— Рассвет. — Я ответил сквозь дрёму. — Прекрасное утро. — Рука моя похлопала по ласковой мягкости простыни. — Давай сюда.
— Поспим? — Она подкатилась ко мне, как кошка нырнула под руку, завозилась в районе подмышки, устраиваясь вдоль меня.
— М. — Я хмыкнул, чмокнул появившуюся перед моим лицом макушку со встрёпанными волосами. — Ты как кошка.
— Конечно. — Она потёрлась щекой о мою грудь, затихла, вороша дыханием волоски на груди. — А тебя волос на груди прибавилось. Когда мы с тобой...
— Да. — Шлепок по её упругой попке. — Я был тощ, без волос на груди, спермотоксикоз доводил меня до полуобморочного состояния. А с конца капало.
— Дурак. — Она вздохнула.
— Поспим? М? — Она хмыкнула в ответ, затихла. Ну, и я посплю.
Тепло её тела, смешавшись с теплом моего тела, потёкло по моему, уставшему от ночного секса, телу, расслабляя и без того расслабленные мышцы, уводя в такие приятные сумерки предсонья. А рассвет нарастал, показывая, что осенняя, но тёплая, суббота наступает у нас по календарю, и что сегодня нам ехать к Ольге — подружке моей Лидки, беременной, практически на сносях, сидящей в квартире одного славного русского городка, всего в сутках на поезде от нас. А муж её, балбес из балбесов, уже четыре месяца где-то на просторах нашей страны исполняет волю босса, подписавшего практически в пьяном угаре, этот интересный контракт. По которому группа специалистов как поехала, так поехала, и об их возвращении никто не заикался. По крайней мере, так сказала Ольга по телефону. Лидка, как настоящая подружка, внезапно воспылала тем самым огнём справедливости, от которого очень часто у меня были проблемы. Как, например, эта поездка на субботу с воскресеньем в её город и оказание помощи беременной подружке нашей выездной группой. Им поговорить, мне же таскать продукты, что-то там, в квартире, починить и так далее. Бабушки с дедушками, родители одни, родители другие, скажите вы? Да, они есть. Но все, как мамы и папы, бабы и деды Карлы, ещё работают в других городах, а подружек, настоящих подружек у Ольги в этом городе как-то и не образовалось. Что и понятно. Попробуй за пять месяцев завести подружек или подружку, способную подключиться к не к «своей» беременности. Да ещё не каждая будет допущена. Ольга она такая. Первая красавица из Лидкиного класса. Ашники. А мы с Юркой, тем самым балбесом, бэшники.
Так вот, вчера вечером Лидка пылала огнём справедливости, а я пылал страстью. Пока она носилась по квартире, в одном лёгком халатике на голом теле, укладывая майки, трусы, ещё чего-то в чемодан, сверкая своими прелестями, мне приходилось сдерживать себя. Но едва она сбросила халатик, что бы примерить перед зеркалом какой-то найденный лифчик, купленный и забытый в глубинах шкафа, внутри всё восстало. Отчего вечер сборов чемоданов, а нахрена они нужны, если едим на сутки всего, перерос в жаркий секс. От которого к утру уже ничего не хотелось — ни поездки, ни вида беременной Ольги, ни обещанного мне Лидкой интересного сюрприза. Хотя я знаю, что за сюрприз — там, в гараже, стоял мотоцикл Урал. И Ольга дарила его мне. Так по секрету мне сказал Юрка, звякнув за два дня до нашей экспедиции. Но я молчал как партизан, не проявляя ни капли осведомлённости о самом сюрпризе. Зачем девушкам портить праздник?
Тело нырнуло в объятия Морфея, кусочками растворяясь в этой неощутимой сладостной истоме. Сознание, как самый ответственный капитан, держал оборону, фиксируя сдачу мозга в плен неги. Ещё один шажок и...
— Нам пора вставать. — Лидка!? Ты когда-нибудь спишь?
— Лана. Ещё чуток. — Буркнул я, затягивая её обратно под одеяло, удерживая за её второй номер. — Успеем.
— Билеты. — Она ухватилась за спящий член. — Билеты. — И потрепала его. Чертовка! Знает, что сразу просыпаюсь, едва её горячая ладошка обхватывает член.
— Что билеты? — Нет, так просто не уйдёшь! Она, прижатая к груди, поняла бесполезность борьбы со мной. Перекинув правую ногу через меня, она прижалась своей горячей киской к животу, стала тереться ею, не отрывая глаз от моего лица. Ну, просыпаюсь уже!
— Нам надо идти. — Ах, её губы! Слаще, чем клубника!
Когда ты первый раз целуешься, то в голове такой шум, путаница, что даже и не вспомнишь своих ощущений. Это потом, дальше, по мере увеличения частоты поцелуев, начинаешь запоминать ощущения от прикосновения губ, дыхания, напряжённости или жадности целуемых губ. Сейчас же, они, сладостью, доступностью, игривостью, манили меня, будоражили, вытягивая из плена Морфея.
