Признаться, о таком повороте седмицу /то есть неделю — здесь и далее примечания автора/ назад мне и мечтать не приходилось. Я таранил своим членом алые врата дворцовой львицы, обдававшие меня горячим женским маслом. Внутренняя поверхность её гладких, идеальных по форме и объему бедер была покрыта тонкой пленкой масла, собственных соков и слюны, оставленной язычком богатой матроны, которая возлежала под моим приятелем на соседней кушетке.
Старшую сестру львицы я оставил напоследок. Пока мне было достаточно её языка, пробитого серебряной сережкой тонкой работы, слизывающего лишнее с моего члена, иногда покидающего столь гостеприимную обитель да ласкающего мою партнершу. С балкона терассы открывался отличный вид на прогулочный садик, на низкорослой траве которого под луной некий романтичный разеже/муж, это же слово обозначало партнера/ сношал свою любовь.
Гористый пейзаж снаружи, несомненно, навевал воспоминания. Например — как я избежал практически неизбежной, хоть и довольно бесполезной и бессмысленной смерти и оказался в гостеприимных покоях западного крыла дворца Галатас. Впрочем, подобное было мне не впервой, например: чуть ранее мне едва не проломили голову в родном Кноссе, но чтобы так...
... сухощавый жрец, одетый в скромные юбку и высокий головной убор, вещал на весь центральный двор с трибуны, которая располагалась тут неожиданно в углу, далеко от специально возведенных для зрителей трибун. Сам двор был гораздо меньше такового в Кноссе и окружался с юга простой каменной стеной, потому что с той стороны галатассцы поему-то не стоили помещений. Мне оставалось лишь проклинать проклятых почитателей проклятого же сына богов Осьминога, приведших меня в этот дворец.
— Сыныыыыыы Миноса! Сыныыыыыы Галатаса! — возвещал жрец, вздымая руки к небесам. — Перед вами — проклятые богами и демонами люди. Варвары с северных островов, вздумавшие отомстить за родичей. Пираты. Шпионы киглассцев! — его костлявый палец уперся в меня. Я попытался высмотреть Акаро в других группках пленников, выведенных в других частях двора, но не смог, после чего попытался повернуться на трибуны, призвать Верховного Жреца к таврокатапсии, чтобы выяснить склонность богов к моей личности, но получил только тычок под ребра от стражи.
— Этих людей следовало казнить как бешеных псов, — толпа заревела в ожидании — но сыны Разайи не раскидываются жестокостью. — Он торжественно выпрямился. — Сегодня мы испытаем благосклонность богов к этим ничтожествам. Сегодня вас ожидает таврокатапсия!
/Таврокатапсия, ритуальная борьба с быком, действительно практиковалась на Минойском Крите. Был ли это именно бой вроде описанного — вопрос спорный/
Мда, подумалось мне. Чего и хотел требовать. Мне вручили наплечник из толстой дубленой кожи, который я отдал (мне все равно только будет сковывать движения) бородатому варвару рядом, такие же грубые наручи, покрытые священными символами и обсидиановый керамбит неожиданно хорошего качества. Я начал медленно выходить на середину, пытаясь объяснить действия, «своим» «бешеным псам» в фиолетовых плащах.
— Не пытайтесь повалить быка! Это должен сделать я именно этим ножом! Просто защищайтесь от других быков, пока я буду пытаться убить одного!
— А если тебя убьёт, Беленький? — спросил покрытый татуировками человек в кожаных штанах — пират или контрабандист.
— Если убьёт, то даже если буду мертвецом — лучше подойди и извинись.
Только еще одна из групп начала действовать так же, как и мы, пытаясь выманить быка на себя. Третья группа села в полном составе и начала пытаться обороняться именно так. Быки её разметали, пару человек задавив, а пару — разорвав рогами. Четвертая просто разбежалась, пытаясь ловить и убивать быков поодиночке. Идиоты. Суть таврокатапсии была именно в том, чтобы убить быка ритуальным оружием, оседлав его.
Да, я немного схитрил, сказав, что убить его должен был я, но никто из этих людей не то чтобы не проходил храмовую школу Закроса, но и просто не участвовал в подобном ранее, поэтому я доверял только себе.
Пираты с варварами справились неплохо — выманили не самого большого из спущенных быков, с широкими, хоть и большими рогами и заставили остановиться буквально в ладони от копий и мечей. Тут на спину этого родственника Миноса взобрался я. Надо сказать, это была не лучшая таврокатапсия в моем исполнении. Я показал все возможные трюки из тех, что исполнялись на руках, восхитив публику, утомленную долгими речами жреца. Пару раз бык заваливался на бок, пытаясь меня скинуть.
Учителя в школе говорили — в таких случаях нужно упасть, не выставляя рук и откатиться за вооруженных помошников, но у меня была одна попытка. Поэтому я резким рывком рук каждый раз возвращался на спину, вызывая овации и боль в мышцах. Первый удар кинжалом был нанесен вскользь по черепу быка, обсидиановый шедевр едва не сломался в моих руках. Второй попал туда, куда и нужно — в комок мышц за черепом зверя.
Он завопил страшным воплем и упал на песок. Двор вопил в восторге. Неподалеку лежал на брюхе еще один бык, другой, израненный, брел мимо трупов у южной стены. Последнего убивала стража. Выжившие «фиолетовые» радовались, как дети, лопоча непонятные слова. Еще бы. Теперь они свободны. А вот за мной все равно пришла стража. Варвары едва не погибли, пытаясь меня отбить, однако один из стражей вразумил их на все том же незнакомом мне языке и они неожиданно успокоились, лишь отсалютовав оружием.
