Иван то ли с удивлением, то ли с восхищением наблюдал за этим «священнодействием», отвлекаясь только на просьбы сестры подать ей то или это. И отмалчивался, по-прежнему не решаясь первым открыть рот. Попытки Алёны разговорить замкнутого и стеснительного братца успехом не увенчались. Не подал он голоса в ответ, и когда сестра пригласила его к столу. Молча усевшись на краешке стула, краснея и смущаясь, озирался по сторонам. Чувствовал себя совсем не в своей тарелке. Они с отцом хоть и жили в достатке, но никогда так изысканно не застольничали. Да и спиртным почти не баловались. Разве что крепкого пивка себе позволяли, да и то редко. А тут – и красное вино, и сёмга, и икра, и паштеты, и горячие бифштексы, и ещё какие-то вкусности, которым он даже названий не знал. Куча ложек, вилок, ножей разных форм. Прямо как на каком-то посольском приёме! Попробуй угадай, какой из них брать то блюдо, а какой – это! Ох, пропади они пропадом, все эти модные навороты!..
– Приятного аппетита! – заиграла лучезарной улыбкой столичная гостья, усевшись напротив и уверенно взяв в изящные ловкие пальцы столовый нож и вилку.
Со снисходительной усмешкой наблюдала за растерянным сотрапезником, едва соображавшим, что и как ему делать со всем этим великолепием. Багровым от смущения. И очень стеснявшимся смотреть на неё.
Озорно подмигнула, ласково улыбнулась, уверенными движениями откупорила бутылку «Каберне» и ловко налила ему и себе по полбокала ярко-рубинового напитка.
– Ну, со свиданьицем, братишка!
Брат неуклюже поднял свой «кубок» – не за ножку, как положено, а за стенки, всей пятернёй. Неловко цокнул его о бокал сестры и осторожно пригубил доселе не пробованное питьё. Медленно и несмело осушил бокальчик до дна. Не разобрал ни вкуса, ни послевкусия, не понял, насколько хорош аромат. И продолжал растерянно водить взглядом по столу, не зная, за что браться дальше. Пока снисходительная сестричка сама не переложила на его тарелку порцию биф-веллингтона:
– Угощайся!
Парень нерешительно и неумело, разбрызгивая мясной сок по тарелке и скатерти, не отрезал, а скорее откромсал кусок ароматной сочной телятины в тесте.
– Ну как тебе этот... английский чебурек? – сияя глазами, заулыбалась Алёна.
– Вкусно. Никогда такого не пробовал.
– Ещё по полбокальчика?
Ванька молча кивнул. Его мучило двойственное чувство. С одной стороны неумолимо притягивала к себе вкуснятина на столе. А с другой всё сильнее давал о себе знать дискомфорт и от этого «излишнего шика», и от общества Алёны. Правда, мысленно он обзывал себя неблагодарной свиньёй и тупым валенком, не ценящим своего везения: любой его ровесник, наверно, был бы рад без меры изысканному ужину в компании такой красавицы! Стремясь хоть как-то загладить эту «провинность» и неловкость, хотел было взять на себя обязанности «официанта-сомелье», но сестра опередила. Всё с той же ласковой улыбкой и с той же ловкостью ещё раз разлила по бокалам рубиновый «нектар».
– Вань, ты собрался весь вечер отмалчиваться? – Алёна нежно потрепала его за чуб. – Рассказал бы, как вы тут без меня живёте-мучаетесь? Или наоборот: блаженствуете на лоне природы? Может, и я плюну на свою учёбу да и пойду к вам бурёнок доить!
– Ну да! – удивлённо-испуганно взглянул на неё брат. – Не надо так шутить!
– А чем плохо? Весь день – на свежем воздухе. С хорошей физической нагрузочкой – и фитнес никакой не нужен. Никаких тебе заморочек, головоломок, реверансов, экивоков. Просто работай и наслаждайся! – снова засверкала лукавой белозубой улыбкой девушка.
– Алёна, ну зачем ты так? – поднял он умоляющий взгляд. – Ты же знаешь, как мы тобой гордимся! Всё село тобой восхищается! Ты же у нас умница! Ни в одной здешней семье дипломатов нет! Только в нашей!..
Сестра в ответ насмешливо засияла весёлыми светло-карими глазами:
– Ну ладно, про себя, любимую, мне слушать малоинтересно. А у тебя как дела?
– Ну, какие у меня могут быть дела? – смущённо пожал он плечами. – Все мои дела – коса, вилы и лопата с утра до вечера. Бери побольше, кидай подальше.
– Про дальн
ейшую учёбу думал?
– Это про какую? В нашей «помидорной» бурсе, что ли? – парень едва заметно улыбнулся. – Да я уже знаю про сельское хозяйство больше, чем любой тамошний препод. Нет, это – напрасная трата времени.
