— Всё, Порфирий Петрович, — прошептала Соня, — я встаю, потому что подо мной уже целая лужа то ли моих же выделений, то ли твоих слюней.
— И то и другое, Сонечка, — пробурчал следователь и обхватил талию Сонечки обеими руками, чтобы она не сбежала от него.
Она даже не попыталась расцепить его руки, потому что это было бесполезно.
— Попробуй теперь, подыши, — промурчала она в ответ и обеими руками надавила ему на затылок.
Его лицо полностью погрузилось в Сонину промежность, а в довершении к этому девушка ещё и сжала его голову ляжками. Она хихикала и наслаждалась его беспомощностью. Порфирий что-то бубнил и мычал, но потом всё же сдался и отпустил её талию.
— То-то же, будешь знать, как грубо меня хватать!
— Я тут вот что подумал, — отдышавшись уточнил Порфирий, — ты ведь сейчас всё равно свободна?
— Не совсем. У меня клиент после обеда.
— В общем, надо немного поработать на благо исполнительной власти. Так сказать применить свои способности в интересах следствия. У меня там один подозреваемый не хочет сознаваться в двойном, да чего уж там, в тройном убийстве. И у меня возникла идея применить к нему специальные методики дознания.
— А я причём? Иди сам пытай.
— Короче, я тебе заплачу по тарифу, а ты отработаешь на нём свои умения.
— Ну ладно. Только деньги вперёд.
Через полчаса оба уже были в участке.
— Я просто подсажу тебя к нему в камеру, а ты уж будь добра, продоминируй его как следует. А потом я зайду и начну ему задавать вопросы.
— Ну что ж, давай попробуем, — согласилась Соня, и дознаватель завёл её в камеру к обвиняемому.
— Как зовут тебя, — сходу начала она знакомиться с соседом по камере.
— Родион.
— А я Соня.
— А я знаю. Ты проституткой работаешь.
— Ну, отрицать не буду. А ты у нас кто? За что приняли?
— За убийство. Только я не сознаюсь.
— Да мне не интересно, кого ты там убил. Короче, мне заплатили, чтобы я скрасила своим неотягощённым поведением твоё унылое и никчёмное существование.
— Чего?
— Ничего, — прошипела Соня и задрала свою коротенькую юбочку, — можешь припадать своей мокрушной рожей к своей богини. Вставай на колени и отлижи мне по-быстрому. Видишь, как тут всё хлюпает.
— Я всецело не понимаю...
Соня не стала слушать Родиона, взяла его за волосы и потянула вниз с лавки, на которой он сидел. Он попытался упереться руками в её колени, и тогда Соня взяла его за уши. Теперь Раскольников уже не мог так активно упираться.
— Отпусти, больно же! – взмолился Родион, но его лицо уже было немного перепачкано в выделениях Сони Мармеладовой.
Снова взяв его за волосы, она обхватила его голову бёдрами и слегка сжала её. Теперь Родин мог только стучать кулаками по её попе. Он иногда пытался раздвинуть её ноги, но быстро уставал и вновь начинал колотить по её упругим ягодицам. Перед собой он видел только пол камеры, а слышать он ничего не мог, потому что уши Родиона были зажаты бёдрами Сони. В это время послышался звук открывающейся двери. В камеру вошёл Порфирий Петрович.
— Ну, я смотрю, следственные действия сексуального характера идут полным ходом, — заключил следователь, — отпусти-ка его, пусть спокойно на четвереньках постоит.
Соня разжала ляжки, и эта тварь дрожащая выпала из объятий и упёрлась руками в пол.
— Отлично, а теперь оседлай его. Сядь ему на спину. Отлично. Ну что, Родион Романович, будем сознаваться в убийствах?
Родион отрицательно помотал головой.
— А вы в курсе, Порфирий Петрович, что пытки запрещены, — возмутился Раскольников.
— Так тебя никто и не пытает. Просто я оплатил тебе проститутку. Девочка работает, очень старается. Мармеладова, обними его как следует.
Соня обхватила ногами его талию и принялась сжимать изо всех сил.
— Что, Родион, дышать тяжело, может всё-таки лучше сознаться?
Раскольников терпел, но молчал.
— Порфирий, я сейчас кончу, — закапризничала Соня, — можно я его лицо своей пиздой отобью? Синяков не будет, обещаю.
— Да давно уже пора. Только нужно его запястья к твоим лодыжкам наручниками приковать, чтобы не сопротивлялся пиздобиению в лицо.