Я проходил по узким, хотя и высоким коридорам. Все меньше чем в Кноссе. Впрочем, эта провинция неуловимо напоминала мне дворец подобных размеров, Закрос, в котором я учился храмовому делу у кидонов. Да, храмовому делу. Все-таки я, Танато, сын Тано, жрец и сын жреца, хоть и являюсь доверенным лицом Высшей Жрицы Богини со Змеями. В глухих дворцах — как сейчас в Галатасе — всегда жизнь на время таврокатапсии и общих ритуалов останавливается.
Мы прошли через политрон, охраняемый двумя каменными гениями /в древнеминойской культуре — низшие боги-воители, имевшие ряд животных черт и стоявшие в иерархии место между двумя главными богами и низшими демонами /. Я дружелюбно почесал ближайшего из них по носу — на удачу. Охранники никак не отреагировали, даже не огрев меня по рукам.
В зале было довольно светло благодаря политрону/политрон — типичный минойский элемент архитектуры, многопроёмная дверь/, выходившему в световой колодец. Стены были богато украшены фресками с редкими животными: в зеленых зарослях резвились павлины и небольшой слон. В деревянном резном кресле сидел хозяин — крепкий мужчина кругов на семь старше меня, загорелый и крепкий как хозяин египетских рек/крокодил/. Вокруг него резвилась стайка рабынь, не стесняющихся плескаться в небольшой купальне посреди комнаты полуобнаженными.
— Подойди ко мне, Танато. — приказал хозяин (определенный мной как начальник таможни или даже Око Царя) глубоким баритоном. Я повиновался, увидев рядом с ним слегка помятого Акаро. — Прошу прощения за эту неприятность на входе. Старый Керфаро слегка перестарался и влез в мою компетенцию и будет наказан.
— Благодарю вас.
— Ты же теперь мой гость.
— Благодарю, господин... но могу я узнать ваше имя, прежде чем уйду представляться повелителю местного Храма Разайи?
Мужчина ухмыльнулся и встал с кресла. Охрана поежилась, а Акаро заметно содрогнулся.
— У меня его нет уже десять кругов, Танато. — Я похолодел — Что касается владык, то с одним ты уже знаком...
Я упал на колени, низко опустив голову — только царь, полубог и сын Миноса не имел имени. А, мне не то что грубовато отвечать — его мне видеть нельзя.
— Владыка! Мы его доставили!
— Встань, Танато, я всего лишь младший царь наполовину кидонского дворца. С учетом твоего положения при Кноссе, мы практически равны. Да, кстати, знакомься — бывший повелитель храма Разайи — кивнул он на того самого глашатая, которого приволокла царская стража. — Керфаро!..
— Владыка, я все объясню!..
— Не перебивай. — холодно одернул его Царь. — Ты влез на таможню и похитил для ритуала двух невинных путников.
— Разайа требовал...
— Если ты так хорошо знаешь Разайу, я тебя спрошу. СКОЛЬКО ПЕРВОЖРЕЦОВ БЫЛО В КНОССЕ ПРИ МИНОСЕ? Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ — рявкнул владыка. Прислуга отшатнулась к стене. Жрец не отвечал, и у меня зазвонило в ушах, пока Царь подходил к стойке с лабрисами. — ЭТО ПОСТУЛАТ! ЭТО ЗНАТЬ НАДО!... Ты едва не погубил двоих посланников Кносского Царя и за это, именем моего Отца, — он снял со стойки бронзовый лабрис, украшенный тонкой гравировкой, — я слагаю с тебя обязанности повелителя храма Разайи.
Невзирая на вопли, стражники повалили старика на колени и царь молча отсек ему голову одним движением. Девушки в бассейне вздрогнули, но продолжили свои игры.
***
После такого немного неожиданного знакомства, царь отослал нас в покои западного крыла. Некоторое время мы с Акаро отходили от произошедшего с помощью вина и еды, затем глава храмовой стражи поведал мне о том, как убил быка и был уведен стражей первым. Мы посмеялись — слегка натужно — и продумали планы на следующий день. Затем пришли две дочери знатных семейств и сопровождавшая их матрона. Они пришли, так как их семейство прослышало о гостях из Кносса и решило попросить покровительства.
Надо сказать, принял я (формально все-таки я был хозяином покоев) их без особого желания, но прогнать прочь ночных гостей правила поведения просто так не позволяли. Кроме того, мне нужны были нормальные отношения с местной знатью. Девушки были милы и вежливы, хоть и обдавали меня и Акаро сальными взглядами. Они спрашивали нас о нравах и быте Большого Дворца. Речь коснулась Ритуалов Очищения.
— Слушайте, — горячо зашептала старшая из них, сев мне на колени, пока матрона ушла за вином — у вас в очищениях много людей участвуют?
— Иногда сотня бывает, — невозмутимо ответил я, не обращая внимания на её оттопырившееся платье.
— Ооо, — горячо зашептала младшая, закинувшая ногу на плечо Акаро, оставшись рядом с ним — а у вас бывает, чтобы на одну женщину несколько мужчин?
— Да, сама Верховная Жрица такое практикует.
— Как? — озорно улыбнулась старшая, пустив одну руку себе под платье.
— Ну вот так, двое на одну, а то и трое, она всем позволяет...
— Покажите, почтенные Танато и Акаро!
— Прямо сейчас? — опешил я.
— А почему бы и нет? — вспыхнула девушка, бряцнув золотом и проведя влажным пальчиком по моему подбородку — Старая колдунья тоже не прочь прочистить свои врата, да и мы все очистили все заранее!
Чтобы мы удостоверились в этом, она наклонилась, обнажив для нас попку (её крупная грудь едва не вывалилась из открытого верха традиционного минойского платья). Подождав, пока мы рассмотрим крупный орешек её тыла и блестящую щелку, она раздвинула полушария, показав нам идеально выбритую промежность и аккуратное, едва пульсирующее колечко ануса.
