Сначала испугался, потом понял, что на мне просто костюм телесного цвета из материала, весьма напоминающего латекс. Верхний край «второй кожи» приходился на шею и был скрыт под черной бархоткой, какую носят обычно женщины. Нижний — оканчивался чуть выше колен. Ноги мои были гладко выбриты, а брови аккуратно выщипаны — две слегка изогнутые линии. Даже парик нацепили. Попробовал снять его, но сделал себе больно. Ощущение, будто приклеили. Избавиться от латексного костюма тоже не получилось — словно прирос.
— С добрым утром. — Это вошла в спальню и поздоровалась со мной моя девушка. — Как спалось?
На мой вопрос о случившемся она ответила:
— Это мой прощальный подарок тебе. Мы расстаёмся. На кресле твоя одежда — наряжайся, Машка. Голой выходить не советую — у нас гости.
На кресле я нашёл ярко-розовый сарафан в белый горошек, чулки с поясом и лифчик — комплект к уже надетым на меня трусам. Из гостиной, куда выходила дверь из спальни, доносились незнакомые мужские голоса. Сказать, что я запаниковал — значит, не сказать абсолютно ничего.
«… Сейчас она выйдет.» — Уловил я краем уха голос Дарьи, моей теперь уже бывшей девушки.
— Ну, готова? — Она вошла в спальню. — Надо ещё косметику наложить.
— Что за херня?! — Зашипел я. — С ума сошла совсем. Снимай с меня это говно!
— Успокойся и послушай меня. — Даша была абсолютно спокойна и холодна. — С этого дня ты девочка. Кричать и спорить бесполезно; пока ты спал, мы с девчонками переодели тебя и провели небольшую фотосессию, ознакомиться с которой ты можешь прямо сейчас.
На цифровике, который она мне вручила, я увидел спящего себя. Вот я с задранной ночнушкой. А это дилдо у меня во рту. Тот же самый дилдо у меня в заду. Как они умудрились поставить меня раком во сне? Между больших латексных женских ягодиц у меня зияла чёрная дыра открытого ануса.
— Что будет, если всё это чудо попадёт в руки тех людей, с которыми ты живёшь, работаешь или просто общаешься? Ответь, мне интересно.
Сука! Стерва! Сволочь!
— Молчишь? Так вот для того, чтобы этого не произошло, следующие семь дней ты будешь носить женскую одежду, разговаривать томным шёпотом и писать на корточках. Есть возражения?
Быстро и уверенно она нанесла мне макияж и помогла одеться.
— Да, кстати. Наши гости в курсе того, что ты не совсем девочка. Теперь пошли. — Она толкнула дверь, и мы вышли.
Находившиеся в гостиной четыре незнакомых мужчины с интересом уставились на меня.
— Знакомьтесь, это Мария. — Представила меня Дарья.
Подруги моей бывшей девушки, с которыми мы два дня назад приехали на дачу Дашиных родителей, переглянулись и заулыбались. Противно так заулыбались.
Затем незнакомцы, представились. Евгений, Олег, Кирилл и Роман Витальевич. Последнему на вид было лет сорок.
— Мы вместе работаем. — Сказал он и хитро подмигнул Дашке. Та в ответ открыто улыбнулась. Кем работали и чьими знакомыми были Олег, Кирилл и Евгений я так и не понял. Знакомство состоялось.
К вечеру, когда на придомовом участке были организованы шашлыки, я немного успокоился. Не сказать, что вжился в роль человечьей самки, но уже не так стеснялся своего внешнего вида.
Вино с пивом для меня и Дашки с её подругами, водка для мужчин. Кирилл играет на гитаре и все поют. Разговоры о жизни возле большого костра. Чёрные тучи, скрывшие звёзды на ночном небе и тёмная стена леса сразу за забором. Спиртное, мясо, песни. Жар от огня. Мясо, песни, спиртное. Незаметно для себя я охмелел.
— Мне надо… — Сказал я, поднявшись со своего места, и тут же словив жесткий взгляд Дарьи.
