Всякие аналогии и совпадения с нашим миром случайны.
Слава толерантности!
Солнце, лаская лучами самую счастливую страну в мире, стремилось на покой к горизонту. Вечер, тёплый и немного душный, будоражил кровь волнительными фантазиями. В спальне стояли счастливые люди, состоящие в законном браке, получившие право на временное — пока ‒ жительство в благословенной стране и наслаждающиеся этим своим правом. Женщина была чудо как хороша в своём неприличном наряде, и он желал её. Но... сейчас она надела это не для него. Женщине предстояло шагнуть в гостиную, где их ожидал их необычный гость.
Айванофф ещё раз бросил взгляд на надпись, которую жена собственноручно вывела помадой на своём соблазнительном девичьем животике. М-да-а, ему она такие штучки не писала... Вообще энтузиазм супруги его, конечно, восхищал: всё-таки она — героиня, вынужденная идти на такие муки. Но с другой стороны всё это его раздражало: ЕГО женщина отдаётся не ему. И всё ради этой самой толерантности, будь она неладна. Ой... так даже думать нельзя. И всё же...
Айванофф неуверенно признался:
— Дорогая, меня смущает эта надпись... Нет, я не имею ничего против, но... Но не слишком ли это пошло? Всё-таки ты — приличная женщина и вдруг такое...
— Пошло? — жена с удивлением уставилась на него, хлопая кукольными ресницами.
Казалось, она не могла понять, шутит ли он или всё-таки говорит правду.
— Пошло? — повторила она: — Да как ты можешь такое говорить?! — супруга не скрывала своего возмущения.
— Э... э-э-э, — протянул супруг.
— Хорошо, — она зажала ему рот ладонью, и спросила с вызовом: — И что же ты предлагаешь?
— Ну я..., — промямлил Айванофф.
— Да, ты. Что ты предлагаешь? — голос жены понизился до шёпота.
— Может быть..., — набираясь решимости, начал муж.
Как же ему не хватало воздуха и вообще не хватало пространства! Оказаться бы сейчас в горах, вдохнуть полной грудью обжигающий воздух, расправить плечи и огласить окрестные долины той истиной, которую он знал. Но... Пусть тут не горы и не долины, и скажет он очень тихо, но он сейчас скажет. И он выдавил:
— Почему бы тебе просто не написать «Юзе ми» — «используй меня»?
Супруга и долю секунды не раздумывала над его предложением.
— О, нет, нет! Ну, как же ты не понимаешь?! Ведь я должна показать нашу толерантность. Понимаешь? Толерантность!
— А! — Айванофф, наконец, прозрел: — Мы должны показать, что ты себя совершенно добровольно отдаёшь именно ему, нашему темнокожему гостю. Вот поэтому ты и написала про чёрный член. Но... не обидит ли его это? Ведь он нег... то есть я хотел сказать, он — афро-гражданин, не забывай об этом, дорогая. Не назови его случайно, нег...
— Дорогой, ты у меня очень умный, — ладони жены легли ему на грудь: — Но я, твоя жена, тебе под стать. Я всё продумала. Конечно, он афро-гражданин, но член-то у него чёрный. Поэтому в моей надписи нет ничего обидного. Наоборот, это честно и... красиво.
— Красиво? — Афванофф с сомнением опустил взгляд к надписи, алевшей на светлой коже: — Я как-то не думаю, что это красиво..., — с сомнением осторожно заметил он.
— Ах, дорогой, тебе, оказывается, нужно развивать чувство прекрасного, — лукаво улыбнулась жена: — Только представь — маленькая гладенькая белая щелочка, которую раздвигает могучий чёрный член. Какой контраст! Какая экспрессия! Словно слияние чёрного и белого шоколада! И, между прочим, частью этой картины сейчас должна стать твоя жена. Ты сможешь гордиться мной, любимый!
И она прильнула к его губам нежным поцелуем. Сладостным, как мёд, и обжигающим, словно родниковая вода. Айванофф едва не застонал. Он вдруг представил, что эти пьянящие губы целуют его в ином месте.
Вот она такая, в этом откровенном наряде стоит перед ним на коленях и ласкает его член. Осторожно, словно вкусный плод, она начинает полизывать его кончиком язычка, проходясь по всей длине. Щекочет, заставляя трепетать всё его существо. Потом берёт в руки, сжимает пальцами и, чуть подвигав ими, выдавливает капельку смазки. Опять слизывает её умелым язычком и охватывает головку колечком своих губ. А потом, всё ускоряя движения, сосёт с жадностью, как голодная, старается заглотить его в свой ненасытный рот.
