— О! Очухался! — надо мной склонился лохматый брюнет в пижаме. — Ща я доктора позову!
Подошёл некто с рыжими усами и в белом халате:
— Привет, парень! Ты живой?
— Где я? — наконец смог выдавить я.
— В психиатрическом отделении бологовской больницы. Ты помнишь, кто ты?
— А кто я?
— Значит, не помнишь. Елена Александровна! Подойдите пожалуйста!
Надо мной склонилась плотная невысокая блондинка в белой косынке:
— Привет, красавчик! Ты как, встать сможешь?
— Не знаю. Где я?
— В дурке, где ж ещё?! — женщина принялась развязывать ленты. — Давай только без буйства, хорошо?
— А я буянил?
— Нет, тебя овощем и привезли.
— Кто привёз?
— Ну откуда мне знать, дорогой?! — сбросила с меня и простыню. — Солдатиками какой-то штатский командовал, но он мне не представился!
Я лежал на клеёнке не совсем голым — на мне был подгузник.
— Это что? — я тронул рукой свою единственную одёжку.
Но она не услышала моего вопроса, разглядывая мои шрамы и татуировки. Я и сам их видел, кажется, впервые.
Некто усмехнулся в усы:
— Если ты спрашиваешь об отметках на теле, то их явно оставили пули и осколки снарядов.
— Нет, вот это! — я попытался сесть, двумя руками указав на подгузник. Но сил не хватало, пришлось опереться.
— Ты ведь был недееспособен, в смысле, вообще даже на ногах не держался!
Я наконец догадался сбросить ноги с постели и начать подниматься, ухватившись за спинку кровати. Голова жутко кружилась, тяготение земли было неимоверным, но я встал на трясущиеся конечности и даже сделал два шага. Прежде чем грохнулся всем прикладом о пол. Плотая блондинка с доктором помогли мне подняться и сесть на кровать. Затем она отошла и быстро вернулась с какой-то посудиной, похожей на чайник, только носик был покрупнее.
— Ты неверное пописать хочешь?
Я усмехнулся:
— Не то слово! Как с ружья!
— Ты мог бы помочиться и в подгузник, чего терпеть?! Но уж давай! — ловкими движениями она затрещала липучами приспособления, освобождая меня от него. Затем двумя пальцами взялась за мой член и попыталась всунуть в носик «чайника»
Но толи от нужды опорожнить пузырь, толи от её прикосновения член стал разбухать и наливаться. В ту вытянутую трубу он просто не помещался.
Я опять попытался подняться, бормоча:
— Пойду я лучше в туалет...
Женщина неожиданно рассмеялась, накинула мне на плечи линялый халат, завязала пояс и взяла меня под руку:
— С таким орудием лучше бы!... — что лучше, она не договорила, продолжая хихикать.
Кое-как мы добрели до туалета, и я наконец-то пописал. Кабинок тут не было, просто стояли в ряд унитазы, и она сбоку от меня, придерживая меня за талию. Стон облегчения вырвался из моей груди, когда моча иссякла. А женщина опять взялась за член пальчиками и потрясла им, проворковав:
— Пусть последние капли!..
На следующий день Елена принесла мне домашней еды и каких-то сладостей. Неловко было признаться, что что я предпочитаю горькую, а не пирожные с конфетками, чтож, пришлось осчастливить сдвинутых по фазе соседей.
А сам начал тренировки — задал себе целью без поддержек дойти до конца коридора и обратно. Но не дошёл, мать его так! Голова пошла кругом, я по стене опустился на пол, посидел маленько и двинулся дальше.
На второй день прошкандыбал немного больше, но в палату уже заползал на карачках. Но был счастлив и уже рассчитал график выздоровления, то есть, обретения сил. Если и дальше так пойдёт, через месяц буду как новенький!
Хуёв, как дров, поленица! На третий день рухнул, лишь поднявшись с койки. Ноги и спина болели так, будто вагоны разгружал.
На четвёртый осилил треть дистанции первого дня. Мать моя женщина! Чего ж я такой слабенький уродился?! Здешние шизики и параноики шлындают целыми днями, бой-баба эта, Елена Александровна, по три четыре раза всё отделение с коридором намывает, да ещё озорно так мне подмигивает, зараза! Я же... Ну хоть плачь!
Организм начал быстро восстанавливаться, к прогулкам по коридору я добавил отжимания на кулаках, поднятие корпуса из положения лёжа на пресс, подтявания на дверном косяке и приседания.
Заметив это, санитарка предложила прогулку на свежем воздухе. Оказывается, она уже давно согласовала это мероприятие с врачом и достала где-то цивильную одежду — джинсовый костюм с футболкой и кроссовки.
— Просто счастлив! — чуть не подпрыгнул от радости я, Санёк, я уже узнал от доктора, что так меня зовут. — Я жутко счастлив!
И, страшно волнуясь, трясущимися руками долго переодевался. Елена Александровна доброжелательно посмеивалась, наблюдая за мной.
