После разрядки самооценка падала ниже плинтуса. Ощущение никчёмности, слабоволия заполняло сознание.
«Задрот-неудачник», — корил Андрей себя в первые дни после срыва.
Чтобы не оступиться в очередной раз, он бежал в лес. Там он носился, как угорелый, в любую погоду и время суток, истязая себя часами.
Мать выходила из комнаты заспанная в полночь:
— Ты что, бегать ходил? — растрёпанная, с проседью в проборе, она стояла перед ним в ночнушке, щурясь от яркого света. — Ну ты даёшь, — качала головой.
Действительно, на улице минус 25, сугробы по колено, в лесу разве что волки не воют, полночь, а он гонит свои пятнадцать километров в час.
Сказывался многолетний опыт занятий лёгкой атлетикой.
Он валился с ног, выдавливая из головы мысли о сексе, со смехом вспоминая молоденькую собачницу, которая от страха чуть в штаны не наложила, услыхав его стремительное приближение по тропинке. Очухавшись, она истошно орала ему вслед на весь лес.
Яйца пухли, он не дрочил три месяца. Спать не хотелось, есть тоже. Все рефлексы, мышцы, как взведённые, реагировали на малейшее возбуждение. Адреналин зашкаливал, тестостерон закипал при виде любой юбки репродуктивного возраста.
Он ощущал девушек затылком, чувствовал их присутствие по периметру на остановке, мог с закрытыми глазами определить их месторасположения в автобусе, на платформе метро. Тонкий слух улавливал малейшее колебание воздуха, вызванное девичьим смехом. Он начал обращать внимание на страшненьких. Ничего в них ужасного не было, в презервативе он бы отымел любую из них: жирную, тощую, карлика, дылду, кривоногую, большеносую — любую. Только дайте ему полчаса времени, пустую комнату и тёлку. Он затрахает её в труселя. Она может не снимать полностью джинсов, не наклоняться, не расстёгивать кофточку, не притрагиваться к его члену. Пускай просто ухватится двумя руками за батарею, упрётся ногами в пол, зажмурится и приготовится к путешествию в один конец.
***
Андрей работал фрилансером, сидел дома, никуда не выходил. Это ещё больше сводило на нет его шансы познакомиться с девушкой. В мечтах он часто представлял себе, что встретит её случайно на языковых курсах, конференции, в магазине или даже автобусе — в любой нормальной ситуации, но только не на сайте знакомств. В реальности идея с курсами или конференцией казалась смехотворной. Если там ему никто не понравится, он только потеряет время и деньги. Он регулярно сканировал предложения подобного рода, рассматривал даже съезд сетевых маркетологов. Но каждый раз гениальные планы знакомиться окольными путями казались ему постыдными, и он возвращался к ледяному душу и жирной откормленной мошонке, требующей разрядки.
Одно предложение его всё же заинтересовало.
«НИИ психологии. Для участия в социальном эксперименте приглашаются парни и девушки. Обязательно: возраст 23—30, высшее образование, без вредных привычек. Для парней: полное половое воздержание не менее трёх месяцев. Для девушек: отсутствие половых контактов от шести месяцев».
Последнее условие особенно позабавило его.
«Интересно, как они проверяют?» — мелькнула шальная мысль.
Но ещё больше его возбудила мысль познакомиться с девушкой, одной или несколькими, у которых тоже не было секса так долго.
Но это он и клюнул.
***
Он отослал резюме, фотографию на электронный ящик, и через два дня получил приглашение на собеседование.
В старом советском НИИ, расположенном на окраине города, разве что моль не порхала: убитая мебель, столб золотой пыли, запах тонн макулатуры и профессор в белом халатике — Фома Лукич — дряблый седой старик, похожий на умудрённого опытом цыгана из фильма «Возвращение Бадулая». Кудрявый цыган с житейским прищуром бывалого витиевато рассказал Андрею про суть эксперимента: выявление зависимости свойств памяти от стимуляции.
— Какой стимуляции? — насторожился Андрей.