За домом со стороны улицы, тёмной и безлюдной в этот час, росли кусты смородины, в которых я и поспешил уединиться. Уборную, до которой было метров пять, я проигнорировал — никогда не любил эти скворечники за их традиционную вонь и грязь. Спустил трусы и присел по-бабьи, расставив ноги в стороны. Не без усилий оттянул вверх край бутафорской половой щели и высвободил половину сморщенного члена, до этого завёрнутого назад и туго прижатого к промежности. На мгновение испугался, что журчащий звук струи кто-нибудь услышит, но улица по-прежнему была тиха и пустынна, а из-за дома всё так же доносились громкие пьяные голоса, смех и ленивое бренчание гитары. Возвращаться к костру не хотелось. Голова кружилась и начинала немного побаливать.
Выбравшись из кустов, уселся на лавочку перед входом в дом. Теперь бы просто посидеть, подышать воздухом. Из небольшого кармашка сарафана достал коробок спичек и одну из двух припрятанных сигарет — спрятать пачку было нереально. Покурил и задремал, а потому не услышал звука чьих-то шагов и очнулся только когда рядом со мной на лавку опустился кто-то объёмный и тяжёлый. Щёлкнула зажигалка — показался язычок пламени и тут же вспыхнул оранжевый огонёк сигареты.
— Пошутили над тобой девки, да? — Голос принадлежал этому… как его?… Ромуальд, что ли? Мысли в голове путались. — Может, обидел их чем-нибудь?
— Компромата нафоткали, пока я в отрубоне был. — Прошептал-прохрипел я. Во рту пересохло — то ли от страха, то ли от сигареты.
— Она мне рассказывала про тебя много. — Это он сейчас о Дашке-засранке. — Любовь у вас, да?
— Любовь… была. — Сердце в груди вдруг сжала чья-то ледяная рука. На глаза навернулись слёзы — здесь был и стыд за своё унизительное превращение в бабу, и боль от осознания себя обманутым и преданным, боль от мысли о замаячившей на горизонте перспективе одиночества, когда ты никому не нужен, а жизнь твоя не стоит и гроша.
— Да не реви ты, она того не стоит. — Как-то по-мужски ясно и успокаивающе сказал … Роман? Его зовут Роман Валерьевич… наверное. — Месяца три уже к ней в обеденное время бегает какой-то Бицепс. Запираются в туалете — как собаки сношаются. Нечего и думать даже.
Он докурил, щелчком послал окурок в темноту и куда-то в сторону сплюнул. Помолчали.
— Она тебе про меня не рассказывала?
— С Вами она тоже…?
— Ха, у меня жена и двое детишек! Да и не нравится она мне — тощая и стервозная.
Снова тишина. В голове мутилось — три месяца! Целых три месяца она встречалась с другим! Трахались в сортире прямо на работе!!! Целовалась со мной, говорила мне слова любви и трахалась с кем-то ещё!
— Дай мне руку. — Попросил вдруг Роман.
— Зачем? — Автоматически спросил я.
— Не бойся.
Едва получив мою руку, он тут же опустил её куда-то вниз. В мою ладонь лёг его эрегированный пенис.
— Что Вы делаете! — Я задохнулся от накатившего на меня приступа паники. Попытавшись вырвать руку, я не смог этого сделать.
— Не кричи, — шепнул мне мужчина в самое ухо, — сожми чуть крепче.
— Отпустите меня! Пожалуйста! — Я почти плакал.
— Сожми, вот так. — Второй рукой он сжал мою ладонь, а вместе с ней — свой член.
Я снова попытался вырваться, и у меня опять не получилось.
— Поиграй с ним. — Его жаркое дыхание жгло мою шею, как адский огонь — грешников. — Подрочи мне, или я откушу тебе мочку уха. — Я почувствовал, как его зубы впились в мою плоть, с каждым мгновением сдавливая её всё больше. Когда от боли я был готов потерять сознание, моя рука стала двигаться. Мужик, не разжимая зубов, начал чуть слышно сопеть и постанывать. Вверх, вниз, вверх, вниз…
— Быстрее. — Промычал насильник, чуть стиснув зубы. Я закрыл глаза и подчинился. По щекам текли горячие слёзы.
— Не надо, пожалуйста. — Просил я.
— Молчи, шлюшка! — Зло зашипел он, отпустив моё ухо. От сильной оплеухи у меня перед глазами вспыхнули звёзды. За шею мужик столкнул меня с лавки на землю перед собой. — Возьми в рот!
