— Ну — говорит она, легонько похлопав себя по бедру ладошкой — иди же сюда, маленький негодник.
В беспамятстве от осознания скорого облегчения, и, всей своей изнывающей от дикого желания душой, молясь, чтобы это не оказалось очередным витком ее жуткой игры, я из последних сил, будто ничтожный червяк, пополз к скалящейся от садистского удовольствия сестре.
Клянусь, окажись это просто еще одной издевкой, оттолкни она меня опять своей ножкой я наверняка умер бы на месте. Сил сопротивляться давно уже не было. До сих пор я держался лишь каким-то невообразимым усилием. И я знал, что откажи она сейчас, я порвусь как тонкая паутинка. Сойду с ума, захлебнувшись волной не нашедшей выхода похоти. Мой член был надежно перетянут и сколько бы я не терся о ковер, кончить я не мог. И теперь я сгорал от предвкушения, что она наконец вернет моему распухшему пенису блаженную свободу. Господи, господи, все онемело в паху, ужасная тяжесть и эта проклятая пульсирующая боль. Я уже видел потоки горячей спермы, рвущейся наружу. Я всю комнату залью, едва она снимет с меня эту проклятую удавку!
Я дополз до своей Королевы и в изнеможении повалился на спину, умоляюще глядя на неё сверху вниз.
Давай же, упивайся победой. Наслаждайся видом своего ничтожного братца, валяющегося у тебя в ногах. Этого ты хотела? Я раздавлен, унижен, уничтожен. Пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА!!! ДАЙ ЖЕ МНЕ НАКОНЕЦ КОНЧИТЬ!!! Ты что, не видишь, не понимаешь, что твой отказ... Нет, я даже думать не хочу об этом! Только один раз, один раз и все! Обещаю, что буду самым послушным, самым исполнительным братом в мире. Я тебе туфли буду в зубах приносить, как собака, только пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, избавь меня от этой пытки! Я не могу больше! Я знаю, что я ничтожество, знаю, что ни на что не способен, я признаюсь во всех смертных грехах, выложу тебе все свои грязные секреты, соглашусь на все. ТОЛЬКО БЫ КОНЧИТЬ!
Извиваясь и поскуливая я уже не сдерживал слез. Достоинство? Мужественность? Я бы на вас посмотрел в этот момент! Вся моя мужественность забилась в самый дальний угол до лучших времен, если таковые наступят. Скулит рядом с гордостью и стыдом. Этих я бы тоже в долгий ящик зашвырнул. Чтобы не мешали. Чтобы не зудели своими надоедливыми «Ты же то, да ты же это, да как ты можешь». Идите вы все к черту! Я маленькая истеричная девочка. Я ничтожество. Я все, что ты захочешь! Возьми все, что у меня есть — скарб нехитрый, но иного предложить не могу — взамен дай лишь одно. Это же ведь не так много, верно? Просто развяжи мне член, пожалуйста пожалуйста пожалуйста, остальное я сам сделаю сас сам сам, тебе даже не придется к нему прикасаться своими читсенькими руками, ЧИСТЮЛЯ ТЫ ЧЕРТОВА ЧТОБ ТЫ СДО... НЕТ НЕТ НЕЕЕЕТНЕТЕНЕТ!! ЗАТКНИСЬ ЗАТКНИСЬ ЗАТКНИСЬ! Я ЛЮБЛЮ ЕЁ Я ВСЕ ДЛЯ НЕЁ СДЕЛАЮ! НЕ СМЕЙ ТАК О НЕЙ ДУМАТЬ НИЧТОЖЕСТВО УБЛЮДОК! ПОДЧИНЯТЬСЯ! Господи, господи, я с ума схожу. Подчиняться, делать всё, что ОНА говорит! Иначе опять... Господи, нет!
Посмотри на мой бедный член. Если это зрелище тебя не разжалобит, что тогда? Я выгибался дугой, дергался, как припадочный, а она лишь спокойно упивалась своей властью. /Каким же глупцом надо быть, чтобы надеяться на снисхождение.
Я не я. У меня нет личности. Я никто. Скрюченное на полу ничтожество, в котором не осталось ни капли человеческого достоинства. Добитое её каблучками оно трусливо поскуливало на задворках затуманенного вожделением рассудка. Она смотрела на меня как Победительница смотрит на поверженного зверя. Укрощенного и связанного по рукам и ногам. Готового слизывать грязь с её божественных подошв лишь бы получить возможность избавиться от сковавших его раздувшийся член оков.