Она тяжело дышит, иногда задевая сопящим носиком его пах с густой кудрявостью рыжеватых волос. Старается куколка и сама дрожит от возбуждения. О, вот он видит, как блестит её щелочка, набухшая от желания. Он мог бы сейчас удовлетворить её, просто войдя в горячие врата. Но нет, сейчас очередь ротика. Вот губки по очереди охватывают его яйца и, бережно посасывая, лишают последних сил. Опустив руку на белокурую голову своей шалуньи, он выстреливает ей в рот первую порцию. И она глотает. Потом ещё, ещё... И в заключение — его жёнушка знает своё дело — язычок должен омыть всё вокруг, всё должно стать чистым...
Айванофф тряхнул головой, прогоняя неуместную фантазию, случившуюся так некстати.
Набравшись смелости, он взял супругу за руку и шагнул в дверной проём, ведущий в гостиную. Там, полуразвалившись на диване, закинув одну ногу прямо на дорогую кожу обивки, вольготно расположился тот, кто сейчас был хуже татарина из народной сайберской поговорки. Айванофф замер.
— А, белый мистер! — воскликнул нежеланный гость, дожёвывал последний бутерброд: — Опять проблемы?
Он настороженно приподнял бровь.
— Ноль проблем! — поспешно заверил хозяин, не решаясь войти в комнату.
Жена, державшая его за руку, нетерпеливо подталкивала его. Войти было страшно, а не войти было нельзя. Но не стоять же так на пороге целую вечность? Он должен решиться! В конце концов, он обязан сделать это ради неё, ради своей возлюбленной.
— Сэр, вы сегодня у нас в гостях, — Айванофф начал речь, и вдруг в горле стало сухо, словно несколько долгих дней он брёл по пустыне.
Колени предательски дрожали, слабость спрутом расползалась по всему телу. Но он нашёл силы, вымолвил:
— Я хочу, чтобы вы остались довольны. Разрешите представить, моя супруга, миссис Айванофф. Прошу... она готова... э... пройти... э... она в вашем распоряжении..., — тут Айванофф вспомнил, как жена сравнила себя с блюдом, и добавил: — Это главное моё угощение для вас, угощайтесь.
Женщина, выпустив руку мужа, нетерпеливо шагнула вперёд, призывно покачивая бёдрами. «О, а он совсем даже не ужасный монстр, — с удивлением поняла она, увидев чернокожего мужчину: — Он такой красавчик! — женщина мысленно хихикнула: — Глаза, пухлые губы... Интересно, он и правда ТАМ столь огромен, как говорят? Пожалуй, у меня будет презабавное приключение».
Она вышла на середину комнаты и сделала реверанс, потом красиво повернулась к гостю задом, чтобы он мог полностью оценить её костюм, не просто не скрывавший её прелести, но выгодно выделявший их, почти полностью открывая взору гостя. Темнокожий невольно задержал взгляд на гладком лобке, обрамлённом обтекавшими его красными ниточками. написано для fotobab.ru Все трусики и были вот эти самые атласные ниточки. А лифчик из красного кружева имел дырочки для сосков, заставляя их стоять дерзким торчком, как будто женщина так и предлагала припасть к ним губами. Затем она подошла к чернокожему великану ближе и, кокетливо улыбаясь, замерла отставив в сторону правую ногу, затянутую в ажурный красный же чулочек.
Гость с ухмылкой поманил её к себе пальцем. На его лице, до этой минуты скучающем и равнодушном, вдруг появился интерес. Когда женщина послушно подошла к нему, он одобрительно хмыкнул и, шлёпнув её по той округлости, что пониже спины, доверительно сообщил:
— У тебя прекрасная жена, белый мистер, — негр бесцеремонно потрогал женщину между ног: — Но подготовил ли ты её?
— В каком смысле? — спросил Айванофф, растерянно глядя на гостя.
— О! Белый. .. мистер, ты хороший чувак, я покажу тебе кое-что. Один свой ма-а-аленький секрет, — негр усмехнулся: — Как сделать приятно женщине, чтобы она потом захотела сделать приятно тебе.
Он похлопал по своему колену:
— Ну, что, белая сука, садись поближе к чёрному другу. Нам надо поторопиться, — он взглянул на свои часы, — Времени у меня в обрез.