— Нет, нет… — Я замотал головой, пытаясь высвободиться и отползти раком назад.
— Блядь, я кому сказал! — Теперь уже двумя руками он притянул мою голову к себе. Носом я уткнулся в его напряжённую волосатую мошонку. — Давай! — Ещё одна оплеуха. Потом ещё одна. — Соси, тварь! Соси, или тебя выебут все по очереди!!!
Я беззвучно ревел, стараясь отвернуть лицо в сторону. Тогда он сам, одной рукой удерживая меня на месте, а второй — направляя член, вставил и с силой задвинул его мне за щёку, оттянув её до предела. Сопли душили меня, я задыхался. Едва попытался сделать вздох, как пенис глубоко проник в моё горло. Пошёл назад и снова почти полностью зашёл в мой рот. Невидимые руки с силой насаживали мою голову на чужой член снова и снова. Я уже не плакал — на это не оставалось сил. За несколько мгновений до моей отключки, насильник, словно почувствовав что-то, остановился:
— Если начнёшь сама, будет не так больно.
Некоторое время я отдыхал, прижавшись щекой к горячему мокрому стволу. Затем словно зомби, обхватив тремя пальцами правой руки основание члена, сам взял его в рот. Как дешёвая шлюха для дальнобойщиков — стоял на коленках перед мужиком со спущенными штанами. Но я не чувствовал холода остывшего бетона дорожки, ведущей от крыльца дома на улицу. Не чувствовал боли от истёртой до крови кожи на коленках.
Вообще ничего не чувствовал — ни вечерней прохлады, ни отвратительных лобковых волос на языке, даже слух словно отключился. Я сосал пенис Романа Витальевича, одновременно слегка подрачивая его рукой. Но вот член напрягся и ещё больше затвердел, мужчина застонал громче. Сейчас… Я не убрал голову — мне не позволили сделать этого. Мощная струя спермы ударила мне в нёбо. Следующий заряд чужой кончи обляпал мне нижнюю губу и подбородок — на секунду я выпустил извергающий семя пенис изо рта. Четвёртый — опять точно в рот. Пятая струя попала на подбородок и шею.
— Хорошо. — Выдохнул мужчина, устало развалившись на лавке. — Умница. Оближи и спрячь его.
Стараясь не испачкать брюки моего насильника его же собственной спермой, попавшей на меня, я обсосал его член, засунул назад в ширинку и застегнул молнию. Встать на ноги я не успел. Повернулся на непонятный шум и тут же ослеп от вспышки фотоаппарата.
— Не волнуйтесь, Роман Витальевич, ваше лицо в кадр не попало. — Нетрезвый, а потому слегка развязный, голос сучки Ольки, одной из Дашкиных подружек. Будь ты проклята!
Ночь провел на диване в гостиной. Один.
Утром ни с кем не разговаривал, и меня никто не дёргал, чему я был несказанно рад. Старался уйти от людей, побыть один. Роман Витальевич всё обсуждал что-то с кем-то по мобильнику и тоже ни с кем не говорил. Только один раз, проходя мимо меня, хлопнул по моей большой резиновой заднице, скрытой под коротенькой коричневой юбчонкой, которую вместе с чёрными ажурными колготками и чёрной женской рубашкой выдали мне утром девки взамен старых шмоток. Выброс адреналина едва не разорвал сердце. Но я пересилил себя, удержался от матерного проклятия.
После обеда ко мне подошла Дашка и её гоп-компания поперлись на озеро. Мне даже не предложили пойти с ними. Звеня бутылками с пивом, они со смехом погрузились в микроавтобус, на котором парни приехали сюда, и укатили. Специально, наверное, оставили меня с Романом. Нет уж, не бывать этому! Лучше по лесу погулять — букашек пофоткать.
— Ты куда? — Спросил он меня, когда я пытался втиснуть ноги в легкие полуспортивные женские тапочки сорокового размера.
— Прогуляться хочу.
— Там жарко сейчас. — Мужик присел рядом на край дивана. — Хотел извиниться перед тобой за вчерашнюю грубость, Мария.
— Блин, я пацан! Понимаете?! Не надо…
— Ты очень красивый мальчик. — Спокойно и бесцеремонно перебил он меня. — И поскольку сейчас на тебе женские тряпки, звать я тебя буду женским именем.
