Нас всегда трое: замысловатый интеллигент Борис Петрович, хамоватый Борик и Я — финалист наших развлечений. Теперь — сюрприз! Все трое — одно и тот же лицо, троящееся по условной шкале поступков: пристойных — пошлых — развратных. Чаще я бываю Борисом Петровичем. Реже — Бориком. И совсем редко — я есть — Я. Не женат. Занимаюсь спортом. Соблазняю замужних женщин. Нравится мне это! Ни так, чтобы скоренько вбить, а с подходом, получая удовольствие от малой уступки. Шаг за шагом. Крадучись на цыпочках. Млея в ожиданиях. Фантазируя. Интригуя, Совращая и наслаждаясь чужим сокровищем. Паскудя одну молодуху, присматриваюсь к следующей. Не моя вина, что вокруг так много хорошеньких и не оприходованных «скромниц».
Первым к этому сладкому делу приступает Борис Петрович. Он — базис культурного общения. Затем «объект» «разогревает» вульгарный Борик. Ну, а завершает «работу» — Я! Проще говоря — трахаю чужую супругу по полной программе дрессированной шлюхи...
Излагаемые здесь истории — подлинные. Все имена реальные. С ними легче вспоминается...
Устраивайтесь комфортнее, господа, грешащие, и включайте воображение!
Рассказ первый. ВОЗЛЕ БАССЕЙНА
Эта девушка живёт в нашем городе. Работает на нашем заводе. Ходит в наш спортивный клуб. Борис Петрович (Борик и я) — по привычке. Тома — для физической культуры. Томочка — привлекательная девушка. Когда её личико озаряется улыбкой, а большие глаза сияют малахитовым изумрудом, мир замирает в восторге. Сексуальность мужчин оживает. Но! Томочка не замужем и обольщать её нашей «троице» неинтересно...
К счастью, красивые девушки вне супружеского секса редко засиживаются. Появился паренёк и у Томочки. Начал провожать с тренировок, встречать у заводской проходной. В середине мая они расписались. Борис Петрович пришёл к загсу, поздравил молодых: кудрявому пареньку пожал руку, невесту чмокнул в щёчку и был искренне счастлив. Ведь теперь женатый Сенечка будет полировать у Томочки то, к чему гениталии главного финишёра троящейся «команды» получали законное право стремиться...
... Приближалось лето. Профсоюзы составляли списки сезонных сотрудников пионерских лагерей. Под это дело Борис Петрович посоветовал своему приятелю боссу спортклуба обратить внимание на Томочку:
— Хороший физрук для пионеров...
Степаныч глянул с балкона спортзала на сражающуюся в пинг-понг шатенку, и со знанием дела, изрёк:
— Замуж вышла. Не согласится...
— Всего и делов?! — сказал Борис Петрович и, подкараулив на выходе со стадиона сладкую парочку (куда же Томе без Сенечки?!), провёл краткий спич о плюсах работы в пионерлагерях: «Три месяца без завода!... Жизнь в лесу!... Пансион от профсоюза!... Экономия для вояжа по Крыму!...»
— Хочу в Крым! — заявила Томочка.
— У нас графики отпусков не совпадают, — охладил её желание Сенечка.
— После лагеря отпуска дают всем, как поощрение, — парировал сопротивление кудряша Борис Петрович.
— А Сенечка, кем там буду? — спросила Тома.
— Тоже физруком. Но по туристской части. Детей в походы водить. В завкоме сообщили — у него опыт есть.
— Инструктором?
— Вроде того.
— Не получится, — сказал Сенечка. — Я лишь раз в Карпатах по льготной путёвке был. Какой из меня инструктор по туризму?
Борик и Я подумали о Сенечке нехорошо. А терпеливый Борис Петрович разъяснил:
— Костёл разводил? Палатки ставил? С пацанами справишься!
— Чё ТАК уговариваете? — сторожился Сенечка.
— Набираю команду, — сказал Борис Петрович солидным голосом. — Буду в «Ястребке» старшим физруком.
— Вы?! В пионерский лагерь? — удивилась Томочка. — А как же альпинизм?
«Знает, шельма, чем занимаюсь, — подумал Я. — Это к лучшему! Спортсменочки под мастеров легче укладываются». А Борис Петрович — пояснил:
— На две смены еду.
Борик тут же «повесил лапшу»:
— Колено подлечить надо...
... С 25 мая вожатые и персонал «Ястребка» начали готовить территорию лагеря к приезду детей.
Среди них была и шестёрка физруков, которая приводила в порядок спортивные площадки, бассейн, устанавливала стенды со спортивной тематикой. Вечерами компания засиживалась у костра: пекла картошку, баловались портвейном, пела под Сенечкину гитару...
Наблюдая ежедневно, как молодожёны жмутся друг к другу, как счастливы, наши искусители радовались, что цель для их хобби выбрана удачно. Уговорить на разврат влюблённую в мужа женщину на первом месяц её супружества — это круто!
Первым за дело взялся старший физрук «Ястребка» Борис Петрович.
При составлении перечня спортивных мероприятий, он в план проведения пионерской игры «Зарница» включил туристские походы старших отрядов на речную косу, что находилась в семнадцати километрах от лагеря. Там между берегом и лесом имелась уютная полянка, сходящая к песчаному пляжу с безопасной для купания лагуной. Здесь дети, под присмотром руководителя похода и пионервожатых, могли купаться и загорать.