— А если он восстанет? — Я запустил руку вдоль её спины, еле ощутимыми прикосновениями палец, отмечая маршрут движения по шёлковым полям её кожи — сначала от плеч, вдоль изгибавшегося позвоночника, до горячего промежутка между упругих горок ягодиц, затем, внутри самого промежутка по, ещё более горячему, коричневому трёхкопеечному пространству ануса к вулкану. К самому жерлу довести маршрут не дали. Пальцы были атакованы её пальцами, а губы впились в мочку уха, стараясь сжевать её.
— Мхы попосаем ны поехт. — Смуркнула она. На самом деле фраза звучала так «мы опоздаем на поезд». — И восстанием этот вопрос не решить. — Шепнула она в ухо, отпустив мочку. — Так что, есть ли восстание или нет — нам надо идти.
— Вот за это я тебя и люблю. — Я отпустил её, сел в кровати. — Всегда настоишь на своём.
— Это было наше совместное решение. — Вот же начиталась всяких книг по семейной психологии! На самом деле, это решение, вернее, предложение посетить жену друга сделал я неделю назад. А решение родилось у неё прямо во время их телефонного болтания о каких-то там купленных вещах для ребёнка. Я же не сопротивлялся. Интересно было посмотреть на Ольгу с таким вот огромным животом! Тем более, что при одной мысли, что она на таком большом сроке, я начинал заводиться. Юрка заделал ребёнка, а я чем хуже? Своей заделать надо! Над чем вот и тружусь уже три месяца, практически каждый день. Но что-то не того. Наверно, не так что-то делаю.
***
Удивительное дело эти пассажирские перевозки железной дорогой. Такой вот сарай, с пеналами, в которых и переодеться не можешь — в них сидят чужие люди — попутчики. Приходится идти в туалет, где под стук колёс о стыки, в бодрящей прохладе или удушающей жаре и соответствующей атмосфере, переодеваешься. Пришлось сделать усилие над собой, уменьшить бюджет на энную сумму, но оставить нас с Лидкой одних в купе. Проводница, молодящаяся женщина, понимающе кивнула, хмыкнула и посоветовала сильно не шуметь. Нам же было не до секса. Упав на полки, мы тут же отключились. Но скоро, она перебралась ко мне на полку, повесив меня, можно так сказать, над пропастью, оставив свободной только тонкую полоску на самом краю. На вокзале мы, как молодые лоси,
вылетели из вагона, прыгнули в автобус и вуаля!, через десять минут, стояли перед дверями квартиры Ольги. Один чемодан, который был собран из двух, благодаря более плотной укладке вещей и отказа от стопки футболок, стыдливо прятался за нами, выталкивая вперёд огромный пакет с детскими вещами и прочим, что женщины накупают на подарок роженицам. Да, хотелось сделать Ольге подарок. Но дарить такое заранее? Если, конечно, я правильно помню, что говорили по этому поводу моя мать и бабушка.
Дверь распахнулась, выпустив тепло квартиры, какой-то еле уловимый запах, от которого закружилась голова, и саму обладательницу живота — Ольгу. Честно скажу — Ольга красавица. Когда Юрка закадрил её, я над ним издевался. Но когда он доверительно сообщил, что Ольга с ним «того», я чуть не завыл от зависти. Правда, последовавшие за этим события — окончание школы, моя армия, его институт, моя учёба развели нас на какое-то время. А вот после... Лидку я увидел в кафе, куда Юрка, отбивавшей свою Ольгу у мужа, пригласил меня для поддержки. Вроде как, выпускники встречаются. Только выпускников было-то — я да Юрка. Ну, Ольга пригласила Лидку. Когда к столику, за которым мы уже пропустили за встречу, подошла девушка такой из себя красоты, что я даже не узнал в ней ту тощую козу, что очень даже успешно дубасила нас на выпускном за поджёг «дымовухи» во дворе. Так сказать, салют по случаю прощания со школой. Но почему-то ветер потянул пелену не в окна школы, а на стоявших сбоку девчонок. Отчего у всех потекли слёзы, а следом и косметика. Ну, нам и досталось. От своих же. Куда же делись её мослы!? Такая гладкая, такая прям вся из себя аппетитная! Короче, судьба моя с чуть курчавыми волосами, насмешливым тоном и угадываемыми моим восьмым чутьём чулками с ажурной каёмочкой присела рядом, утопив моё сознание волнами приятного экстаза. Наверно, если бы это было бы где-нибудь на квартире, я бы тут же, прямо на месте, завалил бы её! Мой банк спермы так взбунтовался, что только хорошая порция спиртного отвлекла его на немного от желания запустить руку под платье и сделать очень даже прямое предложение заняться сексом. Это я сделал потом, провожая Дику домой. За что получил сначала по морде, а потом целование до самого утра. А знакомство с широкой каймой её чулок стало тем гвоздём, который прибил мою холостяцкую браваду (может быть, когда-нибудь, и женюсь) к позорному столбу.
