Не зря говорят: просите и вам подадут. Если не дадут. Есть бог на свете. Звонок в дверь прозвучал радостной мелодией. Так звонит лишь один человек. Точнее одна, Инка. Радость моя, авось хоть приготовит. А она ввалилась, от попыток облапить её увернулась, легонько оттолкнув. Это в её понятии легонько. Будь на моём месте кто похудосочнее, больничный был бы обеспечен.
— Коль, Коля, ну отстань! Я по делу. - Ясно море, что без дела ты не заходишь. Всё что-то надо. То меж ног почесать, то свозить куда, то ещё что-то. - Коль, ко мне сестра приехала.
— Нинка? - кивнула головой. - Видел. Тащилась с баулом. И что? Нет, поздравляю, конечно. Но ты же не пришла сообщить мне эту радостную весть.
— Нет. Мы как раз с козлом поругались. Воняет ходит, скотина.
Воняет - это в переносном смысле. Это значит, что ходит тенью неприкаянной и бубнит что-то, задевая Инку и вызывая её на скандал. А тут сестра. А раз сестра в гостях, то Инка стерпит. И чтобы этот вонючка заткнулся, даст на пузырь. Расчётливый, однако.
— Инка, что предлагаешь? Хавальник ему начистить. Так я враз.
— Нет, Коль, не надо. Коль, я вот что подумала: давай мы у тебя посидим.
Мать Тереза, спасительница, волонтёрша ты моя! Да я за такую радостную весть...Стоп! Показать радость - испортить дело.
— Ин, а у меня насчёт жратвы голяк. Нет, мыши ещё не висят, но надо варить. И это, Нин, - под подол скользнул рукой, - как оно?
Инка засмеялась, оттолкнула руку
— Коль, кто о чём, а ты всё о пизде. И когда ты успокоишься?
— Инна, как только отвезут на Южное, так сразу.
— Не верю. Ты и там найдёшь к кому в соседнюю могилку заглянуть. Всё, Коль, не надо. Я ведь тоже хочу.
Инка с Нинкой пришли минут через пятнадцать. Нинка со своей сумкой, сразу с вещами. И Инка с пакетом, с кастрюлей, с чем-то ещё. Я рот открыл и захлопнуть не могу, будто челюсть свернул. А Инка сразу затараторила
— Да мы с этим пидорасом совсем разругались. Всё, моё терпение кончилось. Выгоню к ебеням собачьим. Сестру мою обидел, скотина!
НИнка успокаивает
— Ин, да успокойся ты уже. Плевать на такого родственника. Ой, здравствуй, Николай!
— Привет! - Взял у Ниники сумку. По идее надо бы кастрюлю, очень уж вкусно из неё пахнет, да я же вежливый до безобразия. Иной раз сам себе удивляюсь. - Проходи, не стой столбом.
Девки в два голоса рассказывают, что случилось, в четыре руки на стол накрывают. Инка успевает мне по рукам съездить, когда я тяну их куда не положено. Нет, нет, вовсе не под подол. К тарелкам я их тяну. Кто посмеет меня осудить за то, что променял женщину на харч, тот пусть прочтёт нетленный роман Шолохова "Поднятая целина". Тот фрагмент, где бабы на культстане страстно допытываются у Деда Щукаря что важнее: любовь или харч. И тот доходчиво, на живом примере, поясняет, что у голодного на любовь сил просто не остаётся. И правильно дедушка глаголет. Я бы эти слова на листочек и в рамочку на стену повесил. Пизда никуда не денется, а вот продукт может пропасть с неимоверной скоростью. Вот только что на столе еда стояла в тарелках, а вот уже тарелки пустые, даже чисто вытерты кусочком хлебушка. Загадка природы, однако.
Слава те, накрыли. На правах хозяина разлил из бутылки то, что Нинка привезла.
— Ну, со свиданьицем!