Начальнику лагеря (исключительно интересной женщине!) идея походов была преподнесена, как экстра заявка для участия «Ястребка» в областном конкурсе на лучший пионерский лагерь сезона.
— Ни у кого такого нет, а у нас будет! — пояснял Борис Петрович элегантной вумен, пока хамоватый Борик и, не менее пошлый Я, ощупывали её фигурку профессиональным взглядом. — Получим Вымпел от ОблОНО или, чем чёрт не шутит, переходящее Знамя!..
— Знамя должно быть нашим! — сказала вумен и подписала распоряжение о выходе на косу...
В походную группу от взрослых включались: несколько вожатых, повар и физрук с навыками организации туристского быта. Таких «специалистов» в лагере было двое: старший физрук и Сенечка. Открыл туристский маршрут Борис Петрович. Следующий поход должен был вести Сенечка...
За день до второго похода старший физрук явился к начальнице лагеря с графиком олимпийских стартов для младших и средних отрядов. Совершенно «случайно» эти соревнования совпадали на дни отсутствия Сенички.
Начальница и этот график соревнований подмахнула:
— Не зря мне вас рекомендовали, как опытного организатора, Борис Петрович! Не зря!..
На эту похвалу Борис Петрович отреагировал сдержанно. Сказал, что поход дело нужное, но, физруков маловато и на олимпийских стартах им придётся работать с полной нагрузкой.
— Отменим выход? — нахмурилась начальница, которая уже успела подстраховаться, сообщив то телефону «наверх» о «своей инициативе».
— Ни в коем случае, Ольга Семёновна! Первая вылазка ребятам понравилась. Их сверстники теперь в ожидании похода. А старты осилим пятью физруками. Если... На купания в бассейне никого из них отвлекать не будем. Я всё продумал! Как раз, за дни соревнований, воду в бассейне сменить успеем. Профильтровать. Санстанция не подкопается...
— Меняйте! — велела вумен.
Тут в кабинет начальницы постучала Томочка! Пришла, за разрешением отправиться в поход с мужем.
Ольга Семёновна отрезала:
— Проводить организацию активного отдыха детей КТО будет?! Работники хозблока?... Или я?... Или физруки?!... Вы у нас кто?... Физрук. Так работайте, если в лагерь приехали!..
Здесь, с вашего позволения (поскольку директрисой уже несколько дней любовались наша «троица»), сообщу кое-что об этой даме из комсомольско-партийного актива.
Кто помнит актрису Маргариту Володину в роли комиссара из фильма «Оптимистическая трагедия», легко представит внешний облик Ольги Семёновны. Один — в один! К тридцати годам это точная копия звезды советского экрана получила всё, что позволяли её внешность, организаторский талант, напористость и связи: интересную работу, большую квартиру, личный автомобиль, двоих детей и видного мужа (партийного босса), который регулярно навещал в лагере свою гурию для выполнения супружеского долга...
Подкатить к такой фифе непартийному Борису Петровичу — закавыка! Пролетариату Борику тем более. О себе Я — вообще молчу! Но запрет для бычка осеменителя — красная тряпица. «Всему своё время!» — философствовал рассудительный Борис Петрович. Борик на то не возражал. А Мой «малыш», творчески потягиваясь в штанах, выражал своё согласие со всеми хозяевами сразу...
... От начальницы лагеря Томочка вышла расстроенной. Слова Бориса Петровича, что: «Ольга Семёновна со всеми так разговаривает» — девушку не утешили. Ответила лишь: «Спасибо, вам...», — и пошла в сторону общежития. Там у них с Сенечкой было отдельная комната.
Смакуя удаляющиеся ножки с подвижными булочками ягодиц, «троица» фантазировала каким образом, через десяток минут, кудрявый Сенечка использует это совершенство. Завидовал ли? Нисколько! Ведь следующим в очереди к сокровищам Томочки стоял наш «малыш»...
... Наутро, у ворот пионерского лагеря, молодожёны разлучались на пять дней и четыре ночи! Такого в их семейной жизни ещё не происходило. Сцену расставаниями Борис Петрович наблюдал с патриархальным спокойствием. Борик — игриво улыбаясь. А Я — через прицел засады...
Едва отряд туристов скрылся за стволами вековых сосен, Борис Петрович объявил подчинённым распоряжение начальницы лагеря о замене воды в бассейне. Пояснил, что работающие фильтры без присмотра оставлять нельзя и все физруки, с десяти вечера, по часу, должны возле них отдежурить:
— Томочка дежурит первой. В одиннадцать её сменю. С половины первого заступаешь ты, — Борис Петрович указал на грудь одному из физруков. — С часу тридцати — ты. С двух тридцати — ты. Последний дежурный отключает насосы. В шесть их снова запустит сторож. С ним согласовано. Зарядку с отрядами проводит Томочка и я. Остальные могут спать после дежурства до девяти утра. Потом завтрак и, ровно в десять — начало стартов... График не нарушать! Родина нас не забудет. Ольга Семёновна тоже...
Всё, понимающе, закивали. Приятно иметь дело с отлаженным коллективом!..
... После ужина Борис Петрович шёл центральной аллеей лагеря с ощущением, что нынешний день ненормально долг.