Он попытался приобнять меня, но я вскочил с дивана, не дав ему сделать этого.
— Да перестаньте же! У вас ведь жена и дети!
— Моя супруга не против моей слабости к хорошеньким парнишкам. А детей ты не трогай. Поняла?
Я стоял, не зная как быть — тапки остались рядом с диваном, поэтому уйти на улицу я не мог. К дивану, на котором сидел мужчина, я побаивался.
— Чего ты бегаешь от меня, а? — Лениво спросил мужик, лениво потянувшись. — Обиделась? Да ладно тебе…
Встал с дивана и подошёл ко мне. Я отпрыгнул в сторону, едва не сбросив телевизор с тумбы.
— Знаешь, ты сейчас не в том положении, чтобы выкобениваться. Понимаешь? Ты хочешь, что бы я сказал всем, что поимел тебя в зад? Или тебе наплевать, если вчерашнее фото увидит…
— Отстаньте вы от меня!
— Подойди ко мне. — Властно приказал Роман. Я не двинулся с места, и тогда он сам взял меня за руку и потянул к дивану.
— Каждая баба, — поучал мужик, расстёгивая штаны, — должна уметь это делать. У тебя хорошие задатки, но мало опыта. Ну…
Его тёмный член уже стоял, смотрел на меня своим маленьким узким глазком. Безнадёжно, никуда мне от этого не деться.
— Давай, девочка.
Через день все мужчины уехали. А ещё через день уехали я и девки, так что мне не пришлось изображать бабу всю неделю. Я отказался от авто, отдав предпочтение электричке — хотелось как можно скорее расстаться с этими потаскухами.
Следующую неделю я почти ни с кем не разговаривал; после работы пешком возврашался домой, а дома ужинал и сразу ложился спать. Старался забыть дачное приключение, но мысль об оставшихся у Дашки фотках терзала меня. Позвонить ей? Попросить отдать злосчастные снимки?
Дашка сама мне позвонила, отвезла к Роману домой. Не думал, что в городе есть такие квартиры — огромные потолки, лестница на второй этаж, оранжерея. Он нас встретил в домашнем махровом халате, провел на кухню и налил выпить.
— Ну, Дашутка, ты займи себя пока чем-нибудь. — Сказал хозяин, отставляя пустой стакан. — А у нас с Марией есть разговор.
Комната, в которую он меня втолкнул, оказалась шикарно обставленным кабинетом — натуральная кожа и дерево, средневековые рыцарские доспехи в углу.
— Ну, чего ждешь? — Повернул меня к себе спиной и прижал к письменному столу, заставив лечь на него грудью.
— Лучше в рот! — Запаниковал я, едва мои штаны упали вниз. — Я лучше…
— У, какие трусики. — Мужчина попросту игнорировал мои слова и слабые попытки выскользнуть из его захвата.- Для кого ты так нарядилась? Тебе действительно нравится это.
— Даша заставила.
— И попка гладкая. Скажешь, она тоже выбрила? — Звонко ударил ладонью по ягодице. — Прогни спину, подставь мне дырку. Ты чистая?
Про клизму спрашивает.
— Чистая. — Тихо и приглушенно ответил я.
Быстро и уверенно Роман нанес увлажняющий крем и разработал мой анус пальцами. Я вдруг представил, как к чёрному отверстию моего разработанного ануса приближается член почти незнакомого мне мужика. Все ближе и ближе… Почему ничего не происходит? Я оглянулся и увидел нацеленный на меня объектив фотоаппарата.
— Да, поверни голову, чтобы лицо было видно.
Меня теперь не держали, но я не менял позы — знал, что бесполезно. Он долго щелкал цифровиком — слева, справа, подносил объектив к самой дырке, просил шире расставить ноги, оттопырить зад, посмотреть через плечо жалостливыми глазами.
— Умница, хорошо поработала. Заслужила хороший трах. — Взявшись за мои бедра, он сразу полностью засадил член в меня. От резкой боли я закричал, а из глаз покатились слёзы. Мужчина тяжело дышал за моей спиной, почти рычал.
— Тебе нравится, шлюшка? Отвечай!
— Да.