— Система поощрений и наказаний. Основана на исследованиях рефлекторных дуг великого русского учёного Ивана Павлова. Всю совокупность рефлексов можно разделить на две группы: условные и безусловные... — и Бадулай продолжил лекцию про рефлексы и влияние внешних воздействий на нервную систему.
— Но всё-таки, о какой стимуляции идёт речь? — перебил Андрей.
— Генитальной. В нашем случае важно выявить связь между либидо и работой головного мозга. Мозг человека состоит из порядка 100 миллиардов нейронов, связанных друг с другом в единую сеть. Нервные импульсы, проходящие по этой сети, являются основой всех психических процессов... — и Бадулай опять улетел в дебри психологии и физиологии.
К середине интервью Андрей твёрдо решил для себя, что принимать участия в сомнительном эксперименте не будет. Даже не смотря на то, что денежное вознаграждение выглядело весьма солидным.
Но тут Бадулай сделал ход конём: достал колоду фотокарточек и разложил их на столе перед Андреем.
— Выберите девушку, которая вам больше всего нравится, — Лукич откашлялся, почесав бороду. — В сексуальном плане. Это важно, если вы согласитесь. Кстати, они вас уже выбрали.
«В сексуальном плане? Уже выбрали?» — от осознания перспектив у Андрея всё поплыло перед глазами. Адреналин мощными струями начал поступать в кровь, лёгкая дрожь пробила тело от пальцев на ногах до кончиков ушей, ладошки стали холодными и влажными, взгляд масляным. Пустыми стеклянными глазами он всматривался в фотографии богинь, выбравших его, перемалывая в голове, как он будет работать с ними «в сексуальном плане». Пять девушек: две блондинки, три брюнетки, личики с глянцевых обложек, снятые в домашних условиях, ничего коммерческого, только секс. Глаза томящиеся, скучающие, ждущие, зовущие. Он нервно сглотнул, во рту всё пересохло.
— Вот эта, — тыкнул Андрей пальцем в самую стеснительную, как ему показалось, брюнетку с пухлыми губками и добрым ласковым взглядом карих нежных глаз. Богиню милосердия, которая на генетическом уровне завораживала первозданной душевной красотой, вызывала необъяснимое доверие и желание поклоняться.
— Замечательно. Даша значит, — цыган чиркнул у себя в блокнотике что-то и опять завёл старую волынку-лекцию про то, как важно создать полную сексуальную совместимость партнёров во время эксперимента.
Уходил Андрей с туманом в голове и вздутой пачкой в джинсах. Он так и не понял, кто кого собирается генитально стимулировать, и главное — как. Но что он точно для себя решил: он встретится с этой Дашей, которая как минимум полгода не трахалась, которая выбрала его «в сексуальном плане», возможно даже сидя вот так с Бадулаем в одном кабинете, сгорая от стыда, скрывая возбуждение, уходя с мокрыми трусиками и масляным взглядом.
***
В кабинете цыгана такой же бардак, пыльно и душно. Но какое это имеет значение?
Даша похожа на кареглазую Русалочку из мультика Уолта Диснея: огромные бездонные глаза, губки сердечком, такая же пышная грива густых волос, загадочный, витающий в облаках взгляд, улыбка Моны Лизы. Она нереально красива. Стройная девушка с идеальными формами, в чёрной водолазке, широкой серой юбкой со складками и кожаным ремешком, колготках, сапожках.
Он не испытывает к ней сексуального влечения, нет — это было бы так низменно. Желать богиню — святотатство. Он хочет любить её, заботиться о ней, поклоняться, хотя бы добиться её расположения, хотя бы поймать её улыбку.
«Неужели она выбрала меня в сексуальном плане?» — повторяет он как мантру снова и снова.
Его яйца залиты свинцом, они гудят, как улей с пчёлами. Член подобострастно сжался — не станет же он позорится, проявляя неуважение к богине.
Они знакомятся, это важно для эксперимента. Цыган задаёт им по очереди один и тот же вопрос.
