А сейчас... Сейчас она проклинала тот миг, когда пришла в себя. Уже вернувшись в сознание, всё ещё боялась открыть глаза – думала, что снова увидит перед собой страшную звериную рожу насильника и услышит его безумный, тявкающий смех. Но даже не могла представить себе, что её ждёт нечто намного более жуткое!..
С трепетом в душе и теле всё-таки разомкнула веки и робко огляделась вокруг. Она сидела в огромной полутёмной комнате без окон... Или, может, в сарае? Или в подвале? Или в гараже? Тусклый свет маленькой лампы из-под низкого потолка с трудом отвоёвывал у тьмы лишь середину помещения, и осмотреть интерьер этого каземата стоило немалого труда. Серый от плесени потолок, давно не знавший побелки. Кривые стены, сплошь завешанные какими-то обтрёпанными пожелтевшими плакатами. Цементный пол, покрытый трещинами, щербинами и каким-то бумажным мусором.
В нос бил отвратительный запах сырости... Где она? На чём это она сидит?
И почему так болят руки и ноги?
Осмотрела себя и задрожала. Она сидела в каком-то холодном, как лёд, металлическом кресле. Совершенно нагая, прикованная стальными наручниками к его подлокотникам. Щиколотки были крепко спутаны жёсткой колючей верёвкой с длинным ворсом, впивающимся в нежное тело. Сталь и ворс всё сильнее давили и кололи её, будто выпивая по капле жизненные силы. Какой-то ставший реальностью фильм-ужастик с примесью жёсткого порно!
Холод и страх нагоняли на тело крупные мурашки. И нечем даже прикрыться хоть немного! Дома, перед зеркалом в ванной она часто, долго и придирчиво осматривала себя, обнажённую. Подобно гоголевской Оксане гадала, невольно любуясь собой: хороша или нехороша? И всякий раз ответ был утвердительным. Да и каким ещё он мог быть? Любой хоть сколько-нибудь адекватный самец наверное рухнул бы на колени, поражённый пышностью каштановых локонов, плавно ниспадающих до пояса, стройностью точёной фигуры, нежностью и белизной кожи, упругой грудью, изящными руками, широкими полными бёдрами...
Но сейчас... К чему ей сейчас эта красота? Безуспешно силилась съёжиться в комок, впервые в жизни стыдясь и боясь собственной наготы. Кто знает, куда она попала? Что за урод затащил её сюда?! И зачем?!
– Эй! Есть тут кто-нибудь?!!
Тишина. Зловещая, невыносимая. Ни звука. Ни стука, ни шороха. Пробовала снова кричать, но всё так же безрезультатно. Из глаз ручьями полились слёзы, и, чтобы утереть их, приходилось нагибаться к коленям или дотягиваться лицом до плеч. Отчаянные крики застревали в горле, перемежаясь кашлем. Напрягая зрение, вглядывалась в постеры на стенах. Да уж, это были далеко не весёлые картинки! Там – групповой анал, там – групповой орал, там – садо-мазо с цепями, кляпами и плетьми. Больше всего было жёсткого фут-фетиша – голых рабов, валяющихся в ногах у безжалостных хозяек и предающих себя мукам по их приказаниям. От одних фото ей становилось жутко, от других – тошно. Старалась больше не смотреть на всю эту жуть, но она теперь будто нарочно вылезала из полутьмы и сама бросалась в глаза. Что же это за логово садистов-извратов?
Уже не знала, что и думать. Хотела снова упасть в обморок, отключиться, чтобы не ощущать ни холода, ни страха, ни отвращения. Крепко зажмурила заплаканные глаза и то ли уснула, то ли... Перед глазами, будто в качестве слабого утешения за переносимые страдания, замелькали приятные сцены. Сегодняшний завтрак на балконе. Восхищённые взгляды встречных парней по дороге на работу. Забавно краснеющий от смущения охранник. Весёлая болтовня с сотрудницами. Наташкины рассказики-страшилки, казавшиеся тогда такими комичными и безобидными. И... и вчерашний жалкий и смешной маньяк-неудачник, жадно целующий её ножки. Нет, это уже не сон и не грёзы! Кто-то действительно тычется губами в ступни!
Да, и в самом деле у её ног пресмыкалось нечто мужского пола – нагое, лысое, пузатое, корявое! С отвращением сплюнула и с силой оттолкнула незнакомца обеими связанными ногами. Он шлёпнулся на спину и вскрикнул – не гневно, не испуганно, а радостно! Неуклюже встал на четвереньки и пополз задом наперёд к выходу, не сводя очарованных глаз с пленницы и кланяясь ей – стукаясь лбом о грязный цементный пол. Хотела окликнуть его, но почему-то не смогла выдавить из себя ни звука. Зато окружающее пространство тут же начало оживать. Снаружи раздался радостный, захлёбывающийся визг:
– Богиня вернулась в наш мир!!!
Ответом на этот возглас стал странный шум – как будто сбегалась толпа. Где-то противно заскрипели двери. Послышался тихий многоголосый ропот. И в комнату, где сидела Алина, начали торопливо вползать на четвереньках, толкая и тесня друг друга, голые мужики. Их было десятка два – мускулистых и хилых, стройных и сутулых, худощавых и толстых, в «классических» кожаных масках и без них, в ошейниках и без ошейников... Что же это за оргия сейчас начнётся?