— Громче, сосалка! Кричи! Кричи, что хочешь меня! Ну же, давай! — Понуждая меня к этому, мужик стал драть меня особенно жестко. — Проси, чтобы кончил в тебя. Кричи, чтоб твоя подружка слышала!
Каждое
движение его члена в моей заднице причиняло мне ужасные страдания, моральные и физические. И чтобы как-то облегчить муки, я подчинился — заверещал бабьим голосом:
— Еби меня в зад! Я твоя сучка!
Упругая палка протыкала меня снова и снова, доставая, казалось, до самого сердца.
— Кончи в меня, залей меня спермой!
Перед моими глазами синхронно с толчками сзади прыгал лежавший на столе мобильник.
— О да, о да, о да! — Мужик стонал, его яйца колотились о мою промежность. Ведь мошонка должна подтягивать их вверх во время секса, совершенно неожиданно подумалось мне, странно как-то. — Двигай жопой, блядь! Сильнее!
Темп увеличился до скорости отбойного молотка, и через секунду Роман кончил, наполнив моё нутро теплой кончой. Заставил облизать член и застегнул молнию на своих брюках.
— Каждая баба становиться бабой только когда её трахнет настоящий мужик. — Этот урод любит такие мерзкие фразочки. Достал из кармана пару зеленых бумажек. — А вот твои деньги за сейчас и за дачу.
Роман упал в глубокое кресло, вытянул ноги и закурил, с ленцой наблюдая за тем, как я натягиваю ажурные трусы.
— Тебе ведь понравилось, да? — Не дождавшись ответа, продолжил. — У меня к тебе предложение. Очень хорошее предложение.
— И ты согласился? — Дашка изумленно таращилась на торчащие у меня под рубашкой титьки. Протянула руку к ним, но я отступил назад. — Ладно, поиграли мы тогда в игры, но это… А как же дети, семья, будущее?
— Заходи. — Я посторонился, пропуская девушку в квартиру. Сначала не хотел пускать её — сто лет не видел и ещё столько же не видел бы, но объяснений не избежать, а растущие груди, которые я забыл спрятать, открывая входную дверь, уже не скрыть. Да и устал от одиночества, кому-то надо открыться.
За окном темнело, шумел дождь и выл холодный осенний ветер.
— Как твой? — Спросил я, набирая в чайник воду. — Ругаетесь?
— Нормально. Где у тебя заварка?
Я не стал включать на кухне верхний свет, принес из спальни небольшой светильник.
— Не спрашивай зачем. Теперь ничего не изменить, да я и не хочу этого. — Я первый заговорил о своих метаморфозах.
— Но как ты ходишь на работу? — Похоже, моя бывшая подружка всерьёз беспокоилась за меня.
— У меня есть деньги. Я уволился.
— У тебя есть деньги? Откуда?!
— Ну, Роман Витальевич заезжает ко мне иногда… Кроме того, я ведь продал свой член. — Не думал, что сказать об этом будет так легко. — Пришьют вместе с яйцами кому-нибудь богатому.
— Так у тебя там сейчас… — Дарья опять не договорила, умолкла на полуслове.
— Нет, все на месте. Пока не забрали. — Я грустно улыбнулся. Хотя улыбка, наверное, получилась жалкой. — Когда гормоны начну принимать, тогда и…
— Как же у тебя груди выросли?
— Наноформинг называется. Слышала когда-нибудь? К Новому году всё будет готово.
Дашка когда-то читала про нано-технологии в медицине, даже грудь хотела себе увеличить, но потом передумала.
— Это больно? — Участливо спросила девушка, чуть прикусив нижнюю губу.
— Да нет, чешется только. Зудит постоянно.
— Покажи, а? — Её глаза загорелись. — Ну, покажи!
Я отложил сигарету на край пепельницы и задрал рубашку к самой шее, обнажив своих близняшек с большими выпуклыми сосками.
— Ой, какие сисечки! Красивенькие! — Девушка умилилась. — И они ещё растут?
Я кивнул.
— Везет же тебе. — Сама Дашка всегда мечтала об огромных буферах, о чем не раз мне говорила, когда мы ещё гуляли вместе. — Ой, прости… Не хотела тебя обижать.
— Успокойся. Я ведь теперь сам этого хочу. — Только допив последний глоток чая, я понял, что забыл положить сахар.