Раньше читая эротические истории, в которых женщины, добивались от своих мужей исполнения любых, самых эксцентричных своих желаний просто лишая их возможности испытать оргазм я поражался готовности кричащего в исступлении измученного супруга служить им в качестве безропотного раба. Неужели ради простого семяизвержения мужчина готов пойти на такое? Какая наивность! Ради оргазма — и теперь я ПРЕКРАСНО это понимаю — мужчина готов на ВСЁ! Ой да ладно, помахивает руками пресыщенная публика, не нужно преувеличивать. Знаете что? Идите в к чёрту! Желание кончить когда есть возможность подергать себя за причинное место в любой момент без необходимости вымаливать оргазм, валяясь в ногах Госпожи, не кажется чем-то особенным. Но стоит лишить вас этой маленькой возможности, как напряжение начинает расти в геометрической прогрессии, пока не захватит всю вашу суть. Сначала обрывочные картинки похотливеньких фантазий начнут отвлекать вас от работы. Потом эрекции будут мешать сосредоточиться на докладах и отчетах. Всё чаще вы будете подмечать, что секс далеко не такая незначительная часть вашей жизни, как вам нравилось думать. Все эти животные страстишки! Пфф, мы их успешно изжили. Культура, саморазвитие, КАРЬЕРА. Скоро единственной вашей карьерой станет стремление угодить вашей ненаглядной. Еще вчера вы ждали от неё сытный ужин, а сегодня уже несете кофе в постель. Мало-помалу. Подать руку там, приоткрыть дверь здесь. И всякий раз раболепно заглядывая в глаза «Я был хорошим мальчиком?» Все ваши помыслы. Все стремления будут сконцентрированы на одном желании. Ради удовлетворения которого вы станете кем угодно, хоть домашними тапочками, хоть туалетным ковриком, лишь бы получить блаженную возможность «почесать там, где чешется».
Сейчас, я, без всякого сомнения готов был выполнить любой приказ моей Госпожи, готов был вылизать подошвы ее сапог, по щиколотку запачканные в грязи, я был готов вылакать ее золотистый нектар до последней капельки, при каждом желании моей Повелительницы облегчиться. И даже ее кал в виде завтрака, обеда или ужина, могущий вызвать, кажется лишь рвоту, не стал бы непреодолимым препятствием, когда дело казалось контроля оргазма.
Эрика, Эрика, Эрика! Богиня. Повелительница. Смилуйся надо мной. Иначе я сойду с ума, я разобью голову о пол. Я больше не могу это терпеть!
Улыбаешься. Что предвещает эта улыбка? Что сулит мне эта напускная веселость, это деланное легкомыслие? Череду новых мучений? Или же... ?
И как же я обрадовался, буквально затрепетал, забился в радостной дрожи, когда она наконец взяла мой пульсирующий член в руки и стала медленно, мучительно медленно развязывать тугую тесемку. Я готов был взорваться от нетерпения и уже не сдерживаясь перешел почти что на поросячий визг, садня сорванное от криков горло и бешено дергая тазом.
— Хочешь снова получить по яйцам? — строго поинтересовалась Эрика.
ГОСПОДИ ТОЛЬКО НЕ ЭТО!
Я закрутил головой, как умалишенный, и попытался отползти в сторону от сестры. Дурак, дурак, дурак! Когда же до тебя дойдёт?! ПОДЧИНЯЙСЯ!
— Тогда не дергайся и дай мне освободить твоего дружка!
Да, Госпожа! Пожалуйста!
Я чувствовал себя беспомощным младенцем, которому меняют подгузник, но в отличие от него не смел сучить ногами и испускать стенания, послушно ожидая, пока она развяжет Гордиев узел моих страданий.
Она удовлетворенно кивнула и продолжила неспешно разматывать тесьму. Туго затянувшийся узелок всё никак не поддавался, она болезненно дергала меня за член, но я боялся даже вздохнуть, чтобы не разозлить её Высочество. Она трепала мой пенис из стороны в сторону. Крики боли рвались из моего горла. Но ради столь близкой награды я готов был терпеть!
Последнее усилие и... О, БООООЖЕ! Боже мой! Иисусмарияиосиф и все святые на небесах! Знали бы вы, что за облегчение я в тот момент испытал! Ещё чуть-чуть! Ещё пару мгновений! Блаженство свободы! Пожалуйста, только не лишай меня этого! Не нужно больше оков!
Мой член болтался полумертвым посиневшем червяком. Возьми его в свои нежные ладошки, пожалуйста пожалуйста ДАЙ МНЕ КОНЧИТЬ! Мне так больно!
— Ну что, — спросила она меня, — всё еще хочешь кончить?
ХОЧУ ЛИ Я КОНЧИТЬ?!
Я бешено закивал, просительно мыча.
— Ещё бы! Грязное похотливое животное, вот ты кто!
В этот раз, хвала небесам, никакой вспышки гнева не последовало. Наоборот, господи, наоборот, она мягко взяла его кончиками пальцев и оооо, бооооже как хорошооооооо... начала массировать горячую плоть.
Вверх вниз вверх вниз то сжимая то вновь ослабляя хватку. В горло стекает вязкая слюна, задыхаюсь, перед глазами всё плывет, как же хорошо я и не думал что может быть так хорошо откуда она знает как сделать чтобы было ТААААК хорошо? О, Господи, только не останавливайся, нет пожалуйста, только не прекращай, ооооо... Неееееет! Почему!? Почемупочемупочему? Только не опять! Что я сделал не так? Что ещё сделать?
Скулёз, визг, слезы и сопли. Она смеется. В ней не осталось злости. Она позволяет мне закатывать истерики и хныкать.
Она ложиться на бок. Рядом со мной. Золотые волосы щекочут мне лицо, какой запах, сводит с ума! Белоснежная блузка, расстегивает пуговку. Одну. За другой. Кружева. Сбрасывает его. О, боже! Молочно-белые и нежно розовые!
Вынимает трусики из моего рта. В сторону. Призывно кивнула. Слюни неистового вожделения. Тут же. По подбородку.
— Соси — негромко приказала она.
Я не раздумывая приподнялся и припал губами к ее соску, как изголодавшееся дитя.
