Было дивное апрельское утро. Несколько пьяный от наэлектризованного эротизмом воздуха я спустился в недра столичной подземки. В набитом пассажирами вагоне меня притиснуло к какой-то девчонке в простеньком демисезонном пальто. Моя рука оказалась в волнующей близости от ее бедер. В силу указанных выше причин я недолго боролся с охватившим меня искушением. Что страшного, если я прижму ладонь к серой ткани чуть сильнее, чем это уже сделала до меня толпа?
Поначалу моя рука со всей осторожностью двигалась по сладкой округлости, но я был мало этим удовлетворен. Уже на следующей станции, пользуясь толчеей, я постарался притиснуться к девочке плотнее. И весь перегон я жался к ней и, подстраиваясь под качание вагона, легонько оглаживал заветную холмистую плоть. Хотя, конечно, это было натуральное хамство, но что взять с иссушенного эротической жаждой студента, вдруг получившего возможность припасть к живительному роднику?
Если хозяйка тугих форм под серым пальто и заподозрила неладное, то пока она этого никак не проявляла. Никто не знал, как долго она будет терпеть мои наглые сексуальные происки, и я был готов тут же дать задний ход, как только она проявит малейшее недовольство нашим соседством. А пока, распаляясь все больше, уже совсем смело я пожал сквозь плотную ткань круглое девичье бедро:
Возмездие обрушилось на мою голову совсем с другой стороны. Резкий женский голос, прозвучавший над самым ухом, хлестнул меня плетью:
- Не прислоняйся к ней!
Я похолодел, чувствуя, как жаркая краска стыда заливает мое лицо, выдавая меня с потрохами.
"Это все, это конец!" - понял я.
- Я же сказала, не прислоняйся! - требовательно повторила дама. - Она может открыться!
- А Ленка меня поймает! - ответил ей с вызовом фальцет неподалеку от меня.
- Ну прямо! Надо мне дурачка ловить! - весело отозвалась... моя соседка.
Сказать, что у меня отлегло от сердца, - значит не сказать ничего. Меня, словно помиловав, вынули из петли прямо на плахе. Постепенно ко мне снова вернулась способность соображать.
Ее, оказывается, звали Леной. А тот шустрый паренек у дверей, скорее всего, ее брат. А эта, следовательно, маманя. Целая семейка! Причем явно не москвичи. Никто из москвичей не обращает внимания на устрашающую надпись "Не прислоняться!". Надо же, едва не влип!
Дальше мы ехали мирно. Тем бы все и закончилось, но одна мысль не давала мне покоя. Вряд ли девчонка так уж ничего не просекла. Терпела, скрывая раздражение, и не решалась дать отпор зарвавшемуся наглецу или: не хотела его давать?
Пару минут я честно боролся с искушением проверить свою догадку. И вновь соблазн оказался сильнее меня. И я, надавливая, провел по крепкой попе рукой. И снова - уже совсем не таясь. С прежней невозмутимостью она что-то быстро ответила на новую колкость братца. Переступила с ноги на ногу. Холмики отчетливо и жарко шевельнулись под моей вспотевшей рукой.
Поезд подкатывал к станции и начинал тормозить. И когда всех качнуло вперед, я навалился на спину в сером пальто, ухватисто проминая упругие ягодицы и вминая расклешенные пальцы в вожделенную плоть. Вагон остановился, мы выпрямились. Ей снова что-то сказал неугомонный брат. Она засмеялась и повернула к нему лицо. Я увидел алевший на ее щеке румянец, которого прежде не было. И который рассказал мне все...
Не скажу, что я потерял бдительность совсем. В какой-то момент мне показалось, что мамаша бросила на меня пару подозрительных взглядов. Но если у нее и были сомнения по поводу парня, что-то уж слишком плотно прилипшего к ее милому чаду, то непринужденная раскованность Леночки не дала этим сомнениям созреть.