Неожиданно для себя вдруг понял, что рад Дашкиному визиту. Даже когда просто молчали, чувствовал её участие и поддержку. Да, она вышла замуж за другого, но даже ревности я теперь не испытывал, что тоже стало для меня открытием. Глупо ревновать девчонку к парню, если тебе самому скоро придется носить бюстгальтер.
— А дети?
— А что дети? Я сдаю сперму, а потом суррогатная мать, искусственное оплодотворение. Да и… у меня ведь тоже будет…
— Ты сможешь забеременеть? — У девушки округлились глаза и едва не выпала из рук сигарета. — Значит, и месячные у тебя будут?
А вот о менструациях я подумал только сейчас, когда об этом сказала Даша. Сделалось противно от мысли о прокладках и кровавых выделениях.
— Тебе не страшно меняться? — Спросила она, ещё немного помолчав.
— Первый месяц было страшно, а потом как-то привык… Теперь даже интересно немного.
— Но ты не сможешь больше спать с девушками! И вообще, ты ведь никогда не был…
— Это было раньше, всё меняется. И не надо об этом больше. — Я почувствовал себя уставшим. — Останешься на ночь или домой поедешь?
— Думаю, мне пора. — Дашка встала и взяла свою сумочку. — Я найду дверь, не провожай. И ещё… мне жаль, что я тогда так с тобой поступила… Прости, если можешь.
Я сильно потерял в весе и стал ниже. Груди росли до тех пор, пока не превратились в огромные тяжелые полусферы, чем-то мне напоминавшие головки артиллерийских снарядов. Хорошо, что уже зима — титьки удачно прятались под толстой теплой курткой, хотя обычная мешковатая одежда уже не могла их скрыть. И мой зад, когда-то тощий и неприглядный, теперь мог гордо называться идеальной женской задницей; две выпуклые, набравшие вес и объем ягодицы, теперь жили независимо друг от друга, что особенно было заметно при ходьбе.
Если слегка нагнуться и прогнуть спину, на мою жопу можно было поставить стакан с водой и быть уверенным, что он не упадёт от малейшей дрожи в коленях — я как-то проделал такой эксперимент, увиденный на одной из порнофоток моей коллекции. Когда я смотрел на обнаженного себя в зеркало, мне иногда делалось страшно — тонкий девичий стан с оттопыренной задницей и массивными грудями плохо сочетались с пенисом и мошонкой, которые до сих пор оставались у меня между ног. Всё, говорила мне правая сисечка, теперь ты всю жизнь будешь носить бюстгальтер. Ведь мы тяжёлые, и будем прыгать при ходьбе и беге, вторила своей подруге другая сиська, нас надо поддерживать.
А трусы, точнее, трусики, пела свою песню попа, ты будешь покупать вместе с другими сучками в отделе женского белья. Но самое прекрасное заключается в том, мурлыкали пухлые женские губки, что ты сможешь сосать не только у Романа Витальевича; десятки, сотни, тысячи новых членов — твой рот захотят все! Нет, не слушай их. — Шепот своего члена я почти не слышал. — Все ещё можно остановить. Не отдавай меня, и ты по-прежнему будешь мужиком, будешь выше этих мерзких сучек. Будем кончать на их лица и пизды спермой. — Уговаривала меня мошонка. — Не продавай, не отказывайся от нас! Ведь потом пути назад не будет — ты станешь дыркой, будешь мечтать о чужих пенисах — это унизительно!
— Так, посмотрим. — Доктор в белом халате строго посмотрел на меня и попросил подняться с койки. — Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть.
Оставшись совершенно голым, я почувствовал себя несколько неловко под пристальным взглядом врача, который почти наверняка был прекрасным специалистом, но оттого все же не переставал быть мужиком. О чем он думает сейчас? Презирает меня, наверное, смеется надо мной в душе.
— Поднимите руки и повернитесь. Угу, так. — Надел резиновые перчатки и довольно бесцеремонно ощупал меня с головы до ног, обратив особое внимание на мои новые выпуклости.
— Что ж, могу вам сообщить, что сканирование и тесты показали полное успешное окончание внутреннего и внешнего перестроения. — Он выпрямился и снял перчатки. — Что-нибудь беспокоит: неприятные ощущения, дискомфорт?