Она, прикрыв глаза и запрокинув голову, сдерживала стоны. Не показать, что получает хотя бы малейшее удовольствие. Это выше её. Это плотская страсть, а она не такая. Она всегда была выше чище всех остальных. Она не позволит себе запачкаться в этой животной похоти!
Но стоны её говорят об обратном. Лицемерная набожность трескается и из-под лака многолетнего благообразия проступает оскал озверевшей от возбуждения суки.
Она всё меньше сдерживается. Рука скрывается под юбкой. Неистово дрожит тело. Закатывает глаза. Стонет, стонет, кричит.
Я хочу прикусить ей сосок, хочу, чтобы крики наслаждения сменились криками боли, хочу волком вцепиться в её беззащитную плоть и рвать рвать рватаааать! Пока она не взвоет о пощаде и да да да всё что угодно только отпусти! Но нет. Я слишком труслив. Только нежно язычком вокруг и по кончику и втянуть его как леденец.
— Да, даааа, бл..., соси... суууука... бл... хорошоооо!
Как ты можешь, сестричка?! Как тебе не стыдно? Что скажет сестра Виолетта? Сколько Богородице Дева радуйся тебе предстоит прочесть, чтобы Бог простил твою грешную душу? Ничего не осталось от образцовой мисс Совершенство. Растрепанные волосы, раскрасневшееся лицо запыхавшейся грязной крестьянки, смятая блузка и вздернутая до самой груди юбка.
Яростно трешь себя между ног, стирая остатки приличия. Визжишь, ревешь. Бьешься в экстазе, но хочешь всё больше больше больше! Изо рта тянется слюна. Не могу сдержаться и впиваюсь в твои губы. Слизывая её. По подбородку, горлу. Язык к языку. Горячо. Сладко.
Ты не отталкиваешь. Тебе хорошо. Взасос. С чмоканьем. Со скотским чавканьем.
Она вытаскивает руку ОТТУДА. Пальцы блестят слюдой. Запах пьянит.
— Лижи.
Приятно игриво. Совсем не похоже на приказ, но я бросаюсь исполнять не раздумывая. Набрасываюсь. Как бы не... откусить! Откусить! Откусить! Заткнись! Как приятно! ЕЁ соки, нектар и амброзия. Я не хочу пить ничего кроме выделений ЕЁ святая святых. Вода жизни!
Сосать, втягивать в себя и причмокивать от удовольствия. Как и положено шлюшке, вроде меня. Зачем обманывать? К чему притворяться? Я хочу ЕЁ! Хочу быть ЕЁ. Быть с ней под ней для неё всё, что она попросит, дурак! Раб! ПРИКАЖЕТ!
Переворачивается на живот. Туда. Вниз по спине. По крутым изгибам. К упругим холмам. И целовать, целовать.
Она что-то говорит. Я не понимаю. В ушах звенит.
Хватает меня за волосы. Вжимает между душистых половинок.
—... языком!... урод!
Да, да, да, как прикажете!
Прямо в горячую дырочку. Внутрь наружу. И поиграть там.
Она хрипло тянет ооооооо как хорошооооо. Я рад. Я безмерно счастлив, что могу Вам услужить. Сделать хорошо. Приятно. Мой член бесполезно болтается у меня между ног. Это посмешище. Я не мужчина. Я могу только лизать. Лизать лизать лизать. Ничтожество!
Совсем рядом её натертые губки, но туда я не решаюсь. Да к тому же ей там сейчас помощи и не требуется. Она остервенело работает рукой. Бьется в когтях похоти.
Сколько раз она уже кончила? Или не разу, судя по тому с какой злобой она себя теребит. Будто хочет вырвать из себя кусок этой мерзкой плоти. Который её так долго учили ненавидеть и презирать и проклинать. Чтобы вновь стать прежней собой. Застегнутой на все пуговицы мещанского приличия и показной набожности. Что она думает сейчас? Способна ли она вообще сейчас о чем-то думать?
— Бляяяядь... бляаааааа... оооо
Господи, а как же я? Мой член уже давно готов к бою. Пожалуйста...
— Пожалуйста...
Не сдержался. Тоненько так жалобно. Я больше не могу.
Она не слышит. Она уже давно не здесь.
— Пожалуйстаааааа...
Лизать, лизать, чтобы сделать ей хорошо. И тогда, может быть...
— Аааааа!
Неужели? Её тело бьет крупная дрожь. С губ срываются невнятные слова, мат, стоны, крики. Всё громче, громче, громче. И наконец, она замирает, сжавшись в тугую струну. И потом...
Я думал, что она потеряла сознание. Никогда не слышал, чтобы она ТАК кричала. Будто на электрическом стуле. Потеряв всякий контроль над собой, она могла только биться в оргазмическом припадке, и только ыыыыыыы и ааааааа, и сжимать себя там и крутиться как на раскаленной сковородке, а потом все меньше и меньше, успокаиваясь и только изредка подергиваясь и постанывая, а потом затихла.
Мне стало страшно. Дышит?
Подполз поближе. Были бы развязаны руки! Как же неудобно. Вглядываюсь в лицо. Волосы спутались, налипли на лоб. Капельки пота над верхней губой.
— Эрика...
Робко спрашиваю.
Открыла глаза. От неожиданности я аж отскочил. Страх. Испортил удовольствие! Вырвал из неги! Ну держись!
Но нет. Она растягивает губы в блаженной улыбке.
— А... братец...
Взгляд с поволокой на мой торчащий член.