Это было так сладко - владеть обольстительным телом и не бояться разоблачения. Моя славная соседка вела себя так естественно и свободно, словно и не было никакой руки, нагло шарившей по ее заду. Временами она переминалась на ногах, словно нарочно подливала масла в бушующий позади нее огонь. Распаляемый молчаливым потворством девчонки, я уже с усилием вдавливал пальцы в теплую тесноту между ее ногами, покорно расходившуюся под моим напором.
Но всему хорошему приходит конец. Перед "Комсомольской" семейка стала дружно проталкиваться к выходу. Мне оставалось лишь мысленно попрощаться с милой провинциалкой. Но сам не знаю зачем, я тоже вышел из вагона и, держась на расстоянии, последовал за ними.
Они привели меня к камерам хранения Казанского вокзала. О чем-то оживленно беседуя, встали в очередь. Теперь я мог ее рассмотреть.
Это была совсем еще юная девушка. Среднего роста. Свободный покрой пальто скрадывал очертания фигуры, но чувствовалось, что она хорошо сложена. Темные, чуть вьющиеся волосы обрамляли лицо с правильными и тонкими чертами. Ее вполне можно было назвать симпатичной.
Сам не знаю, чего я ждал, подпирая колонну плечом. Но почему-то не особенно удивился, когда она кивнула своим и направилась к выходу. Одна.
Знала ли она, что я рядом? Она ни разу не оглянулась, даже мельком не взглянула по сторонам. Я не знал, что делать. Просто брел следом, завороженно созерцая, как плавно колышутся под пальто ее неширокие, но зрело округлые бедра. Но теперь я точно знал, что эта скромница не так проста, как кажется на первый взгляд.
Она прилепилась в конец очереди, которая выстроилась за мороженым. Я подошел. И от волнения ляпнул первое, что мне пришло в голову:
- Привет.
- Привет... - тихим эхом отозвалась она, словно только этого и ждала.
- Ты за мороженым? А можно, я тебе возьму?
- Как хочешь, - ответила она, не поднимая на меня глаз. - Но мне нужно три порции...
- Ты вернешься? - спросил я, когда мы отошли от лотка.
- Не знаю...
- Я буду ждать.
Она не ответила, и пошла к своим, так и не взглянув мне в лицо.
Я видел, как она раздавала своим мороженое. Мать о чем-то ее стала расспрашивать, моя Леночка рассеянно и коротко что-то ответила. И задумчиво надкусила холодное лакомство:
Тягуче текли минуты. Я думал, что, если она вернется, главное - заполучить адресок. Хотя какой с этого толк?
Доев свою порцию, девочка тщательно вытерла пальцы носовым платочком и что-то сказала матери. Та кивнула и отсчитала деньги из кошелька. Братец суетливо крутился вокруг них, пытаясь мать в чем-то убедить. Сестра ему резко что-то ответила. Он обиженно втянул голову в плечи, а она повернулась и пошла к выходу из вокзала.
- Спасибо. Что ты им сказала?
- Сказала, что схожу в универмаг...
- В "Московский"? А брат, значит, хотел пойти с тобой?
Лена промолчала. А я наполнился самодовольством. Ведь, черт возьми, она отшила его ради меня!
- Тебя зовут Лена? - вспомнил я.- Может, пройдемся?
- У меня только один час.
- Это куча времени!..
Надо было о чем-то говорить. Я спрашивал, она отвечала - как урок у доски. Что она из такого-то города, что окончила школу в прошлом году, а сейчас готовится в институт, хочет стать биологом, что приехала с матерью и братом в Москву главным образом за недорогими покупками...
Свернув с многолюдной и суетливой площади на примыкавшую улицу, а потом в сравнительно тихий, заставленный машинами переулок, мы, как-то само собой, оказались в маленьком дворике, наглухо отгороженном от бурлящего внешнего мира стенами дома и высоким кирпичным забором. Я искал уединенную лавочку, но тут мой взгляд упал на одну из входных дверей. Кровь в жилах сразу заструилась быстрее.