«И стрелки часов тормозил циферблат, и солнце висело незыблемо в небе. И медленно свет уходил в полусвет, а сумерки тьму не желали принять...», — вертелось в голове им же сочинённое...
В конце аллеи располагалась круглая площадка, где каждый вечер вожатые проводили детские массовки, конкурсы и концерты. Потом радист лагеря врубал попсу. Начиналось время физруков следить за порядком и выводить из круга дискотеки проникающих с улицы чужаков...
Пересчитав присутствующих на танцплощадке подчинённых, Борис Петрович напомнил каждому из них о соблюдении графика дежурства: «Будильники заведите!» Отчитал двоих слишком сознательных за намерение прийти к бассейну досрочно: «Если застану раньше времени, накажу за нарушение дисциплины!» Заглянул в радиорубку: «С отбоем не затягиваешь?» Радист сказал, что всё под контролем и, вскоре, объявил в микрофон об окончании танцев. Ребячьи ватаги потянулись к спальным корпусам. Немного погодя красивая мелодия горна пропела сигнал отбоя. Этому звуку вторили пионерлагеря, расположенные по округе. Долгожданная для троящегося союза ночь наступила!
Утомлённый июньской жарой сосновый бор, оживал шорохами верхов. Бассейн, стоящий в стороне от всех строений, и, весь день залитый солнцем, в ночи выглядел таинственно. Гул работающих фильтров создавал иллюзию присутствия экзотического существа, готового ожить и зашевелиться... Одиночный фонарь освещал сверкающие буруны водяных струй...
По другую сторону от фонаря, за бассейном, находилась широкая, похожая на кушетку (только со спинкой) вкопанная в землю скамья. На ней пионеры, в часы купания, оставляли свои вещи. С одно стороны эту скамью-кушетку прикрывала стена бассейна, с другой — глухой забор, а с третьей — конструкция фильтров. С учётом того, что всё пространство вокруг являлось санитарной зоной, запретной для посещения, идеальнее места для траха, можно было не искать...
Когда, на правах ответственного начальника к этой скамье с фонариком в руке пришёл старший физрук, на ней тихой мышкой, уже сидела очень исполнительная Томочка.
Появлению Бориса Петровича девушка обрадовалась. Призналась, что одной немного страшновато.
— Мы побудем с тобой... Недолго, пока привыкнешь, — сказал Борис Петрович, присаживаясь на край скамьи...
— Мы? С вами ещё кто-то?
— Моё второе я. Его зовут Борик.
— Шутите, догадалась Томочка.
Поговорили о лагерных делах. Тома вспомнила о Сенечке: « Как он там?... « Борис Петрович заверил, что у Сенечки всё в порядке и незаметно перешёл к лирической поэзии. Негромко повёл строфы пушкинских стихов, которые учил из любви к поэту, и рандеву...
После нескольких столбцов, как бы прислушиваясь к звукам ночного леса, Борис Петрович сделал паузу. Томочка придвинулась к нему поближе. Велела:
— Ещё!
За строфами: «Забудь, любезный мой Каверин, минувшей резвости нескромные стихи. Люблю я первый, будь уверен, твои счастливые грехи» беседа вернулась личной жизни Томочки. Борис Петрович сдержанно похвалил молодожёнов. Сказал, что они прекрасная пара. Что в их отношениях много не показного. И прочее, прочее, прочее... А закончил медовый сказ резонансным признанием Борика:
— У меня такого никогда не будет!
Томочка отреагировала ожидаемым образом:
— Это почему же? Вы мужчина видный. Должны нравиться женщинам.
Борис Петрович, несколько стушевавшись:
— Даже не знаю, стоит ли говорить... Делиться... Разве только... бессомненному товарищу... НАСТОЯЩИМУ другу...
Томочка придвинулась ещё чуток. После получаса прекрасной поэзии она считала себя, как минимум, кандидатом в друзья:
— Это тайна, да?
— ОЧЕНЬ деликатная! У меня, — Борис Петрович выдержал театральную паузу, — есть проблема. Но, о ней нельзя говорить невзначай, — и безотрадно добавил: — Грустная история...
Томочка была уже совсем рядом. Борис Петрович ощутил тепло её бедра. Прохладная девичья ладошка коснулись локтя расстроенного мужчины:
— Честное комсомольское! НИКОМУ не скажу!..
«Виват женскому любопытству!» — констатировал Борис Петрович, а пошловатый Борик пустился в рассказ о неких лыжных соревнованиях, где ему пришлось бежать в лёгкой одежде против ветра со снегом... и, как следствие — плачевный результат, застудилось то, без чего мужчина не может жениться...
Огласка ТАКОЙ тайны произвёла на Томочку впечатление. Молодая женщина, с недавних пор познавшая прелести супружеского ложа, сочувствовала взрослому мужику, вынужденному, из-за абсурдного недуга, вековать в одиночестве.
— А врачи что? — спросила она с участием.
— Врачи говорят разное. Чаще: «Со временем, пройдёт»... У них есть разномыслие. Но, в одном эскулапы едины — нужны определённые усилия, — здесь старший физрук как бы запнулся, и Борик успел вставить:
— Массаж. Этого... Того самого...
— Массаж? — Томочка чуть отодвинулась.
