– Хватай его за руки, Пьер!
– А! О – о!
Заслышав эти вопли, Эмиль бросился в переулок, откуда они доносились. Там он стал свидетелем потасовки между пожилым господином с бородкой, в чёрном костюме – тройке, и двумя оборванцами, пытавшимися повалить несчастного. Господин в чёрном, размахивая тростью, отчаянно отбивался от нападающих. Однако на их стороне были молодость и наглость, и схватка грозила перейти в откровенное избиение. Эмиль, чья пылкая натура не могла допустить несправедливости, издал крик и бросился на помощь господину в чёрном, который уже лежал на тротуаре под градом сыплющихся на него пинков. Отшвырнув одного из нападающих, Эмиль нанёс удар другому, и злоумышленники, то ли напугавшись явившейся подмоги, то ли отказавшись от своего, явно неблаговидного, плана, ретировались, но их брань ещё некоторое время слышалась, пока они вовсе не исчезли за поворотом.
– Мсье, вы целы?!. – нагибаясь к пострадавшему, вскричал Эмиль.
– О – ох!.. – с кряхтеньем попытался встать на четвереньки господин в чёрном. Эмиль помог ему.
– Благодарю вас… я в порядке… – прерывисто дыша, произнёс господин, выпрямляясь при поддержке Эмиля.
– Кто эти мерзавцы? Может, следует вызвать полицию? – спросил Эмиль, поднимая и протягивая пострадавшему его чёрную шляпу – котелок.
– Не стоит… – произнёс господин, с напряжённым выражением лица обшаривая свои карманы. Закончив это дело, он просиял:
– Слава Богу, бумажник они не успели вытрясти! Разрешите узнать, как ваше имя, молодой человек?
– Эмиль Дю – Бюи, к вашим услугам, – благородный юноша почтительно снял шляпу, представляясь.
– Я ваш должник, мсье! Если бы не вы, неизвестно, чем для меня закончилась бы встреча с этими уличными грабителями. Позвольте в знак благодарности пригласить вас ко мне на чашку кофе! Нет – нет, отказа я не приму! Сделайте одолжение!
– Я, право, не знаю… – смутился Эмиль.
– К тому же, – настаивая на своём, схитрил незнакомец, – эти двое могут вернуться, и кто знает, может, один из нас вновь станет их добычей. Не лучше ли нам держаться вместе? Я здесь недалеко живу. Ну же, сударь! – уговаривал незнакомец. Подумав, Эмиль согласился, и парочка двинулась в путь.
По дороге словоохотливый незнакомец рассказал Эмилю о себе. Господин Леру – так звали спасённого Эмилем мужчину – родился и вырос в Лозанне, в строгой честной семье. Там же он выучился на инженера и женился по любви. В марте 1896 года молодые г – н и г – жа Леру и приехали сюда, в небольшой город в Алжире, где г. Леру получил довольно видный пост. Их жизнь, те двадцать лет, что прошли с той счастливой весны, дали им достаток и супружеский лад, не дав только одного – детей. В один голос говорили все, что нет в городе лучшей хозяйки и более милой собеседницы в гостиной, чем г – жа Леру. Она же, с улыбкой принимая эти комплименты, в душе печалилась оттого, что ей не дано счастье материнства. Госпожа Леру вела то замкнутое существование, на которое обречены в колониях жены всех европейцев. По воскресеньям она неизменно бывала в церкви. В будни выезжала редко и держалась небольшого избранного круга. В основном она читала, занималась рукоделием и играла на рояле, напевая старинные французские песенки, меж тем как горячий ветер широко входил из сада в открытые окна…
За разговором Эмиль и его новый знакомый подошли к дому господина Леру. Его дом стоял в тихом и чистом квартале. Эмиль вслед за хозяином поднялся наверх. Со второго этажа, из парадных комнат, всегда полутемных от закрытых жалюзи, был виден город, прекрасный своей живописностью: на косых скалах лежала эта древняя крепость, ставшая французским городом. Окна семейных покоев, тенистых и прохладных, смотрели в сад, – там, в вечном зное и блеске, дремали вековые эвкалипты и пальмы, обнесенные высокими стенами.
– О, а вот и моя супруга! – воскликнул господин Леру при виде входящей в комнату женщины лет тридцати восьми. Она была довольно высока и стройна, при темных волосах глаза у нее были серо – синие, и в них читался вопрос.
