После завтрака, Вера Михайловна, намеренно без спешки прошествовала мимо общаги. Виктор Стожков издали заметил Рудникову, поднял с земли мешок и проследовал вслед за ней, держась на почтительном расстоянии. Вскоре она остановилась и присела на траву. Подойдя, Виктор опустился рядом с ней, покусывая травинку и оглядываясь по сторонам, выбрал подходящие, высохшие деревца, достал из мешка топорик и принялся их обрубать. Закончив, Стожков обратился к женщине:
– Мы на месте? Дальше куда?
– Похоже, идти к тому кусту, вон по тем кочкам.
– Ступай по моим следам, – предупредил Виктор спутницу, забрасывая мешок за спину.
Не торопясь, они добрались по торчащим из тёмной маслянистой жижи островкам, поросшим травой, до сухого кустарника и сломанная ветка на нём лишь укрепила уверенность в правильно выбранном направлении. Вязкая почва порой проглатывала воткнутый в неё шест, выдавая на поверхность цепь мелких пузырей болотного газа. Горстки сухих островков уводили всё дальше от берега, заставляя балансировать при прыжках с одного на другой. Зачем так далеко уходить от берега, когда можно было спрятать ношу где-то поблизости, не рискуя утонуть в одной из чёрных луж, затянутых зелёной ряской. Но следуя карте на листке бумаги, оставалось преодолеть расстояние между двух островков и тот последний, более обширный, с меткой одинокого деревца по центру, был последним на карте. Передвигаясь по холмам, поросшим травянистыми шапками, они наконец добрались до цели своего путешествия – этого гиблого места на болотах. Кочка сухой травы с размокшими окурками, подтвердила присутствие некогда бывавшего здесь Кудряшова. Вера Михайловна признала по бумажным окуркам сорт сигарет, которые курил её сожитель. Надо ли описывать ту радость, охватившую женщину и последующее разочарование, когда перед путешественниками открылась пустая яма, вырытая под тайник. Горечь обиды и разочарования легла на сердце Веры Михайловны. Столько усилий, тревог и надежд пропали даром, оставив её ни с чем, благодаря этому мерзавцу. Из всего, что открылось незадачливым кладоискателям следовало, что Кудряшов с ворованным наследством сгинул на обратном пути в гнилой топи, оступившись на одной из кочек. Провалившись в вязкую трясину, он не смог выкарабкаться из её цепких объятий и понёс наказание за свой грех, перед хозяином таёжной сторожки. Не обнаружив содержимого схрона, Вера Михайловна не смогла объяснить Виктору больше, чем знала сама. Смерть бывшего сожителя не принесла ей ни малейшего утешения в случившемся. Болота навсегда завладели тем, что так долго хранили от людей...
Необходимо собраться с силами и возвращаться в лагерь, откуда уже сегодня ей предстояло вернуться домой, забыв навсегда эти гиблые места. Единственным светлым пятном в произошедшем, была столь желанная ею беременность. Как знать, может, эта цепочка запутанных событий и была залогом, необходимым для зарождения новой жизни, продолжающей род Рудниковых...
– Вера, ты совсем ослабла, тебе плохо? – вглядевшись в лицо своей спутницы, спросил Стожков.
– Ерунда, это сейчас пройдёт, нам пора возвращаться, – возразила Рудникова, но тут же ухватившись за сухую ветвь деревца, резко наклонилась и спазм нахлынувшей рвоты, выбросил содержимое на землю. Холодный пот покрыл лицо Веры Михайловны. Присев на траву, она тяжело отдышалась и почувствовав облегчение, севшим голосом, попросила Виктора возвращаться.
– Ты действительно хочешь идти самостоятельно, может мне стоит сходить за помощью в лагерь? – но увидев испуг на лице женщины, предложил ей:
– Я обвяжу тебя верёвкой, другим концом себя, на всякий случай...
Обратный путь занял несравненно больше времени. Но когда до берега оставалось не более двадцати метров, Вера Михайловна, потеряла равновесие и завалившись на бок, соскользнула сапогом с кочки. Ухватившись за сухую траву, она удержалась на плаву, чувствуя, как вязкое дно постепенно проваливается под ногами, увлекая её в черноту грязной жижи. Виктор, обернувшись на вскрик, подхватил верёвку с пояса и осев на ноги, быстро перебирая её руками потянул к себе. Чем сильнее он тянул, тем глубже погружалась женщина, судорожно взмахивая руками над водой.