— Воистину! — вторила младшая. Её соски заметно обострились, особенно когда она по ним провела. Мне пришлось сдержаться, чтобы не поморщиться. Я посмотрел на стражника, тот ответил мне благосклонным взглядом.
Мы дождались матрону и второй раз заговорили на эту же тему. Она, будучи уже в винном пару, её подхватила, рассказывая о том, как в свое время с подругами они соревновались, у кого мужчина раньше вцепится в кресло от женской ласки губами, добавив, что никто так не может больше.
— Вы неправы! — возразила Младшая — Гости рассказывают, что сейчас много жриц, которые посвятили себя делу любви!
— Девочка, да что ты можешь в этом знать?... — вошла в раж Матрона.
— Многое! — с вызовом ответила её воспитанница
— Ах, многое?
— Да!
— Давай проверим это прямо сейчас!
— Давайте!
Старшая слезла с меня, на прощание подарив страстный поцелуй. Младшая сдернула с меня набедренную повязку, пока её раздевала сестра. Обе — типичные минойки с не сильно светлыми волосами, разве что у старшей был странный темный отлив. Старшая — идеал Богини: стройные крепкие ноги, округлый тыл, смоченный женским соком, а грудь даже слегка полнее, чем нужно. В Младшей еще дышала юность — и грудь у неё была значительно меньше.
У обеих — гладкие стройные ноги и выбритая промежность, на которых блестит женский сок. Я позволил себе впиться в одну из маячивших передо мной щелок, отдавшись сладкому запаху. Сок Старшей (а это была она) был сладок и отдавал какими-то маслами, а её тело реагировало на каждое прикосновение моих губ и язычка.
Однако раз заспорила Младшая, то ей я себя и отдал. Она сосала неплохо, очень неплохо. Её язычок отполировал головку моего члена лучше, чем ювелир — полировщик драгоценный камень, пока руки бродили по моему животу и груди. Старшая поддерживала сестру в тонусе, вылизывая ей промежность невероятно длинным и острым языком.
— Моя сестренка любит, когда её поддерживают в страсти, — пояснила она — обычно я и выполняю этот нелегкий труд. Поверьте, она не менее вкусная, чем я.
Увидев мое сомнение, она длинным язычком подцепила киску сестры, а затем, держа его перед собой, слилась со мной длинным поцелуем. Я почувствовал лишь вкус вина на её губах да еще одну руку на своем члене, но отблагодарил её, поласкав пальцами между ног так, что девушка в восторге закрыла глаза, сжав одной рукой сосок, а другой — голову сестры.
Матрона увидела это и окликнула рабыню, шепнув ей что-то на ухо. Это привлекло мое внимание и я стал рассматривать воспитательницу. Она походила на Старшую, но молодость уже уходила из неё, хоть и щадила великолепное тело с большой грудью и аккуратными сосками. Между ног она себе помогала рукой, свободной от члена Акаро, чей подбородок блестел не хуже лысины храмового палача Костиса. Про спор уже все забыли.
Служанка была кигладской крови — миниатюрная и смуглая, с аккуратной грудью, немного маленькой для классического минойского платья, которое, впрочем, она носило в укороченном фасоне, что позволяло увидеть её стройные ножки. Акаро просто так красавицу не отпустил, заставив её поцеловаться с матроной. Та не посмела перечить и вскоре вовсю ласкалась с воспитательницой, так что я теперь видел и её аккуратно подстриженый мох, в котором гуляла чужая женская рука.
Я оторвал от члена Младшую и уложил на кушетку её сестру. Та покорно раздвинула ноги, но я не хотел её так быстро взять и присунул ей в рот как можно глубже. Её глотка приняла весь мой член и гостеприимно обхватывала его, как радушная хозяйка. Я воспользовался гостеприимством и начал сношать её в рот, пока Младшая взобралась на лежащую на спине сестру и начала ласкать её язычком и пальцами.
Тем временем Акаро надоел качественный, но однообразный отсос матроны. Он поставил её на четвереньки, предварительно отдав служанке себя и вставил своего стража дворцовой учительнице. Покои огласили новые стоны. Я решил не отставать от коллеги, выдернул член из глотки Старшей и протаранил гостеприимные розовые ворота, расположившиеся выше. Они уже давно манили меня своими влажными отблесками.
Тесный женский коридор приятно удивил меня, заставив ускориться. Стон младшей превращался в крик (частично благодаря той, что снизу сжимала розовые губки на женском капюшоне моей партнёрши), но меня это не сильно волновало. Я её трахал, сжав крепкие ягодицы руками, мысленно извиняясь в очередной раз перед моей жизнью. Перед Кавьей. Впрочем, она бы поняла, почему сейчас мой член гуляет в чужой пещере, обильно смазанный женским соком. Она такая.
Вскоре Акаро выдернул Младшую и посадил на себя. Я же ненадолго был оседлан Старшей, активно прыгающей на члене и переплетавшейся со мной языком. Место выбывшей снизу заняла Матрона, активно работающая языком на бутоне своей старшей воспитанницы. Та не заставила ждать с благодарностями, вылизывая бугорок страсти так, что голова матроны поднялась настолько, что мне её пришлось держать пониже.
Вскоре Матрона уже выбыла из игры: Акаро, слегка подвигавшись в ней напоследок, спустил на её бедра свое семя. Абсолютно пьяная, она неловко оттолкнула служанку, воспользовавшуюся моментом и менявшую напитки и упала на свободную кушетку, испачкав её семенем и свооими соками, попутно едва не опрокинув ногой столик с вином. Сестры тут же взмолились (точнее — старшая, потому что младшая сейчас вопила под моим членом):
— Покажите: как любит ваша Верховная Жрица!