— Советовали, — продолжил Борис Петрович несколько бодрее, — для формирования прогресса ходить на индивидуальные процедуры. Так сказать — акцептировать информацию интимного назначения. Понимаешь, о чём я?
— Нет. Не понимаю.
— Всё верно! Откуда такому юному созданию знать эти дурацкие уловки медицины!? — воскликнул Борик. — Пояснить?
— Да.
— Что бы вернуть мужскую потенцию, кроме лекарств, применяются внешние раздражители. Такие, как: фотографии, журналы, фильмы...
— Фотографии, журналы?..
— И фильмы, — напомнил Борик.
— О чём?
— О том самом...
— А, вы, пробовали познакомиться с женщиной, которая... (здесь случилась долгая пауза, Томочка подбирала нужное слово), которая... по дружески, помогла бы... преодолеть недуг? — девушка завершила предложение с облегчённым выдохом.
— Ты имеешь в виду любовные ласки? — резво отреагировал Борик. — Это идеальный вариант! Эрогенные зоны мужчины, если их массируют женские руки (даже по-дружески, без притязаний на большее), реагируют живее всего! Но, где в мои годы, да ещё с такими проблемами, найти подобную умницу?
— Вы ещё не старый...
— Скоро сорок, — соврал Борик, прибавляя себе, пяток лет.
— Сорок. Это много.
— Вот! И я об этом...
В сложном разговоре наступила пауза. Томочка о чём-то напряжённо думала.
Уловив шаткость момента, когда качели удачи из верхней точки могли устремиться в ненужную сторону, Борис Петрович опередил Борика, применив обходной манёвр:
— Что-то я разоткровенничался. Забудьте!... Только никому...
— Никогда! — горячо заверила Томочка.
— Вот и славно! Пора спать, малышка. Как говорится: « Пост сдал! — Пост принял!» Отдыхай.
— Я не устала. Можно ещё побуду... с вами?
— Конечно, сиди! — умело сглаживал неловкость ситуации Борис Петрович. — Стихи прочитать?
— Да!
Теперь обольщению содействовал Пастернак:
После строф:
«... На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал...»
Томочка нашла ладонь старшего физрука и решительным движением перенесла на своё колено. Течение стиха прервалось. Сохраняя спокойную интонацию, Борис Петрович спросил:
— Думаешь, стоит попробовать?
Кивнула ли девушка, или нет — в темноте разглядишь ли? Но прохладные пальчики придержали мужскую ладонь и Томочка сама, САМА! дозволяла гладить свои ножки! Она милосердно соглашалась помогать больному.
Сигнал был принят. Теперь широкая пятерня Борика гуляла четь ниже, чуть выше дозволенного, перемещалась на соседнюю ногу девушки и возвращалась обратно...
Минут через пять, Борис Петрович прервал его «бессмысленное» занятие.
— Ну, как? — спросила Томочка незнакомым голосом.
— Да, никак! Вот проверь! — быстрым хватом Борик нашёл женскую ладошку и положил к своему стыдному месту.
Опаснейший момент! Непредсказуемый! К нему Борик готовился загодя. Перед приходом укрепил «малыша» эластичным бинтом к ноге.
Девичья ручка отдёрнулась, но успела определить — дядя не лжёт...
— Убедилась?
— Да...
— Сволочь! Тварь неблагодарная! Ноль движения!... Я глажу ТАКИЕ ножки! А он!... Немощь ненужная! — разносил Моего «малыша», Борик, соображая: «Не переборщить бы!»
В итоге сообщил:
— Волнение, от прикасания к тебе, проняло не по-детски! Похоже (ладонь Борика вернулась на округлость женских коленей), есть в этом теле, что может помочь...
Хамоватый Борик говорил не так гладко, как Борис Петрович. Но Томочка уже не была столь внимательна, чтобы заметить разницу.
— Правда?
— Конечно, правда! Мы ведь друзья? А другу, который помогает своему другу, друг не может врать. Иначе это не друг!
«О, как завернул! — констатировал Борис Петрович. — Путано, но — конкретно! Мол, сейчас: или разбегаемся, или продолжаем!»
— Давайте ещё раз попробуем, сказала Томочка.
Сработало!!!
Теперь уже Я «гуляю» между бёдер, глажу снизу упругую ляжку.
— Следи, будет ли шевеление, — командую растерявшейся от такой прыти глупышке.
— Как это, следить? — спрашивает Томочка на выдохе.
— Положи ладошку туда, где она уже была. Шевельнётся — скажешь...
Положила. Осторожно, едва касаясь.
— Чувствуешь?
— Нет...
— Жми сильнее, Не бойся.
Прижала. Член напрягся, растягивая эластичный жгут.
— Изменения есть?
— Вроде нет...
— А так? — моя
ладонь легла поверх футболки на холмик женской груди (второй опасный рубеж). Томочка слегка дёрнулась, но Я вовремя оставил её колени и успел задержать девичью ладошку на ширинке: — Что-нибудь происходит?..
— Кажется... Немного есть...
— Кажется, или на самом деле? Помни эту сволочь!... Пусть просыпается... Так его! Так!
Я отпустил женскую руку, которая теперь САМА упиралась в Малыша!
Твердеющий сосок, выдавал женские переживания.
— Шевельнулся! — сухим шёпотом сообщила Томочка.