— Андрей, почему ты выбрал Дашу?
Они дошли до пикантных вопросов, до этого была разминка: хобби, интересы, кино-книги. Андрей сглатывает.
— Она показалась мне доброй и скромной.
Смотрит на неё. Даша отводит глаза, поджимая губы. Явно польщена.
— Даша, почему ты выбрала Андрея?
— Андрей, — она запинается, переводя взгляд на Андрея, собираясь с мыслями, — симпатичный и умный.
Она, конечно, придумала ответ находу, но ему приятно. Чертовски приятно.
— Хорошо, — цыган переворачивает страницу. — Теперь Андрей: когда в последний раз у тебя был физический контакт с девушкой?
Андрей ловит Дашин взгляд, брошенный на него украдкой. Делает вид, что напрягается, чтобы вспомнить.
— Примерно пять месяцев назад.
Там все девять, но кто докажет?
— Когда в последний раз ты мастурбировал? — цыган даже не подвергает сомнению, что он мастурбировал.
Андрей болезненно переваривает вопрос. Ответить и признать, что он мастурбировал?
А, чёрт с ним!
— Сто один день, — он смотрит на наручные часы, — два часа и сорок пять минут назад.
Даша давится от смеха в ладошку, ему тоже смешно. Но он гордится этим результатом. Вчера у него был юбилей. Он одержал очередную победу над собой.
— Отличный ответ, — Бадулай записывает цифры в опросник. Он работает с молодыми людьми, как с обычными крысами, — даже не улыбнётся.
— Теперь Даша. Когда в последний раз у тебя был физический контакт с мужчиной?
— Год и два месяца, — наигранно безразличным тоном сообщает она. У неё уже готов ответ, она внимательно следит за реакцией Андрея.
Он и не думает ухмыляться. Наоборот, ему жалко, что такая красотка так долго остаётся одна. Что-то перещёлкивает в нём после этого признания. Она богиня, но она и женщина. Несчастная, возможно, разочаровавшаяся в любви.
— Когда в последний раз ты мастурбировала?
Даша коварно улыбается, шумно выдыхает, переводит взгляд с Бадулая на Андрея. Внезапно смотрит на часы, безумно долго рассматривая убегающую стрелку, наконец, упрямо поджимает губки и, сдерживая смех, выплёскивает на них ушат горячей воды:
— Два часа тридцать пять минут назад. Под душем, — её лукавые глазки-чертовки горят задором.
В том, что это правда, нет ни малейшего сомнения. Богиня мастурбировала под горячим душем каких-то два с половиной часа назад, возможно даже думая о «симпатичном и умном», с которым она сегодня примет участие в эксперименте с генитальной стимуляцией памяти.
Андрей мысленно сползает под стол, горячая вода из душевой стекает на пол. Его рекорд теперь не кажется ему невероятным достижением. Пчёлы в улее гудят так, что в ушах звенит.
Остаётся подписать соглашение. Ничего необычного:
«Я такой-то-такой, далее именуемый как «Мужчина», обязуюсь бла-бла-бла, не увиливать от вопросов, отвечать честно, имею право отпроситься в туалет» — и так далее, и тому подобное. Пять страниц мелким текстом: права, обязанности, ответственность сторон, форс-мажор, условия, время, порядок проведения, расторжение договора, разрешение споров, дополнительные условия, заключительные положения, адреса, явки — контракт был явно составлен профессиональной командой юристов. Ни о какой «генитальной стимуляции» в умело составленном документе речи ни идёт.
Даша пробегает глазами договор, задаёт Бадулаю пару вопросов, когда и где она получит деньги, и дело
остаётся за малым: все ждут, пока Андрей подпишет соглашение.
Он нехотя ставит подпись под огромным списком прав и обязанностей. Он надеялся найти здесь хоть какую-то информацию про эксперимент, но процедура описана очень расплывчато. Копаться в деталях сейчас кажется неуместным. Даша ещё подумает, что он боится. Трусишка, «симпатичный и умный».