Соня слезла со спины Раскольникова и встала перед ним расставив ноги чуть пошире, а Порфирий тем временем уже приготовил две пары наручников. Его посадили прямо перед ней на пол и приковали левое запястье к её правой щиколотке, а правое запястье соответственно к левой. Теперь он не мог пошевелить руками, а его лицо находилось как раз напротив хлюпающей Сониной пизды. Она взяла обеими руками голову Родиона и изо всех сил смачно впечатала его лицо в свои половые губы.
— Подержи его так немного. Пусть побулькает в твоих соках, авось начнёт захлёбываться и надумает признаться.
Родион изо всех сил дёргал руками, но осилить вес Сони он не мог, и находясь в таком унизительном положении он даже не мог попытаться отстраниться от этого плотного контакта с девчачьей вульвой. Соня вошла во вкус и начала размазывать свои выделения по его лицу. Она делала это с такой силой, что у бедняжки начал хрустеть нос.
— Молчит, негодник! Отлупи-ка это личико своей пиздятинкой, Сонечка.
Мармеладова принялась изо всех сил размашисто настукивать свой клитор об нос Раскольникова. Она вся стонала и извивалась и иногда промахивалась и попадала своим торчащим клитором ему, то в один глаз, то в другой. Через несколько минут этих чавкающих соударений вдруг епонятно откуда появилась кровь.
— Соня, у тебя что месячные что ли?
— Как? Где? Нет, у меня по графику через 10 дней должны быть. Блин, Порфирий, ты чего такое говоришь? Весь Петербург знает, когда у меня месячные! Это же у него из носа кровь пошла.
— А-а... Ну надо что-то делать, наверное.
— А что тут делать, у меня полно клиентов со слабыми сосудами в носу. Я обычно их своими вагинальными соками заливаю, чтобы кровь не шла, а клиенты ртом дышат. Обычно всегда помогает.
Соня начала активно работать мышцами влагалища, сокращать стенки, чтобы вышло больше густой смазки. Она подоткнула нос Родиона к самому входу во влагалище и удерживала его так несколько минут.
— Ну вот видишь, я остановила кровь!
— Молодец, лишняя кровь и следы увечий нам тут ни к чему. Про
должай его насиловать, а то чё-то он молчит.
— Может ему на лицо в шпагате сесть?
— Ну попробуй, только надо ему под голову что-нибудь подложить, а то повредишь черепушку об бетонный пол во время заезда пиздой по лицу, вот уж тогда неудобно получится.
— Эк вы ж гуманный человек, Порфирий Петрович! Этот недостудентик когда старушек топором коцал не задумывался, а вы задумываетесь, как бы синячок не выскочил.
Родиону по голову настелили ветоши, и Сонечка начала разводить ноги в стороны. Родин пытался воспрепятствовать этому и всячески сводил руки, но у него практически не получалось.
— Ну, Родион Романович, что вы там про тварей дрожащих говорили, не напомните? Как пожилых женщин топориком охаживать – так вы мастер, а как с девчонкой силой помериться – так вы только стонать и кряхтеть умеете. Если ты право имеешь, так напрягись, будь мужчиной, покажи этой 18-летней проститутке, что ты сильнее.
— Так не честно, — запаниковал Раскольников, я руками, а она ногами...
— Да мне всё равно. Сознайся в содеянном, а девочка перестанет тебя своей промежностью мучить и пойдёт работать.
— Родион, ты пока не сознавайся, — встряла Мармеладова, — я же ещё не кончила. Смотри, как из пиздёнки капает. Прямо свисает смазка. Сейчас я тебе личико немного разомну, и тогда можешь подписывать всё что угодно.
Сонины ноги неумолимо разводились по сторонам в шпагат. Наконец она подалась чуть вперёд и села Родиону на лицо, а его затылок пришёлся прямо на подстеленную заранее кучу тряпок.
— Так, ладно, у меня там ещё дел полно, — заявил следователь и направился к двери, — через полчаса зайду, и смотри не замучай его до смерти, чтобы он хотя бы дышал.
Без пристального присмотра Порфирия Сонечка наконец-то устроилась поудобнее на Лице Родиона и принялась совершать фрикции. Нащупав клитором и без того изнасилованный нос бедняги, она опёрлась руками об пол камеры и начала ритмично работать тазам. И поскольку в её достаточно юном возрасте Сонина попка уже была отлично развита, она решила подрыгать полушариями ягодиц, чтобы этот заезд на лице Родиона получился ритмичным. Сам же Раскольников не оставлял попыток свести закованные руки вместе, но Сонечка уже развела их на всю длину и выпрямила.
— Давай, Родя, поработай язычком, а то я твой нос так изнасилую, что мне потом будет очень неловко перед Порфирием. Он же просил без травм.