А стояла солнечная, тёплая погода с
ередины мая. Неожиданно разогрело к полудню, люди расстегнули куртки, сняли головные уборы. Я жадно озирался, крутя седой головой, словно видел всё это впервые. Да я и вправду ничего не помнил из прежней жизни, словно её и не было, словно ничего не было до этого дня, а я лишь месяц назад родился. Вот таким и родился: седым, хромым, исполосованным шрамами и странными татуироками.
Низенькая и полненькая Елена Александровна тащила меня под руку по сияющим весенним улицам провинциального городка. На перкрёстке мы подошли к автобусной остановке и влезли в первый же автобус. Меня зачаровало зрелище озера по обе стороны моста, по которому мы ехали. В голове шумело от перевозбуждения. На какой-то из остановок мы сошли и мой поводырь женского пола потащил меня через дорогу, затем во двор пятиэтажки и по лестнице на какой-то этаж.
Ничего не соображая, я ввалился в её уютную квартирку, сел за стол на крохотной кухоньке, а хозяйка захлопотала, соображая что-нибудь на закуску и то и дело задевая меня мягкими грудями и боками. На столе уже стояла литровая не русская бутылка и бокалы. Я немного стеснялся.
— Давай наливай! — толкнула она меня в бок, присаживаясь рядом.
Пойло было терпким и очень крепким, хорошо, что передо мной уже стоял салат из огурцов с помидорами!
— Ни фига, какое крепкое!! Что это?
Хозяйка тоже пригубила и закусила долькой лимона, который лежал на блюдце.
— Воще-то это самогонка. Но настоянная на специальных травах! Не боись, не отрава!
Я снова наполнил бокалы.
— А что, мне очень нравится! — поднял свой.
— Нет. Санёк, ты сильно не увлекайся! У нас предстоит ещё одно мероприятие! Мне не хочется, чтоб ты тут свалился, ужравшись!
— Мне тоже! — усмехнулся я и выпил.
— А знаешь что! — резко встала он, хватая бутылку со стола. — Пойдём-ка в комнату! — и вышла.
Конечно я последовал за ней.
В комнате, как я понял, это была зала, стоял круглый стол посердине и журнальный столик перед раскладным диваном у стены напротив зашторенного окна. Справа блестело зеркалами и посудой на стеклянных полках большое трюмо, слева — платяной шкаф и огромный плоский экран телевизора.
Елена Александровна поставила бутылку на журнальный столик и указала на диван:
— Сюда!
Я пожал плечами и присел, усмехаясь:
— Выпивать будем с горла?
— Ща я принесу! А ты пока кино посмотри! — пультом включила телик и исчезла на кухне.
Кино было весьма специфическое! Блондинка лет тридцати, лёжа, медленно раздевалась под музыку. Потом оказалось, что за ней наблюдает лохматый парень примерно такого же возраста. Когда она наконец избавилась от лифчика и трусов, он подошёл и начал лизать её бритое хозяйство. А потом достал и свои внушительные причиндалы. Блондинка принялвсь страстно сосать.
У меня тоже подскочил инструмент в штанах. В горле пересохло, и я глотнул прямо с горла.
В это время из кухни вышла совершенно голая Елена Александровна с бокалами в руках.
— Ну, ты чтож, не дождался?
— Дождёшься тут! — я угрюмо кивнул на экран.
У Елены были крупные груди с широкими розовыми сосками, небольшой животик, скрывающий наличие талии, и густые чёрные заросли в паху. Она присела рядом со мной и поставила посуду на столик:
— Тогда наливай!
Я же всё никак не мог оторвать глаз от её мягко колышушашихся грудей. А вместе со стонами из телика это зрелище вообще парализовывало. У меня затряслись руки, я что-то хотел сказать, но из горла вырвался только хрип. Она рассмеялась:
— Ну ты что, голых тёток не видел?
Я отрицательно затряс головой, безголосо сипя:
— Нет, не видел... Не помню...
— Милый, по новому паспорту тебе шестьдесят два! В таком возрасте люди имеют уже взрослых внуков! И полную импотенцию в комплекте!
Я пожал плечами, с усилием отводя глаза. Налить я не мог из-за дрожатия рук.
— Не помню!... Ни хрена не помню!..
— Сергей Николаевич говорит, что тебя, возможно, контузило где-то в горячей точке. Эва, какой тремор! — она засмеялась смехом хищницы и наполнила бокалы сама.
Но я боялся расплескать, поэтому схватил бутылку и, стуча горлышком о зубы, влил в себя несколько глотков.
Елена же лишь пригубила и поставила бокал:
— Вот ведь тебя корёжит! А ты хоть бы куртку снял! — но со злодейской улыбкой взялась совсем не за расстёгнутую куртку, а за ширинку джинсов.
Мой изнывающий орган выпрыгнул, как чёртик из табакерки для шутников.
Она склонилась и потёрлась о него щекой, придерживая ладошкой, стала что-то ворковать в него, как в микрофон. Что-то совершенно невнятное, потому что головка уже наполовину была во рту.
Медленно отстранившись, он похлопала им по своим грудям.
Я не смог выдержать такого и разрядился в её смеющееся лицо.
Когда конвульсии закончились, и я смог поднять отяжелевшие веки, она размазывала сперму по лицу и горлу всё с той же хищнической улыбкой.
— Прости!... — только и смог просипеть я.
194