- Давай сюда зайдем?
- Зачем?.. - Ее голос дрогнул, ресницы затрепетали.
- Ну ты же не маленькая: Ты все понимаешь сама:
У меня не было времени на уговоры, на протокольные любезности, я шел ва-банк, что называется. И уже тянул ее за руку к подъезду.
- Может быть, потом?.. - неуверенно возразила она. - Я ведь скоро опять приеду... И тогда встретимся... Я обещаю...
- Зачем же столько времени ждать? Ты увидишь, все будет хорошо...
Она слегка упиралась, но мы шаг за шагом продвигались к заветной двери. На внутренней створке был кодовый замок. Но мне везло: код был кем-то выцарапан тут же на стене.
На последнем этаже, перед выходом на чердак, оказалась небольшая площадка. Вот это радость! Она была совершенно пустой, если не считать нескольких сломанных деревянных ящиков в углу да погнутого стального каркаса от детской коляски. К стене с осыпавшейся штукатуркой была прикреплена железная лестница, которая вела к чердачному люку наверх. Свет поступал сюда снизу, был ослабленным и рассеянным, поэтому здесь царил интимный полумрак.
Я обнял ее и поцеловал. Ее губы не ответили мне, но она и не отстранилась! Я стал расстегивать на ней пальто. Ее дыхание стало неровным.
- Ты думаешь, это нормально?.. - прошептала она.
- Что?
- То, что мы делаем?..
- А что мы делаем?
- Ты сам знаешь...
Я меньше всего был настроен тратить золотые минуты на дискуссию о нормах пристойности и морали.
- Ты уже взрослая девушка, Лена, - заявил я. - И можешь сама ориентироваться, что для тебя нормально, а что - нет. Я не прав разве?
Я торопился перевести стрелку на более безопасный путь:
- Если бы ты знала, как там, в вагоне, меня бесило твое пальто!
Мои ладони скользнули под распахнутое пальто и нежно опустились на девичью попку. Лена не без игривости засмеялась. Она снова была такой же, как в вагоне. И это устраивало меня куда больше.
Мы опять поцеловались. Теперь она отвечала. Я мял плотные половинки, и это было не то, что раньше. Кайфуя, втиснул ладонь между поясом и спиной. Она как будто была не против. Чтобы попасть глубже, надо было расстегнуть джинсы. Но тут она сразу схватила меня за руку. Я подумал: "Сейчас скажет... слишком многого захотел..."
- Обещай, что не обидишь меня...
Что? И только?! Да хоть весь мир к твоим ногам!
И я поклялся. Пальцы Лены разжались. Нашептывая что-то бессвязное и ласковое, я шалел от ощущения теплой шелковой гладкости под девичьими трусиками. Она уткнулась в мое плечо, ее дыхание тоже стало прерывистым.
Я распалялся все больше. Об этом я даже и не мечтал. Уступчивость Лены пьянила меня не меньше, чем голое тело под моими руками. Больше, чем мягкие складочки в теплой глубине между ее ногами. Я почти что касался их, прокравшись пальцами по нежной ложбинке между ягодицами:
Резинка трусов резала мне запястье. Не раздумывая, я потянул вниз их тонкую ткань заодно с джинсами.
- Зачем ты? Не надо!.. - вздрогнув, заволновалась она.
- Да мне на нее только посмотреть. Она такая миленькая на ощупь!..
- Нет, что ты!.. Нет!.. - Лена смутилась еще больше и потянула все вверх. Без особой твердости в жесте.
Легко преодолевая слабое сопротивление, я развернул ее к себе спиной, откинул в сторону полы пальто.
- Нет!.. Я не могу так!.. Нет: - пролепетала она. И сдалась.
