Отменной памятью я не обладал, но построив ассоциативный ряд: коитус с Алиёй — взгляд Малики — осознание факта — поиск оправданий — игра в «Тысячу» — проигрыш — возвращение в квартиру — ужин —. .., вспомнил некоторые подробности. Да, Лера тогда дома появилась лишь к десяти, после того как Алька окликнула её с балкона. Да, ребёнок определённо избегал встречи со мной. Следующие дни проходили как под копирку: работа, дом. Ужин без Леры. Её загоняла домой супруга.
Я ожидал тяжкого разговора с женой, а оказывается мне болвану нужно было, в любом случае: сама ли она наблюдала за актом или Малика ей сказала, поговорить с дочерью. И-ДИ-ОТ!!!
Продолжая бить себя по дурному лбу, ходил по участку, в сумерках оступался на изгородь грядки. Чертыхаясь на себя, за неуклюжесть, подумал о отношении дочери и Малики.
Ведь она ясно сказала, что я смогу выполнить пожелания подружки. Это означает, что дочь спокойно отнесётся к тому, что я изменю матери. Это что же такое у них в клубе творится? Возможно ли, что аналогичные ситуации были в прошлом? Допустим с одним из мужчин: отцом Натальи или дядей Насти.
И вообще — будет ли приз победителю? Если, да, то какой? Вряд ли материальный — не настолько наши дети развращены материально... Но развращены морально?
Нашёл пакетик с ромашкой, заварил её. Пока она запаривалась, решал, что делать с записью. Смотреть дальше или стереть, забыть?
«Нужно посмотреть, обязательно! Может Лера выскажет своё мнение обо мне... уроде... долбанном! Узнать, что за награда ждёт победителя и как его выявят?».
Но вначале ополоснул лицо водой, выпил ромашковый настой.
—... Я же видела, что Малика, залезла на шифоньер. Она не слезла оттуда, когда тётя Алия прогнала остальных. Уже хотела вылезать, но зацепилась платьем за пружину кровати, пока отцепляла, зашёл... мужчина. Увидев его ноги, я ещё дальше придвинулась к стене.
— Больше никто, нигде не остался? — перебив Леру, спросила Наталья.
— Нет. Только Алерия и я были свидетелями измены... наш-ш-ш... моей мамы. Потом, когда я увидела Лерку, тоже удивилась. Мы с ней ушли в пятый микрорайон, там во дворе девятого дома, долго обсуждали происшествие. Практически до темна не возвращались домой.
— Думали собрать вещи и убежать из дома. — продолжила Лера. — Почему-почему! Вас бы так... уебало.
— Ты то тут причём? — крикнула Наташа.
— А вы не догадались кто был мужчина?
— Михаил Семёнович, одноногий афганец! — сказала Наталья. — Балконы тёти Алии и дяди Миши смежные. Я жила над ними. Как-то слышала, что он её уламывал на... палочку, другую. И уломал, окаянец.
— Стася, ты о ком думаешь? — предоставила попытку Насте Лера.
— Уже догадалась..., твой отец, мона Алерия. Теперь я понимаю причину сбежать из дома. Так что вас сдержало?
— Ночь. Как говорится: утро вечера, мудренее. — опередила Малика Леру. — Утром мы уже не так рьяно рвались из дома. Вновь весь день вдвоём обсуждали, страдали. Хорошо, что ОН был на работе. Мама моя в заботах о младших. Вот такая моя... карта. Алерия, давай свою, моя вторая карта не обо мне самой, хотя касается непосредственно меня.
— Моны, я беременна от отца...
Лера сделала длительную паузу. Подружки удивлённо смотрели на явно торжествующую Леру.
Я не вынес этого, остановил проигрыватель.
О каком отце она сказала, понял разу. И эту новость следовало, также как предыдущие, обдумать хорошо. Я всё больше жалел о сделанной записи.
«Не все знания полезны, не все... Как мне теперь жить с таким багажом? Теперь я точно облажаюсь, посмотрев в глаза ребёнку. Чёрт! Без озверина я сегодня не усну.»
Вишнёвая наливка объёмом 0.7 находится в погребе. Достал, выпил. Ещё парочку по 75 миллилитров вдогонку. Рука сама потянулась к мышке...
— Ты ебанушка? — Наташа.
— Пизди больше. — Настя.
— То, что он чпокнул мою маму, не повод лечь под него и тем более рожать. — в унисон с остальными сказала Малика.