– Верёвку к себе тяни, – кричал Стожков, выхватывая из воды натянутый, намокший пеньковый, крученный жгут. Подхватив испуганную Веру за слабеющую руку, он с последним усилием вытянул промокшую женщину на твёрдую почву мизерного островка, удерживая её обеими руками под грудью.
– Ну всё, всё! Испугалась? – Обтирая рукавом лицо Веры от зелёной ряски, успокаивал Виктор.
– Испугалась... что бросишь меня, – всхлипывая и дрожа от возбуждения, бормотала Вера Михайловна.
– Дурочка, мы же на одной верёвке с тобой.
– У тебя топор с собой...
– Мне даже в голову не пришло.
– А мне вот пришло... – заикаясь в нервном ознобе, призналась Рудникова. На память пришла давняя, грешная мысль, витавшая в её сознании, что если бы клад был найден, то неизвестно, суждено ли Виктору вернуться с болот?...
– Дальше всё будет просто, главное не торопиться и рассчитывать силы при прыжке. Я пойду вперёд пока хватит верёвки, жди покуда я не закреплюсь на кочке.
– Ты меня не оставишь здесь?! – ухватившись за плечо Стожкова воскликнула Вера Михайловна.
Виктор чертыхнулся и в сердцах швырнул топор в тёмную воду, – теперь успокоилась? Отпусти руку и давай выбираться, пока не простыла.
Уже сидя на берегу, Вера Михайловна, в подсыхающей на солнце одежде, с ужасом размышляла о том, чем бы могла закончиться для неё эта прогулка на топь, не захвати она с собой Виктора.
– Спасибо, Виктор Сергеевич, тебе бы меня бросить, не было бы на тебе большого греха.
Во второй половине дня прилетел вертолёт. Лабораторное оборудование было загодя доставлено к месту его посадки. С помощью практикантов шла спешная погрузка ящиков и коробок в салон вертолёта. Провожать лаборанток никто не пришёл, люди были на буровой, оставшимся в лагере женщинам, Митрохин запретил провожать лаборанток. Наташка, сидя на ящиках, исподлобья наблюдала за погрузкой, провожая взглядом снующих по площадке ребят с коробками приборов. Когда женщины стали подниматься по трапу в салон, Наталья, отозвав в сторону Юрку, обняла парня и поцеловала.
– Ты, Юрочка, дурак. Не будет у тебя никогда бабы, лучше меня. И вчера ты в этом мог убедиться. Захочешь, найди меня, прежде чем в свою Москву соберёшься лететь. Со слезами на глазах она отвернулась от Юрки и поднялась в салон. Спустя пять минут вертолёт взмыл в высь, ложась на привычный курс, унося с собой женщин, с несбывшимися надеждами и планами. В иллюминатор они увидели столб нефтяного фонтана, вырывающегося из буровой скважины.
* * *
Работы по бурению нефтяных пластов в Васюганских топях, геологоразведочной партией Митрохина, были успешно завершены. Поступило указание срочно приступить к консервации скважины на зимний период и в несколько рейсов провести вывоз оборудования, техники и людей на базу геологоразведочного Управления по разработке нефтеносных скважин в Васюганской пустоши.
– Павел Николаевич, что хмурый такой? – Окликнула Пелагея Кузьминична супруга, – или затосковал по своей подружке? Так стоило ли гнать бабу за такое, не жена ведь тебе. Мне ещё не то позволяешь, прикипела что ли? И бабу обидел и сына наказал... Теперь ходишь смурной, на людей обиженный. Подумать, до тебя её никто не драл – обиделся дурак старый! Да спасибо ей, что с тобой столько прожила. Ведь бабе только сорок, ей ещё родить не поздно, а от тебя ей, что за радость?... Добрее следует к бабам быть. Не всё ж под себя тащить и о других не грех подумать. Что Петьку поучил – на пользу стервецу, забаловался парнишка. Шибко серьёзно ты его, ну да дольше помнить станет. Я уж ему на словах досказала, что чужое не кради, тем более у своих. Настёнка, - красавица, умница, чуть по рукам не пошла из-за него. Полинка, та в другом хороша и её чуть не потерял. Не гоже так с бабами обращаться, да в тебя весь – жаден и похотлив. Только смотрю, он и Полину не удержит...