Не помню, чтобы я с таким вожделением когда-нибудь глазел на женский зад. Так вот что я похотливо лапал в вагоне метро! Ее белая, изящно размеченная на две доли попка теперь словно светилась в полумраке - и магнетизировала меня, как валерьянка кота. Я, машинально опустившись на одно колено, впился губами в медовую плоть.
- Нет! Что ты делаешь?! Зачем? - задергавшись, рассмеялась она.
- Так бы ее и съел! Такая сладкая!.. - нисколько не соврал я.
- Ты сумасшедший! Немедленно прекрати! - счастливо смеялась Лена, придерживая полы пальто, чтобы оно не сваливалось мне на голову.
В натуре, дурея, я целовал молочную кожу, скользил по ней языком, машинально расстегивая на себе джинсы. Я уже мысленно видел, как наклоняю милашку вперед и пылко вклиниваюсь в горячее влажное устьице, спрятанное под холмиками ягодиц.
...Поднявшись на ноги, я налег на мою Леночку и прижал к глубокой лощинке свой обнажившийся орган.
Лена на миг застыла. И дернулась от меня так, как будто ее ужалила змея. Запахнув на себе пальто, она смотрела на меня с диким ужасом в глазах.
- Ты же обещал меня не обижать!.. А сам... - Она едва не плакала. В ее лице была такая неподдельная боль, что мне даже стало не по себе.
- Ты что, совсем не хочешь? - изумленно спросил я.
Она потупила глаза.
- Прости меня. Я дура. Мне не надо было идти сюда. Я дура, просто дура, и все...
- Если дело в резинке, то я аккуратно... Я смогу.
- Нет, дело не в этом. А в том, что... я с парнем... еще никогда...
- Так ты еще девочка? - едва не выпустив из рук джинсы, выдохнул я.
Мое изумление было столь искренним, что Лена сильно смутилась.
- Я думала, что будет по-другому, понимаешь... Я даже брюки не хотела снимать. А ты меня уже совсем раздел...
- Ты из тех девушек, кто не хочет до свадьбы? - стал мягко допытываться я.
- Свадьба здесь ни при чем. Я могла бы... Но только не так... Не здесь...
И она уткнула глаза в заплеванный окурками пол.
- Да, здесь не очень-то романтично, - согласился с ней я как можно более дружелюбно. Она почти успокоилась, поверив, что я не собираюсь надругаться над ее честью. И тогда я осторожно добавил:- Но ведь есть и другой способ, который девушкам ничем не грозит:
- Я знаю.... - упавшим голосом проговорила она. - Другие девчонки так делают, но... Я не смогу. Меня сразу стошнит. Не заставляй меня, пожалуйста...
Я шагнул к ней, ласково обнял свободной рукой, попытался притянуть ее к себе и начал ее успокаивать, как мог:
- Ну что ты разволновалась? Нет так нет.
Мое дружелюбие давалось мне нелегко, но не насиловать же на самом деле эту провинциальную дурочку!
- Можно я к тебе хотя бы прижмусь?
Леночка тем временем уже совсем пришла в себя.
- А хочешь я сделаю это рукой? - В ее голосе зазвучали игривые нотки. - Только ты покажи мне как.
Я показал, но попросил ее повернуться ко мне спиной.
- Только ничего не испачкай мне, ладно? - предупредила она.
Ее круглая попа молочно отсвечивала в полутьме. Трусики были спущены до колен, а края пальто она задрала свободной от мастурбации рукой.
Я вытеснил ее руку, прижавшись и вложившись между теплыми холмиками. Они ощутимо дрогнули. Плотнее прильнув к девственнице, я сделал первые движения, наполнившие мое тело желанной сладкой истомой.
Великая воля случая... разве мог я подумать, прижимаясь к незнакомой девчонке в переполненном вагоне метро, что меньше чем через час я буду в каком-то подъезде разряжать свой накопившийся сексуальный потенциал, кончая между ее голыми ягодицами?!
