Короче говоря, прибыл я в поликлинику, взял талончик к терапевту и пошёл на приём. Врачу я пожаловался на непонятные боли в левой стороне груди (типа сердечко пошаливает) мой возраст, 63 года — вполне подходит для такого диагноза. Я рассчитывал на то, что врач мне назначит какие-нибудь процедуры, таблетки, уколы, в общем — амбулаторное лечение. Но оказалось, что совсем недавно, можно сказать, на днях, у этого терапевта наблюдался в амбулаторном режиме больной, и тоже с сердцем. Но этот пассажир, по всей видимости, не косил, потому что, только что отъехал туда, откуда не продают обратного билета. Бедолаге — терапевту теперь предстояло заниматься многочисленными отписками по этому поводу и объяснять своему больничному начальству, почему он не отправил пациента на стационарное лечение.
В виду таких обстоятельств, вопрос о направлении моего «больного» тела на «стационар» был решён окончательно и без поворотно. Сказать по правде, этот вариант меня не очень устраивал. Хотя больничная палата — это не тюремная камера, но режим стационарного лечения всё же предусматривает некоторое ограничение свободы передвижения.
Конечно, я мог бы отказаться от лечения, но тогда и больничного листа мне не видать.
Пришлось подчиниться воле этого случая и залечь на больничную койку.
В терапевтическом отделении нашей районной больнички я встретил своего давнего знакомого. Точнее сказать, своего закадычного друга (не в том смысле, что мы хватали друг друга за кадык). С ним мы вместе когда-то бороздили моря и океаны на рыболовецком судне.
Он, хотя и младше меня по возрасту, выглядел намного старше своих лет, да и состоянием здоровья, тоже не мог похвастаться. Оказалось, что он попал сюда несколько дней назад, прямо с рабочего места. Еле откачали — признался он при нашем разговоре.
Следует отметить, что товарищ мой обладает, весьма незаурядным чувством юмора. Впрочем, у Вашего покорного слуги, этого тоже не отнять. На этой почве, можно сказать, мы с ним когда-то и сошлись.
В былые времена, во время долгих морских переходов, в перерывах между ходовыми вахтами, мы на пару выдавали такие экспромты, что толпа просто угорала от хохота.
Капитан однажды нам сказал — вам бы ребята, в шоу Петросяна куда-нибудь пойти, больше «бабла» бы накосили, чем на этой рыбалке. На что я, не удержавшись, ответил: «Говорил мне дядька — иди на гинеколога учиться, и заработок хороший, и руки всегда в тепле будут».
В общем, поселились мы с товарищем в палате, в которой был ещё один пациент (чуть не сказал — сиделец). Начались больничные будни по местному расписанию. Утром и вечером — капельница, измерение давления, температуры, обходы лечащего врача, таблетки и прочие «радости» больничной жизни.
Чтобы как-то развеять больничную скуку, мы с товарищем наладились совершать утренний и вечерний променад по коридору отделения. Заодно, как говорится, и «тряхнуть стариной» — развеселить местную публику.
Идём мы как-то вечером не спешно вдоль продола. Мой товарищ, обращаясь ко мне, спрашивает: «Скажите, коллега, как Вы оцениваете состояние моего здоровья?» Я, глубокомысленно наморщив тыкву, отвечаю: «Вы знаете, уважаемый коллега, вопрос этот, весьма и весьма непростой — придётся собрать консилиум. Но, как мне кажется, консилиум, скорее всего, решит разобрать Вас на органы».
Поскольку этот диалог прозвучал в тихом коридоре весьма отчётливо, он не мог не вызвать у невольных слушателей чувства весёлого настроения.
Между тем, мы продолжали в том же духе и постепенно, как говорят, обрели своего зрителя.
После посещения УЗИ следовал стандартный вопрос — «Что показало УЗИ?» Ответ о том, что состояние плода удовлетворительное, из наших уст воспринимался исключительно через призму юмора.
Вскоре мы начали замечать, что к моменту начала нашего променада в «зрительном зале» стал наблюдаться полный аншлаг. Впору было начинать продавать билеты — шутили мы по этому поводу.
Про
шло несколько дней. Курс лечения моего товарища закончился (он поступил на лечение где-то за неделю ранее меня). Его выписали. Третий обитатель палаты то же покинул накануне стены лечебного учреждения (слава богу, своими ногами). Остался я в палате один.