Лера продолжала держать напряжение. Первой не выдержала самая импульсивная — Наталья:
— Это же инцест голимый! Ты знаешь о последствиях?
— Мона Ната, эта нехорошая женщина имеет в виду не родного отца! — додумалась наконец Малика. — Тесть. Да?
— Да. На день святого Валентина, наши со свекровью мужья, устроили нам праздник. Сводили в «Ереван». Мама Галя накидалась коньячку под завязку. Прихерело ей нормально. Олежек не пил, повёз её домой, наказав нам ждать его. Папа Дима ухаживал за мной, приглашал на тур за туром. Я слегка под мухой, он посильнее пьян. В интимной полутьме начал шептать мне милые пошлости на ушко, пылко дышать в него. Когда подол моего платья поднялся до бесстыдства, я опомнилась. Звонит мой муженёк, так мол и так, тормознули менты. В салоне запах алкоголя. Требуют пройти тест. А вы же знаете какой он... законник. Короче, повезли его в медпункт, то да сё. Чем дальше в лес, тем крупнее пчёлы...
— И слаще мёд. — привычка Наталии перебивать рассказчика меня удручает.
—... — дочь тоже поморщила носик. — Мы с папой садимся на такси и туда же. Ладно, это всё к моей карте имеет всего лишь косвенное отношение. Дома Олежек сразу накатил стакан пятизвёздочного, мы с отцом поддержали его бокальчиками. Проснулась я от куннилингуса. Тащусь. Балдею от всей души — муженёк наконец соизволил лизнуть клитор..., ну и не только. Удивляюсь его опыту. Где, думаю, наблатыкался. В каких университетах. В пылу оргазма, хватаю его за голову... Где солнцеподобная лысина Олежека? Чья это башка зажата моими бёдрами? Попыталась пикнуть, а рука мне рот накрыла. «Доченька, я только соку молодой женщины испью и всё! Ты не пугайся, моя сладенькая. Нам, пожилым мужчинам, нужны такие витамины. Теперь я пойду, маму Галю обласкаю в честь праздника!». И действительно уходит. Привела, насколько можно, пьяные мысли в порядок. Слышу и правда из родительской спальни, доносятся характерные звуки. Иду в туалет. Пописсала. Заглянула на кухню. Мой супруг свернулся на угловом диванчике и слюну пускает. Я его растолкала, заставила привести себя в порядок. Попросила подарок. А из соседней спальни, такие аккорды доносятся... Похотник мой запел им в унисон. Олежек одарил слабеньким... коитусом. А потом я приболела. Муж в командировке, жена на блядки... Примерно так вышло у нас с папиком. Мамочка на своей постельке болеет, я на своей. Папик меж нами санитаром. Горчичники нам поставил, мазью начал растирать спину. Перевернул меня животом вверх, начал горло и грудину растирать, я сосочки ладошками прикрыла. «Мама уснёт, приду к тебе!». — предупредил. И я, блядь такая, потекла. Разум говорит, что это отвратительно, нужно шугануть его, а тело... Да что я вам, моны, говорю. Вы и сами знакомы с физиологией женщины. Ладно, думаю, пускай полижет и идёт мамочку лечить. Это доминирующая мысль в головушке, блядской. А второстепенная, как назойливый комар, пищит: «За одно и меня пусть полечит!». Так эти мысли меж собой конфликтуют, что позабыла я о муже где-то на трассе... Дима пришёл через час. Я с удовольствием приняла умелую игру языком и пальцами по пи... ське. И уже мысленно молю: «Давай, папик, засади мою долину огурцами и бананами, видишь какая благодатственная почва, истекает влагой. Впрысни семя своё — нынче безопасный период!». Мужчина услышал какие мысли я излучаю, стянул последнюю препону — свои «боксёры». Губы его, измазанные моими соками, накрыли мои уста, пальцы влажные от тех же соков, сжали сосок. Больно-о-о-о, но приятно. И понеслось! Я и забылась совсем, что нахожусь под чужим мужчиной, что где-то рядом его жена... Опомнилась только после лечения, в кавычках. Папик дышит рядом со мной как паровоз, а я начинаю реветь. Сквозь слёзы объясняю ему, что ощущаю себя шалавой подзаборной. А шельмец спрашивает: понравилось ли мне такое лечение. Нет бы мне сказать: «Нет!», так не соврала, ответила: «Да!». «А я решил, сожалеешь, что разрешила в себя кончить! Слушай, — говорит, — вы почему нам внуков не рожаете?». Отвечаю ему что Олегу нужно стать на ноги. «Предохраняетесь?». «Да. — отвечаю. — Особенно в первые годы, сейчас химию меньше глотаю, подгадываем цикл!». «А Олег мне обратное говорит, что ты не хочешь рожать. Кто из вас врёт? Я думаю он. Не любит он детей. Сама поговори с ним!». Моны, я ему поверила. Вот вы, моны Стася и Малика, родили деток, мужья к вам и охладели. Так?