— Да нет, все хорошо. Только мне кажется, что… — Я запнулся. — Груди немножко великоваты.
— Ну, — улыбнулся врач, — это скорее плюс. Можете одеться.
Я с облегчением натянул на себя больничную пижаму.
— Завтра утром у вас операция. Перед вводом гормонального коктейля, который детонирует работу яичников и в целом перезапустит всю эндокринную систему, необходимо удалить пенис и мошонку.
Я был готов к этому и просто утвердительно кивнул.
— Это обязательное условие покупателя.
— Я понимаю, доктор.
— Вот и отлично, а сейчас отдыхайте.
Утром следующего дня, когда мне делали клизму, я едва не сгорел со стыда. Затем тщательно выбрили лобок и промежность, уложили на каталку, прикрыв обнаженное тело прохладной простыней, отчего кожа покрылась мелкими пупырышками. Глупость какая, я ведь сам мог преспокойно дойти до операционной. Наверное, у них тут правила такие. Пока меня везли, я изучал потолок больничных коридоров и считал проплывавшие надо мной лампы, старался не давать свободы неприятным мыслям, не наполнять, и без того бешено колотящееся внутри, сердце тревогой и страхом перед новой жизнью. И вот я в ярко освещенной операционной лежу на разделочном столе.
Вижу хирурга и его ассистентов, стены, облицованные белой плиткой, вижу закрытые жалюзи, за которыми наверняка скрывается окно. Вдруг вспоминается детство: бесконечные мотания с родителями по съемным квартирам, детский сад, где я впервые понравилась девочка, расположения которой я потом всячески добивался. Стоматолог в том детском саду, в кресле которого я тогда так здорово орал от страха. Школа, велосипед, о котором давно мечтал — подарок родителей. Первая бутылка пива, первое свидание с девушкой, первый настоящий поцелуй. А потом был институт: секс, алкоголь, ночные дискотеки…
— Вы готовы? — Я видел, как под повязкой шевелятся губы хирурга. — Что-нибудь беспокоит? Вам сейчас дадут наркоз.
В Дашку я в первый раз влюбился по-настоящему. Я не слишком нравился её маме, но это не мешало мне оставаться у них в квартире до поздней ночи. Чтобы нас не услышали, мы стаскивали постель с кровати на пол. Один раз занимались с ней сексом на пшеничном поле, где в высоких колосьях нас никто не мог увидеть; романтично, конечно, но не слишком удобно — было жарко, пыльно, а голую кожу постоянно щекотали и кололи невидимые букашки.
— …наркоз… — Уловил я краем уха.
Ещё запомнилось, как в театре мы с Дашкой ушли из партера на балкон. Спектакль был не слишком занимателен, и нам стало скучно. И вот там, на балконе, девушка запустила руку в мою ширинку и раздрочила мой член так, что я едва не кончил прямо в штаны. Потом обождала, пока я немного успокоюсь, нагнулась и отсосала, проглотив всю кончу…
На лицо мне опустилась прозрачная маска, и за мгновение до бессознательного, я почувствовал сильный запах женской вагины. Нет, не надо! Я передумал! Отпустите! Но тут свет померк.
И через мгновение вспыхнул снова. Теперь я находился уже не в операционной, а полулежал в ванне с густым полупрозрачным голубым киселем, через который смутно угадывались очертания моего тела.
— Не волнуйтесь и постарайтесь не делать резких движений. — Предупредил меня чей-то голос. Ко мне подошла девушка в униформе больницы. — Я медсестра. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо… — Произнес я и осекся, услышав свой голос — томный, грудной женский голос.
— После операции вас поместили в активный биораствор, который помог наномедам завершить формирование мочеполовой системы. — Словно лекцию читает — наверное, недавно окончила институт.
— А…
— Ваши голосовые связки также были модифицированы с помощью…
— Нет, что вы сказали про мочеполовую систему?!
Медсестра растерялась:
— Ну, теперь вы полностью девушка.
Я замер, а моя рука, преодолевая упругое сопротивление голубого геля, переместилась к паховой области.
— Но как, разве вы не знали? — Казалось, девушка сейчас расплачется.
Я нащупал выпуклый лобок, а чуть ниже, в самой промежности — две большие округлые складки кожи.