Улыбка становиться шире. Что она задумала? Я же так старался! Я же всё сделал, как она хотела! Неужели...
— Бедняжка. Ты только посмотри. Я и забыла совсем.
Только не опять. Только не эти игры.
— Больно должно быть?
Прям само сочувствие. Надутые губки уголками вниз. Бровки домиком.
Я мог только умоляюще смотреть на неё. Что я мог сказать? Никакие слова не заставят её сделать то, что она уже решила. А я был больше чем уверен, что все планы в своей чудесной головке она уже составила.
Она провела ладонью по груди. Я сглотнул.
— Понравилось лизать мои груди?
— Дааа, — просипел я.
Вышло скорее «ххааа».
— Не сомневаюсь.
Рукой ниже. Живот. По бедру. По попке.
— А там?
— Дааа...
Эти мои блеяния вызывают у неё лишь смех.
Рука скользит по пушистому холмику ниже пупка. Останавливается там.
— А там хотел бы?
Я молчу. Снова и снова этот садизм. Есть ли в ней хоть толика жалости?
— Что молчишь? Я тебя спрашиваю!
Брови сошлись на переносице. От улыбки не осталось и следа.
Что мне ответить? Как узнать, какой ответ ЕЙ НУЖЕН? Чтобы не поплатиться за неправильный. Чтобы не поплатиться. Чтобы не было больше боли.
— Даа.
Еле выдавил.
Снова улыбка. Угадал? Для неё это всё шутки. Но пусть лучше она надо мной потешается, чем дать ей повод снова начать измываться.
— Да уж. Надо думать. От такого извращенца что ещё ждать?
Гладит себя ТАМ. Медленно, растягивая удовольствие. Наслаждаясь. Мой член стоял уже колом, болезненно пульсируя.
— Хочешь меня?
Господи, прекрати! Хватит уже этих игр. Хватит!
— Эрика, пожалуйста, я больше не могу. Пожалуйста, прекрати это. Я всё сделаю. Я отдам тебе все свои деньги. Я буду выполнять все твои приказы. Я буду делать всё, всё, всё, что ты скажешь. Пожалуйста. Пожалуйста, я больше... я больше не могу... яяя... ыыы...
Слезы текли по щекам. Я запинался, бормотал что-то ещё, клялся в беззаветной верности, всё, что угодно, только бы прекратить эту пытку.
Всё это, разумеется, не возымело никакого эффекта. Она лишь скалилась, продолжая размеренно поглаживать себя.
Я выдохся. Замолчал. Только всхлипы и подвывания нарушали тишину. Я не знал, как ещё объяснить ей, что если сейчас, вот прямо сейчас, она не даст мне кончить, я выброшусь в окно!
— Выговорился?
Хлюпаю носом в ответ.
— Я задала тебе вопрос. И хочу получить ответ. А ты заставляешь меня ждать. Мне вот интересно...
Гладит себя. Медленно.
— Ты ведь тоже чего-то от меня хочешь, верно? Тоже чего-то ждешь...
Ладонью. Кончиками пальцев.
— Проблема в том, братец, что я... никуда... не спешу. Я подожду. Подожду, когда ты наплачешься. Даже утру тебе слёзки. Но ты...
То быстрее, то медленнее. Играя.
—... готов ли ТЫ... подождать? Ещё немного. А потом ещё чуть-чуть. А потом ещё капельку. И ещё самую малость... и ещ...
— Да! Да, я хочу тебя! Я ХОЧУ ТЕБЯ! Слышишь? Я хочу тебяяяя! Пожалуйста, хватит, пожалуйста! Дай мне кончить, пожалуйста, пожалуйста, пожааалуйстаааа!
Я повалился на спину и забился в истерике, как избалованный ребенок посреди супермаркета. Сколько я так вертелся не знаю. Наконец, полностью обессилев, я затих.
Она подошла ко мне сзади. Легла рядом. Обняла. Провела рукой по волосам. Погладила по плечу. Проскользнула пальчиком под тугим воротничком, ослабила узел галстука, давно превратившийся в удавку. Расстегнула верхнюю пуговицу. Кровь прильнула к голове. В глазах помутнело. Помассировала мне шею.
Я устал. Я не верю. Она делает это не для меня. Ей плевать, если я задохнусь. Она сама с удовольствием повесила бы меня на этом галстуке. Но как же приятно чувствовать её прикосновения. Так мягко. Так тепло.
Ниже по лацканам пиджака. Поиграла с пуговицами и вот будто тяжесть с груди спала — полы пиджака распахнулись. Легче.
Ниже по пояску юбки.
Не верю. Не останавливайся. Прекрати.
И вот наконец!
Я не думал, что к этому моменту во мне остались ещё силы на то, чтобы пошевелиться. bеstwеаpоn.ru Но едва она коснулась головки члена, я выгнулся дугой.
Сжала, большим пальцем кругом по головкеее ааааа!
Её губы рядом. Там. Неужели?! Горячее дыхание. Господи! Но нет. К чёрту! Только не прекращай. Ещё, ещё, ещё!! Нееетееее!
— Эрикаа, пожалуйстапожалуйстапожалуйста, только не это опять я не могу пожа... ааааа... я всёооооо... только не уходи... толькооооо
— Шшшш...
Прижимает мне палец к губам. Этой самой рукой она ведь... ! Господи...
— Не волнуйся... не волнуйся... сейчас... ляг на бок... вот так... давай...