Я сомневался в том, что эти две развратницы не знали, каково это, но согласился. Старшая села на мой член лицом ко мне, пока Младшая смазывала маслом её вторую дырочку и член Акаро. Я сделал пару движений и вскоре почувствовал еще один член по соседству. Девушка прижалась ко мне и я чувствовал теперь все её горячее, влажное тело. Некоторое время мы входили в темп, а затем резко ускорились, хотя стражник осторожничал.
— Ааааа, да, еще быстрее! — вопила Старшая.
Её сестра подливала масла и нещадно била её бедра ладонями, что вызывало у моей партнерши приятные содрогания. Крик начал переходить в вой и мы с Акаро, не сговариваясь, остановились.
— Что такое? — недоуменно спросила Старшая.
— Сестренке своей дай отдохнуть, — ответил ей я.
Теперь уже на Акаро села Младшая, причем лицом ко мне.
— А мне как? — оставалось вопросить вашему жрецу.
— Ой, — смутилась Младшая, — конечно, сейчас я пересяду.
Акаро воспользовался паузой чтобы как можно тщательнее смазать попку Младшей, как и её сестра — чтобы снова вкусить моего члена и смазать его маслом.
Надо сказать, несмотря на то, что Богиня обделила Младшую грудью, сзади она выглядела очень привлекательно. Чем я и воспользовался — слегка ударив по руке, оттянувшей кожу с моей головки, я взялся за член и плавно вошел в эту привлекательную попку. Она, оказалась довольно тесной, почти как у Акареу, что мне ничуть не помешало. Вскоре теперь орала и младшенькая. Старшая заняла место над Акаро, и тот начал ей ласкать промежность языком, пока на него падала ароматная роса.
Вскоре девушка подо мной затряслась и упала Акаро на грудь, с хлюпаньем соскочив с его члена.
— Ииизвините, — смутилась развратница — я кончила раньше вас.
Старшую это не беспокоила и она, не дождавшись помощи сестры, пустив себе в пещерку сразу три пальца, вскоре сама излилась на кушетку.
— А нас кто заставит вас догнать? — вопросил я. Акаро был не настолько добр и просто притянул к себе старшую. Та схватила его ствол и принялась активно действовать — сначала двумя руками, а затем одной, так как я также принял её в оборот. Вскоре сначала Акаро, а затем и я шумно спустили свое семя.
Не дав опомниться просительницам, мы вызвали служанок, которые разбудили матрону и вывели девушек. Их имен и род, за который мы должны были заступаться, мы узнать забыли.
Служанка, вернувшаяся за фамильным украшением матроны, та самая, которая отсасывала у Акаро, рассказала, что подобные отношения в сестрах пробудила сама воспитательница, по очереди развратив их: старшую — на массаже, младшую — обучая премудростям любви. После увиденного на Паучьей Дороге мы с Акаро мало чему могли удивиться, поэтому всего лишь пожали плечами.
Хотя Акаро прижал девушку к стенку, с твердым намерением продолжить, и даже пустил ей палец в пещерку (больше не влезало), я отказался. В отличии от служанки. Она поласкала член, точнее — поместившуюся у неё в руке головку, слегка поработала язычком и ротиком, пока стражник доводил её рукой до экстаза.
Акаро не стал раздевать девушку, а просто, прижав к колонне справа от входа грудью, задрал ей юбку, вставил член и начал двигаться. Служанка не растерялась и обхватила мужчину руками и ногами, не забывая обхватывать ствол мышцами влагалища. Из её пещерки, в отличии от предыдущих гостей, смазка не лилась потоком, но в лунном свете была видна небольшая лужица, натекшая снизу. Я не стал подвергать себя испытанию и вышел.
Снаружи стояла другая служанка, не участвовавшая в оргии. Она орудовала рукой между ног и я не выдержал, поставив её на колени прямо перед членом. Девушка не растерялась и заглотила ствол полностью, вцепившись руками в мои ягодицы. Я сдержался и лишь участил движения. Она орудовала языком бессистемно и неловко, ноо мне просто нужна была разрядка.
Я её и получил, спустив семя ей в рот. Часть его она пролила от неожиданности себе на грудь (единственное, кроме глаз, что я неплохо рассмотрел в темноте. Крупная грудь, наверняка смотрящаяся без поддержки слишком вяло и острые соски.) и на пол. Я вытер член её подолом и заглянул обратно в покои.
Там Акаро уже обдавал белесой струей кигладку, которая явно получала удовольствие от происходящего. Она лишь закрыла глаза и, улыбаясь, сильнее оттягивала кожу с головки члена. Когда поток спермы иссяк, она облизала член, затем губы, провела рукой по небольшой груди, растирая по ней семя, поклонилась мне с Акаро и была уведена второй служанкой.
— Не лучший твой выбор. — глядя им вслед проговорил мой спутник.
***
Расследование я начал с местного храма Бога Разайи. Там все стояло вверх дном в буквальном и переносном смысле. Храм явно пребывал в полуупадочном состоянии, хотя прихожан было достаточно: как в главном зале с лабрисами — у гигантской черной головы быка и ниш с фресками, изображавшими Миноса и Бога-Отца, таки и в маленьких молельных комнатках, причем в них действительно молились, а не исповедывались или трахались.
В архивах ничего про культ Осьминога не было. Я подозревал, что казненный жрец совмещал в себе ритуальное, обрядовое и практическое, а еще и что-то воровское. Новый Верховный жрец, умеренно полный мужчина с бородкой, сразу вызвал ремонтников и мастеров по фрескам — настолько все
было ветхим в Храме. Сам он искренне верил в Бога-отца, но помог только тем, что отправил к одному из оставшихся служить немногих исповедников.