– Так теперь уж некого обхаживать, всех прошёл, – удивился Павел Николаевич.
На Настёну косится, видать, зацепила парня, – вздохнула Пелагея Кузьминична, – правда выходит, что первым куском не наешься – вторым подавишься. Первый завсегда вкуснее другого. Так ты, Паша, не впадай в тоску, нам ещё внуков дождаться, да успеть побаловать их. А себя уж вдоволь натешили, всему своё время.
– Через Петьку надеешься в бабки определиться? – усмехнулся Митрохин.
– Скорее на Танюшку у меня надежда. Ей детки нужнее.
– Ты что же, полагаешь, что Петька подсобит – не дело задумала, старая.
– Ты уж вовсе за своими бабами мозги на сторону сдвинул, – ткнула беззлобно в плечо супруга, Пелагея Кузьминична, – на Татьяну Стожков Виктор виды имеет. Подходят они друг другу, сердцем чувствую. Ежели наша кобылка не взбрыкнёт – хорошая пара получится. Так ты к ней сильно не прислоняйся, старый. Ей свою жизнь устраивать надо. А ежели тебе шибко приспичит, то я под боком.
– Ну если не в обиде на меня, погрей мою постель нынче, Пелагея Кузьминична.
– Я вот что думаю, Паш. Ты возвращайся домой, а Настёну, от Петьки для верности, отселю в сторожку.
– Одна не побоится?
– Не побоится, у неё защитник надёжный – Сенька Колпин. Да и от Таньки подальше, чтобы баловством не занимались.
– Ты королева-мать, всю партию мне перетасовала, как в шахматы, – подивился Павел Николаевич, опуская широкую ладонь на колено супруги.
* * *
Хмурое небо, с тяжёлыми грозовыми тучами, нависло над тайгой, барабаня холодными каплями дождя по крышам лагерных построек. С каждым днём погода всё реже баловала людей уходящим теплом, напоминая о наступающей осени. Пожухлая листва ярким багрянцем засыпала тропинки лесных просек. От порывов промозглого ветра, листва поднималась с земли, кружа в воздухе огненным веретеном, рассыпаясь по желтеющей траве и качаясь на ряби болотной воды, устилая всё вокруг разноцветным ковром таёжной осени.
Сенька раскачивался на лавке в трясущейся по ухабам вахтовке. Мохнатые лапы сосен хлёстко били по брезенту автомобиля, сливая в прорехи ткани охапки дождевой воды, на сидящих внутри по лавкам рабочих. Вахтовка, въехав на площадку буровой, остановилась у конторки. Моросящий дождь, ручейками сбегал по брезенту, скатываясь на плечи людей.
– Ребята, дождь надолго, – крикнул вышедший из кабины Роман Николаевич, зябко передёрнув плечами – раньше начнём, раньше закончим. Татьяна Павловна, собирай свои журналы и грузи в машину, чтобы завтра сюда не приезжать. Сенька, подсоби девушке, загрузишь документы и захвати пустые ящики, Пелагея Кузьминична просила для кухни. Отвезёшь в лагерь, Петька вахтовку пригонит за бригадой.
Когда машина была загружена, и документация уложена в пустые ящики, Сенька сел в кабину и завёл мотор. Татьяна уселась рядом и машина покатила в глубину сырого леса.
– Так и будешь всю дорогу молчать? – Взглянула на парня Татьяна, – Хоть бы спасибо сказал, такую девчонку для тебя от сердца оторвала.
– Спасибо, Танюша, – улыбнулся Сенька, – только с ней и меня тоже.
– Такую как Настёнка, ты в своей Москве вовек не сыщешь. Красавица, умница и любит тебя, охламона. А мне, с её чистотой, рядом не стоять. И годы ваши, считай, вровень, детей красивых и здоровых народите. А с тем, что здесь отыскал, на всю жизнь вам хватит и детям останется.