– Знакомься, дорогая – это мой спаситель, г – н Дю – Бюи, – объяснил Леру супруге присутствие чужого человека.
– Спаситель? От чего же он тебя спас? – спросила хозяйка.
– Сейчас всё объясню. Но где же наша экономка? Надобно сварить кофе. Дорогая, ты пока займи гостя, а я пойду распоряжусь… – с этими словами господин Леру вышел.
– Располагайтесь, – сказала хозяйка, указывая Эмилю на кушетку. Сама она подсела рядом и, слегка прищурясь, внимательно вглядывалась в облик молодого человека. Черты его лица взволновали госпожу Леру непонятным ей самой образом. Ей показалось, что где – то она видела этого юношу…
– Вы давно здесь живёте? – спросила хозяйка.
– Недавно, мадам. Я, видите ли, приехал сюда на похороны моей сестры Элизы. В мае Элиза готовилась к венцу, но, вдруг заболев, умерла.
– Как жаль! Соболезную вам… Это так грустно – смерть девушки, уже примерявшей венчальную фату… – сочувственно произнесла г – жа Леру. Выдержав положенную в таких случаях паузу, она, переводя разговор из минорной тональности, спросила:
– А откуда вы приехали?
– Я вырос в Париже, изучал там право, – ответил Эмиль. Г – жа Леру всматривалась в его лицо, и странные мысли появлялись у неё в голове.
– Так вы будущий законник!
– О, нет, мадам! – с жаром объявил Эмиль. – Хотя я и учусь на юридическом, но для себя я решил, что посвящу свою жизнь поэзии! Я причисляю себя к поэтической школе «Уроборос»! – произнёс Эмиль с такой гордостью и важностью, что вызвал у госпожи Леру лёгкую улыбку. Ей понравился этот молодой человек, и она ощущала необъяснимую общность с ним.
– Уроборос? Это, кажется, мифическая змея, заглатывающая свой собственный хвост? – спросила г – жа Леру.
– Именно так, мадам! Это символ бесконечного кругооборота времени, которое рождает себя из самого себя, и себя же поглощает… Мы считаем, что поэт – фигура, связанная с вечностью и обеспечивающая встречу времён, их взаимообновление в постоянстве… – произнёс Эмиль.
Госпожа Леру вновь улыбнулась, и перевела разговор на другую тему:
– Скажите, а ваши родители – они тоже прибыли сюда?
От этого вопроса Эмиль смутился. Он опустил глаза и ответил не сразу:
– Н – нет, мадам… они поссорились с сестрой из – за её жениха… она хотела выйти замуж против их воли, а у отца тяжёлый характер…
– Стало быть, ваш отец остался в Париже? Ах, Париж, Париж! Как давно я там не была! А чем занимается ваш отец?
– У него своя мануфактура.
– О, ваш отец, видимо, достаточно состоятельный человек! Но я что – то не припоминаю среди видных парижан господина Дю – Бюи…
– О, нет, мадам! Дю – Бюи – это мой литературный псевдоним, – рассмеялся Эмиль.
– А, вот оно в чём дело! Но какова же настоящая фамилия у вас и у вашего достопочтенного папеньки?
– Брюньон, мадам.
Г – жа Леру побледнела. Чтоб не выказать своего волнения, она встала и, отвернувшись, сделала вид, что поправляет занавеску.
– А его имя? – глухо спросила она, не оборачиваясь.
– Жильбер.
Госпожа Леру покачнулась; ноги её подогнулись, и она рухнула на пол.
– Что с вами мадам?! – вскричал Эмиль, бросаясь к ней. Однако лёгкий обморок, сразивший хозяйку, уже развеялся. Она открыла глаза и с помощью Эмиля села в кресло. Молодой человек смутился, заметив, что женщина смотрит на него со странной, неуместной нежностью. Г – жа Леру протянула руку и погладила по щеке Эмиля, прошептав:
– Не беспокойся, малыш…
Молодой человек подошёл к столу и налил из графина в стакан воды. Он поднёс его хозяйке, но та отказалась.