— Знал, но… как то быстро всё это…
До операции даже с шикарной бабьей задницей и гигантскими молочными железами я все ещё оставался мужиком — тогда все можно было остановить, повернуть процесс вспять. Теперь же, лишившись члена и получив взамен вагину, я превратился в девочку окончательно и бесповоротно — покупателю наверняка уже провели операцию, и мои причиндалы сейчас болтаются у него или у неё между ног. Конечно, есть и другой вариант — получить мужскую плоть донора, но для этого нужны деньги, очень большие деньги, которых у меня нет и никогда не будет. Но стоит ли думать об этом, терзать себя мыслью о безвозвратно утраченном, если я сам определил свою судьбу, без особых колебаний отказавшись от того, что в конечном итоге делало меня мужчиной, приговорив себя тем самым к дальнейшему существованию в женском платье.
Еще неделю после операции мне предстояло оставаться под присмотром медиков, которые каждый день придумывали для меня новые анализы и обследования. С волнением ожидая того дня, когда, наконец, выйду из дверей клиники и приму все права и обязанности, условности, преимущества и недостатки новой половой роли, я учился произносить глаголы с окончанием «а» и справлять малую нужду сидя, что поначалу меня несколько смущало. Оказавшись в больнице, первое время при посещении женского туалета я стеснялся и робел от страха, что кто-нибудь заметит у меня пенис и устроит скандал. Теперь же я смело заходил в дверь с нарисованной на ней большой буквой «Ж», но иногда пугался, когда, стоя перед унитазом, по старой привычке пытался достать член и не находил его.
День выписки начался с Дашкиного появления.
— Привет, вот и я! — В палату ко мне вбежала запыхавшаяся девушка. Её раскрасневшееся от мороза лицо радостно светилось, а сама она пахла снегом и апельсинами. — Вот, я всё принесла!
Она опустила объемистую сумку на пол и, присев около неё, стала выкладывать на мою койку одежду.
— Такой жуткий мороз, — щебетала она, — но зато солнышко яркое, а на небе ни облачка! Ну же, поднимайся, лежебока! Посмотри, что я тебе принесла.
Потянувшись, я окончательно проснулся и сказал с улыбкой:
— Привет. Хорошо, что ты приехала.
— Где твои старые вещи? Их надо сложить сюда. — Даша осмотрела палату, но не увидела ничего, похожее на шкаф. — Пойду, спрошу у медсестры. А ты пока одевайся.
Тряпки, что она принесла, были её собственными вещами: джинсы, теплый свитер, старая Дашкина дубленка. Теперь не имело смыла и дальше носить мужское, прятаться от окружающих; бабам — бабье. В отдельном пакетике я нашел новые колготы в упаковке и комплект белья, который я когда-то подарил Дашке. Как-то неловко было надевать на себя трусы, которые сам много раз стягивал с неё. Лифчик оказался слишком маленьким и покрывал груди едва ли на треть, лямки его едва не лопались от сильного натяжения. Ладно, пока хоть так. Затем настал черед колгот и верхней одежды.
— Что, красавица, готова? — Дашка вернулась с охапкой моей старой одежды. — Ох, растянешь ты мне свитер своими титьками! Да ладно, не смущайся.
И вот я вернулся в мир. Те же дома, те же люди вокруг, те же машины на дороге. Всё осталось прежним, но вместе с тем мир неуловимо изменился. Когда прохожие на улице смотрели на меня, я терялся, опускал или отводил в сторону глаза — от мысли, что теперь окружающие будут воспринимать меня девчонкой, делалось жутковато. Ну и ладно, привыкну. Не умер же, не стал калекой. Бабы — такие же люди, как и все.
Новую жизнь я начал в одиночестве. Полного и унылого. Даже Дашка куда-то пропала. Позвонил бы кому-нибудь, да с беспросветного одиночества, когда ты предоставлен лишь сам себе. Нельзя сказать, что и раньше я имел тысячу друзей, но теперь я совсем остался один. Номер телефона пришлось поменять, чтобы те немногие друзья и знакомые, что были у меня раньше, не могли найти меня, узнать о произошедших со мной переменах. Быть может, с кем-нибудь из них я и свяжусь, но это если и будет, то очень и очень нескоро.
272