В середине шестидесятых был моден итальянский кинематограф — Мрачело, там, Мастрояни и прочее. По ящику видел передачу и отрывки из картины, где так страстно играл этот Мрачело. Просто фонтан страстей! Так, вот. Эта картинка ничто по сравнению с тем, вот что бросила нас та ночь поцелуев! Мм-м-м-м! Я ловил её на улице по дороге домой, утаскивал к себе, под различными предлогами задерживал у себя, вступал в конфликт с её знакомыми, ухажёрами, дрался как лев, один бросаясь на троих, короче, сходил с ума. Она же отвечала мне ярким, жарким сексом, доводя себя до состояния безумства, порой идя на смелые эксперименты. Какие? Например, анальный секс. Ни я, ни она ни разу не делали это, отчего сначала сделали это без подготовки. Во второй, третий раз, мы уже поступали по другому, выводя к высшему пику наслаждения наши соединённые страстью тела. И никогда не думал, что такое наслаждение может доставить поглаживание «против шерсти» волос на ногах, именно в тот момент, когда её первые и вторые губки ласкают твои губы, клитор трепещет под твоим языком, а она, подвывая, пытается и член не выпустить изо рта, и гладить. Или, вот, облизывание мёда, нанесенного на её груди, без остановки главного действа! М-м-м-м!!! И мы отдавались этому безумству без остатка, видимо теряя в весе.
Короче, через три месяца мы подали заявление, через две недели Ольга ушла к Юрке, а ещё через две недели мы гуляли нашу свадьбу. На которой мы с Юркой и отметелили мужа Ольги, попытавшегося силой увести её с нашей свадьбы. Как свидетельницу? И силой? Со свадьбы? Даже наряд милиции, прибывавший в дикой усталости после вызова на четвёртую свадьбу по аналогичному поводу — драка, согласно кивнул, что свадьба это не место для похищения свидетелей. А потом составила акт о нарушении общественного порядка, выразившегося в организации хулиганских действий в виде драки в общественном месте. Общественным местом было кафе «Бриз», где, под громкие крики «горько», приглашённые допивали закупленное на нашу складчину вины из Италии, водку из Белоруссии и виски из экзотической страны Скотландии. По крайней мере, так было указано в накладной.
Так вот, эта Ольга сейчас стояла перед нами в проёме дверей. Её живот, выпиравший в прореху между не сходящимися полами халата, нисколько не делал её хуже. Наоборот. Внутри меня, вид её живота, прикрытого тонкой тканью ночной рубашки нежно-персикового цвета, сосков, угадывающихся в этих бугорках на холмах грудей, выпирающих на халатике, выбил затворы в запасниках спермы. Волны — горячие, тревожные, кислотно-щекотящие — покатились внизу живота, толкая член, свернувшийся в трусах и спящий с чувством неоднократно выполненного за стуки мужского долга.
Не очень удачная мысль пытаться говорить, когда встречаются Ольга и Лидка. Тем более, в первые минуты на пороге квартиры, после пятимесячного перерыва. Я односложно — «да-нет» — отвечая на вопросы, втащил чемодан, пакет. Фу, приехали!
На ощупь она оказалась такой упругой, налитой! И животик такой сексуальный! Ничуть не смущаясь меня, Ольга, демонстрируя, как она раздулась, распахнула полы халата, выпуская на волю не только арбуз живота, но и две груди четвёртого размера с крупными сосками на широких кружочках околососковой области. Член зашевелился, стал набухать, требуя расположить его удобней в тесных застенках трусов. Да, да. Глаза мои, видя её крупные соски на концах грудей, выпиравших на натянутой ткани рубашки, затемнённый низ живота, и отсутствие линий, обозначавших трусы, за миллисекунды довели до члена увиденную информацию и сделанный вывод — Ольга была в рубашке на голое тело. А какое оно без рубашки это тело? Мозг услужливо нарисовал образ, а нервная система отправила фантазию туда же — к члену, заставив того ещё активней требовать свободы. Ну, или, на крайний случай, более комфортного расположения.
Лидка не заметила этого, а вот Ольга заметила. Чуть улыбнувшись, совсем незаметной улыбкой, она взглянула в мои глаза — и мне стало плохо. Она видела моё влечение, выпиравшее не только в глазах, но и внизу живота, понимала моё влечение, она наслаждалась им. И более того, она желала такого влечения, желала, чтобы её хотели. Хотели её крупные груди, торчавшие соски, раскрупнившиеся бёдра, её живот, в натянутой ткани ночной рубашки, хотели её стонов, всхлипов перед высшей точкой наслаждения, а может быть даже и вскриков. Я не знаю. В глазах просто было видно, что ей надо, чтобы её хотели, желали, добивались. Она очень хотела секса.
234