Я зашел в каморку, которая едва превышала мою в Кносском дворце. Старик сидел за столиком в богато украшенном платье и орудовал стилосом над глиняной табличкой. В мою сторону он даже не повернулся.
— Светлого вам вечера, о...
— Эти идиоты совершенно забыли, что одним из заветов Разайи является знание. Можете себе представить, уважаемый, в этом Дворце якобы все забыли ассирийскую клинопись!
— Но, позвольте, у царя должна быть Палата...
— Она, конечно, есть. Я говорю про Храм. Молиться можно и дуре со змеями, — я содрогнулся — да спасят меня гении от её цепких рук. Я должен помогать людям, наставляя их на путь, не привлекающий Небеса, а меня заставляют писать ответ носатому жрецу! — он всплеснул руками. Я помолчал некоторое время и осведомился:
— Досточтимый Паразаро сказал, что вы мне можете помочь с культом Осьминога, который поднял голову на Севере.
Жрец помолчал, но оставил стилос и глину.
— Вы же принесли... нечто?
Я молча протянул ему перстень с клинописью и осьминогом.
— Что вы знаете о приверженцах?
— Только данные из старинных легенд и пара культовых моментов.
— Хм. Я тебе вот что расскажу — он отложил перстень и посмотрел на меня. — Этот перстень — чепуха, клинописью зашифрован наш язык, а содержание просто, как колонна на фасаде нашего дворца. Это пропуск. Я думаю, ты знаешь об этом, не так ли?
Я кивнул. Специалистов в Кноссе было гораздо больше, чем в провинции. Даже в пределах одного Храма.
— Тут ключевой момент — влияние чертовых жителей берега/то есть ассирийцев, хеттов, египтян и т. д./. В давние времена от них вы, минойцы — я только тут заметил, что седой старик имел слишком светлую кожу для минойца — переняли идею, что духа, будь то «гений» или похититель душ, можно запереть в теле человека. Как я слышал от одного коллеги, осьминогопоклонники одержимы идеей заточить в специально подготовленный живой сосуд духа, наделенного высшими силами...
— То есть та рыжая была именно таким... «сосудом»?
— Я рад, что мне не пришлось повторять мысль дважды.
— А кто тот коллега?
— Казненный вчера досточтенный Керхаро. В молодости он довольно плотно занимался этой тематикой и даже владел их оккультной практикой. Кстати, он пришел к выводу, что все их ритуалы заточены на ядах, а создание демонхоста для них вещь малореальная.
— Демонхоста?
— «Сосуда».
— Но я собственными...
— Ты мог видеть только попытку. Культ опасен скрытыми в своей сути закрытостью и тяге к насилию. Я полагаю, что ряд мятежей, вроде бунта Морло, но поменьше масштабами, был поднят именно последователями Осьминога.
— В Галатосе были случаи, когда находили ковены?
— Молодой человек, я удивляюсь, как вы не заметили. Этот дворец пропитан оккультизмом от костей до Верхней Терассы. Я не удивлюсь, если сейчас где-то под покровом ночи призывают Осьминога или просто водят хороводы вокруг статуй духов...
***
Больше мне ничего Храм не дал. Бронзовым лабрисом молодой Царь перерубил мне большинство ниточек. Только хорошенькие храмовые рабыни обещали мне гору удовольствий, но шепотом и нерешительно, так что от их услуг я решительно отказался, хотя и оттрапезничал с молодыми жрецами, дав пару наставлений по проведению ритуалов и предсказаний.
Что меня неприятно удивило — так это количество молодых жрецов. Их практически не было. Я не спросил об этом нового главу Храма, ведь он за происшедшее ранее не в ответе. В Кноссе молодые жрецы нередко были вынуждены работать кем-то еще, но не жрецом — стражником или писарем, нередко — служить в частных часовнях при поместьях неподалеку от дворца.
Тут же даже десяток молодых не набирался (за исключением храмовых рабов, разумеется), однако предыдущий Верховный жрец даже не думал увеличить заявку в Закросский дворец, где обучали жрецов и жриц. Странно. Все-таки жаль, что царь его казнил сразу, жаль...
Молодые рассказали, что оккультизмом, действительно, тут занимаются многие, но как правило безобидным, вроде поклонения гениям, кошкам-охотницам Богини или прочим духам. Ещё существовал довольно закрытый культ при одном из царских чиновников, поклоняющийся полузабытому речному духу, но он был одобрен обоими иерархами /высшими жрецами культа/ Галатаса.
Акаро тоже мало чего накопал. Местные гончары опознали глину, а один древний старик даже признал клеймо — мол, когда-то давно — царя два назад, при одном из поместий неподалеку существовала частная мастерская, однако он не помнит, при каком именно. Ювелиры осьминогов не признали, отнеся кольца и подвески к поделкам кигладцев. Еще он выяснил, что в местном борделе признают всех духов, а в питейных заведениях, наоборот — никаких. Оставалось идти на поклон к местной верховной Жрице.
Но с этим возникли некоторые проблемы. (Эротические рассказы) Стражник Храма огорошил меня известием, что до вечера все будет закрыто из-за хода светил. А вечером, разумеется, Жрица примет меня, так как о моем приезде ей прекрасно известно. На небольшом полуночном служении Богине-со-Змеями. Я кивнул, так как мне нечего ответить, и вернулся в покои, где меня ожидал Акаро.
— Какие новости с Кносса, Акаро?
— Разгромили еще один ковен. Акалла просила передать, что небеса сильно лихорадит, а Карфаро — что две четырехседмицы /месяца/ назад было продлено торговое соглашение между Фестом — Фаистосом, то есть — и Галатасом.
— Он же не хочет отправить нас дальше на юг?