...Захотелось еще чуть-чуть поиграть. Просто мять попу было уже не так интересно. Я взял в руку свою накалившуюся плоть и, надавливая, провел ее тугим пылающим кончиком по шелковой коже ягодиц, по глубокой вертикальной ложбинке между ними. И ощутил маленькую нежную ямочку чуть пониже ее сердцевины. Я никогда не делал этого с девушкой, даже опытные девицы отказывались от таких экспериментов. А тут совсем неискушенная девчушка. Нет, никаких шансов. Но: если идет масть, часто снова приходит счастливая карта.
- Леночка, у тебя есть какой-нибудь крем? - вкрадчиво осведомился я.
Я думал, она не поймет. Она поняла все, как надо.
- Но... ведь это же извращение... - прошептала она.
- Кто тебе сказал? - сыграл в удивление я. - Кстати, твоей женской чести это ничем не грозит. Да и мне так будет лучше...
- Тебе правда так будет лучше? - не оборачиваясь, тихо спросила Лена. И после паузы: - Крем для рук подойдет? Там... в правом кармане пальто...
Меня обдало жаркой волной. Нашаренный мною тюбик был на две трети пуст. Скрутив крышку, я выдавил его остатки на ладонь. Щедро мазнул между ее ягодицами.
Она зябко вздрогнула:
- Холодный.. ..Это точно не извращение?
Вместо ответа я легонечко ткнул ее в спину. Она нехотя, неуверенно наклонилась вперед. Взялась за перекладину лестницы, ведущей наверх. Боясь, что она передумает, мягко пригнув ее еще ниже, я сразу пошел на приступ выставленного белого шара.
Сразу не получилось. Сказал, чтобы расслабилась. Прошептала, что старается. Но по-прежнему все было там туго, как тетива. Я нервничал. Времени было так мало. Наконец ее мышцы ослабли, и я вдавился. Она дернулась, подалась вперед. Лестница задребезжала. Но я был уже там. Впившись руками в напружинившийся зад, я ринулся ей вдогонку. Навалился. И втиснулся глубже. Леночка застонала.
- Больно? - посочувствовал я, впрочем, и не думая выпускать ее из рук.
- Да... Нет... Не знаю... - пролепетала она. - Непривычно...
Странное дело. По мере того как я натужно двигался в недрах моей Леночки, вместе с острыми токами сладострастия меня наполняло не менее пряное ощущение власти над этим существом.
- Ты его чувствуешь? - вдруг неожиданно вырвалось у меня.
- Да... - помедлив, выдохнула она.
- Какой он? - Она молчала. Но я настаивал: - Какой он? Что ты чувствуешь? Скажи! Мне надо это знать!..
- Такой... теплый... твердый... большой... - сдавленным, срывающимся голосом проговорила она. - Движется...
С каждым словом невероятных признаний я ввинчивался все больше и больше в ее тело, кротко сложенное пополам. Легкость, с которой я этого достиг, возбуждала не меньше, чем сама физическая смычка. Не каждый день выпадает фарт иметь добровольно отдавшуюся в твои руки девственницу, о которой за пару часов до этого ты и понятия не имел. Пусть и таким циничным способом. Впрочем, не в этом ли цинизме и был главный кайф этого действа, вызывающий распирающее желание все дальше гнать заблудшую овечку в темные дебри шального бесстыдного разврата?
- Тебе удобно? Нормально тебе?
- Нормально... да...
- Попробуй возьмись за перекладину пониже. Может, так будет лучше?..
- Нет... ладно... я буду так...
- А ничего, если я буду капельку дальше?
- Ни...чего...
Я оттянулся и, насколько мог, просунулся еще глубже в тесноту. И еще, и еще раз. Она снова застонала. Эти звуки были для меня музыкой.