Она передо мной. Лежим прижавшись друг к другу. Уткнуться в её волосы. Целовать шею. Она смеется. Стягивает блузку, обнажая плечо. Припадаю. Языком вверх до уха и захватить мочку губами и не выпускать.
Всё мое естество восстаёт против мерзости всей этой ситуации. В голове ураган. Какое извращение! Хватит! Нужно немедленно остановиться. Мысли бежать бежать ползти прочь что же мы делаем как же так? Ведь она же... ведь нельзя... но так хочу, боже,
так сильно кончить... пожалуйста...
— Да расслабься ты, дурак!
— Эрика! Нет! Что ты делаешь?! Хватит!
— Хватит?
Остановилась. Повернулась. Смотрит насмешливо строго.
— Хва-тит, — по слогам произнесла она, — я это услышала? Точно? Ты ТОЧНО этого хочешь?
— Эрика, пожалуйста, ну нельзя же... ты же моя... мы же...
— Что «мы же»?
Она что, прикидывается? Господи, мне что по буквам «инцест» произнести надо?
— Просто... просто развяжи меня, ладно? Пожалуйста. Клянусь, я больше никогда не притронусь к твоим вещам! Никогда!
— Угу. Хорошо. Кончать ты уже расхотел значит?
— Неет, просто...
— Просто что?
— Мы же не можем... ты же ещё... у тебя же никогда... или?
Эрика сначала молчала, потом закинула голову и захохотала во всё горло.
— Ты что же... господи... хахаха, — начала она, утирая слёзы, — ты думал, что я тебе разрешу... ооооох... ну ты даёшь... ты вправду думал, что я...
Она резко схватила меня за яйца. Я завизжал от боли.
—... что Я позволю ТЕБЕ меня ТРАХНУТЬ!?
Как больно, господи, как больно!!! Выкручивает всё внутри.
— Что я позволю тебе засунуть в меня свой вонючий стручок!?
— Неееет! Пожалуйста! Нет! Я таааак, оооо, нее думаааааа...
— А что ты думал, червяк вонючий!? — шипит она, выворачивая мой бедные яйца.
— Ничего, ничего, ничего, аааа! Пожалуйста, отпусти, аааааааа!!!
И о чудо! Она подчиняется!
— Ну-ну, не кричи ты так. Тихо, тшшш, ну что ты, ну всё же было хорошо, что ты... ну вот.
Взяв меня за подбородок она придвинулась ко мне вплотную. Горячее дыхание.
— Ты же не хочешь всё испортить? Когда ты уже ТАААК близок? М?
— Нееет...
— Ну вот.
Погладила мой член. Я застонал. Не могу больше. Нет сил. Сдаться. Пусть делает, что хочет. КАК хочет. Лишь бы прекратить эту пытку. Лишь бы закончилось это безумие.
Хорошо, хорошо. Как приятно. Сконцентрироваться на этом. На волнах удовольствия. Тело немеет. Ум немеет. Да, да. Кончить. Только бы кончить. Всё, что угодно, только бы кончить.
Повернулась. Просунула мой член себе между ног. Сжала. Так можно, так ничего страшного, верно? Это же просто... это же не туда, не ВНУТРЬ! Уговорить себя. Заткнуть этот чертов голос в голове.
Пелена перед глазами. Толкать, толкать. Всё сильнее. Проникнуть в неё. Стать единым.
Мы слились в один страстный организм. Похотливое животное, потерявшее всяческое подобие человека. Только скулить, стонать, визжать, чавкать мерзко, хлюпать склизко.
Удовольствие от отвращения к самим себе. Что нам не надо больше притворятся хорошенькими беленькими и пушистенькими. Ой, посмотрите на этих чудных ангелочков! Какие чистенькие, какие опрятные! Нате, смотрите! Смотрите, как разинут рот, как сводит губы от похоти, как блестят белки глаз, как текут слюни и слизь и смазка и пот. Как всё вязко, липко, клейко. Как темными пятнами расползается по чистой блузочке. Как блестит между ног. Как дергаются тела. Как хорошо! Идите к черту, со своим лицемерием!
А и о и у и ы наперебой. Громче и громче. И дадададада! Уже почти почти почтииии!
— Ты чертова шлюха! — кричит Эрика.
— Аааа, ааа, ааа...
Не соображаю ничего. Как говорить. Я забыл. Я не человек, я скотина.
— Нравится тебе? Нравится тебе?
— Ааа, даааа...
— Говори!
— Нраааа... иии... аааа...
— Говори, мразь! Я вонючая шлюха!
— Я... онюууу... а... яааа... ммммм...
— Не слышу!
Почти, почти! Ещё чуть-чуть! Сильнее, сильнее толкать, сильнее, быстрее.
— Я... вонюючая... шлю-ха! — выплевываю я, как в бреду.
— Ты мерзкая похотливая блядь!
— Я мерзкая похотливая блядь!
— Ты грязный маленький дрочер!
— Я грязный маленький дрочер!
— Ты будешь есть мое дерьмо, пить мою мочу. Будешь молить меня накормить тебя моими испражнениями, ты будешь лизать мне ноги по первому требованию.
— Да... да... пожалуйста...
— Будешь чистить мои туфли своим языком. Будешь моей туалетной бумагой. Будешь моим мусорным ведром! Будешь моей бессловесной игрушкой, моим покорным рабом.
Да, Господи, да! Всё, что угодно, только не прекращай!