Наступила скукотища неимоверная. Перемолвится словом не с кем. Короче, началась форменная маета.
Вечером как-то, валяюсь как обычно на кровати. Жду, когда придёт медсестра и поставит мне капельницу. «Ёлку» — приспособление, на которой висят препараты для капельницы, я заранее затащил в палату и поставил у кровати.
Как обычно, в это время, в палату зашла медсестра и начала готовить иглу и другие прибамбасы для капельницы. Это была дама лет 35—38, но хорошо сохранившаяся для своего возраста.
Я дежурно пошутил о том, что вены у меня уже стали, как у наркомана со стажем. Сестричка хохотнула и ответила, что я ещё не видел настоящих наркоманов. С этими словами она наклонилась поправить что-то у меня за головой. При этом движении, пола её халатика слегка приоткрылась. В моей голове прозвучал шаловливый вопрос — интересно, а какого цвета у неё трусики? В тот же миг я понял, что вопрос этот не имеет смысла, потому что под халатиком сверкнула голенькая киска.
Следующую мысль я даже не успел сформировать. Моя рука, как бы сама по себе, без моего осознанного участия, истинная правда, уже перебирала эти нежные губки и складочки. Пальцы, сами по себе, уже залазили вовнутрь. Дыхание сестрички стало каким-то учащённо-прерывистым. Она издала еле слышный стон. Затем она наклонилась к самому моему уху и прошептала: «Сейчас, мой милый». С этими словами, она с кошачьей грацией выскользнула из моих объятий и поспешила к двери.
«Ну вот, только начали жить хорошо, и деньги кончились!» — подумал я, решив, что она уходит. Но я ошибся. Сестричка вытащила из кармана халатика ключ от двери палаты и закрыла её.
Закрыв дверь и обернувшись, она увидела, лежащего на спине пациента и стоящего по стойке «смирно» солдатика. Видимо, картина эта ей понравилась, потому что она без промедления, словно дикая кошка, разогнавшись от дверей, широко раздвинув ноги, прыгнула прямо на дрожащий от возбуждения член.
В момент прыжка, я с ужасом подумал — это капец — или хуй пополам, или яйца всмятку. Однако я зря боялся. Девушка, наверное, с детства занималась художественной гимнастикой. Она нанизалась на член так точно и красиво, что он вошёл в неё легко и плавно, как баскетбольный мяч в корзину, после точного броска чемпиона-баскетболиста.
Она села на меня, обхватив мои бока своими крепкими ногами. Её киска плотно обняла своего котика, который замурлыкал бы от удовольствия, если бы было чем.
Началась какая-то дикая скачка в бешенном темпе. Моего стойкого солдата окатывали горячие струи, которые сочились из мягкого лона. Я непроизвольно делал встречные движения, но за темпом подружки я не успевал. Её таз, как будто отдельная часть какого-то диковинного заводного механизма, часто-часто двигался верх-вниз. Её грудки, чуть более второго размера, синхронно подпрыгивали в такт движениям. Набухшие сосочки, как две зимние вишенки красовались на венце этого божественного творения.
Сестричка сладострастно стонала, произносила подбадривающие возгласы. К этой симфонии присоединились хлюпающие звуки — это вырывались наружу любовные соки в момент глубоких погружений. В этом экстазе я, то хватал её за мягкую и круглую попу, то ловил руками её прыгающую грудку. В какой-то момент я почувствовал, как нижняя часть моего нутра как бы онемела, а затем из него начала подниматься горячая волна к кончику моего взмыленного прибора.
Видимо, почувствовав этот подход, сестричка остановила свой бег и плотно прижалась своим лобком к моему. В этот момент я почувствовал, как её горячая жидкость толчком обволокла мой член и в тот же момент плотная и тугая струя спермы выплеснулась из меня победным салютом, смешиваясь внутри этой прекрасной и мягкой плоти.
Потом некоторое время мы лежали в обессиленной истоме. Затем сестричка встала, прошептала мне нежно «Мне пора, милый».
Я запоздало вспомнил — а как же капельница?
Сестричка засмеялась и ответила — «Так ты, в следующий раз, сразу выбирай — я или капельница».
180