Когда всё готово, Бадулай просит Дашу посидеть в кабинете, а сам идёт с Андреем в лаборантскую. Просит присесть на кушетку.
— Что вы делаете? — Андрей с тревогой наблюдает, как цыган набирает в шприц жидкость из стеклянной капсулы.
— Это успокоительное, чтобы ты не волновался. Действует как валерьянка. Ты ведь волнуешься?
— Ну допустим.
— А нельзя. Нельзя, чтобы участники эксперимента волновались. Иначе их память от стресса начинает плохо работать. В контракте, кстати, всё подробно про это написано. Ты что, забыл?
Про успокоительное и стресс Андрей, конечно, читал, но не думал, что всё так серьёзно.
Он вяло закатывает рукав, оголяя вену.
— Даше тоже сделают укольчик. Она ведь, как и ты, волнуется. Побольше даже твоего, — последние слова цыгана действуют опьяняюще.
— Откуда вы знаете?
Лекарство уже растворилось в крови. Глаза слипаются, пол уходит из-под ног, сливаясь с потолком.
— Она руки под столом мяла, когда мы общались, — звучит хриплый равнодушный голос цыгана сквозь белую пелену.
***
Тусклый свет наполняет пустую комнату со всех сторон.
Он сидит со спущенными до колен джинсами, трусами, скрючившись, как на унитазе, провалившись в глубокий пластиковый стул-капельку. Два десятка кожаных ремней обездвиживают спину, руки, ноги, надёжно фиксируя тело к железному каркасу стула.
Но что самое ужасное, его голые горячие яйца, абсолютно незащищённые, беспомощно болтаются где-то снаружи. Их вытянули с пенисом сквозь узкое круглое отверстие в сидении, побрили, смазали липким холодным гелем. Они непривычно горят, разомлевшие, распухшие, тяжёлые.
Андрей дёргается, яростно напрягает бицепсы, но это вызывает лишь лёгкое колыхание яиц и пугающую мятную прохладу под стулом. Железный каркас намертво приварен к полу.
— Эй! — орёт Андрей.
Перед ним стол и высокая стена с двумя экранами по бокам. Чуть повыше уровня глаз широкое смотровое окно, закрытое роллетами.
— Эй! Вы меня слышите? — ревёт он, продолжая искать лазейки в хитросплетении ремней.
Паника лавиной накрывает остатки надежды на благополучный исход.
***
За десять минут у Андрея перед глазами промелькнула вся жизнь. Он успел успокоиться, снова накрутиться, раскаяться, ожесточиться, наконец, полностью отключиться.
Мягкий голос Даши возвращает Андрея в реальность:
— Андрей, ты меня слышишь? — одновременно в головку члена под стулом вонзается тёплая острая струя воды. Она приятно режет тонким стержнем, щекочет, раздражает. Голос исчезает, струя тоже, только капельки стекают к мошонке.
— Андрей, если слышишь, ответь, пожалуйста, — Даша делает паузу, не выключая микрофон. Она напряжённо дышит, но этого недостаточно, чтобы активировать струю. — Хочешь я прочитаю тебе стихотворение?
Голос Даши такой бархатный, соблазнительный.
— Да, хочу, — тихо произносит он, проклиная себя за слабость. Член под стулом быстро растёт, пока не упирается головкой в сиденье.
— Хорошо, но сначала ты должен ответить на один вопрос, — её голос наполнен детской непосредственностью. Она, похоже, понятия не имеет, какое удовольствие доставляет ему каждое произнесённое слово.
Неожиданно включается монитор слева. Даша сидит в смотровой за роллетами, склонившись над столом, камера направлена ей прямо в лицо.
— Назови столицу Румынии, у тебя десять секунд, — облизывает губы, переводит взгляд вниз, видимо, на часы.
«Румыния, Румыния, цыгане, Дракула, Трансильвания...»
Андрей никогда не заучивал дурацкие столицы. С географией в школе вообще трындец. Училка дрючила их налево и направо, хотя сама нигде не была. Вечно корчила из себя невесть что.