Она играла на мне, как на флейте, мастерски. Едва я медлил с ответом, она замедляла фрикции, угрожая оставить меня здесь. Полежать подумать. И я соглашался. На всё.
— Тварью, живущей только, чтобы исполнять прихоти своей Госпожи!
— Дааааа!
— Проси меня разрешить тебе кончить, тварь!
— Пожалуйста, я хочу кончить, пожалуйста, разреши мне кончить, я больше не могу!
— Проси, мразь, проси!
— Умоляю тебя, я не могу больше, я не могууу! Пожалуйста, дай мне кончить!
— Хочешь кончить, тварь?
— Да!
— Не слышу!
— Дааааа, да, да, да!!
— Кончай тогда! Кончай, тварь!! Кончай!!!
— Да, да... даааааа... аааа!!!
НАКОНЕЦ-ТОООООООО!!!
Волны оргазма сотрясли моё тело. Свернули жгутом ноющие внутренности и резко вздернули, вытягивая струной. Такого оргазма я никогда еще не испытывал, он захлестнул меня бушующей волной, смял и поволок по каменистому дну, где каждая острая грань вонзалась в моё стонущее от невообразимого наслаждения тело. Я, казалось, выплескиваю с потоками спермы самого себя.
Обессиленный и выжатый до дна я повалился на пол, продолжая сотрясаться в сладостных судорогах долгожданного оргазма и бессмысленно бормоча бессвязные фразы.
Я провалился в беспамятство, оставив свое агонизирующее тело где-то далеко позади, трясущееся и исторгающее из пульсирующего пениса все новые и новые струи, пачкающие своими липкими потеками клетчатый плис школьной юбки. Я был выжат досуха. До последней капли. Как половая тряпка, которую сжимали до тех пор, пока она не превратилась в туго затянутый стержень, сочащийся последними вязкими каплями.
Меня не осталось. Я выплеснул свою личность вместе со струями спермы и теперь сосущая пустота сжимала мои сморщившиеся яички, которые были лучшим показателем моего состояния. Мягкого, жалкого и лишенного сил.
Эрика лениво поглаживает головку члена, сочащуюся остатками вязкого семени. Я в беспамятстве, лежу недвижимым кулем, освобожденный от пут видимых, но навек отныне закован в путы внутренние, которые так просто не срежешь с онемевших запястий души. Сквозь белесую пелену перед глазами я любуюсь туманным образом моей задумчивой Покорительницы.
Я понемногу приходил в себя, к одеревеневшим рукам возвращалась чувствительность, но я всё ещё не был способен пошевелиться. Казалось, от меня осталась лишь кожа, а все внутренности, кости и мышцы выплеснулись наружу вместе со спермой, оставив только сморщенную оболочку. В этом состоянии из меня вышел бы отличный коврик для ног.
Мой истерзанный член истекал остатками семени прямо на пальчики Эрики. Она, заметив мой прояснившийся взгляд, отжала многострадальный отросток, будто тюбик зубной пасты, выцеживая остатки белесой жидкости и молча коснулась вымазанными в сперме пальцами моих губ. Ни говоря ни слова, будто зная, что я не посмею сопротивляться, она размазывала теплое семя по моим губам и лицо её в этот момент было как застывшая фарфоровая маска, лишённая чувств и эмоций. На этом лице не было счастья победительницы, упивающейся своей властью, лишь холодная отстраненность, деловой прагматизм, нечто дьявольское, что заставило меня вновь задрожать от страха, забыв о всяческих попытках противиться её воле. Мне кажется, в такие моменты наружу выходит настоящая Эрика, холодная, бесчувственная мучительница, которая будто машина, без единого намека на получаемое удовольствие, готова истязать свою жертву просто потому, что это её суть.
Она погрузила пальцы глубже мне в рот, так, чтобы я дочиста слизал с них всё до последней капельки, а затем вынула их и собрать остатки уже подсыхающей спермы со своего бедра и вновь накормила меня моими выделениями, до тех пор, пока оно вновь не заблестело чистотой и непорочностью.
Я, к своему удивлению выполнил этот необычный гастрономический ритуал, не испытывая почти никакого отвращения. Я находился в прострации поэтому ни вкуса, ни запаха не чувствовал, лишь механически выполнял невысказанный вслух приказ, всасывая вязкую жидкость. За такое короткое время моя сестра превратила меня в своего послушного раба готового на все, и никакая брезгливость не могла уже встать на пути моего желания исполнить любой ее каприз. Я с удивлением понял, что то, что совсем недавно казалось мне неосуществимым, теперь было в порядке вещей и более того мне это начинало нравиться. Я уже не страшился своего нового статуса ручного зверька в руках моей суровой Хозяйки. Я жаждал приказов. Желал доставить ей удовольствие любыми способами. Потому что я понимал, что пока хорошо моей Госпоже у меня тоже есть шанс получить удовольствие.
Она уложила меня на спину, а сама встала на меня сверху прижав к полу. Я, даже сейчас, отупев от сильнейшего оргазма, с затуманенным взором всё же не мог не восхититься её величием. Она возвышалась надо мной, моя всесильная Хозяйка, попирающая своего ничтожного раба, как Амазонка, вытирающая ноги о шкуру убитого животного. Я не мог пошевелиться и лишь неподвижно лежал, будто мягкий бесформенный тюфяк.