– А если не в бурсе, а в институте? В аграрном!
– Скажешь тоже! Кто меня туда возьмёт, такого?
– Какого «такого»? Что с тобой не так? Любые недостатки можно исправить.
– Да я весь – один большой ходячий недостаток...
– Кто это тебе сказал? Местные девчата? Да они просто шутят и заигрывают! А на самом деле, может, какая-нибудь уже всерьёз на тебя запала. Днём она тебе зубы скалит, а у самой по ночам подушка от слёз не просыхает. Не комплексуй и не переживай. Всё будет в порядке. Глядишь, через год-два и приведёшь в дом молодую жену!
Ванька на этот раз не смутился и не покраснел, а сердито насупился и опустил взгляд.
– Не знаю, – тихо пробормотал он, качая головой. – Вряд ли.
– А почему так? Пора бы уже об этом призадуматься всерьёз. Двадцатая весна проходит.
Брат по-прежнему нерешительно мялся, не решаясь откровенничать с этой всё ещё чужой ему приезжей столичной красоткой – с такими изысканными и не до конца понятными ему жестами, манерами, вкусами. Чего стоят одни только эти наручники с розовым мехом! Тоже, небось, какая-то новомодная забава! Ох, городские! Понавыдумывали вы себе ухищрений да изощрений! Всё-то у вас, не как у людей! И как с вами, такими, по душам разговаривать?! И сельское дурачьё туда же - за вами тянется! По велению моды! Неужели и она, Алёна, такая же жестокая, с такими же извращёнными замашками, как эта стерва Ирка, ранившая его в самое сердце и безжалостно поиздевавшаяся над ним?!.. Он снова осторожно взглянул на Алёну и удивился. Казалось, куда-то исчезла полунадменная-полукокетливая столичная «штучка». Перед ним будто бы сидела сейчас совсем другая девушка – всё такая же роскошная красавица, но не лукавая и насмешливая, а внимательная и чуткая, не сводящая с него полных сострадания изумительно красивых карих глаз. А может быть... Может, как раз перед ней, милой сводной сестричкой, и стоит раскрыть душу? И рассказать всё, как на духу?
– Вань, я ведь не отстану. Рассказывай! – произнесла она строгим и в то же время удивительно мягким и проникновенным голосом.
Иван тяжело вздохнул. Нерешительно допил бокал до дна. И заговорил, теперь уже не сводя глаз с собеседницы. С уверенностью, с живостью, с болью. Алёна вздрагивала, хмурилась и стискивала кулаки, слушая его рассказ. С немалым трудом дослушала до конца.
– И ты это стерпел?! – поражённо-сочувственно уставилась она на брата. – И как тебя угораздило с ней связаться? Неужели не видел, что она из себя представляет?!
Он растерянно замотал головой, затрясся, закрыв ладонями заплаканное лицо, а затем в приступе отчаяния сполз со стула и опустился на колени перед сестрой. И, теперь уже не стесняясь и не комплексуя, жадно прижался губами к её нежной ручке – будто искал у неё спасения.
– Алёнушка! Прости! Может, мне и не надо было с тобой откровенничать! Ты... теперь меня ещё больше презирать будешь! Как дурака, как лоха, как слюнтяя, как чмыря опущенного! Но мне больше не у кого совета спросить! Отцу боюсь говорить! А пацаны на улице засмеют и оплюют! Самому с ней разобраться? Не получится! Не поднимается у меня рука на девчонку, какой бы она ни была! Побеседовать с ней? Да я же и двух слов толком не свяжу!.. А она вон какая языкастая! «Ни фига ты, – говорит, – не шаришь в последних веяниях моды! Валенок ты нечёсаный!»...Чёрт бы их всех побрал с этой модой!.. Сам виноват – втюрился в неё по уши! И пропал!
– Ничего! – успокоила его Алёна, мягко улыбнувшись и ласково, почти по-матерински погладив по рыжим волнистым кудрям. – Предоставь-ка это мне. Я уже знаю, что делать. Поверь, не всё так плохо, как тебе кажется.
– Алёнушка... Ты... Ты... Спасибо тебе, сестричка! Спасибо, дорогая! – сквозь слёзы забормотал парень, судорожно осыпая её руки поцелуями.
– Пока не за что, братик! Спокойной ночи!
Брат окинул заплаканными глазами стройную девичью фигуру, пышные тёмно-русые локоны, белоснежные плечи, упругую грудь, изящные, потрясающей красоты ножки... И внутри зашевелилось нечто похожее на запретную страсть! Нет-нет, нельзя давать волю этой чёртовой похоти! Один раз он уже больно обжёгся! В такое влез, что теперь и не знает, как выбраться! Вся надежда – только на неё, на сестрёнку-умницу! Она наверняка знает, что делать!..
(Продолжение следует)
408