— Не то чтобы охладел мой Стёпка, просто начал ревновать к дитю. — начала Настя. — И как следствие безразличие к нему.
— Данияр малышку очень любит. После развода часто посещает нас. — сказала Малика. — Что дальше с... папиком и мужем?
— А дальше разговор с Олегом. Он начал крутить, вертеть. Сказала ему, что перестаю предохраняться. Не захочет воспитывать ребёнка, сама буду. Он естественно сказал, что нужно ещё раз хорошенько обмозговать. И вот полтора месяца назад... муж в командировке, жена... Папенька ночером убаюкал мамочку, пришёл пошептаться. Моны, я осознано взяла в ладошку его член. Раньше ведь тактильно не изучала. Офигенный такой гимн пропел пенис, когда я пошатала его. Так: «Бумс-с-с-с» об его живот, снова: «Бумс»! И поцелуи более нежные, нежели молодые. И щёки выскоблил до детской нежности, и вновь куннилингус отменный. И как возбудительно осознавать, что в соседней спальне спит его жена. А инструмент... вроде не примечательный, но глубокого бурения, так сказать... И это, между прочим, седьмой член, с которым я познакомилась. А семёрка у нас, джаспирян, волшебное число.
— И девятка! — перебила Наталья. — Я с девятью знакома.
— Не знаю, чем опоил папик мамочку, но за ночь, мы трижды омывали промежности. Моны, у молодого Олега не такая потенция, как у Димы. Натрудили мы мою письку знатно. И это был максимум овуляционного периода.
— А с Олегом до этого или после, было? — опять перебила Наталья.
— За неделю до, и пять дней после. Я вам так скажу: хороший у меня муж... особенно его папа. Ха-ха-ха! В понедельник к гинекологу схожу, пусть он подтвердит — я пока боюсь сглазить. Только вам, сестричкам моим, рассказала. Вы не выдадите и не сглазите.
— Да-а-а, хороший муж твой Олег. Часто в разъездах бывает, на папу жену оставляет. Мамочку вы там не приучите к наркотикам? — вздохнув, спросила Настя. — Сегодня ты говорила, что Олег вчера в Петропавловск поехал. Папик наслаждался молодым телом?
— А то! Раньше не надеялись на силу снотворного, тихонько в постельке, а нынче ночью даже на стиральной машинке осмелились. А утром я расхулиганилась, пока мамочка на горшке тужилась, я папика разбудила минетиком.
— Это окончательная твоя карта? — спросила Наталья. — Мона Малика, давай свою.
Меня не интересовала о чём будет говорить Малика, я хочу знать кем стала моя дочь. BestWeapon.ru Блядью себя нарекла сама. А вот как мне принять малыша, которого она родит? Как выблядка? Ребёнок то причём? Он будет дитём моего ребёнка. А кто является отцом его, вторично. Я и сам не ангел. Мой малец от Алии осенью пойдёт в армию. Почему я не считаю его выблядком? Только лишь из-за просьбы Ильяса? А если бы он не знал, а Алия блядуя со мной, Тагиром, Михаилом, рожала бы?
«И как теперь быть со сватом? Конечно пиздюлей ему отвешать не мешало бы. Вот ведь охламон какой. Это же надо так родному сыну услужить. Подставил его конкретно. Мол он не хочет зачать ребёнка, давай я постараюсь. Нашёл простушку. А может Олег ему не родной сын? Может Галка ему рогов наставила, он прознал, сейчас таким образом мстит, поганец? Хотя с супругой он ведёт себя как сильно любящий муж. Двуликий Янус, мать его! В глаза делает одно, а за глаза... На себя то посмотри, Ильич. Ты сам двуличный человек. Так что не суди. Сколько у тебя самого грешков? Посчитать трудновато, но если поднапрячься, то можно. И раскопай-ка вот ту мыслишку, которая прикрыта до времени, когда встретишь Малику! Хочется молоденького тел
а? То-то же! А на Настю поглядывал? Да, поглядывал. И на Наташу. Пухленькие губы, которой могут наощупь определить обрезанный пенис или нет!»
