маяк, да дом недостроенный. А теперь что?! Вот тут я и гуляла одна с двумя детьми. Ублюдок! Денег ему давай! Да хуй ему на все рыло!!!
Матросы дружно загоготали.
— Все нормально, хозяйка, будет. Не боись. Мы Виталю на место поставим. Подпишет тебе развод и от всего откажется. Слово даю!, — авторитетно заявил Олег, — Живите тут спокойно.
В знак примирения, он протянул ей руку, и Света ответила на пожатие.
— А мужик у тебя классный. Правильный. Я в этом понимаю. Держись за него.
Потом он повернулся ко мне, хотел что-то сказать, но просто тоже протянул руку. Остальные последовали его примеру.
— Ну мы это... Пойдем тогда. Простите, если что не так...
* * *
Только когда «Петропавловск» выбрал якорь, ко мне вернулись чувства. Как же было больно! Я ощупал лицо. Оно было липким от крови и опухшим. Все тело саднило, как будто меня прогнали через камнедробилку. Резко заболела левая нога, так, что я не мог на нее ступить. Идти я мог, только опираясь на хрупкое с виду, но очень крепкое плечо моей любимой женщины. Уже в доме на помощь подоспели девочки. Последние метры меня уже буквально несли на руках. Затем уложили на койку и только тогда начались ахи, вздохи и причитания вперемешку с восхвалением моего героизма. Меня раздели до трусов. Было очень приятно чувствовать, как тебя обхаживают сразу 6 женских рук. Обмывают, обтирают, накладывают какие-то повязки и примочки. Как нежные Светины губы касаются каждой моей ранки и синяка. Очень приятно! Но еще больше — больно. Чертовски больно!
На следующий день внепланово пришла вертушка со врачом и умученным участковым, чей участок был, как пол-Франции. Их вызвал капитан «Петропавловска». Врач тщательно обследовал меня портативным УЗИ-аппаратом и констатировал, что повреждений внутренних органов нет (спасибо ватнику!), а все остальное «до свадьбы заживет». Потом он наложил повязку, фиксирующую сломанные ребра, передал коробку с медикаментами и назначил лечение. Участковый же был очень доволен, когда я наотрез отказался писать заяву (одним геморроем для него меньше). Вскоре оба отчалили в приподнятом бутылкой настойки настроении. Мы же остались здесь, на Скалистом, зимовать до следующей весны...
3 дня я лежал пластом без движения, окруженный даже иногда назойливой свободой. Утром четвертого дня я проснулся от привычного ощущения, что головку моего члена обхватывают мягкие, теплые, влажные губки. Боль еще спала, и я блаженно приоткрыл глаза.
— Какого черта?!, — воскликнул я, увидев перед собой склонившуюся Настю.
Член, чпокнув, выскочил из ее ротика, девушка подняла голову и озорно посмотрела на меня.
— Ветер ночью два щита сорвал на огороде, и мама попросила, чтобы я о тебе позаботилась.
— Я не об этом. Что ты делаешь?!
— Забочусь. Так же, как она. Знаем мы все про ваше «кофе с молоком». Какие могут быть секреты на нашей подводной лодке, — хихикнув, сказала Настя, а потом добавила: — Ты не дергайся, Коль. Я же в первый раз это делаю и сама боюсь. А дернешься — вдруг укушу.
— Твоей маме это точно не понравится. И мне тоже!
— А по тебе незаметно, — усмехнулась проказница, обхватив ладошкой мой окрепший ствол.
А затем вновь обхватила его губами. Навыка у нее, похоже, действительно не было. Она делала миньет неумело, но очень старательно. И в соответствии со своими представлениями, как это нужно делать. Как будто перед ней был не мужской пенис, а палочка фруктового льда. Настя то облизывала член со всех сторон, то всасывала его в себя, смешно втягивая внутрь свои пухлые щечки. И я не стал тратить свои и без того слабые силы, чтобы остановить ее, а просто смотрел и получал удовольствие. Мой пристальный взгля
198