— Теперь слушай и запоминай, раб, — слова Эрики доносились издалека, но смысл их врезался в меня, как клеймо выжигаемое каленым железом, — ты теперь полностью принадлежишь мне. Ты никто. Вещь. У тебя нет собственных желаний и потребностей. Единственное для чего ты существуешь — это полное и беспрекословное служение МНЕ. Ты уже понял насколько велика моя власть над твоим жалким телом. Я буду проделывать это с тобой регулярно. Кончать ты будешь только когда я посчитаю, что ты этого заслуживаешь. И поверь, тебе придется очень сильно постараться, чтобы убедить меня в этом. То, что было сегодня, всего лишь маленький обряд посвящения. Я буду требовать от тебя, мой покорный лизунчик, гораздо, гораздо большего. Ты будешь выворачиваться наизнанку, не зная, как еще меня ублажить, чтобы я разрешила тебе отдрачить своего измученного воздержанием дружка. А кончив, будешь дочиста вылизывать свою поганую сперму. Я сделаю это деликатесом для тебя. Её вкус будет для тебя сладким нектаром, ведь ты будешь знать, что если ты жрёшь своё вонючее семя, значит тебе наконец-то дали кончить. Я буду пользовать тебя в любое время, твоя попка будет моей и только моей, так что держи её в чистоте и не смей совать туда свои шаловливые пальчики. Это лишь моя привилегия — проникать в тебя. Ты будешь существовать только для удовлетворения моих прихотей, поэтому о своих жалких желаниях можешь забыть. Я не потерплю если ты будешь балдеть от того, что я шлёпаю тебя по твоей дрянной заднице. Получать наслаждение — это тоже моя привилегия, заруби это себе на носу. Я разрешу тебе получать удовольствие, только дроча себя по разрешению. В остальное время цель твоей ничтожной жизни — радовать меня своим беспрекословным подчинением. Помни, чем довольнее я, тем ближе твой кулачок к головке твоего мизерного похотливого членика. И наоборот. Я уже поняла, что без оргазма ты и часа не можешь протянуть, а представь себе на мгновенье во что ты превратишься за неделю воздержания? А за месяц? Даже я не решусь нарисовать себе столь омерзительный образ. Ты будешь полностью в моей власти, будешь умолять дать тебе кончить, будешь валяться у меня в ногах, будешь заклинать меня оттрахать тебя, как последнюю шлюху, в надежде, что трение в заднице избавит тебя от напряжения. Будешь молить меня накормить тебя дерьмом, будешь просить напоить тебя мочой каждый раз, когда мне приспичит сбегать по — маленькому и ты будешь, не взирая на побои держать свой затылок плотно прижатым к унитазу, не давая мне выбора. И тогда я изнемогая от давления в паху изолью из себя всё до последней капли в твой разинутый от невероятного желания рот. Но я не сдамся и буду продолжать твои мучения. Сколько бы ты ни просил, как бы не умолял я не пойду на поводу у твоих грязных страстишек. Цепляйся за мои ноги, волочись за мной как тряпка, я лишь отброшу тебя в угол. Ты будешь медленно сходить с ума от непереносимого вожделения, но я не дам тебе ни единой возможности его удовлетворить. Я буду наслаждаться, видя, как ты теряешь рассудок и пускаешь слюни, ползая за мной, как ничтожный червяк. Но я перестану обращать на тебя внимание и когда ты мне надоешь, я обмотаю тебя скотчем, чтобы твоё сходство с этой бесхребетной землеройкой было полным. Ты не сможешь и пальцем пошевелить, а я брошу тебя под кровать и твои стоны будут убаюкивать меня на ночь. И ты будешь исходить соками, придавленный матрасом и не способный пошевелиться. Будешь лишь едва слышно стонать, потому что я заткну твой поганый рот своими трусиками. Ношеными. Специально для тебя. С запашком. И вот когда ты потеряешь голос, и полностью онемеешь, превратившись в кусок дерьма, я милостиво освобожу тебя и глядя, как ты лежишь у моих ног, не способный двигаться, буду наслаждаться твоим убожеством, медленно втаптывая остатки твоего разума в пол и лишь затем, может быть, может быть, если ты достаточно повеселишь меня своей беспомощностью, я так и быть позволю тебе кончить. Но так, как я сама этого захочу. Я отдрачу тебя до беспамятства, куда сильнее, чем недавно. Буду доводить тебя до самой грани, а затем вновь сожму твой трепыхающийся пенис не давая ему выплеснуться раньше, чем мне того захочется. Я заставлю тебя трахать мои старые блузки и юбки и это будет твой максимум, на что ты можешь надеяться. На настоящих женщин ты теперь и смотреть не посмеешь. Только туфли и шмотки. В самый раз для такого жалкого импотента, какого я из тебя сделаю. И ты будешь корчиться в сладостных спазмах, когда твой член наконец изольется. Ты выпьешь сперму и с каждым глотком всё сильнее будешь погружаться в омут того убожества, в котором так давно мечтал оказаться. Ты всё понял, раб? И что теперь скажет мой дрянной братишка? Будешь ты дрыгаться и сопротивляться, и получать по яйцам и вновь предаваться бесплотным мечтам, исходя спермой над грязными журнальчиками в надежде, что найдется простодушная дуреха, которая будет шлепать тебя по заднице, ничего не требуя взамен. Или же решишься-таки стать моей маленькой похотливой служаночкой? И тогда все твои развратные фантазии