— Тебе лучше знать своего повелителя. Но прямого указания на это я не нашел.
— Хм. Кстати, мы сегодня приглашены на пир.
— Такими темпами я буду терять форму и превращусь в заплывшего жиром жреца.
— Полегче, стражник!
Мы посмеялись.
— А где будет пир?
— В храме Богини-Матери.
— Хм.
Я усмехнулся и спрятал предметы культа Осьминога в наспех сделанные тайники — щель между стенами и «тайник для воров» под лежанкой, на которой я вчера сношал матрону. Его найдут и успокоятся.
— Не волнуйся, Акаро, местная Жрица молода и прекрасна. Я уже собрал большую часть слухов о Какорро, так её зовут.
— И что о ней говорят?
— Молода, набожна и развратна. То же, что и про нашу, если подумать.
***
Стражник не удосужился мне сообщить, что намечающаяся церемония непосредственно связана с Ритуалом Очищения. Впрочем, я, конечно, мог догадаться об этом и сам — ведь завтра чистый день, когда никто не работает.
Зал был невысок и не имел зала для музыкантов сверху. Справа от входа начиналась крупная ниша с двумя бассейнами, в которых уже нежилась приглашенная знать. Чуть дальше, у правой стены, в нишах заканчивали стелить шерстяные коврики и циновки, кто-то замаливал у лампадок прегрешения или просил о покровительстве высших сил. Несмотря на то, что ритуал не начался, пары уже активно (но в рамках приличий) ласкались, некоторые девушки, почти не стесняясь, терлись юбками о члены партнеров, пока еще прикрытые тканью.
Людей скопилось много. Большая часть — в цветах высшей дворцовой знати, мужчины не снимали плащей, а женщины — платьев. Впрочем, уже отсюда я мог разглядеть, что многие уже возбуждены — обострившиеся соски женщин и девушек прекрасно мог увидеть каждый, да и явные бугры в определенных местах выдавали мужчин. Действо обслуживали храмовые рабыни, на которых были лишь украшения да сандалии на шпильках, любимые дворцовыми модницами.
/Минойское женское платье имело настолько глубокий вырез, что тот не скрывал грудь, а поддерживал её снизу. Что касается шпилек, то это маловероятно. /
Рабы же в этом дворце были музыкантами (и, подозреваю, уборщиками) и окружили статую Амейи, Богини-со-Змеями, закрывая проход в запретные для простых прихожан помещения. На возвышениях стояли курильницы, источавшие сладковатый дым куриама — наркотической смолы, раздражавшей меня ещё с Закроса. Высшей Жрицы пока не было видно и посетители наркучивали себя сами.
Одна из девушек, пеласга с волосами цвета воронова крыла и маленькой, юношеской грудью, не дождалась начала церемонии. Покачиваясь на ногах в такт ритуальным мелодиям, она, не особо скрываясь, терлась попкой о разеже/термин для партнера/ сзади. Юбка и фартук её были задраны, обнажив стройные загорелые ноги, но скрывая промежность, в которой действовала её рука. В разных концах зала происходило подобное — меня уже невзначай задевали девушки своими телами, обдавая жарким дыханием.
Самое удивительное было в происходящем то, что никто не возмущался. Мужья, как в тумане, качали руками под звуки барабана и протяжной трубы, не обращая внимания на то, как чьи-то жадные пальцы и губы ласкали их жен. Жрицы с ледяным спокойствием готовили церемонию, поддразнивая прихожан, а то и прихожанок, гладя их по губам и соскам. Аромат возбужденных тел начал пробиваться сквозь дым от куриама.
Внезапно музыка смолкла и зал замер.
Из прохода вышла Высшая жрица, облаченная лишь в воздух и серебро, сопровождаемая сзади сонмом жриц, покорно склонивших головы. Её тело, не понравившееся бы Богине (слишком стройная в груди и тылу), было покрыто черным рисунком, изображающим змею. В руках она несла два факела, олицетворявших солнце и луну. Зал начал падать ниц и я упал вместе со всеми. В тишине было слышно её шаги.
Она подошла к парочке, стоявшей у ближайшей колонны, без факелов, отдав их кому-то из свиты. Молча жрица отодвинула девушку и во все той же звенящей тишине парой движений обнажила сначала парня — мускулистого молодого минойца, а затем, после пары движений рукой — головку его члена. В тишине же она (весьма показательно) провела по ней своим небольшим, но широким язычком.
Тотчас же грянула музыка и начался ритуал. Под чарующие молитвенные песни собравшиеся в храме жители Дворца так быстро избавились от одежды и без лишних слов сплелись в единое целое, как будто были бы пришедшими с долгого плавания рыбаками. Я же был повален на циновку очаровательной высокой кидонкой, судя по украшениям — посвященной Храма Богини-матери.
Она уже избавилась от одежды и просто села своим очаровательно округлым тылом на моё лицо. Я без лишних слов пустил свой язык в её пещерку, уже влажную и пахнувшую женщиной. На моём же члене крепко сомкнулись губы, начавшие гулять вверх и вниз. Пытаясь предотвратить качки тыла передо мной вверх и вниз я схватил её за соски отличн, крепкие, как зрелые вишни. Ответом мне был приглушенный стон.
Эта игра надоела нам одновременно. Она при моей помощи развернулась и села на член. Я переместился в сидячее положение, чтобы губами ласкать ей плечи и губы, толчками не забывая сотрясать юное тело. Вскоре я почувствовал мелкие зубки на губе и был вынужден отступить, услышав:
— Комралла. Зови меня так, незнакомец.
Я лишь усмехнулся и снова притянул её к себе, ощутив на спине острые коготки, причиняющие мне лёгкую и оттого неожиданно приятную боль. Комралла неплохо двигала женскими мышцами, сжимая их на выходе так, что мне приходилось её приподнимать силой. Она в ответ только заливалась звонким смехом и потом — впрочем, как и многие девушки в зале.