— Скажи, пожалуйста, мона Алерия, чем он объясняет свои действия? — будто услышав мои мысли, поинтересовалась Малика.
— Конечно, нам же, бабам, нужно знать почему мужчина положил на нас глаз. Он мог отбрехаться, сказать, что захотелось... молодого тела. Он же ответил: «Не начинай женское нытьё! Не люблю. На самом деле тебя, вернее не только тебя, но и остальных женщин, интересует именно личная привлекательность. Не буду юлить: встречались мне женщины краше и аппетитней тебя, но я изменяю Галке для неё самой же. Слышала ведь какие страсти меж нами возникают временами?»
— Охереть! — вспыльчивая Наталья всегда комментировала речи других. — А може-е-ет он ей рассказывает о вашей ебле? Я слышала о таких парочках.
— Вот ни хуя себе! — крепким словцом озвучила своё удивление Лера. — Тогда может она и подглядывает? Пи-и-и-и... здец! Но..., бля, возбудительно! Согласны? Нужно устроить засаду! Каким образом? Советуйте!
— Есть диктофоны, которые пишут сутки напролёт. Закажи у китайцев. Где спрятать найдёшь. — сказала Анастасия.
— Мне кажется сегодня победит мона Алерия. Вы на себя посмотрите, моны, как вы возбуждены. — произнесла не менее возбуждённая Малика. — Но что тебе даст знание того, то папик чпокает жёнушку под рассказы о твоей страсти?
— Ну-у-у-у, — Лера долго растягивала звук «у-у-у», видимо мозговала над вопросом. — у-у-у... хоть быть готовой к чему-то. Вдруг Олежек мамочку под байки папочки... — Лера хлопнула ладошкой по свёртку пальцев другой руки.
— Ин... цест? — хоть и шёпотом, но громко произнесла опять же Наталья. — Тогда заебательская тебя, мона Алерия, ожидает жизнь!
— Ну-ка прекратите! — крикнула Малика. — Вы не понимаете, что это извращение? Вы представляете до чего такое может довести? Родит Алерия мальчика...
Я остановил плейер. Представил перспективы, с отрицательным знаком, которые могут возникнуть от такого поворота. Михаил как-то дал почитать свой рассказ, оценить, так сказать. Маловероятная, но всё же возможная в жизни история происходила с его героями — сын с отцом натягивали сначала маму, затем подросла дочка, к ней приехали друзья обоих полов... Невероятно, но, дьявол побери, возможно!
Продолжая думать, сходил в сортир, отлил. Вновь ополоснул лицо тупой башки водой из бочки, накатил ещё рюмочку вишнёвки. Решил узнать о чём расскажет Малика.
—... Нет-нет! Даже продолжать не хочу... Нет, мона Алерия, ты не бэ! — я вспомнил, что за вечер Малька ни разу не осквернила рот матом. — Бэ, моя мама. Я уже сказала Алерии, что происходило в тот день. Оказалось, дядя Лёва делал мне братика. Так и назвали его Арыстаном. Потому что папа мой не способен... Меня, правда, зачал..., а вот остальных мама рожала от чеченца, русского и белоруса. Ладно, это с согласия папы, а вот теперешние... извращения мамы, это уже её самоличные действия. Аллах ей судья. Но зачем моего Данияра совратила?
Малика заплакала. Девушки успокоили её, попросили если ей трудно рассказывать, то пусть расскажет Лера.
— Я смогу... Вы знаете, чем она оправдала свой поступок... ? Сказала, что мужика нужно сразу испытать. Вот она Данияра и искусила. Слабенький мой..., слабенький. На пожилых даже кидается. Вы бы видели, как комично они смотрелись в тот день, когда я внезапно вернулась домой. Данияр как нашкодивший пацан, спрятался под одеяло. Мама вначале тоже опешила, но потом приняла гордый вид — шахиня, блин! А раб, трясся под одеялом. Фу, гадко как! Маму простила. Одна она у меня, хоть и больна нимфоманией, но одна. А... непрошедший испытания, пусть ищет другую дурочку...
— Следующего также будете испытывать? — спросила Наталья.
— Ещё чего придумаешь? Нет, конечно! Но думаю; с довеском меня никто не возьмёт... Слабенькая, совсем слабенькая карта, но выговориться мне было необходимо. Давай свою...
