Было неудобно, согнувшись, касаться и любоваться соблазнительной прелестью Василисы, и я выпрямился — Вставай и ложись на кровать.
Василиса встала — Подожди! — я опустился на колени и стянул с её ног cкорни, распустил ремень и, подхватив подол сарафана, потянул вверх — Наклонись! — она наклонилась, и я стянул его. Колыхнулись груди, и я приложился к ним руками, титьки — третий размер, не больше, но округлые и очень упругие!
— Теперь ложись!Она легла и я, раздевшись, улёгся на Василису.
Я держался руками за титьки и пытался засунуть торчащий член во влагалище — Помоги!
Она раздвинула губы и, прихватив пальцами член, направила и я медленно погрузился в её плоть. Влагалище было тесное и неглубокое, я почувствовал, как головка ткнулась в матку. Василиса охнула и я, также медленно, приподнимая жопу, вытягивал член из неё. Дверь заскрипела, открываясь, и в спальню вошли; Наташка, она хмыкнула, и я узнал её по голосу, и Забава — Ой! Я ебал Василису, не обращая внимания на вошедших, но ощущая их взгляды на своей жопе, ритмично двигающейся вниз-вверх. Василиса лежала с раздвинутыми ногами, руки на кровати, вдоль тела — Возьми за жопу! — приказал я и она обхватила мою жопу — Двигай! Двигай меня! — и она послушно стала двигать меня, прижимая к лобку. В яйцах появилось тянущее и знобящее ощущение, пошедшее волнами от низа живота по всему телу, и я резко вытащил хуй из Василисы и сполз с неё
— Ложись на живот! Она перекатилась на живот, и я сел, касаясь яйцами её головы, и приподнял и опустил ноги на её плечи, и лёг на спину — Соси! Она подняла голову, касаясь носом и губами торчащего хуя и, взяв его в рот и за щеку, стала сосать, но я хотел большего и, сжав её голову, притянул к животу, проталкивая залупу в горло... она давилась, краснея, текли слёзы и рот наполнялся слюной, стекающей через нижнюю губу на яйца. Я приподнялся и увидел, как смотрят на нас Наташка с Забавой: на губах Наташки ироничная улыбка, мол «Ну ну, горбатого могила...», Забава плотоядно улыбалась, впиваясь глазами в каждое движение наших тел. Василиса, наконец, приспособилась к моему хую, проникающему в её горло, и я отстранил её и сел — Встань на колени! — она встала жопой ко мне, опираясь на руки и я гладил её бёдра и щупал губы, и снова гладил ягодицы и, раздвигая губы, засовывал во влагалище пальцы и, припав губами к колечку ануса, лизал его, смачивая слюной и прижал залупу к анусу и засунул хуй в жопу, медленно, но одним движением и Василиса, со стоном, подалась вперёд, но я довёл погружение, прижавшись животом к её жопе и задержался, наслаждаясь пульсирующим сфинктером, который, противясь противоестественному, то сжимался, пытаясь втянуть хуй в утробу, то расслаблялся, пытаясь выдавить хуй из жопы аналом... и, вытягивая хуй из жопы, я впился пальцами в ягодицы и, раздвигая и сдвигая их, ебал Василису до излияния.
— А обещал меня зажать и выебать!
— Выебу ещё, успею
— А меня? — это Забава
— И тебя не забуду. Будешь? — обратился я к Наташке и повёл глазами на жопу Василисы
— Мож Забава? — сказала она
— Даа! — и Забава, припав губами к жопе Василисы, высосала и проглотила сперму.
— Я хотел ей!
— Надо сразу говорить! — Забава вытерла рот — вдругорядь теперь ей.
— Вдругорядь только с Забавой, если захочет?! — сказала Наташка — Одевайся! Я созвала Совет, тебя ждём. Завтра отправляешься в Тридесятое..
— Вставай! — я шлёпнул Василису по жопе и стал одеваться.
— Идите! Можете в баньку сходить, натоплена — приказала Наташка, когда Василиса оделась.
Забава и Василиса ушли.
. ..
В тронном зале собрались те же, что были и на первом: Черномор, Илья и Леший.
Василиса также сидела на троне, а мы за столом.
Окинув всех взглядом, она сказала — Завтра наш гость отправляется в Тридесятое.
— Кто будет сопровождать? — спросил Черномор
— Забава
— Чтооо?!
— А то, если угроза исходит от Карлы, то выходит, что с Забавой тебе ничего в пути не грозит.
— А если не от Карлы?
— Даже если не от него, он всё равно в деле и о безопасности племянницы позаботится; Забава для него, как дочь родная. оrg. А посему, выходит, завтра тебе и в путь, и Забаве не надо давать сопровождение, ты за нею присмотришь.
Открылась дверь и заглянула Алёна — Ой! — и стала закрывать двер
ь
— Алёна, постой!
— Да я к дяде Лёше
«Что за наваждение?» — всё повторялось в мельчайших деталях.