Мне нравится в фильме "Особенности национальной охоты" генерал в исполнении Булдакова. Как ему сказали? А, вспомнил. "Михалыч, у тебя тосты короткие, но ёмкие!" Или что-то подобное. Мы, чай, не в Грузии, где можно рассусоливать, что хотел бы купить машину, а денег хватает на козу и потом плакать, жалея
птичку. Нам бы коротко сказать, быстро замахнуть и быстро налить. Посуда не должна долго простаивать. Так что махом опрокинул стопку в рот. Бррр! И из чего они там, в своих деревнях, самогон гонят? Похоже, что из конского навоза. Лошадиным потом точно пахнет. Но по мозгам шарашит. Закусили и по второй. А уж после третьей расслабились, застольная беседа началась. Нам ведь, русским, важно не нажраться, хотя и это тоже, нам собеседник нужен. Был у немцев ещё в ГДР. Придёт ганс в гаштет, рюмку вонючего шнапса возьмёт и сидит перед ней весь вечер, будто гипнотизирует, заряжает. Был у нас один такой, Чумак его фамилия. Чума на его голову, как говорят товарищи цыгане. Тот воду, кремы заряжал. Часы ремонтировал. Моя дура, когда ещё с ней жили, выложила перед телевизором все часы, начиная с будильника и заканчивая маленькими часиками тёщи выпуска едва ли не до всемирного потопа. И потом кудахтала, что часы не пошли. Я ей объяснил, дуре, что ритуал не соблюла. Надо было тело освободить от лишней одежды, то есть совсем, потому как ткань ныне не натуральная, даже если и пишут на этикетках обратное, мешает контакту в тонких сферах маны. Не манки, а маны. Книжки из серии фэнтэзи читать надо. И уссываясь, мысленно, смотрел, как она в очередной вечер заочной встречи с кумиром скачет голяком по квартире, тряся довольно упитанной задницей. Вот же безмозглая. Да. А нам, русским, сначала объясниться в любви собеседнику, когда до этой кондиции дойдём, а потом набить ему рожу, потому что он тебя не уважает. А он просто это слово выговорить не смог.
Девки подпили, в воспоминания окунулись. Когда ещё так душевно посидишь? Что у одной, что у второй с мужьями напряги нешутейные, а с Колей можно расслабиться. Коля свой парень. Или подруга. Судя по тому, что расстегнули и стянули через рукава (И как это у них поучается?) лифчики, точно подруга. Я вроде в шутку предложил
— Девки, вы ещё трусы снимите.
Инка в ответ
— Снимем, Коля, не спеши. Мы сегодня у тебя заночуем. Ты же не против? Нет? Я так сразу Нинке и сказала, что Коля свой человек, в беде не оставит.
— Ин, а ничего, что у меня кровать всего одна?
— Так мы поместимся. Нинка так вообще тростиночка.
Да, из этой тростиночки пол кубометра дров наготовить можно. Првда Инка всё же справнее будет, тут не поспоришь. Я дальше спрашиваю
— Ин, а как у меня вдруг встанет?
Нинка махнула рукой
— Коль, две бабы да чтобы не положили? Не волнуйся, не перестоит.
Раз так, то я совсем даже за. И мы успокоились, сели допивать остатки. Бабы по очереди в ванну сходили и после ванны сидели в полотенцах, обмотанных вокруг пышных задниц. У НИнки вещи в сумке, да она из солидарности с сестрой, постиравшей свои трусы, тоже не стала одеваться. И правильно сделала, всё одно снимать. А я тискал по очереди то одну, то вторую, мял титьки, щупал меж ног, просто наслаждался, тиская пышные задницы. Дурели. Они за столом сидят, я обхожу их по кругу, титьки мну. Инка смехом головку поймала и в рот. Я не сказал? Так я тоже из солидарности после ванны не стал одеваться. Все так все одним миром мазаны. Наконец Нинка встала со стула
— Инка, я не знаю как ты, а я уже теку. Пойдёмте ляжем, что ли. А то я здесь раком встану.
Нинке, как гостье, первая палка. И правда натерпелась баба. Едва всунул, как она приплыла, коротко вскрикнув. Инка, которая могла минут по тридцать настраиваться, кончила вслед за сестрой. Коли так сегодня пойдёт, то обо мне слава разнесётся, как о половом гиганте. И мы резвились во всю мочь.
Переползал с Инки на Нинку и назад. Девки ласкали друг дружку, вспомнив детство и как они снимали напряжение. Со смехом вспоминали, как их за это порола мать. Скакали верхом и давали поездить на себе. Становились собачками, точнее в собачью позу, и лежали на спине. Ложились на край постели одна сверху другой и я всовывал то в одну, то в другую дырку.
Умаялись, просто умаялись. Заснул в объятиях двух женщин. Они по-хозяйски положили на меня ноги, облапили руками, вроде как сберегают своё.
Утром я подумал, что безумная ночь ничего не значит и Нинка просто засмущается, не желая вспоминать. Напротив постарается забыть, как страшный сон. Хрена там. Едва проснувшись и сбегав в туалет, оседлала, сев верхом
— Коль, всё равно у тебя стоит.
Инке осталось лишь облизываться, глядя на скачущую сестру.
Инка утром ушла домой, а Нинка пожелала остаться.
— Ин, я не пойду. Не могу на его рожу смотреть. Ты сходи и возвращайся. В магазин сбегаем, по городу прошвырнёмся. Ну ты иди и недолго там. Если что - кричи. Мы тут как тут.
Проводив сестру, встала раком
— Коль, я свинюшка, но я такая голодная...
804