– Ну, как вы тут? Мне показалось, я слышал шум? – спросил, входя, господин Леру. Эмиль открыл было рот, но хозяйка жестом остановила его, не желая беспокоить мужа. А тот уже и сам отвлёкся, вовсю распекая нерадивую экономку, которая посмела отлучиться из дому без разрешения, так что за ней пришлось посылать. Однако кофе был подан. Высидев приличествующее для знакомства время, Эмиль откланялся, получив приглашение заходить ещё.
После того, как он ушёл, госпожа Леру, оставшись наедине с собой, принялась в волнении расхаживать по комнате. Теперь, после того, как Эмиль ей рассказал о своём отце, она не сомневалась: этот юноша – её собственный родной сын! Все обстоятельства сходились. Когда – то давно, совсем юная Жюли, которая тогда ещё не являлась госпожой Леру, а носила девичью фамилию Гранден, забеременела от удальца, немедленно бросившего её. Был грандиозный скандал с родителями, угроза лишения приданого и наследства. Жюли вынудили подкинуть новорожденного в приют для беспризорных детей. Но, поступив таким образом, она долго не могла забыть о своём брошенном сыне, и постоянно тайно наводила справки о том, как ему живётся. В приюте мальчику дали имя Гастон. А когда Гастону было пять лет, в приют явился делец средней руки Жильбер Брюньон со своей бесплодной супругой. Эта пара желала взять на воспитание кого – нибудь из приютских детей. И они взяли двоих – девочку, и мальчика Гастона. Брюньон дал новые имена своим приёмышам – девочку назвали Элизой, а Гастона нарекли Эмилем. Юная Жюли Гранден, поняв, что теперь уже никогда ей не воссоединиться со своим сыном, утешала себя тем, что, хотя бы, теперь её ребёнок не будет бедствовать и имеет возможность получить приличное образование и воспитание. Она немного успокоилась и, успокоившись, постепенно стала забывать об этом случае. Вскоре она вышла замуж за господина Леру, который, конечно, ничего не узнал о прошлом своей жены. Всё было бы хорошо, но после той давней беременности что – то случилось в организме Жюли, и она больше не могла стать матерью. И вот теперь, спустя много лет, к ней явился её девятнадцатилетний сын! Как странны пути судьбы! Госпожа Леру была в смятении. Ей стали понятны её чувства, которые вызвал в ней этот молодой человек. Это голос крови! Ей хотелось, чтобы Эмиль узнал, что он её
сын, в то же время она понимала, что это невозможно, что, открывшись, она разрушит сразу множество судеб – и свою, и мужа, ревнивого, но верившего ей, и Брюньона, который, ко всему, может ещё и начать мстить, и мстить жестоко и опасно, учитывая его связи. Госпожа Леру решила, что она сохранит в тайне факт того, что является родной матерью Эмиля. В то же время, она решила как можно чаще видеться с ним, как можно ближе подружиться с ним. Эмиль жил неподалеку, на загородной даче своего отчима Брюньона, на вилле Хашим, и стал почти ежедневно бывать у Леру. Каков бы он ни был, чем бы он ни притворялся, все же он был очень молод, очень чувствителен и нуждался в людях, к которым мог бы прибиться на время. «И не странно ли, – говорили некоторые, – г – жа Леру стала неузнаваема. Как она похорошела!»
Эмиль, почитавший себя прирожденным поэтом, хотел и по наружности походить на поэта; он носил длинные, закинутые назад волосы, одевался с аристократической скромностью; волосы у него были красивые, коричневые и шли к его бледному лицу, равно как и черная одежда. Госпожа Леру лестно отзывалась о внешности юноши, а Эмиль с сомнамбулической выразительностью читал ей свои непонятные стихи, и почтенная дама, чтобы привязать юношу, хвалила эти стихи.
Может быть, благодаря именно Эмилю, легче и быстрее стала походка г – жи Леру, чуть – чуть наряднее ее туалеты, ласковей и насмешливей оттенки ее голоса; может быть, и была в ее душе капля чисто женской радости, что вот есть человек, которым можно слегка повелевать, с которым можно говорить с полушутливой наставительностью, с той свободой, что так естественно допускалась разницей в летах, и который так предан всему ее дому, где, однако, первым лицом, – это, конечно, очень скоро обнаружилось, – была для него она. Госпожа Леру скрывала в себе свою тайную радость – ведь она каждый день имела возможность общаться со своим сыном! И что с того, что даже он сам не знает, что беседует с родной матерью! Г – жа Леру решила, что невозможность рассказать правду – это наказание ей свыше за то, что она когда – то бросила сына, причём наказание достаточно гуманное, учитывая, что всё – таки сына она вновь обрела, пусть и таким странным образом. И женщина решила не роптать на судьбу, а просто пользоваться выпавшим ей счастьем общения с сыном, ценить его и не пытаться достичь большего, вороша прошлое.