— Вы поглядите как карты сошлись то. Я ведь тоже о родительнице своей хочу рассказать. Это было ещё до моего супружества... Нет, не с молодым. С афганцем нашим. И если бы не та... как бы назвать... ? Закалка! Да, закалка, появившаяся после просмотра коитуса папы и тёти Алии, я бы рассказала отцу. А так получилось..., по крайней мере для меня, будто она расплатилась с ним...
— С Семёновичем? — спросила Наталья.
— С папой моим! Отомстила, так сказать. Мы в тот день у тебя, мона Стася, зависли. Я вышла проветриться на балкон. Слышу характерные звуки. Сказала тебе, а ты сказала, что Семёнович каждый день кого-нибудь... чпокает, тебе уже надоело подсматривать.
— Ага, научила тебя просовывать зеркальце. — подтвердила Настя.
— То, что творилось на кровати тёти Алии я видела плохо — не тот ракурс. А тут такие позы, такие страсти! А мы ведь уже пальчиками баловались...
— А некоторые не только пальчиками, но и мальчиками. Ха-ха-ха! — перебила Наташа.
—... И узнаю я не кого-нибудь, а родную мамочку. Моны, как она под ним тащилась... ! Сейчас завидно прям...
— А Михаилу Семёновичу похер кого трахать, зайди к нему — и тебя отымеет, — в который раз перебила Наталья.
— Моны, сознайтесь — кто из вас о нём подумывает? — громким шёпотом спросила Настя.
Малика и дочь покраснели, промолчали. Лера наполнила бокалы вином, показала подружкам.
— Я в одной порнушке видела, как две лесбиянки играли. — начала Настя. — Так вот. Одна из них была с такой же культёй как у Семёновича... Поняли... ? Да, инвалидка трахала ею подружку... Страшно, но хочется такого опыта.
— Ты представляешь какой это размер? — спросила ошалевшая Малика. — порвёт...
— Я-то уже рожавшая, разорвано там мама не горюй. Не зря королевы отказывались пиздой рожать. Смазать, расслабиться... К маме пойду, загляну к нему, справлюсь о здоровье его и его члена... А там примерю...
Девушки по-разному восприняли такую перверсию. Малика и Лера покрутили пальцем у виска, Наташа чуть заметно улыбнулась.
А мне пришлось задуматься теперь и о жене.
Нет, конечно, я не считал её ангелом. Ревновал лишь в первые годы совместной жизни. Затем, изменив сам, однако не выводя новую концепцию семейных отношений, просто надеялся на разумность супруги. И если бы не сегодняшние познания, так и жил бы...
Трижды в год мы не спали в одной квартире. Летний отпуск старались проводить порознь. Методические курсы преподавателей, куда Алевтина непременно ездила. Занявшись садоводством, стал больше ночевать на даче. Может она в эти минуты с Михаилом? Сейчас бы узнать в какое время она ублажала соседа, был ли я дома? Как часто она заходила к нему?
— Я. — громким словом вывела меня из раздумий Наталья. — Я уже опробовала его член на вкус и размер. Три года назад... Помните, как меня кинул Вася? Так херово стало, гляжу, Семёнович шкандыбает. Попросила закурить. Он показывает пустую пачку, говорит: «Дома есть». Там и водочка нашлась и утешитель с твёрдой дубинкой. Да, моны, взрослый мужик, однако, качественней салажат... Рассказать? Алерия, ты окончила свою карту?
— Засчитаем, мона Ната, это как вторую твою карту. А мне остаётся только добавить, что я всё-таки объяснилась с мамой. Два года назад. Не говорила бы с ней, но она сама попалась. Тётя Алия попросила помочь с математикой младшей дочери. Помогла, выхожу от них. На площадке Семёнович целует маму и приглашает почаще навещать одинокого самца. Покраснели мы обе. Мужчина закрыл дверь. Я зашла с ней в нашу квартиру. Никого мама не стала винить, сваливать всё на отца или тяжкую участь, на стрессы в школе. Объяснила всё спортивным интересом. Теперь я понимаю, что унаследовала от неё свою похотливость. Тоже ведь чисто из интереса блядую с Димой. И мужа вроде как люблю. Спросила у мамы, как часто она повышает, так сказать, показатели в спорте. Не часто, говорит, пару-тройку раз в год. А началось всё с того, что Семёновича хотели посадить за изнасилование женщины. Потом отпустили домой. Его друзья в честь этого устроили сабантуй. А Семёнович до этого побил всю посуду. Позвонил маме, попросил тарелок и стаканов дать. Мама занесла, прибралась немного. Пельмешки отварила. Выпила с ними. Мужчины взяли с него слово, что он перестанет вымещать зло на других девушках, женщинах. Семёнович, глядя в мамины глаза, поклялся самым страшным: «Пусть меня отпидорасят, если я причиню боль женщинам!». Мама была навеселе, сказала, что иногда боль нужна, но по согласию. Мужчины всё поняли, быстро оставили их вдвоём. Мне было четыре года. Папа с Петей ездили к его родителям.