Ещё бы! «малыш» давно требовал равноправного участия.
Тут рассудительный Борис Петрович перехватил ход общения:
— Спасибо, милая! Хоть надежда появилась. Иди. Отдыхай...
Едва шаги физручки затихли, Борик повертел у виска Бориса Петровича пальцем, а Я вывернул плавки, сорвал путы и ласково погладил изнывающего от тупой боли яйца — Потерпите, друзья!... Через пару дней вы получите всё, что так желаете!... Никогда вас не обманывал, и вы меня не подводили...
... Днём, проводя соревнования среди малышей, Томочка смотрелась великолепно! Любуясь молодой спортсменкой, «троица» умилялась, ЧЕМ будет обладать. А несколько быстрых взглядов зелёных глазок в «больное» место старшего физрука распаляли эти фантазии до известной онанистам приятности...
... Во второй вечер Борис Петрович пришёл на смену Томочки минут за двадцать к окончанию её дежурства. Девушка подвинулась, освобождая пространство и без того широкой скамьи. Место, где она только что сидела, ещё хранило тепло юной попки...
По чёрному небу меж звёзд скользила малая искорка. В верхах сосен гулял зелёный шум.
— Спутник пролетел, — сообщил Борис Петрович.
— Ага...
Помолчали...
Томочка сказала:
— Мне нравится, как вы стихи читаете...
— Хочешь послушать ещё?
Спросить хотелось про иное, но для таких слов время ещё не наступило. И «Демон» Михаила Юрьевича стал прокладывать к этому вопросу скрытную тропинку...
— Однако, — спохватился Борис Петрович, окончив очередной стих поэмы, — твоему дежурству край.
— Если вам не трудно, продолжайте...
Проверенная заманка работала безотказно! Томочка снова задержалась! Вчерашняя «врачебная» практика её не вспугнула...
... Когда Лермонтов витийствовал о грехопадении княжны, Борис Петрович заметил:
— Знаешь, что говорили старцы об имени, Тамара? Что в нём заложен и аромат томления, и сила внушения. Лучше не скажешь. Ты — чувственная, и добрая девушка... Вот, хотя бы вчера. Помогла. Подарила надежду. Милосердное сердце и руки... славные...
— Ой, захвалите, вы меня, Борис Иванович! Ещё зазнаюсь!... И никакой вы не больной (Борис Петрович аж напрягся, ожидая разоблачения), просто, не совсем уверенный в себе человек, — после небольшой паузы уточнила: — Мужчина...
Это добавление толкало к развитию вчерашней потехи.
О! Как мне нравится именно ТАКОЙ процесс общения мужчины и женщины! Когда способный похотливец, плетением слов и пустяшными склонениями, движет замужнюю женщину к измене! Когда её ротик, лоно, грудки в опасности, о которой объект обхождения ещё не догадывается, а ведущий партию, уже видит финал и упивается предвкушением сладкой развязки...
Подбирая слова (которые Борис Петрович продумал заранее), с паузами и волнительными придыханиями, Борик раздувал костёр искушения:
— Вчерашнее... Твоё участие... вселило надежду. Даже приснилось этакое... приятное... Но, пробудился, и — облом! Прости за откровенность — висит, каналья, на полшестого, ни на что не реагирует... А вот когда твои руки вспомнил, эти пальчики, — Борик нашёл в темноте девичью ладошку и легонько сдавил, — что-то в Нём шевельнулось... Один помысел о тебе, и Он стал напрягаться?!... Представляешь?! Ещё раз... Хорошо? Кроме тебя... кому довериться?
Девушка молчит. Руки не отнимает. Момент распыления Бориса Петрович в Борика она снова не определила. А тут уже и Я подвинулся к телу:
— Позволь?..
Моя правая рука легла (нет, не на колени, это было бы шагом назад) на девичью грудь и поглаживает её. Ладонь девушки направлена к нужному месту на шортах и оставлена там без присмотра. Никуда она оттуда теперь не денется, поскольку вчера это уже проходили! Второй рукой обнимаю малышку, дотягиваюсь через узкое плечико до второй груди. Тру пальцами у соска. Тяжестью руки давит на женское плечо, клонит девичью головку к гульфику на шортах...
Со стороны, глянуть — забавная сценка! Мужик медленно сгибает вдоль своего торса девицу, а та, в скукоженном состоянии, одной рукой упирается в его неприкрытую шортами ляжку, а второй — в место, где у мужика член растёт.
— Борис Петрович, мне не совсем удобно...
— Потерпи, милая! Главное — помоги! Три Его посильнее! Может, слолочуга, проснётся. Век буду благодарен!... Мни, не жалей, солнышко ненаглядное!..
Томочка мнёт.
И вот уже «докладывает» снизу вверх:
— Шевельнулся...
Ещё бы! Сегодня «малыша» сдерживает не эластичный бинт травматолога, а обычная резинка для трусов. Тугая, но всё же резинка. Она кое-как, держит. Не крепко. Со вчерашним бинтом не сравнить. Стоит хозяину шорт слегка приподнять зад, путы ослабнут, резинка сползёт от залупы к яйцам, и член получит свободу.