Сыграло ли главную роль то обстоятельство, что г – жа Леру, как никто другой, поддерживала увлечения Эмиля и всегда готова была выслушивать его стихи, или то, что Эмиль был молод, неопытен и пылок, а г – жа Леру – привлекательна для своих лет и искушена в умении очаровывать, но вышло так, что Эмиль влюбился в госпожу Леру. И, конечно, недолго сумел он таить свои чувства, притворяться не верящим в любовь и счастье на земле: вскоре о его влюбленности знал весь дом. Госпожа Леру не воспринимала всерьёз слишком пылкие комплименты юноши, она лишь улыбалась, и ей, как женщине, конечно, было приятно, что она ещё может волновать и вызывать такие чувства у мужчин. А Эмиль уже стал докучать хозяину своими посещениями; стал каждый день привозить с виллы букеты самых редких цветов, сидеть с утра до вечера, читать стихи все более непонятные, – прислуга не раз слышала, как заклинал он кого – то умереть вместе с ним – а по ночам пропадать в туземных кварталах, в тех притонах, где арабы, закутанные в грязно – белые бурнусы, жадно глядят на «танцы живота» и пьют самые острые ликеры... Короче сказать, не прошло и месяца, как влюбленность его перешла бог знает во что. Нервы его совсем перестали служить ему. Однажды чуть не целый день сидел он молча, затем встал, поклонился, взял шляпу и вышел, – а через полчаса был принесен с улицы в ужасном состоянии: он бился в истерике, он так страстно рыдал, что перепугал и хозяев и прислугу. Но г – жа Леру, обеспокоившись, всё же, казалось, не придала особого значения и этому исступлению. Она сама приводила Эмиля в чувство, развязывая ему галстук, и только усмехалась, когда он, без всякого стеснения перед мужем, хватал, покрывая поцелуями, ее руки и клялся в своей бескорыстной преданности.
Все же надо было положить конец всему этому. Но как? Отказаться от встреч с Эмилем г – жа Леру была не в состоянии, как не могла она и допустить какую – либо резкость по отношению к юноше. Пару раз у неё мелькала мысль – а не рассказать ли Эмилю правду, при условии, что эта правда останется между ними? Может, тогда, узнав, что предмет его страсти – его собственная мать, Эмиль остынет и успокоится? В верности и способности Эмиля хранить тайны госпожа Леру не сомневалась, но у неё возникало опасение, что он может возненавидеть её за то, что она когда – то бросила его, и уж тогда – то она наверняка его потеряет навсегда. Через несколько дней после припадка, Эмиль явился уже успокоенный, и г – жа Леру мягко сказала ему:
– Друг мой, поверьте, я очень ценю вашу ко мне дружескую привязанность, и не хотела бы её лишиться. Вместе с тем я прошу вас – не ставьте меня в смешное и мучительное положение вашими поступками!
– Но клянусь вам, я люблю вас! – воскликнул Эмиль с искренней страстностью. – Я бесконечно предан вам, я хочу видеть вас… обладать вами!
И вдруг он упал на колени, – они были в саду, в тихий и жаркий, сумрачный вечер, – порывисто охватил ее бедра, близкий от страсти к обмороку... Госпожа Леру была крайне смущена этим признанием. Ещё бы – её собственный сын прямо и страстно признавался, что желает её, как женщину! И, глядя на его волосы, на его белую шею, госпожа Леру с болью и жалостью подумала:
«Мой сын! Я тоже тебя люблю! Но не так, иначе – как мать любит сына…»
Вслух же она сказала:
– Встаньте, Эмиль. Я верна своему мужу, и на вашу просьбу могу ответить только отказом.