Она не слышала издевки в моем голосе и, конечно, не видела усмешки на моем лице. Можно было лишь догадываться, что творилось в ее душе. Мне в тот момент было на все наплевать. И ее чувства заботили меня не больше, чем инквизитора удобство его жертвы. Отдавшись на чью-то милость, не рассчитывай на снисхождение. У победителей свои права. Я отодвинулся, выпустил девичий зад из рук и хрипло потребовал:
- А теперь ты! Сама!.. - И повторил еще тверже: - Сама!
С минуту я слышал только тяжелое ее дыхание. Потом ее молочное тело дрогнуло и медленно двинулось по моему жалу, которое блестело от крема.
- Дальше! - приказал я, когда кроткая лань остановилась на полпути. Ее зад заметно подрагивал. Лестница под ее руками вибрировала. - Двигайся дальше! :Еще! - Словно ударами хлыста я пришпоривал свою лошадку, которая несла меня к вершинам экстаза, теперь уже совсем близкого:
Но внезапно все взорвалось, рассыпалось в оглушающем грохоте. Пол ушел из-под моих ног. Или дом разваливался на куски, или меня настигла кара за содеянное, и я теперь летел в преисподнюю.
Я снова вцепился руками в девичью плоть, словно это должно было удержать меня от страшного падения или даже стать моим оправданием перед будущим судом.
В этом вертепе я напрочь забыл о лифте, двигатель которого был за железной дверью в полуметре от нас. Зато теперь можно было не опасаться, что шум наших тел будет услышан внизу.
С удивлением, однако, я заметил, что юная самочка подо мной не перестала двигаться. Постанывая, она продолжала тыкаться в меня. И тогда я, ни на что не теряя времени, разрядил всю мощь накопившегося во мне заряда.
- Ты не жалеешь? - спросил ее я, когда она, подтеревшись своим носовым платочком, торопливо одевалась, пряча раскрасневшееся лицо.
Она отрицательно покачала головой. Протянула платок мне. Обтерев свою принадлежность, я возвратил его хозяйке. Та со смущением улыбнулась:
- Можно тебя спросить? Только не смейся. Я ведь еще не очень... в таких делах.. ..Если биологически я по-прежнему еще девушка, то, как мне считать... меня... трахнули или нет?
Я откровенно заржал:
- Классная тема для школьного диспута: анальный секс - трах или баловство?
- Так и знала, что будешь смеяться! - еще больше зарделась она.
Я ее обнял:
- Извини.. ..Так вот... если ты ведешь дневничок, то можешь в него записать, что, когда ездила отовариваться в Москву, ты встретила парня, который завел тебя в какой-то подъезд, поставил раком и трахнул в твой замечательный зад.
- Фу, какой ты грубый! - без зла хмыкнула она. - Хотя так все и есть.
- И не забудь добавить, что ты не возражала! - продолжал я. - И еще: что ты по-прежнему, в целом, невинная девочка и можешь честно смотреть в глаза:
Здесь я честно запнулся и подумал: "В глаза кому?"
- Я - невинная девочка! - рассмеялась юная дева. - Кто бы знал!..
И после молчания добавила уже с нотками грусти в голосе:
- Уж ты-то точно расскажешь друзьям, как тебе попалась одна дурочка и как ты трахал ее... в одно место... Рассказывай. Посмеетесь. Я это заслужила.
Вспомнив о времени, она бросила взгляд на часы:
- Боже! Мать меня прибьет!
...Запыхавшись, мы подбежали к вокзалу.
- Дальше не провожай. Не надо. Запомнишь адрес?
Она продиктовала. Потом порывисто обняла, влажно шепнула мне в ухо:
- Я рада, что все так вышло!.. Обещаю, что пока не буду ни с кем!.. Ты будешь первым: Пока!
Она по-сестрински чмокнула меня в щеку и побежала к дверям. Я был тронут. И ощутил укол совести за свою грубость. Хотя точно знал, что она не сдержит своего слова. Не те времена нынче.
С минуту я еще различал в людском водовороте мелькание серого пальто, а потом оно растворилось.
Скорее всего, навсегда...
179