Пока Томочка определяет, сколь её усилия помогают излечению недуга, Я забираюсь под девичью футболку (лифчика там не оказалось!) и — лапаю голые титьки с твёрдыми сосками! В голове — жар и кайф: «Бля! Классные буфера у твоей жены, Сенечка! Есть за что подержаться!». Щупаю тугое тело и млею от сознания достигнутого... Видел бы сейчас Сенечка, ЧТО вытворяют с его девятнадцатилетней жёнушкой! Как клонится её личико к оттопыренной ширинке чужого мужика!..
Дыхание у пташки прерывистое, и громкое. Тельце податливое, послушное. Даже у бывалого ёборя волнительные судороги волнами по всему телу. Что уж о ней говорить, Пташке моей послушной?! Ещё немного, и...
Но Борис Петрович стучит по циферблату часов — скоро будет сменщик! И приходится покинуть приятное нутро футболки.
— Ты — кудесница, Томочка! — говорит вежливый Борис Петрович. — Просто не вериться, что Он ТАК реагирует!... Спасибо за помощь! Если можно, продолжим и завтра? Только не подумай чего-то дурного. Я тебе в отцы гожусь. Никаких приставаний не будет. Ты в это уже несколько раз убеждалась. Правда? — он поворачивает голову девушки к себе и легонько целует в губы. Не страстно, по-дружески. Для Томочки — очередная неожиданность, против которой она ничего не успевает сделать.
— Значит, договорились — до завтра?
Тихое: «Да». Девушка в тумане значимости происходящего. Как ни как — другу помощь оказывала!..
... Провожая Томочку из тьмы к светлым пятнам ночных фонарей, Борис Петрович и Борик размышляли о проделанной «работе». Грань дозволенного они не переступили, «объект» не спугнули, к следующему рандеву с «малышом» девицу разогрели. Я, с ними соглашался. Стучал в башку, как молотком: «Завтра. Всё будет завтра!»
Томочка шла, рядом с Борисом Петровичем, молча, глядя себе под ноги. В душе её был водоворот противоречий и непонимания: « Во всём ли правильно она сегодня поступала? Не позволяла ли лишнего к себе?... Что бы сказал на это Сенечка? О, ужас! Он её бранил бы! Когда б узнал...»
У общежития галантный Борис Петрович помог Томочке взойти на крыльцо и попросил не разглашать «его тайну». Чтобы «ни одна живая душа!»
Томочка вернулась из переживаний на землю, услышала и подумала, что теперь уже точно Сенечке ни-ни!..
... Остаток ночи Тома провела в состоянии ни страха, но взволнованности. В сомнениях. В предчувствии чего-то несостоявшегося, ею неизведанного, пьянящего до головокружения, от чего сейчас её молодое спортивное тело наполнялось то слабостью, то головокружением...
Уткнувшись в жёсткую подушку и укрывшись одеялом, она желала забыться сном. Но непрерывная путаница быстрых мыслей мешала тому случиться:
«Идти ли на новую встречу?... Сенечка был бы против... А просьба о помощи?... Не дружить?... Борис Петрович нескучный человек... Стихи знает!... Руки сильные... Мастер спорта... Сенечка — ревнивый!... Не говорить?... Хорошо ли?... Возможно ли... А медицинская тайна, это как?...»
С мнением, что взрослая девочка, всегда сможет принять верное решение, девица уснула. Ей привиделся поцелуй Бориса Петровича и что-то почти зазорное...
Едва не поспала свою утреннюю зарядку с пионерами. Весь день упрямо думала о Сенечке. И, незаметно размышляла о Борисе Петровиче...
... Сутки спустя. Без всяких предысторий — сразу к делу. Ночь третья. Решающая! Скамейка за бассейном и — никаких стихов! Томочка прижата ко мне, я в той же позиции, что и накануне — левая рука у Томочки под футболкой, а правая гуляет по девичьим ляжкам: то сбоку, то сверху. Шепчу в горячее ушко:
— Давай попробуем «уговорить» Его ещё больше... Поглажу тебя там... Хорошо?
Ответа нет, но вопрос задан, и, стало быть, не наглею, а с дозволения надавливаю между ножек. Они податливы и ладонь легко находит что искала. Сквозь тонкий трикотаж спортивных брючек чувствую край женских трусиков, бугор Венеры, углубление. Нажимаю на это место и — отпускаю, нажимаю и — отпускаю. Дрочу!
Томочка заучено трёт через шорты бугор «малыша».
Сложное дыхание «врачевательницы» выдаёт её благосклонность к оживающей под шортами упругости. Девушка созрела!
— Выпусти Его наружу, — говорю шепотом в горячее ушко. — Ему там больно.
Свободной рукой открываю молнию. Словно чёрт из табакерки, «малыш» прыгивает в девичью ладошку, которой я не даю отдёрнуться.
Всё! Ствол охвачен тонкими пальчиками! Теперь тёлочка никуда от него не денется! По личному опыту знаю — если женщина взяла в руки член, она на крючке!
А «малыш» — красава! Размер в самый раз! И удовлетворит, и не сделает больно. Заблуждаются те, кто считать большие члены достоинством. Для сексуальной утехи достаточно семнадцати сантиметров, и залупу с большую клубничку...
Девушка почти сложилась над зажатым в её ладошке «гостинцем».
Скользящим движением вдоль плоского животика ныряю под резинку спортивных штанишек. Есть! Жертва только дёрнулась, а указательный палец «разведчика» уже достиг цели! А там! О, мадонна! Влажно!