Миссис Айванофф поспешила исполнить приказ. Присесть на колени чужого мужчины оказалось легко, но вот что делать дальше? Ей хотелось обнять его, но как он отнесётся к этому? Он такой большой... Вдруг он будет недоволен? Поди, девки за ним табуном ходят. В лучшем случае она для него — всего лишь очередная из этой бесконечной вереницы тупых баб, которых ему приходится удовлетворять. Что если она и вправду оделась слишком шокирующе? Что, если он сейчас решит ‒ ему неинтересна эта шлюха? Хотелось уже не обнять, а схватить его. И не отпускать! Нельзя было упустить такого великолепного самца, даже не попробовав его хотя бы разик.
Но, разумеется, миссис Айванофф никого не схватила. Разум подсказывал ей, что принудить гиганта из джунглей не в её силах. Оставалось только надеяться, что он всё же снизойдёт до неё. Но как же хочется к нему прикоснуться! Впервые в жизни она сомневалась, может ли пустить в ход свои женские чары. А уж руки, её собственные руки только мешали сейчас, потому что она решительно не знала, куда их деть. Ах, как же хочется хотя бы слегка обнять его. Проклятая неуверенность!
Заметив тени сомнения на лице женщины, чернокожий гость истолковал их по-своему и примирительно произнёс:
— Расслабься, милая, я не кусаюсь, — он улыбнулся, и женщина приободрилась, тоже ответив ему улыбкой.
Определённо, он очень приятный, и такая сексуальная улыбка. Миссис Айванофф вдруг ощутила возбуждение. А когда возбуждение накатывало на неё, то проявляло себя так, что лишь слепец не заметил бы. Вот и сейчас её грудь стала приподниматься сильнее, а соски, торчащие из прорезей кружевной конструкции, которую какой-то юморист назвал женским бюстгальтером, отвердели.
Не стесняясь присутствия мужа, негр провёл указательным пальцем по ложбинке пышных грудей хозяйки дома.
— Теперь, белый мистер, как я и обещал, мой секрет, — подмигнул гость мистеру Айваноффу: — Смотри же внимательно.
Он осторожно, порхающими движениями касался тела женщины то тут, то там, будто изучая эту несравненную красоту. И тело отвечало ему так же, как отвечают струны музыкального инструмента. В этой игре не было притворства. Миссис Айванофф уже решила довериться всему, что будет, и просто плыла по течению своих ощущений. А они говорили ей, что из самых кончиков дивных пальцев необыкновенного гостя, длинных и чувственных, как руки слепого музыканта, исходит электричество. И эти разряды пронзают её, заставляя дрожать.
— Ты видишь, белый мистер? — донёсся усмехающийся голос: — Присмотрись и увидишь, что я не касаюсь её. А она уже взведена. Эта ракета скоро будет готова взлететь. Но мы с ней ещё поиграем.
Женщина даже не заметила, как темнокожий мужчина высвободил её груди из плена ажурных кружев. Нежно, почти не касаясь, обвёл указательным пальцем полукружья сосков. Она томно вздохнула и беспокойно заёрзала. Не встречая и намёка на сопротивление, палец чернокожего гиганта плыл всё ниже.
— Разведи бёдра пошире! — приказал негр, глядя на неё потемневшими обжигающими глазами, словно сама бездна космоса смотрела из них.
И когда блондинка послушалась, медленно — как если бы это была своеобразная пытка — провёл пальцем по увлажнившейся щелке. Всё так же плавно, как в замедленном кинокадре, взял свой мокрый палец в рот и стал посасывать.
— М-м-м, обожаю вкус белой сучки, — протянул негр, похотливо улыбаясь и не отрывая глаз от лица миссис Айванофф.
А та, приоткрыв пухлый ротик, облизывала язычком свои губы.
— О, хочешь? — негр с усмешкой предложил ей свой палец.
И она стала сосать его жадно, как голодный щенок, постанывая от удовольствия. Вдруг, резко отняв у неё палец, чернокожий любовник встал, подхватывая блондинку на руки, и уложил её на диван. Сам он опустился на колени. Его рот, которым только что так восхищалась женщина, стал блуждать по её нывшим от напряжения грудям. Теперь это не было лёгким прикосновением. Это был натиск голодного льва, нашедшего свою добычу. Миссис Айванофф стенала именно, как терзаемая жертва, но то были звуки страсти и желания. Она горела, охваченная лихорадкой.