— Что хотела дочка? — Леший аж засветился весь
— Дядь Лёш, ты братца Иванушку не видал? Опять запропастился куда-то
Леший вздохнул — У Водяного он
— Да что там на болоте, мёдом что ли намазано?
Леший пожал плечами и развёл мохнатые руки.
— Ну, придёт домой братец, ох накажу непутёвого — и она взглянула на Наталью.
— Вот — протягивала та, ключ — сходите-ка с Романом Григорьевичем на склад, выдай ему под роспись, скатерть-самобранку и залог с него возьми.
— Какой залог?! — возмутился я — кроссовки что-ли?
— Она найдёт, что с тебя взять! — Наталья не смотрела на меня
Я пожал плечами и вышел за сестрицей.
Алёна открыла дверь и вошла — Подожди я свечи запалю.
— Иди — позвала она меня минуты через три, и когда я вошёл, закрыла за мной дверь на замок и, повернувшись ко мне, обняла и полезла рукой в трико.
Я отстранил её и глядя в глаза спросил — Никак не возьму в толк, Алёна, почему вы все лезете на меня, в царстве есть мужики в самом, так сказать, соку, да и мужья же у вас есть?!
— Мужья! — невесело усмехнулась Алёна — Наши мужья вылизывают жопу Несмеяне после горшка. Да даже и воротятся, толку с того?
Чары Шемаханской ни я, ни Василиса, снять не можем, только Марья, а Марья не посмеет запустить Волшебство, тогда к Кощею сила вернётся... — она помолчала — А мужики, что здесь, они ведь, каждый, при пизде и попробуй позарься на кого из них, жёнушки волосы то на головушке проредят! — она вздохнула и улыбнулась — Так что, Роман свет Григорьевич, трахай ты нас сколько тебе не жалко! Мы только в пояс тебе поклонимся; за любовь твою ненасытную, за желания твои всякие разные — она игриво качнула бёдрами и снова притянула меня к себе.
— Постой, Алёна — я высвободился из её объятий и, пройдя по проходу, отыскал волшебную палочку.
— Ты хочешь бросить мне палку, с палочкой на пару?! — грубовато спросила сестрица
— Нет! Я хочу, чтобы ты трахала меня палочкой в жопу, когда я буду трахать тебя в пизду — грубо и непристойно ответил я, вкладывая палочку в её руку.
— Оооо! Ддавай!
Я стягивал с неё сарафан, она раздевала меня и вот мы голые, в объятиях друг у друга. Я сжимаю её бёдра и тяну вверх, чтобы насадить на хуй, она держится за мои плечи и — Ааааа... ааа — насадилась!
— Где палочка, Алёна?
— Щас — она шарит рукой по столу и находит — щас! — она тычет палочкой мне в жопу.
— Ты хоть оближи её, Алёна!
Она берёт палочку в рот, слюнявит и снова тычет ею в мою жопу — Направь своей рукой!
Я направляю палочку в анус и она входит в мою жопу — Всё! Теперь ты ебёшь меня, а я тебя.
— Неудобно, давай ляжем — просит Алёна — и мы ложимся на пол в проходе между столами и ебёмся... ебёмся... ебёмся и Алёна, задыхаясь, кончает.
Она вытаскивает палочку из моей жопы — А ты?
— Я ещё нет, вставай раком! — и Алёна встаёт раком, прогнувшись, и я засовываю в жопу и ебу и сливаю.
Мы одеваемся, она открывает дверь и мы выходим — Ой, а скатерть-самобранку то забыли — и Алёна возвращается и выносит свёрнутый лоскут ткани.
— Ой! Залог же с тебя!
Я развожу руки.
— Трусы снимай. У нас в трусах никто не ходит, будут здесь лежать, как диковинка — смеётся Алёна.
Делать нечего и я снимаю, и отдаю трусы в залог. Она гасит светильники, закрывает дверь и мы возвращаемся в тронный зал.
Алёна отдаёт ключ Наташке и идёт к двери, я сажусь за стол и тут...
От ворот послышался шум, гвалт, крики, все соскочили и к окнам
— Заломал! Заломал медведь мужика! Опять заломал! — кричали бабы.
«А в ворота заводили коня, запряжённого в телегу и на телеге, прикрытый рогожкой, лежал заломанный мужик» — подумал я, и не встал к окну.
— Опять! — охнула Васса
Все вернулись на свои места, Василиса подняла сумку, стоящую возле трона и, достав скляницы, передала сестрице Алёнушке.
— Ой! А у меня уже на исходе водичка и Живая и Мёртвая, как кстати — и она убежала.
— Ну — Василиса смотрела на нас — какие будут советы для принца.
Все молчали.
— А что мы можем посоветовать Роману Григорьевичу? — ответил за всех Черномор — мы ведь даже толком и не знаем, зачем он в Тридесятое едет.
И снова молчание.
— Ну, хорошо. Выезжают они завтра поутру, сразу после восхода солнца. На этом Совет окончен.
10.01.16
192