— Теперь мы на равных — говорю я, подрачивая мокрый бутон девицы. — Гоняй Его в ладошку. Дрочи... Видишь, как Он благодарен твоим ласка... Смелее. Ничего не бойся. Мы одни на всём свете... Вот так... Умница, лапочка, лучшая в мире девочка... Дала ему жизнь, теперь заставь вспомнить, что такое радость... Ты настоящий друг!
Кручу сосок, и жму изгибом локтя на затылок малышки, приближаю ротик чужой жены на свидание с «малышом».
Тёплое дыхание в миллиметрах от залупы. Томочка уже не может удержать опорной рукой ни собственный вес, ни мое давление сверху. Её сопротивление угасает. Еще нажим и ощущение первого касания женских губ повергает меня с содрогание. Сладкая судорога идёт по спине и затихает там, где крестец. Нечто испытываешь за секунду до выброса спермы. Но рано! Рано. Всё самообладание вкладываю в сдерживание извержения. Натренированным действием, прикусываю кончик языка. Возникшая боль отвлекает...
Страстно шепчу своей голубке:
— Попробуй, какой он горячий, как благодарен. Как хочет поцеловать тебя... Не отталкивай его, моя милая. Это твоя заслуга, что он сегодня такой стойкий... Только один поцелуй...
Влажные уста обжимает головку. Зубки скользят вдоль ствола. Локтём левой руки дожимаю девичью головку. Всё — член во рту у Томочки! Её голова уходит вниз, упираются в ладошку на члене. Пытается податься назад. Но я контролирую ситуацию. Отпускаю и снова надавливаю затылок... Так несколько раз. Потом, уже без подсказки, Томочка САМА скользит плотным кольцом губ вокруг залупе. К уздечке и, далее — по стволу чужого хуя! Пару раз лизнула и — сосёт!!!
Против Природы попрёшь!
— Так его, так... Умница! Лижи, как леденец... Вот так... так... так... Сладкая ты моя, милая, единственная... Убери ладошку, принимай, сколько войдёт... Я не буду давить. Всё сама, только сама...
Люблю замужних! Они быстро понимают, что надо делать.
Сижу, откинувшись на спинку скамьи, не мешаю Томочке трахаться с «малышом». Чувствую залупой, уздечкой, горячей кожей хуя каждую влажную клеточку её щеки, языка, гортани. Как музыку, воспринимаю причмокивание пухлых губок и втягивание слюны, касание подбородком налитых спермой яиц... Балдею! И думаю: «Спустить сразу в рот или сначала в пизду?... Или после пизды в рот?... « Загадываю, а сам (уже не одним, двумя пальцами) дрочу мокрую пещеру «супружеской неприкосновенности». Разрабатываю к визиту «малыша».
Решаю, что для первого раза надо накормить.
Улавливаю изменения ритма девичьей головы, добавляю в работу пальцами максимальную скорость и, ощутив судорожное сокращение мышц девичьих ляжек — верный признаку начала оргазма, подаю хуй вперёд и сливаю всё, что накопили яйца, в горло чужой жены!... «Сука, как мне хорошо!!!»
— Глотай, Томочка... подарок «малыша». Глотай...
Голову не отпускаю. Замужняя молодка принимать всё. До капли! Теперь она — ёбаная в рот. Представляю, как сейчас выглядит её мордашка с засунутым по самые яйца хуем и балдею. Надо будет дать отсосать при дневном свете. Что бы видеть лицо и глаза женщины, изменяющей мужу...
Томочка заходится кашлем. Делаю паузу, помогаю выпрямить спину:
— Борис Петрович, вы...
— Я тебя люблю, малышка! Ты такое сделала, о чём мне и мечтать не приходилось!..
Ёбаная в рот ещё не знает, что разовым минетом Малыша не удовлетворишь. Испытанному марафонцу подавай матку!
Продолжая дрочить мокрую пиздёнку, поворачиваю распутницу личиком к себе и крепко целую в пряные от молофьи уста. Губы Томочки не отвечают. Девица оглушена случившимся.
Не дав опомниться, заваливаю спиной на скамью-кушетку, забрасываю стройные ножки себе на плечи, стягиваю с ягодиц трико, и — вгоняю сразу на всю длину! Даже трусики снимать не пришлось. Отодвинул в сторону, и — ходу, «малыш», ходу!..
Яйца шлёпают по булочкам молодой попы. Чавкающий звук и запах ебли опьяняет. Самое время говорить пошлости. Это — ритуал всех моих финишных утех. Пусть, теперь бывшая верная, чистенькая, и порядочная жёнушка вместе с чужим хуем принимает, как напутствие в шлюхи, грязные слова ёборя.
Томочка ещё оглушена и не понимает, что я ей говорю. Лишь, как бы, возражает:
— Борис Петрович... Что вы... делаете?... Зачем?... Я замужем... Ох! Ой... Не надо...
— Надо, Томочка, надо! Твоя пизда в самый раз для моего хуя... Слышь, как её нравиться? Чавкает от удовольствия... Кайфуй, моя девочка, коль на еблю пришла... Сама пришла. Никто не заставлял... Работай...