– Вместе отыскали, вместе и увезём, – остановил Сенька Татьяну, притормаживая перед глубокой лужей и объезжая её по обочине дороги.
– Моих трудов на пару брошек и за глаза много будет.
– Или пополам, или враги навсегда, – резко затормозив вскинулся Сенька, в упор глядя на Татьяну, – и Настю никогда не увидишь...
– Ну ты сума не сходи, половину с чего?! Куда мне одной столько? – возмутилась девушка.
– Замуж надумаешь, уедите хоть в ту же Москву.
– На кого я стариков брошу? А здесь если кто прознает откуда, да что, Кудряшова приплетут, никаких богатств не надо...
– Вот и выходит, что тебе остаётся одно – уезжать отсюда с Пелагеей Кузьминичной. С Митрохиным у неё брак - чистая формальность. Брата через год в армию, а там с Полиной у них ещё может и не будет ничего. Всё можно решить, но только не здесь. Подумай не горячись. Другой даже предлагать не стал бы, а мне ты не чужая, дороже сестры...
– Сестёр не трахают, – язвительно усмехнулась Татьяна.
– Это мне ты говоришь? – в тон ей произнёс Сенька.
Крупные капли дождя вновь зачастили, разбиваясь о стёкла машины. Поверхность воды в лужах закипела множеством пузырей, под потоками дождевых струй, пронизывающих размокшую хлябь. Вахтовка, дёрнувшись с места, нехотя покатилась под усилившимся дождевым потоком, бьющим по старому брезенту, звонко барабаня по кабине грузовика.
* * *
Пелагея Кузьминична окликнула Настю и выйдя из кухни, присела на скамейку под навесом, зябко ёжась от сбегающих струй холодного дождя.
– Присаживайся, дочка, спросить тебя хочу, – потянула за руку девушку, усаживая её рядом с собой.
– О чём, Пелагея Кузьминична? – произнесла Настя, положив руки на круглые колени, напряжёно глядя перед собой.
– К Петьке возвращаться не надумала? Показала характер и будет с него. Мается, паршивец, без тебя. И Полина ему не в радость, хоть и любит дурака. Домой
вернёмся, всё одно от тебя не отстанет, присушила, видать, ты его сильно. Сколь не бегай, а к тебе всё равно вернётся. И тебе он не чужой, как не отмахивайся, первый мужик, он у бабы навсегда в сердце остаётся. Что моего Митрохина взять, уж какая краля возля его крутилась, а уехала, так опять же, к жене просится. Все они, кобели, носом под хвост другим сукам ведут пока на цепи, а отпусти, покрутятся возля них и домой скребутся, – передохнув, добавила – что скажешь, Настёна?
– Что тут скажешь? – вздохнула Настя, – любила бы и уговаривать меня не было нужды. Видать, жалость за любовь принимала. У меня мама после смерти папы, так и не смогла больше замуж выйти. Звали и не пошла. Лучше не встретила, а хуже не захотела.
– Что ж, тебе виднее, Настя... – горько вздохнула Пелагея Кузьминична
– Давай, милая, для нашего покоя поживи в сторожке до отъезда, а Павел Николаевич к себе вернётся. Одной тебе скучать там не придётся, а всем спокойнее будет. Своему скажи, пусть вещи перенесёт и твои и свои. На меня обиды не держи, как лучше хотела.
– Да что Вы, тётя Паша, на что же мне обижаться, – всхлипнув, Настя прижалась к плечу женщины, лицо девушки осветила тихая улыбка.
К вечеру дождь перестал, лишь рябь гуляла на поверхности водоёма, под набегающим ветерком с лесной пустоши. Настя вынесла ведро с кухни, прополоскала тряпку и выплеснула воду на траву. Возвращаясь, она приметила Сеньку. Парень ковырял носком сапога пучок пожухлой травы на раскисшей от воды кочке, краем глаза наблюдая за Настей. Оглянувшись на дверь в кухню, девушка поманила Сеньку к себе.
– А нам жилплощадь, как семейной паре, выделили, – улыбаясь заявила девчонка, но встретив, ироничный взгляд Колпина, остановилась на полуслове.