Вокруг сплелось множество тел, причем настолько близко к нам, что я, откинувшись на спину, приземлился на нежное плечо какой-то метиски, между ног которой терракотовым членом орудовала стоящая на четвереньках и неистово сношаемая сзади минойка, чьи кудри совершенно закрыли для меня лицо и тело, оставив для взора только очаровательный тыл, вздымавшийся каждый раз, когда её разеже в плаще ювелира таранил её плоть.
Заглянув за плечо Комраллы, я обнаружил незабвенную Младшую, расположившуюся бочком ко мне и принявшую в себя сразу три члена, по каждому на дырочку. Она что-то неразборчиво мычала, но гулявших в ней стволов это ничуть не замедляло. Правда, один из минойцев оставил её попку, увлекаемый обнаженной женщиной в возрасте, но его место сразу занял тот, чью головку она облизывала мгновение назад.
Упав назад, снова на девушку, я увлек за собой Комраллу, чем вызвал рядом с собой протяжный женский поцелуй. Попытавшись присоединиться, я был сначала отвергнут, но вскоре принят, что повлекло за собой такое переплетение языков, что мое тело вынуждено было замедлить толчки. Я ощутил на языке вкус вина, фруктов и какой-то разгоряченной девушки.
— Ау! — вдруг взвизгнула Комралла после еще десятка толчков, оторвавшись от губ девушки — Аау! — я замедлился, но она лишь вцепилась в меня, прошипев: — Ещё...
Я перевернулся, положил её на спину, закинув стройные ноги жрицы себе на плечи. Наклонился вперед, приблизившись к широко распахнутым глазам и начал двигаться. Сначала медленно — жрица даже успела нахмуриться, но затем ускорился, женского сока на члене становилось все больше, крики — все громче, мышцы, обхватывавшие мой ствол, начали содрогаться, а по спине начали гулять ноготки
— Аааааааа... аааау! — содрогалась Комралла — Давай своего стража сюда, я покажу тебе...
Но так быстро заканчивать я не собирался. Поставив жрицу на ноги, я притянул по полу к себе метиску, подождал, пока она оближет член и все так же, не поднимая с пола, развернул, ударив девушкой соседа слева, испытывавшего анус своей скулящей партнерши. Раздвинув девушке ноги, я увидел сидящую на её лице неугомонную Комраллу, раздвинувшую морщинистые смуглые лепестки так, чтобы девушка снизу насладилась сладкими каплями нектара.
Жрица не стояла в стороне от удовольствия, но парня, с которого все началось, бросила и наслаждалась язычком минойки, расположившейся ко мне свой тощей попкой, покрытой блестящей пленкой чего-то липкого и не до конца засохшего. Такие же характерные подтёки были видны на подбородке Какорро и груди.
В бассейнах вода, похоже, наполовину состояла из женского сока, масла и спермы — не было девушки на их краях, которая бы не уподобилась Жрице и не высосала бы соки из своего партнера, будь то страстный миноец, извергавший на грудь возлюбленной длинную белесую струю или развратная кидонка, пачкающая вязкими прозрачными каплями лицо дочерей Миноса.
Я недолго любовался этим зрелищем и вошел в метиску. Она оказалась не настолько узкой, как я ожидал, но двигалась бедрами настолько активно, насколько это вообще было возможно. Комралла не успокаивалась: не удовлетворившись язычком метиски, массировавшим её лепестки, она приняла в отверстие выше член. Впрочем, про обладательницу игривого язычка она не забыла, сминая руками маленькие груди, на которые опиралась.
Тараня податливое тело, я не забывал целоваться со жрицей, от громких воплей перешедшую к тихому скулежу. Она была близка к пику наслаждения, но взобраться на него не могла. Ещё в Кноссе я слышал от некоторых миноек, что те не могут кончить из-за куриама, так что еле держащуюся на ногах девушку напротив я понять мог. Должно быть, она сейчас призывает на помощь всех духов.
Метиска подо мной бросила натирать свою горошину страсти и просто вцепилась руками в пол. Пауза между её встречными толчками становилась все больше и стоны начали затихать, в то время как тело сводили легкие судороги. Наконец, она выгнула спину вверх, освободившись от моего ствола и громко застонала. Я её подхватил, пустив в пещерку пальчик, не позволив скатиться с вершины.
Я был отблагодарен жарким поцелуем и смущенной улыбкой. После того, как моя ладонь была орошена, разумеется. Комралла не выдержала такой картины и начала содрогаться сама, партнёр, сношавший её сзади, вдруг тоже завыл, спуская семя прямо в жрицу. Отставать было неприлично: я слегка заставил дочь Богини со Змеями поработать язычком и после шумного вздоха окропил её грудь и личико брызгами семени.
Вокруг волной шли звуки удовольствия: мы окончили действо одними из последних, чему я неслабо удивился. Некоторые разеже заливали партнерш семенем; те были не прочь. Шатающиеся девушки в полубеспамятстве доходили до купален и падали в воду, пока мужчины поглощали настои и вина прямо из кувшинов и чаш. Я оставил жрицу и метиску, перешагнул через распластавшиеся парочки и пару раз оглянулся, прежде чем нашел набедренную повязку и плащ.
У меня было всего две партнерши за Ритуал. Неужели я так двигался?...
Дым выветривался сквозь световые окна в потолке, но некоторые пары еще не окончили. Одна пара явно медлила, наслаждаясь тягучим удовольствием. Еще четыре девушки медленно, но громко добирались до пика, помогая себе различными игрушками. Ну и Жрица, конечно. Она двигалась на члене статного минойца, держа еще по одному в своих руках.