обретут наконец плоть и станут острыми, как бритва, и пугающе реальными. Ты будешь лизать мои ноги и умолять меня трахнуть тебя, как последнюю шлюху. По утрам ты будешь хлебать мою мочу, а когда я вернусь из школы будешь есть мой кал, который я заботливо попридержу для тебя сдерживаясь на занятиях, ну а по праздникам, когда ты истощенный воздержанием будешь кончать в туфельку надетую на свой член, то будешь лакать своё семя и благодарить свою Хозяйку за снисхождение к желаниям твоей развратной душонки. Ну что готов ли ты решиться? Мне не менее приятно будет осознавать как ты упустишь свой шанс и будешь умолять меня потом вновь отхлестать тебя, как провинившуюся школьницу, но я выброшу тебя прочь из своей жизни и больше даже не посмотрю в твою сторону. Это будет для тебя не меньшим мучением. И знай, мой маленький гнусненький братик, что я могу поступить и так. Не будет больше никаких унижений, никаких, даже самых мимолётных издёвок, ты станешь просто пустым местом для меня, о которое даже вытереть ног будет выше моего достоинства. Никогда, даже вскользь ты не получишь от меня даже лёгкой пощечины. Ты будешь тенью ходить за мной глотая слюни, а ночью, когда ты думаешь этого никто не знает, ты будешь яростно надрачивать свой жалкий стручок, кончать, а после заливаться слезами от осознания того, что потерял, так глупо, трусливо... и безвозвратно. Но я буду знать всё, абсолютно всё о твоих страданиях, буду знать, что в темноте своей комнаты, в своих жалких извращённых мыслишках, ты сгораешь от жажды быть раздавленным мною, извиваться под моим каблуком. Ты слышишь? Я буду знать это и не сделаю не единой попытки утолить твою порочную страсть. Долго ли ты вынесешь такую пытку. Я всегда буду рядом, всегда, закованная в эту прекрасную форму, от которой ты без ума, так близко к тебе, что кажется протяни руку и вот она я, но ты, ничтожество, ты поймёшь, как я на самом деле буду далека и недоступна. А ведь раз испив вина к браге уже не возвращаются, верно? Так что, вот тебе выбор. Решай сейчас, потом будет слишком поздно. Ну! Согласен или нет?
Её слова кузнечным молотом чеканили эти заповеди в моем затуманенном разуме. Я понял, что влип по полной. Окончательно и бесповоротно превратившись из мечтательного онаниста в реального раба. Которого быстренько загнала под каблучок не какая-нибудь незнакомая Домина, а родная сестра. От которой не убежать, не скрыться дома. Потому что никакого дома отныне нет, а есть лишь игровая площадка, где я буду исполнять роль плюшевой лошадки для любящей поскакать рысцой Эрики.
Что я мог ей ответить? Нет, я не согласен? Не смешите меня! Только одно оставалось такому ничтожеству, в которое превратила меня моя старшая сестренка. Никакой борьбы, лишь беспрекословное подчинение. Никакого бунта, лишь бесконечное поклонение.
Подмятый под Эрикин каблук, я мог сомневаться в чём угодно, хоть в том, что Земля плоская, только не в том, что смогу сейчас встать и послать её куда подальше со всей её идиотской театральностью. Скорее Земля с орбиты слетит, чем я наберусь сил, чтобы выползти из — под каблука сестры.
Я согласен, сестренка. Согласен на всё, лишь бы ты дарила мне подобное блаженство. Я буду стелькой в твоей туфельке, буду подметкой, об которую ты сможешь вытирать свои чудесные ножки. Я знаю, ты можешь превратить меня во всё, что угодно. И я ничего не смогу с этим поделать. Моя спина навеки станет твоим седлом, и как верная лошадка, я буду катать тебя по нашему дому. Ты всунешь удила мне в рот и будешь править мной, пришпоривая своими острыми каблучками. Ты моя богиня. Я всецело в твоей власти, моя Госпожа, и пути назад нет. Я твоё домашнее животное, у меня больше нет собственных желаний, лишь жажда служить тебе. Я мечтал о побоях и унижениях. Чтож, мои мечты осуществились, пускай и в таком неожиданном ключе, однако пенять ровным счетом не на кого. От пут этого рабства я не смог бы избавиться даже если бы захотел. Да и захотел бы? Вот в чём теперь главный вопрос. Боль, которую причиняет мне Эрика была иногда просто невыносимой, но возможность лишиться её истязаний и вновь предаваться блеклым после реальности воображаемым унижениям была для меня еще страшнее. Так что у неё в руках столько поводков, что сорваться с крючка у меня уже не выйдет. Слишком уж много во мне порочности, которой она с легкостью может воспользоваться.
Вот он момент истины. Надо мной узор ЕЁ подошвы. У меня был выбор: остаться таким, каким был, жалким ничтожеством, дрочащим в женском белье и мечтающим чтобы его, как нашкодившую школьницу, отшлёпала учительница или отбросив все сомнения броситься в бездну наслаждений реального служения под каблуком у суровой Хозяйки. Как думаете, что я выбрал? Вот и я не сомневался!
Я приподнял голову и запечатлел поцелуем подошву лакированной туфельки и не отрывался, пока не вылизал её всю, а затем с усилием набрав в придавленную Эрикой грудь побольше воздуха проговорил, умаслив свои слова всем возможным почтением, на которое оказался способен:
— Я согласен... Госпожа.
Конец первой части
204