– Ты чего улыбаешься, я не шучу. Пелагея Кузьминична велела нам вселяться в сторожку, а Павел Николаевич к себе переезжает. Ты не рад?
– А мы что - семейная пара? Я не помню, когда мы успели ей стать...
– Да в той самой баньке или забыл?
– Это была свадьба? – изумился Сенька.
– Это были потрахушки, с чего началось, тем и закончится. Не пугайся, Сенечка, в жёны не набиваюсь. Так мои вещи перенесёшь или самой?
– Конечно перенесу и твои, и свои. Не могу же я тебя одну без присмотра оставить. А руки и сердца я у тебя вечером просить хочу, по-настоящему.
– Иди уж, жених, а то возьму и соглашусь, по-настоящему.
Тучи растаяли и небо, усыпанное мерцающими звёздами, пролило на лагерь голубоватый свет, от выплывшего на небосвод яркого диска луны в наступающей ночи. Настя сидела на койке, прижавшись к плечу Колпина.
– Ты серьёзно решил на мне жениться, Сеня? Я ведь не обижусь если ты передумаешь, одно дело мы с тобой живём, как пара здесь и другое дело там, у тебя. Твои родители, врят ли примут меня, отдельно мы не сможем жить, ты учишься, я только через год смогу устроиться на работу, квартиру снять не на что.
– Я уснуть не могу, если тебя рядом нет и просыпаюсь счастливым, от того, что ты рядом. Как я могу передумать. С родителями будет сложнее, но тут есть положительные моменты. Моя мама обожает своего сына, а папа уважает чувства моей мамы. И сноха – профессиональный повар в семье...
В дверь постучали и Настя, накинув халатик, вышла в коридор.
– Кто? – Спросила она.
– Настёна, открой, это я, Таня.
Лязгнул тяжёлый засов и в приоткрытой двери появилась Татьяна с Виктором Стожковым, стоящим за её спиной.
– Ребята, мы не помешали? – входя в комнату, извинилась Татьяна, втягивая за рукав Стожкова, – Виктор мне рассказал кое-что интересное, хочу, чтобы вы это услышали. И потом, у меня для вас новость. Виктор зовёт меня замуж и я решила согласиться.
– У нас аналогичная новость для вас, улыбнулась Настя, приглашая гостей к столу.
– Следы насилия на теле не обнаружены, – констатировала Татьяна, взглянув на Сеньку.
– Молодцы ребятки, рады за вас и поздравляем от души. Теперь ты, Витя, расскажи им о Рудниковой.
Виктор, присев к столу, сдержанно кашлянул и перебирая в руках кепку сказал:
– Собственно, всё, что мне известно, так это то, что её пребывание здесь было не случайным. Дело в том, что несколько лет назад здесь работал лесником её отец. Эти две избы в лагере и баню он построил сам, так сказать, местный хозяин тайги. Чуть больше года назад, он скоропостижно умер, но перед смертью успел Вере Михайловне поведать о каких-то «несметных сокровищах», которые он оставил на подлавке этой самой сторожки. Вера Михайловна это признание приняла за агонизирующий бред и будучи в крайне возбуждённом состоянии, не восприняла должным образом подобное сообщение умирающего отца. Что интересно, её сожителем, на тот момент, являлся известный вам Кудряшов Евгений Степанович. С ним она и поделилась этой новостью. После чего этот тип на следующий день исчез и появился уже здесь, как сменный мастер в партии. Пока суть да дело, Рудникова пришла в себя после кончины батюшки и связала исчезновение своего сожителя со всей этой историей с наследством. Кудряшов, при невыясненных обстоятельствах, внезапно сгинул в неизвестном направлении, прихватив с собой её наследство, о содержании и месте нахождения которого, она так и не ведает.
– Значит, она так и уехала, не предприняв ничего, что могло пролить свет на эту историю?... – Сочувственно произнесла Настя, оглядев присутствующих.
– Если бы! – Воскликнула Татьяна, – нашлись дурачки – помощники. Продолжай Витя.
