— Мужики! Че ж вы такие заторможенные?
— Это еще что, — говорят они, — видел бы ты наших эстонских знакомых...
Вильнюс. Старый город. Каждая девушка похожа на Брунгильду, каждого юношу хочется назвать Олафом. Скандинавия — да и только. Чинные компании ведут неспешные беседы в маленьких кафе. Аромат кофе щекочет ноздри. Мои знакомые, даже тот, у кого фамилия была Петров, разговаривали, не повышая и не понижая голоса, почти не меняя интонаций и темпа. Наша беседа текла в каком-то гипнотическом ритме, успокаивая и приводя в состояние полудремы. Отдохновение души, так сказать. И самые бессмысленные слова исполнялись глубокого смысла, и бармен, похожий больше на миллионера в своей тройке и бабочке, напоминал какого-то известного прибалтийского артиста.
И вдруг в эту умиротворенность врывается девушка, произносит: «Привет, живчики!», щелкает кого-то по носу, кого-то по уху, чмокает еще кого-то в щеку, окидывает меня взглядом опытного оценщика ювелирного магазина и садится рядом.
— Ты кто, о светлое виденье, трепетный мираж, свежий ветерок в этом засыпающем мире? — спрашиваю у нее я.
Еще один оценивающий взгляд:
— А ну скажи еще что-нибудь!
— Пожалуйста! — улыбаюсь. — Кто ты, о дева? Уж не валькирия ли ты и где тогда твой конь? Неужто щиплет траву там, за углом, на омерзительно правильном и ухоженном газоне?
Она, полу прикрыв глаза:
— Сыровато, но ничего. Для первого знакомства сойдет. Я Света, а тебя как зовут?
— Алексей, — я застенчиво ковыряю ладошку указательным пальцем.
— Очень приятно...
— А мне то, мне как приятно!
— Как? — интересуется она.
— Словами не передать!
— Где вы его взяли? — спрашивает Света у присутствующих.
— Да вот, приехал, понимаешь, — отвечают ей.
— Светлана, ничего, что я не спросясь? Ты мне телефончик черкани и я в следующий раз обязательно тебе звонить буду, прежде чем приезжать! А ты уж меня на белой лошади встречать приезжай.
Вот так сидим, общаемся. Гляжу, прибалты мои сникли совсем, за ходом беседы еле поспевают, и молчат.
— Откуда ты такая здесь-то? — интересуюсь. — Прям луч света в темном царстве...
— Да вот к бабушке приехала из Днепропетровска, да и осталась. Нравится мне тут. Красиво.
— Это правильно. Красивые девушки должны жить в красивых городах.
— Не подлизывайся!
— А я и не подлизываюсь!
— А зачем эти комплименты про красивых девушек?
— Комплименты? Да я же хамлю. Я думал, ты рассердишься, что я употребил словосочетание «красивая девушка» во множественном числе. Ведь глядя на тебя это можно произносить только в единственном.
— А вот теперь — хамишь!
— Хамлю? Да я же просто недоговариваю. Словосочетание ведь должно звучать: «Божественно прекрасная девушка!»
Слово за слово, мы со Светой остались в гордом одиночестве. Компания наша разошлась по домам, устав от бешеного, почти итальянского, темпа разговора. И тут я умолк. Сижу, смотрю на нее, любуюсь — откровенно говоря. И слова все куда-то подевались
— Чего замолчал? — спрашивает Света.
— Боюсь...
— Чего?
— Глупость сказать боюсь...
— Ты уже все сказал, которые мог!
— Нет. Не все еще.
— А что не сказал?
— Да вот, думаю, попрошу у тебя руки и сердца и потом всю жизнь жалеть буду!
— Не будешь, я не соглашусь.
— Вот именно поэтому и буду...
Выпили мы коньячку какого-то местного. Я уже вовсю разошелся, руку ее в своей держу и даже целую иногда. Уже и темнеть стало. Пошел я Свету домой провожать. Подходим к ее дому, а на скамеечке у подъезда юноша с цветами. Увидел ее и просветлел весь. Летит к ней с букетом в протянутой руке. Я себя лишним сразу же почувствовал и тихонько так, бочком, за угол нацелился.
— Стой, где стоишь, — уголком рта говорит Света мне, а потом ему:
— Здравствуй, Роберт!
— Здравствуй, Света! — и лучится весь радостно и смотрит загадочно.
— Как всегда, Роберт?
— Как всегда, Света! — целует ей руку и... уходит.
«Мама миа, — думаю, — это прям заговор какой-то. Ща этот Роберт с топором из кустов выскочит и меня прямо по пустой башке...»
— Это кто? — задаю я хорошо завуалированный вопрос.
— Роберт?
— Угу...
— Жених!
— А то, что я здесь?
— Не ты первый, — говорит Света, — не ты последний... Да и он тоже не первый. Он меня каждый день встречает, а я все время с кем-то... В гости зайдешь?
— Так он же тебя любит, — искренне говорю я.
— А ты, — поворачивается ко мне она.
— А я нет! Уже нет!
— Ну и катись!
— Ну и пока! — руки в брюки и куда глаза глядят.
Выхожу на улицу. Камушек перед собой ногой подфутболиваю и вдруг из — за кустиков — Роберт собственной персоной. Правда, без топора.
— Здравствуй! — говорит. — Ты почему так быстро ушел?
— Не понравилось...
— Что не понравилось?
— Ничего не понравилось! Отстань, без тебя тошно...
— Ты не сердись, она ведь хорошая, — продолжает идти рядом со мной Роберт.
— Ты что, уговариваешь меня вернуться?
Роберт молчит, но не отстает.
— Вот что, Роберт. Ты это, наплюй на нее...
— Нет, я так не могу. Я ж ее люблю...
— Тогда иди и сиди там, на скамейке пока не разлюбишь...
— Слушай, — говорит Роберт, — идем со мной. Посидим там, пива выпьем.
И так мне жалко Роберта этого стало, что я иду с ним на ту злополучную скамейку, прихватив ящик какого-то пива по 1 литу 10 центасов. И мы сидим там до утра, глядя на августовские звезды и рассказывая друг другу о своей дурацкой жизни.
Видели бы вы лицо Светы, которая с утречка застала нас за вторым ящиком... Алексей Ковалев
228