Андрей морщится. Надо что-то ответить.
— Будапешт, — он не уверен, но пусть будет Будапешт.
— Это неправильный ответ, — Даша расстроена. — Правильный ответ — Бухарест. Мне придётся наказать тебя небольшим разрядом тока. Ты готов?
Он не успевает ответить. Мощный удар в мошонку припечатывает яйца к стулу. Упругий предмет, похожий на пластмассовую лопатку, хлёстким шлепком отправляет Андрея в мутную пелену забвения.
От боли земля уходит из-под ног, комната кружится перед глазами. Боль вытесняет всё: мысли, чувства, сознание. Тупая распирающая снизу боль не оставляет даже желания заорать. Невнятный стон, первобытный, грудинный, сиплым облачком вырывается из лёгких. Как рыба, выброшенная на берег, Андрей жадно хватает воздух ртом, выпячивая невидящие широко открытые глаза.
— Тебе очень больно? — нежная струя бьёт в увядающий член.
— Да. Мне очень больно, — мрачно шепчет он. — Позови, пожалуйста, деда. Я хочу прекратить эксперимент.
— Прости, я не могу этого сделать. Фома Лукич сказал, что мы должны работать одни. Только ты и я, окей? — Даша делает вид, что общается. Её заученные ответы похожи на ответы девушки из службы техподдержки первого уровня. — Давай я почитаю тебе стихотворение? Жил-был поп, Толоконный лоб... — она гонит пургу, заливая боль приятным жжением тёплой струи воды.
— Даша, ты не понимаешь, — перебивает он. — Я не хочу больше участвовать в садистском эксперименте.
Даша умолкает, чтобы через секунду сменить пластинку с нежно-убеждающей на наставительно-учительскую:
— Сначала ты должен ответить на вопросы. Ты ведь подписал соглашение? Следующий вопрос: назови столицу Бангладеш. Время пошло.
— Даша, я не собираюсь больше отвечать ни на какие вопросы, позови главного, как его там, Фому Лукича. Я понимаю, что ты здесь не причём, но ты не имеешь права причинять мне боль без моего согласия. Слышишь? Ты даже представить себе не можешь, насколько это...
Хлёсткий удар выбивалкой по разомлевшей мошонке выносит мозг, искры сыпятся из глаз.
— Андрюша, я знаю, что тебе сейчас немного больно. Обычно парни терпят минут пять, ну максимум десять, потом начинают выдумывать всякую ерунду про железные тиски. Я ведь вижу, что ты возбуждаешься от моего голоса. Тебе ведь приятно, когда я говорю? Хочешь я снова почитаю стихи? Только поп один Балду не любит, никогда его не приголубит...
— Да пошла ты нах... !
— Ну зачем ты так. Я ведь хотела по-хорошему. Теперь придётся наказать тебя за мат.
Новый удар, третий по счёту, отправляет залитый сталью член в нокаут. Когда туман рассеивается, Андрей хватается за последнюю мысль, которая рваной нитью повисла в воздухе.
— Ты видишь... Ты говорила, что видишь. Что ты видишь?
Даша жеманно улыбается с экрана телевизора, ломается, прежде чем ответить:
— Я вижу твой член, — выдыхает, умолкая, облизывает губы. — Очень большой, кстати, особенно когда возбуждён, — хихикает. — Вижу, как струя воды щекочет его, когда я говорю. Вот опять, кажется, ты начал возбуждаться. Следующий вопрос...
***
Картинка на экране на секунду замирает. Разряд. В следующий момент вздыбленный член подлетает вместе с яичками, шлёпается о сиденье, болтается, быстро теряя твёрдость.
Даша ёрзает на стуле. Не смотря на солидный опыт она по-прежнему чувствует себя неуютно, причиняя боль. Если бы парни не возбуждались, она бы давно оставила это занятие, но с некоторых пор она всё чаще пользуется левой свободной рукой, чтобы поласкать себя между ног. Фома Лукич присутствовал только на первых двух опытах, теперь лаборантская в её полном распоряжении — Лукич вручил ключ, который она предусмотрительно вставила в замок.