– Поначалу содействие оказал Павел Николаевич Митрохин, но поняв, что оставленный Кудряшовым план поиска пролегает через болота, наотрез отказался, запретив Вере Михайловне даже думать об этом. Но тут в лагерь приехал я на место исчезнувшего Кудряшова и в ходе некоторых, известных вам обстоятельств, пообещал ей пойти на болота. Короче, мы побывали на месте схрона, устроенного Кудряшовым, но ничего в нём не нашли. При возвращении с болот, Вера Михайловна, чуть не последовала за своим бывшим сожителем, но мне, слава богу, удалось вытащить её из трясины. Тем же вечером она отбыла из лагеря. Вот, пожалуй, и всё, что мне известно об этой истории, – закончил Стожков.
Татьяна выжидательно посмотрела на Сеньку. – Что скажешь, Сень?
– Скажу, что наш уговор остаётся в силе – пятьдесят на пятьдесят, сдержано произнёс парень, садясь рядом с Настей.
Стожков и Настя с недоумением уставились на говоривших. Татьяна повернулась к ним и улыбаясь сообщила:
– Ребята, этот самый клад у нас. Просто мы с Сеней оказались там немного раньше, чем ты, Витя, с Рудниковой. Мы его вынесли с болот и спрятали в лесу. Теперь надо решить, как его доставить домой. Тебе, Сеня, его на самолёте везти нельзя. При досмотре всё изымут, остаётся поездом.
– Я думал об этом, другого выхода нет, – согласился Сенька. Завтра мы с тобой принесём ящик сюда и поделим поровну.
– Стожков молча слушал их разговор и лишь, когда Сенька закончил, задал интересующий его вопрос.
– А что же, собственно, находится в этом ящике, и откуда его Рудников принёс в сторожку.
– Много чего, преимущественно золото, откуда, неизвестно. По-видимому, отыскал где-то на болотах, теперь уж не узнаешь.
– Стало быть, всё обговорили, – заключила Татьяна, – не будем вас задерживать, время позднее. Настюш, проводи нас.
Гости вышли на крыльцо. Татьяна отправила Стожкова в общагу, оставшись стоять на крылечке сторожки, она привлекла к себе Настю и поцеловала подругу в мягкие губы.
– Вот и отдала я тебя, дурёха, а через пару дней и вовсе расстанемся, может навсегда.
– Легко сжимая сосок на груди подруги, Татьяна нежно поглаживала через тонкий халатик плотные ягодицы подруги, обдавая страстным шёпотом ухо девушки в завитках мягких волос, перехваченных тугой резинкой за спиной, – и попрощаться, девочка моя, мне с тобой некогда. И доведётся ли когда?...
* * *
Весь следующий день, люди занимались подготовкой к отправке оборудования и хозяйственного скраба, который необходимо было вывезти ближайшим рейсом из лагеря. До наступления весны в будущем году, лагерь оставался безлюдным. Транспорт было решено отправить своим ходом таёжным маршрутом, загрузив в него складские запасы оставшихся продуктов и бельевых комплектов. В людской сутолоке, царящей в лагере, Сенька, прихватив с собой рюкзак, направился вместе с Татьяной в известном им направлении на знакомую опушку, к поваленному дереву. День выдался погожим, солнце высвечивало редкие прогалины между деревьев. Долго искать лесную опушку им не пришлось. Догнивающее дерево, лежащее в тени кустов, надёжно хранило, нашедшее своё последнее убежище, железный чемоданчик, засыпанный древесной трухой в глубине сгнившей сердцевины старого дуба. Обтерев чемодан, Сенька завернул его в лёгкое одеяло и аккуратно вложил внутрь походного рюкзака.
– Сеня, может, нам стоит проститься как-то более теплее, мне хочется поблагодарить тебя за всё, на правах бывшей невесты. Кто знает, сможем ли мы сделать это когда-нибудь – предложила Татьяна парню.
– Это смахивает на измену...
– В первую очередь мы сами изменили друг другу и я хочу, чтобы между нами не было недомолвок и обид. И пусть это останется только между нами. А я тебе, действительно, очень благодарна за всё. Может быть, я и сглупила с альтруизмом, тогда я имею право на компенсацию за свою глупость...
– Ты мне можешь обещать, что Настя не узнает об этом – нашем примирении?
– Разумеется, но ты сегодня ночевать уйдёшь в общагу, – предупредила Таня.
– В связи с чем?
– В связи с нашим девичником.