— Ты сегодня в ударе. — я обернулся.
— Акаро.
— Я думал, ты их убьёшь.
— Это куриам всё. Ненавижу эту смолу... хотя здешняя разновидность мне неизвестна.
— Обратил внимание?... Впрочем неважно. Потом изложу свои мысли. — стражник ушел к столику с напитками.
Мне оставалось кивнуть. Медлительная парочка уже просто застыла в долгом поцелуе, девушки медленно падали на циновки, а вот Жрица окончила только с одним из членов в её руке. Одна из молодых жриц бросилась ей помогать, заглотив лишний ствол наполовину. Вскоре немолодой кидон закатил глаза, не по-мужски застонав, и выпустил вялую, но обильную струю семени на свежую грудь, а уже вторую, куда более слабую — на Жрицу.
— Все никак не насытится. — раздался голос за моей спиной.
— Простите?
— Все мало ёй, говорю. — повторил молодой хмурый пеласг, обритый почти налысо — Только у нас Высшая Жрица такая...
—... ненасытная? — помог ему я.
— Именно.
— Все Высшие Жрицы наделены Богиней необычайной страстью.
— Вы так думаете?..
— Я — Танато, сын Тано. Я знаю это. — сухо ответил я.
Действительно, все известные мне Жрицы были развратницами. Акалла, Какорро, жрица с Закроса. Мне ещё повезло, что последняя предпочитала девушек — шесть десятков солнечных кругов — не шутки!..
— Маринатос, сын Эванса. — он протянул мне жилистую руку — Торгуя тканями с Фестом. Извините, что рука...
— Не стоит. Я сам только что встал с пола.
— Вы первый раз в Галатасе?
— Именно.
— По вам это заметно. Вы явно первый раз ощутили на себе действие местного куриама.
— А это точно куриам?..
— Неизвестно, — бросил в ответ Маринатос, глядя на то, как последний разеже Жрицы изливается на её изящное лицо, а жидкое семя стекает одного из его предшественников стекает с словно выточенных из камня лодыжек на каменный пол.
— Неизвестно?
— Тут все балуются оккультизмом, Танато. Странно, что вы ещё не отметили это. — я вспомнил старика из храма Разайи, говорившего то же самое. — Этот дворец умрет в огне богов.
Мне стало не по себе.
— С чего вы взяли?
— Вы думаете, это все будет вечным? Дворцы без стен, защищающих их, ни одного пирата на побережье и пеласги, понимающие кто они? Не смотрите на меня так укоризненно, я прекрасно понимаю, что по сравнению с минойцем я недочеловек.
— Все мы дети Миноса. — машинально ответил я.
— Надеюсь. Уже Кноссос именуют как северные варвары... «Кносс»!...
Некоторое время мы смотрели на то, как приходящая в себя Жрица медленно поднималась на ноги и её окружала свита с очистительным маслом и полотенцами.
— Я слышал, вы интересуетесь особенностями Галатаса.
— Вот как?
— Например, одним культом.
— Я весь внимаю.
— Семья Галокостос, две дочери которых добились вашего расположения вчера, практикует много разных ритуалов. Они вам смогут помочь, сами не зная о том.
— Не знаю, как вас отблагодарить.
— Просто сожгите эту печать — он протянул мне янтарную виноградину с вырезанной на ней монограммой — в любом огне в момент истины.
— Это важно? — спросил я вслед пеласгу — он уходил в тень. Я обратил внимание на длинный кнут вроде того, что есть у погонщиков скота, на поясе. Зачем он нему?...
— О да.
Жрицу тем временем привели в порядок и одели в культовое платье. Она выпрямилась и кивнула музыканту, который ударил в гонг.
— Дети Миноса! — низким голосом, не вязавшимся с хрупкой фигурой возвестила она. — Встаньте, дети Миноса! — все, включая встали. Из купален выскочили мокрые люди. — Вы очистили свои души от земных тягот и я говорю вам: вы готовы к чистому дню! Обряд был строже обычного, но так приказала Богиня и не нам её судить, но нам быть её детьми. А пока... Прошу вас смирить распалённые души и помолиться за ушедших.
— Где-то я это слыпфшал, — проговорил Акаро, дожевывая яблоко.
— Все жрицы обучались в одном месте.
— Но Акалла хотя бы умеет пробрать до костей.
— На то она и Верховная Жрица Кносса. Что-то нашел?
— Яблоко. — он кинул мне красный фрукт аккуратно в руки. Довольно фамильярно для набожного храма. Он оглянулся на прихожан, потянувшихся к статуе Богини и молельным нишам и проговорил: — Они набожны даже когда сношаются. Многие верят в гениев и духов. Оккультизмом веет даже от жриц.
— Мда.
— А что хотел этот странный пеласг?
— Я сам не понял. Но он нам дал неплохую ниточку.
— Вот как.
Какорро показательно помолилась с несколькими царскими чиновниками, жрицами и мастерами, после чего, довольно улыбаясь, скрылась в политроне за Богиней вместе со свитой. Музыканты остались на месте, но не начали играть снова, пользуясь передышкой.
— Помнишь сестер, которые гостили у нас?
— Ммммм...
— Они ещё думали просить нашего покровительства.
— Ах да, как я мог забыть молодых... эмммм...
— Сестер Галокостос.
Мы направились к политрону, скрытому за статуей Богини, готовя жреческие амулеты для предъявления храмовой страже. Я старался не улыбаться в ответ на шуточки Акаро.
— Эта семейка выделяется среди остальных. Надо её проверить.
— Только не завтра. — он помолчал и сказал у статуи, боязливо поглядев на Богиню снизу: — И не сегодня.
— Разумеется. Сегодня мы говорим со жрицей.
119