Слегка подтянув юбку, Даша активно работает пальчиками под тонким нейлоном колготок. В этот раз парень какой-то нервный, необузданный, что, впрочем, вызывает только уважение и странный азарт.
— Андрюша, если не перестанешь ругаться матом, мне придётся наказать тебя сильнее.
— Пошла нах..., дура!
— Ну хорошо, сам напросился. Увеличиваю разряд в два раза. Готовься! — пальчики в трусиках хаотичнее трут клитор. Похоже, разрядка нужна ей самой: — Девочка Даша нашла кимоно, — струя воды подготавливает заново залитый свинцом член к наказанию. — Пару приёмов взяла из кино, — Даша увеличивает силу и толщину струи, последние минут пять член всё слабее реагирует на голос. — С криком «КиЯяяяя!» и ударом ноги, — стишок она сама переделала. — Андрюшины яйца текут в сапоги!
***
— А-а-а! — пластиковую лопатку заменили на стальную. Андрей больше не чувствует удара. Боль материализуется глубоко в животе, соединяется с клетками головного мозга, пульсирует по нейронной сети, состоящей из миллиардов соединений, наконец, втягивает в себя всё вокруг, как взрыв вакуумной бомбы, выворачивает наизнанку остатки сознания.
Тонкая линия, отделяющая боль от удовольствия, размылась бесконечными переходами через Рубикон. Последний удар вызвал скорее эйфорию, чем шок. Странно, но боль только усилила ощущение приближающегося оргазма. Исчезло пространство-время, душа отделилась от связанного ремнями тела, витает по комнате, удивлённо разглядывая роллеты, которые неожиданно поднимаются, открывая вид в смотровую.
Даша встречается взглядом с Андреем, строго поджимает губы, закрывает глаза на секунду, как будто плохо ей, а не ему.
— Назови столицу Анголы. У тебя двадцать секунд.
— Поласкай меня ещё, — просит он ласковым голосом.
— Если ответишь правильно, прочитаю стишок.
— Думаешь я не знаю столицу Анголы? — он коварно улыбается.
В детстве Андрей жил с родителями в общежитии. Однажды в соседней комнате появился бородатый приземистый мужчина — дядя Боря. Это он подарил Андрею наклейки с роботами, Андрей сразу и не понял, что это наклейки. Думал, так, бумажки с рисунками. Это дядя Боря приходил в гости к родителям с бутылкой коньяка, рассказывал, как оно там, за бугром. Ангола — страна чудес. Дядя Боря работал военным хирургом. Рассказывал, что в Анголе водится змея, которая залезает в спящего человека через рот и выедает опухоль, а потом выползает. Но главное, что хорошо запомнил Андрей, столица Анголы похожа на имя девочки — Луанда. В детстве он часто представлял себе чёрную африканскую девочку по имени Луанда, когда подрос, эти фантазии стали эротическими. Чёрные, мулатки, шоколадки — они так и остались для него Луандами, где бы он их не повстречал. Жгучие африканки, страстные, с горячими телами, горящими чёрными янтарями вместо глаз, мерцающими в темноте, пленительным изгибом бёдер, чёрные пантеры — в мечтах он тысячу раз занимался с ними сексом, молоком разбавляя чёрный кофе, закачивая сливовую начинку в чёрный горький шоколад.
Последний удар раскалывает улей на мелкие осколки. Пчёлы армадой устремляются наружу, изливаясь бурной рекой под стул. Месяцы воздержания закипают, переливаются через край. Перед невидящим взглядом танцует Луанда — девушка юных мечтаний.
***
Даша в замешательстве гладит мокрый пушистый холмик в трусиках. Андрей знал ответ, но не сказал.
— Луанда! Луанда! Любовь моя! — шепчет он с блаженной улыбкой на лице, не замечая Дашу.
«Всё-таки есть связь между либидо и памятью!» — она впервые задумывается о смысле эксперимента.
324