– Вы, девушки, с радости или печали водку дуть собрались? В любом случае, чтобы не поделились о нашей находке с Пелагеей Кузьминичной и Полиной, – своевременно предупредил Сенька, начавшую раздеваться Татьяну.
– Девичник у нас исключительно закрытого типа, без моей маменьки. Пусть за своим мужем и сыночком присмотрит, нам спокойней будет, а Польке об этом, в первую очередь, знать не положено, так что снимай штаны, молодой человек, на примирение у нас слишком мало времени.
Разбросав снятую одежду по траве, Таня, придерживая тяжёлую грудь рукой, легла на расстеленную юбку, приподняв согнутые колени.
– Сень, ты передумал? У меня задница замёрзла на сырой земле лежать. Или мне одеваться?
– Прости, Танюша, не сегодня.
Татьяна поднялась и стала натягивать бельё на озябшее тело, беззвучно шевеля дрожащими губами.
– «Ты мне больше чем сестра»,.. . не по братски поступаешь, Сеня.
Таня взгромоздила тяжеленный рюкзак на плечи своего спутника и стараясь не попасть на глаза случайным встречным, молодые люди направились к дому. Уже перед лагерем, не выходя из лесного массива, Сенька пробрался к сторожке и не встретив никого из посторонних, незаметно прошёл в избу. Татьяна стащила с его плеч тяжёлый груз и поднявшись по приставной лестнице на подлавку втянула рюкзак, поданный Сенькой. Отдышавшись, они приступили к дележу принесённого клада. На двух разостланных дождевиках были разложены связанные бечевкой кольца, браслеты, ожерелья, золотые монеты царской чеканки. Каждому пришлось по два золотых бруска. Получилась пара довольно увесистых узла золотых украшений. Опустевший ящик, Сенька решил отнести за баню и утопить в болотной трясине.
В наступивших сумерках, после ужина, Татьяна выпросив у матери водку, сообщила Насте и Полине о намеченной вечеринке без мужчин.
– Девчонки, сегодня у нас прощальный девичник, завтра мы уже будем дома. Предлагаю отметить наш отъезд и некоторые события личного порядка в нашей пока незамужней жизни.
Предложение Татьяны было с энтузиазмом одобрено, побросав фартуки на лавки, они расцеловали Пелагею Кузьминичну и прихватив с собой что-то из закуски, оживлённо скрылись за дверью кухни.
– Завтра не опаздывать! – Крикнула им вдогонку заведующая, – разрази меня бог если Танька не затеяла свой вертеп! Ох и натерпится Виктор с этой оторвой!
ЭПИЛОГ
Вертолёт, раскачиваясь над лощиной, взмыл вверх, унося к низким грозовым облакам поисковую партию нефтяников. Люди в промокшей одежде, теснясь на скамьях в салоне вертолёта, смотрели на исчезающую в пелене дождя таёжную заимку. Привалившись боком к тяжёлой спортивной сумке, сидел Сенька. Настя, прижавшись к его плечу, зябко ёжилась от стекающих за ворот дождевика струек воды. По лицу ползли капли дождя, смешиваясь со слезами, радости и печали. Полина задумчиво глядела перед собой с тихой улыбкой на лице, сжимая в руке холодные пальцы подруги. Стожков бросал тёплые взгляды в сторону Татьяны, сидящей рядом с матерью и братом на противоположной стороне салона. Петька хмуро обводил глазами попутчиков, поминутно задерживаясь на счастливом лице Насти.
Таёжная ширь раскинулась далеко внизу, блестя маленькими озерками тёмной воды Васюганской топи.
P.S.
Однажды, на имя Веры Михайловны Рудниковой, пришло почтовое извещение, с уведомлением о получении на её имя посылки. Адресат отправителя на посылке, обтянутой белой тканью, отсутствовал. Дома, вскрыв ящик, она нашла короткую записку в два слова: «Ваша доля». Медленно развернув дрожащими руками тяжёлый пакет, Вера Михайловна недоумённо разглядывала его содержимое. Затем, молча опустилась на стул, переведя взгляд на детскую кроватку, с новорожденным малышом, названым в память о её отце – Михаиле Панкратовиче Рудникове.
Конец
521