Изо всех сил стиснула руками подлокотники кресла и прижалась к его холодной спинке. Нет, она, даже скованная
и связанная по рукам и ногам, просто так не дастся в лапы скопищу извращенцев!
Но скопище извращенцев пока что не предпринимало никаких активных действий. Все двадцать этих... чудаков лежали ниц, не шевелясь. Ну и сколько ещё будет продолжаться этот бред наяву? Когда и чем он закончится? Затряслась от страха, узнав в одном из этих чокнутых клыкастого маньяка. Видно, он-то и затащил её, бесчувственную, сюда.
Постепенно успокоилась и даже вздохнула с каким-то облегчением, заметив среди коленопреклонённых своего вчерашнего преследователя-«раба». А ведь, если верить словам Наташки, он должен сейчас сидеть в психбольнице за семью замками. Каким же чудом он снова оказался на воле? И значит она очутилась здесь не без участия этого сумасшедшего выродка? Значит это он решил завлечь её сюда, собираясь отыграться за все унижения? За унижения, о которых он сам слёзно умолял?! Попробуй пойми логику такого идиота!
И её вчерашний «знакомый» первым подал голос:
– Прекрасная богиня! Мы, Ваши ничтожные рабы, готовы служить Вам – покорно и преданно! Одно Ваше слово, один жест Вашей божественной ножки – и мы сделаем всё, что соблаговолит повелеть нам наша всемилостивейшая Повелительница! Мы все одинаково несчастны, ибо вынуждены ежедневно маскироваться под так называемых «нормальных мужчин», не видящих, не понимающих и не ценящих женской красоты. Им, глупым и грубым дикарям, не дано и никогда не будет дано счастье познать и ощутить то, что знаем и чувствуем мы. Но в тоже время мы все невыразимо счастливы. Ибо с радостью вкушаем ведомое лишь нам блаженство – от созерцания женской красоты, от поклонения её носительницам, посланным свыше в этот бренный, презренный, жестокий мир, дабы спасти его от грубости, дикости, варварства. И лишь здесь можем со всей искренностью проявить наши затаённые высокие чувства. Мы славим тот миг, когда одна из посланниц Неба озаряет своим пришествием наше убогое капище! Сжальтесь же над нами, прекраснейшая! Ниспошлите своим рабам хоть малую толику благосклонности и милосердия! Позвольте изъявить преданность и покорность нашей Госпоже!
И расценив молчание и неподвижность ошеломлённой и растерявшейся «Богини» как знак согласия, «оратор» подполз к её ножкам и жадно зачмокал, лобызая цемент и грязь вокруг них. Этому примеру последовали остальные.
Алина брезгливо отодвигала ноги от их похотливых рож, на глазах теряющих остатки адекватности. Казалось, позволь она чьим-нибудь губам хоть на мгновение прикоснуться к её телу, и сама заразится этой невменяемостью. Но нет, пока ещё никто не дерзнул дотронуться до неё. Зажимая кулаками вставшие столбами члены, истекающие спермой, «фанаты» продолжали «богослужение» с удивительным рвением и старанием. Тряслись и стонали от созерцания стройного девичьего тела, от его неповторимого аромата, от... Чёрт знает, что там ещё возбуждает этих недоумков-онанистов!
На какое-то время и впрямь почувствовала себя хозяйкой положения, способной подчинить своей воле всю безумствующую ораву. А сделать такое можно было лишь одним способом – слегка подыграв массовой похоти. Выпрямила спину. Гордо запрокинула голову назад. И заговорила, презрительно глядя сверху вниз и с трудом преодолевая дрожь в голосе:
– Может быть, я и вправду когда-нибудь соглашусь повелевать вами. Но сейчас я разгневана, а моё божественное самолюбие глубоко оскорблено! Разве подобает небожительнице принимать поклонение, будучи скованной и связанной?!! Какой еретик посмел сковать и связать мои очаровательные руки и ноги?!! Сейчас же освободите меня от железа и верёвок!
– Нет, прекраснейшая! – испуганно простонал «старый знакомый». – Мы так долго страдали без божественных ласк и так боимся снова их утратить! Не покидайте нас, Госпожа!!! Умоляем Вас!!!
– Разве я сказала, что покину вас? Я лишь напоминаю своим рабам, что желания Госпожи должны исполняться быстро и беспрекословно! Ну!
Грозный тон сделал своё дело. Несколько рук с осторожностью и трепетом освободили её от пут и оков. И всеобщий экстаз возобновился.
Алина вальяжно закинула ногу за ногу (это движение, кстати, вызвало у собравшихся восторженные вопли) и через силу улыбнулась, будто ей и вправду нравилось происходящее. На самом же деле она, стиснув зубы, ожидала хоть какого-то окончания оргии. Страх испарился бесследно. Вместо него всё больше чувствовался надвигающийся приступ тошноты – от грязи и сырости вокруг, от рож, обезображенных похотью, от отвратительно извивающихся тел, от копошащихся у её ног уродов, облитых собственной спермой и кайфующих от унижения. И, наверное, никогда ещё не познавших и не желающих познавать настоящей Любви – красивой, чистой, светлой, преданной. Такой, какую она сама с ранней юности лелеяла в мечтах, никогда не спеша принимать чьи-либо ухаживания и рассматривая «под микроскопом и под рентгеном» каждого претендента на её внимание...
И ещё сильнее ощутила непреоборимое желание поскорее вырваться из этого адского «рая», владычицей которого ей пришлось поневоле стать.
(Окончание следует)
296