Я вспомнил то время. Да, заметил необычную страсть Алевтины. Сказала, что соскучилась в трёхдневной разлуке и я принял это как должное. Если Лера говорила о страсти мамочки под Михаилом, то как же её поясница? Хотя иногда обходилось без последствий, как например, после акта в среду. Но бывали и такие дни, когда спина заболевала внезапно, без видимых причин..., для меня видимых. И ещё одно — она оказывается первая изменила мне. Лере было шесть лет, когда я трахнул коллегу по работе.
— А я в тот день, — торопясь закончить свою историю, начала Наталья, — познавала истинную мужскую силу. Моны, как он прекрасен, когда уламывает на секс. Нет, нет! На коленях не стоит, слёзно не просит. Спросил: «Можно в тебя сегодня кончить?!». Клёво да? Ему было пофигу какого я возраста, его волновала лишь моя беременность. А я бухнула и сказала: «В попку всегда можно!»...
— Ты... — Лера не договорила.
— Да, моны, с ним я познала боль и прелесть анала. Как только я сказала про попку, он достал обезболивающую мазь, которой он мажет культю. Показал, улыбнулся и отправил меня на горшок. Я опорожняла кишку и посмеивалась над Васей. Не изменил бы мне, может досталась бы ему эта целочка...
— Избавь нас от подробностей! — резко сказала Малика. — Мы поняли, что тебе понравилось и я согласна уступить тебе свой приз, если другие моны не будут против.
— Да, мона Ната, хватит на сегодня. — согласилась Настя. — И я тоже считаю, что две твои карты, лучше карт Малики и Алерии. Алерия?
— Я звоню. — Лера взяла смартфон.
Что-то увидела на экране. Долго вглядывалась. Затем встала на то место откуда делались фотоснимки. Посмотрела точно в объектив.
Подошла вплотную к стене, на которой закреплена камера. Открыла рот...
Батарея ноута разрядилась. Я смотрел на застывший кадр плейера — дочь смотрела в мои глаза. Неудовлетворительное качество объектива исказило овал лица — оно стало более округлым, некрасивым.
«Час от часу не легче. Она поняла, что камера снимала в инфракрасной подсветке, которую невооружённым взглядом не увидишь, а смартфон видит! И она не настолько глупа, чтобы не вычислить кто устанавливал камеру. Знает где я прячу комп. Почему же она не удалила запись? Это ведь самое простое — удалила, нет записи, нет вопросов! Она сказала подружкам? Это какая-то их игра? Почему, чёрт побери, она не позвонила мне в воскресение, сегодня днём? Что она затеяла? О, Боже, сколько вопросов и ни на один из них я не смогу дать ответ. Сейчас уже поздно звонить ей. Завтра, с утра пораньше, позвоню, приглашу на разговор!».
Залаял пёс соседей. Скрипнула калитка моего участка. Я продолжал сидеть. В домик вошли...
— Как мы и предполагали, моны, он успел досмотреть запись. — сказала моя дочь.
Дочь ли? Четыре обнажённые женщины встали полукольцом у стола.
Одна особенность отличала их от человеческих существ. Из-под капюшона, образованного спайкой больших половых губ, исходил яркий свет.
У Наташи и Леры лучик был тоненький, буквально как оптоволокно. Крупные клиторы Малики и Насти испускали лучи толщиной с лазерную указку, сверкали ярче.
Я урывками глотал воздух, пытался что-то произнести, начать оправдываться как школяр.
— Замолчи, ничтожество! — приказала та, которую я всю жизнь считал дочерью. — Всё, что ты хочешь сказать, нас не интересует. Мы должны понять, как ты дошёл до такого скотства. Для этой операции мы примем наш естественный облик. Моны, обнажаемся!
«Голые будут обнажаться? Разве они недостаточно обнажённы?». — подумал я.
Девушки одновременно взялись за свои клиторы, держа их пальчиками, как ползунки замка «молния», потянули вверх. Яркий свет исходящий от фантастических поверхностей, открывавшихся из-под человеческой кожи, окончательно меня ослепил.
125