– Ах, так! – вскакивая, вскричал Эмиль. – В таком случае, вы меня больше никогда не увидите! – с этими словами юноша выбежал из дома. Госпожа Леру, расстроенная, решила дать ему время успокоиться. Однако сама она не могла успокоиться, и спустя час послала прислугу за Эмилем. После этого через несколько минут к госпоже Леру примчался посыльный, сообщив, что Эмиль Де – Бюи только что пытался покончить жизнь самоубийством через повешение, и если бы к нему в дом не пришла прислуга от г – жи Леру, его не успели бы вовремя вынуть из петли. Госпожа Леру ужасно всполошилась, отправилась в дом Эмиля. Вызванный врач сказал, что, кроме синяков на шее, никаких опасных последствий для Эмиля от его попытки повешения не стоит ожидать. Однако, учитывая экзальтированность молодого человека, будет лучше, если он какое – то время будет находиться под присмотром кого – то из близких. Так как в этом городе у Эмиля никого из родных не было, а оставлять его одного в таком состоянии решительно не представлялось возможным, госпожа Леру решила настоять на том, чтобы Эмиль перебрался в её дом погостить на несколько деньков. Юноша в порыве обиды и гордости сначала отказался, но госпожа Леру упросила его, схитрив и сославшись на то, что ей будет неуютно одной оставаться дома, поскольку её муж по делам службы уехал на длительный срок. Эмиль согласился, и они вдвоём отправились домой к госпоже Леру.
– Ну же, друг мой, развеселитесь! Не глядите таким букой! – пыталась расшевелить юношу госпожа Леру. Однако и за вечерним чаем в доме своей пассии Эмиль вздыхал и был мрачен.
– Прошу простить меня, но я хотел бы всё же оставить вас и возвратиться к себе домой… – завершив трапезу, промолвил Эмиль. – Поймите, для меня адская мука находиться подле вас, зная, что вы никогда не будете мне принадлежать!
– А если бы я согласилась… быть с вами?.. – внезапно проговорила госпожа Леру. Эмиль в крайнем изумлении воззрился на неё:
– Вы… вы хотите сказать, что согласны быть моей?! – вскричал юноша.
– Ну – ну, не спешите, мой мальчик! Я только спросила, что было бы, если бы я дала вам своё согласие… – с невероятным трудом сохраняя спокойную интонацию, ответила г – жа Леру. В душе же её в это время бушевала буря. Она просто оттягивала момент, надеясь, что всё обойдётся без крайних мер, и ей не придётся совершать страшный грех. Однако она ещё в доме Эмиля, увидав его полубездыханным, будучи потрясена и напугана, внутренне решила, если потребуется для спасения сына, пойти на кровосмешение, которого Эмиль так добивался в своём неведении относительно того, кто его мать. Эмиль упал на колени перед госпожой Леру и, схватив её руку, воскликнул:
– О, любовь моя! Если бы вы согласились, я навсегда сделался бы вашей собственностью и ничто не могло бы оказаться причиной для того, чтобы расстаться с вами!
– Значит, вы остаётесь у меня ночевать? – лукаво произнесла госпожа Леру.
– О, да! Тысячу раз да! Разве могу я вам отказать? – восклицал осчастливленный Эмиль, уже дрожа от вожделения к предмету своей страсти.
– Что ж, я рада, что вы воспряли духом… – госпожа Леру поднялась. Её обуяло волнение. Она чувствовала, что теперь отступать нельзя, ведь неизвестно, к каким последствиям может привести Эмиля перемена её решения, так как он уже доказал свою способность на непоправимые поступки. Нынче ночью она должна будет отдаться своему собственному сыну! Да, она совершит ужасное, мерзкое деяние смешения крови, она будет бесстыдно ласкать своего сына, она позволит их телам слиться в греховном акте – но тем самым она оградит сына от безумия и самоубийства. Эмиль всё равно не узнает о том, что совокупился с родной матерью, ведь для него она такая же женщина, как и любая другая, поскольку Эмиль не знает и не догадывается об их родстве. А для неё мука от сознания греховности творимого ею пусть станет наказанием за то, что много лет назад она предала своего ребёнка! Она обрела сына, которого уже не чаяла увидеть и считала навсегда потерянным для себя, и теперь она любой ценой не допустит того, чтобы потерять его вновь!
– Я удаляюсь. Войдите в мою спальню после… – произнесла госпожа Леру, бросив выразительный взгляд на юношу. Эмиль, трясясь от волнения, только и смог, что кивнуть.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
119