И уже через мгновение воцарившийся в камере предварительного содержания хруст хрящей носа вдруг сменился на очень послушное и старательное чавканье.
— Ну вот и умничка! А если ещё и всасывать будешь клитор, а не просто лизать его, то я даже дам тебе подышать. Если честно, мне вообще всё равно, признаешься ты или нет. Мне заплатили – и я выполняю свою работу.
Раскольников изо всех сил всосал склизкую Сонину мякоть, от чего та аж взвизгнула. Поняв, что волны оргазма одна за другой накрывают её, она решила не сдерживаться и как следует размесить лицо подозреваемого своими гениталиями. Она вновь переместила клитор на нос Родиона, чтобы залить его рот своими выделениями. Снова послышался хруст носовых хрящей. Давненько ей не доводилось от всей души елозить пиздой по лицу клиента. Она всегда себя сдерживала и знала меру, чтобы впоследствии не огрести проблем. Но сейчас вся её женская напористость и порывистость требовала выхода наружу со всеми вытекающими.
Родион вдруг перестал дёргать руками, но Соне было на это плевать. Она методично спускала ему в рот. Его нос уже был забит девчачьей кончей, а тут ещё и рот был поглощен склизкой пиздой. Какое-то время он сглатывал и пытался дышать, но его лицо было слишком плотно вжато в юную промежность Мармеладовой. После того, как он перестал трепыхаться, прошло ещё несколько минут, прежде чем Соня откинулась в сторону, трясясь в оргазмических конвульсиях. Оказывается всё это время он не сглатывал её вагинальные соки, а захлёбывался ими. Хорошо, что неподалёку Порфирий оставил ключи от наручников. Соня дотянулась до них и расцепила свои щиколотки от запястий Родиона.
— Какого-то задохлика мне подсунули, уж и расслабиться нормально нельзя, — пробурчала она и пнула его ногой, чтобы перевернуть на бок.
— Ну что у нас тут, — поинтересовался Порфирий Петрович, отпирая дверь камеры, — до сих пор маринуется обвиняемый, или уже во всём сознался?
— Тут как бы такое дело...
— Ух нифига себе, какая у тебя щель вся размотанная! – удивился следователь, глядя на Сонину пизду, — А этот чего, дышит хоть.
Следователь пнул его, чтобы посмотреть на лицо.
— Ну вот, опять ты тут всё залила своими выделениями. Течёшь как сучка по весне. Давай теперь оживляй его. Он мне говорящий нужен.
Соня посадила его на пол, села сама рядом с ним и побхватила бёдрами его талию. Она сплела лодыжки в замок и резко выпрямила ноги. От такого сжатия всё содержимое Раскольникова полезло наружу.
— Ну нифига, сколько ты в него своего нектара вкачала! Дави ещё.
Соня снова выпрямила ноги, и Раскольников пришёл в себя, начал прокашливаться и вертеть головой.
— Ну что, утопленник, жив что ли, — пошутил следователь и потрепал его по волосам, — давай рассказывай, как с топориком по старушенциям пошёл.
— Родя, ты лучше расскажи всё, — прошептала ему Соня на ушко, — а то когда в следующий раз будешь захлёбываться моей кончей, никто тебя не спасёт.
Родион закивал головой и был перенаправлен в комнату для допросов.
— Если надо, я могу поприсутствовать на даче признательных показаний на случай, если он вновь откажется. Так сказать, простимулирую его.
— Было бы неплохо, а то мало ли, эти студентики...
Порфирий с Сонечкой зашли в комнату для допросов, но Родион уже вовсю диктовал свои признательные показания под протокол.
— Ну вот, смотри, как разошёлся, — усмехнулся следователь.
— Ага, а я уже обрадовалась, думала, если опять будет в молчанку играть, то шею ему разомну как следует.
— Сонечка, а у тебя после обеда что за клиент? Если опаздываешь, я тебе бумагу напишу, что мол, принимала участие в следственном эксперименте.
— Да не надо, там у меня один игрок, он лоялен к опозданиям, к тому же я успеваю.
— Это Фёдор Михайлович что ли? Ну надо же, никогда бы не подумал... А с виду приличный человек.
— Ты знаешь, Порфирий, я тебе больше скажу: хрен бы кто подумал, что через 100 лет его литературными произведениями будут мучить школьников.
— Ты смотри не вздумай ему в глаза такое ляпнуть, дурёха! А то ещё сделает тебя героиней какой-нибудь повести или романа, и станешь ты тогда объектом для всестороннего изучения этих школьников. Оно тебе надо?
496