Потом ей будет стыдно за то, что позволяла ЭТО говорить... Но это будет потом. Теперь же, Великий и Могучий, с каждым ударом твёрдого члена, вгоняет в её, терзаемое сексом тело, рефлекс словоблудия, бешеной ебли и первой измены. С этим рефлексом она будет превращаться в сладкую и доступную женщину!
— Помогай, милая, помогай!... Подмахивай, как ты это умеешь, сучка моя сладкая! Как подмахивала Сенечке, когда он тебя ебал... Как станешь подмахивать другим мужикам, которые будут дрючить тебя, где попало. И в пизду, и рот, и жопу. Только подставляй!... Давай!... Давай...
— Ах, Борис Петрович! Что вы говорите?... Что делаете со мной?!... Оооо...
— Ебу тебя, милая..., как ебёт сейчас твой Сенечка в палатке какую-нибудь вожатую...
— Не надо так... Он не...
— Ебёт! Ебёт! Для того и в поход пошёл. Там все друг друга ебут... И пионеры, и вожатые. И начальницу лагеря сейчас тоже кто-нибудь ебёт... Скоро и я её выебу!... За тебя отомщу, что в поход не пустила... Весь мир ебётся! Всем от этого хорошо!... Тебе сейчас как?... Сладенько?... Ещё прибавить? Ты только скажи...
— О, о!... Нет!... А,... а... Не говорите глупости,... Борис Иванович... Я этого не хочу... А, а, аааа...
— Поддай снизу... Будет что вспомнить... Как тебя в пионерском лагере пялили... Соска ты моя желанная, пизда ненаглядная... на хуй надетая... В рот по самые яйца ебаная... Давай, девочка, дав — а-а-й... Один раз живём..., будет, что вспомнить... Еби меня, милая, снизу, еби... Еби-и-и!... Вот так! Вот так!... Умница! Ещё! Ещё! Ещё!... Поддай на полную!... Чтобы глубже... поддай! У-у-у...
— Не надо... в меня... не надо...
— Ещё чего, добру пропадать!... Кончать — так до упора!... Для того и замуж выходила, что бы малафью принимать... Чувствуешь, как хуй в матку заглядывает?... Знаешь, что он там сейчас оставит?... Кого хочешь: мальчика или девочку?..
Томочка тоненько скулит. Ножки скукожились, сползли с плеч, сдавили мою поясницу. Девочка прогнулась в томных судорогах. Одновременно с её оргазмом сливаю в пизду чужой супруги сперму довольного еблей мужика... Финиш! Замужняя двустволка заряжена!..
Не спеша, ещё несколько минут довершаю работу поршнем. Выдавливаю из яиц последние капли...
Объект — никакой.
Вынимаю ещё крепкий член, вытираю о внутреннюю сторону женских штанов. Приподнимаю ослабевшую Томочку и подтягиваю её трикотажные штанишки до пояса. Шепчу что-то ласковое, одобряющее. Никаких пошлостей. Это всё в прошлом и... в будущем. Но не сейчас. Легонько целую, губки, глазки, лобик, глажу грудки.
Постепенно девушка оживает.
— Борис Петрович, зачем мы это сделали?..
Местоимение «мы» нравится и Мне, и Борику, и Борису Петровичу. Дурёха не догадывается, что имела групповуху сразу с тремя.
— Всё нормально, Томочка! Обычные отношения между мужчиной и женщиной...
— Вы меня обманывали. Вы не импотент...
— Клянусь гимном Союза, не врал! Сама Его оздоровила. Теперь огорчаешься?
Молчит.
— Жалеешь, что помогла?
— Не знаю... Но почему так...
— Ненасытно?
— Да...
— Семнадцать лет воздержания, не аргумент?
— Семнадцать лет?..
— Почти твоя жизнь. Давай, провожу до корпуса. Устала, наверное?
— Голова кружиться...
— Это пройдёт. Повторим несколько раз и привыкнешь.
— Ну, уж нет! — голос девушки обрёл звонкость, даже какую-то весёлость. — С вами только свяжись, Борис Петрович, снова обманите.
— Честное слово, не обману! Сказал — повторим, значит повторим!
— Я не в этом смысле...
— Так и я не в этом...
Томочка тихонько засмеялась. Трудный момент послесексовой неловкости был преодолен...
... Через неделю, когда Сенечка с вожатыми старших отрядов грузил в лесу дрова для прощального костра первой смены, Борис Петрович зашёл к Томочкев её комнате на втором этаже общежития. Немного разговорил. Затем Борик внёс в эту беседу эротическую весёлость, а уж Я, на полу у супружеского ложа (казённая кровать сильно скрипела), имел зеленоглазку, как задумывал, при дневном свете. Стыдливое и покорное лицо замужнейшлюхи было прекрасно!..
... Отрессировав Томочку, «троица» занялась Ольгой Семёновной...
Потом уехала в альпинистский лагерь поправлять здоровье...
Послесловие
В конце зимы супруги гуляли возле городского стадиона. У Катеньки был заметный животик. Сенечка радостно сообщил, что ждут ребёночка: — Девочку! — и что после родов они собираются переехать в Крым...
«Интересно: от меня или от Сенечки?... — размышляла «троица», шагая по снежной слякоти. — А возможно от кого-то ещё?... Желающие, трахнуть такую сладкую простушку, всегда, недалече...»
197