— Белая сучка такая мокрая, — прохрипел негр и раздвинул пальцами промежность блондинки. — Ты самая лучшая из всех белый сучек, которых я встречал...
Неужели он сказал это? Неужели она вправду самая лучшая — для него. Для этого красавца? Да за одну такую фразу она готова была в этот безумный миг немедля отдать себя в пожизненные рабыни тёмному господину. Пусть делает с ней, что хочет.
А он хотел того же, чего так страстно желала и она сама. Ощутив вторжение его пальца внутрь себя, женщина застонала. Глаза её закатились, рассудок уступал место животным эмоциям, но и той малости, что она ещё осознавала, было более чем достаточно чтобы погрузить её сознание в нереальное наслаждение. Одетый чужой мужчина стоял перед ней и проделывал такие вещи! С ней! Это было ужасно необычно. Ещё месяц назад миссис Айванофф и думать о таком не смела. Но сейчас это было для неё таким естественным.
Порой ей казалось, его палец вот-вот покинет её, и тогда она невольно подавала свои бёдра вслед за ним. То вновь погружался в неё, на самую малость. Но каждый раз чуточку глубже, чем в предыдущий. И эти ритмичные движения заставляли её выгибаться на диване, забыв о сидевшем не далее шага собственном муже, забыв вообще обо всём. Она едва ли не задыхалась от действий умелого искусителя, внутри всё пылало, а грудь уже ходила, как кузнечные меха, и воздуха ей не хватало в самом деле. Это возбуждение не шло в сравнение ни с чем из того, что она испытывала раньше.
Он тоже был возбуждён, это выдавали его глаза. Они пылали тёмным жаром, который запросто мог бы не то что растопить — испарить арктический айсберг. Впрочем, миссис Айванофф вряд ли сейчас это понимала.
— Скоро, скоро, белая сука, ты ощутишь в себе мой чёрный член, — шептал негр, — Я войду в тебя и стану трахать так, что ты закричишь. Моя сперма зальёт твою белую киску. А пока... Получай вот это!
Внезапно его большой палец стал описывать круги вокруг клитора. Это было всё так же ритмично, медленно. Пытка была изобретательна.
— Я разрешаю тебе кончить! — вдруг смилостивился палач: — Не закрывай глаза! Смотри мне в лицо!
Миссис Айванофф закричала и послушно раскрыв безумные глаза, уставилась в лицо любовника. По правде сказать, как ни хорош был негр, но женщине до него сейчас не было никакого дела. Если её что и волновало в этот момент, то только собственные чувства. А они были необычайно восхитительны. Пытаться передать их словами бесполезно, и вряд ли в мозгу красотки в эти минуты мысли складывались в связные слова. Скорее, это было похоже на чувства оголённых нервов, если только голые нервы способны пылать любовной страстью. И ещё кровь. Которая, как казалось, кипит в жилах, грозя сжечь всё вокруг.
Но едва бедняжка опомнилась от взрыва эмоций, как мучитель начал всё сначала, терзая её уже языком. Она кончала так много раз. И, наконец, размякшая, обессиленная, вдруг поняла, что он, вытащив из брюк огромный раздутый член, одним резким движением ворвался в неё.
Если до этого ей казалось, что она согласна на всё, если она сама желала, чтобы он оказался в ней и именно вот так, сразу и на полную глубину — то в тот момент, когда это случилось и в самом деле, она очень сильно пожалела. Кажется, она даже кричала. И если до того она испытывала необычайное, ни разу в жизни не познанное наслаждение, то в сей миг её самую нежную часть пронизала непередаваемая боль. Её лоно, определённо, впервые имело дело с таким размером. Но, невзирая на боль, а вернее, упиваясь этой болью, она с радостью впустила в себя ЭТО. Приняла его, сжимаясь, чтоб ЕМУ было приятнее, и раскрываясь, чтоб пропустить ЕГО как можно глубже. Толчок, толчок, ещё, ещё... А потом ‒ темнота...
Когда блондинка пришла в себя, она всё так же лежала на диване. Рядом сидел побледневший муж.
— Дорогая, с тобой... всё в порядке? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Да... всё... чудесно, — отвечала она, прислушиваясь к своим ощущениям.
И вдруг обнаружила, что так и есть. Её тело пело! Словно она летала где-то и вдруг опустилась на прекрасную лужайку полную благоуханных цветов. Блаженство липким соком растекалось по её обнажённой промежности.
365