Я сама придумала название повести. Создала предисловия, чтобы показать характер героев, какой опыт имели они к моменту основной идеи повествования.
Хочу сразу предупредить отсматривающих только тематику Sеxwifе и Cuckоld, о ней речь пойдёт лишь во второй части повести. Но изменами героинь наполнены два первых предисловия.
И прошу автора идеи написать мне в личку. Кстати — благо дарю!
P. S. Текст, как всегда у меня, объёмный. Буду выкладывать через день.
***
Это был поистине подарок судьбы. Папа нашёл в лесополосе велосипед. Его, то ли угнал кто-то и затем бросил, то ли хозяин заблудился и забыл, где оставил свой транспорт.
— Смотри, Санька, чего я надыбал. Ты ведь умеешь ездить на таком? — Что делал папа в лесополосе выяснилось через несколько лет.
— Пап, он для взрослых.
— Под рамочкой поездишь, а там подрастёшь... Щас, я его смажу, где надо.
Через час я освоился и начал хвастаться перед пацанами из соседних домов. Кто-то сказал, что может найтись прежний владелец и нужно велосипед перекрасить, тем самым надоумив меня обратиться к дяде Вите.
Дядю Витю знали все в округе. Личность очень примечательная тем, что ни одного предложения без матерных слов он не произносил. Была у него и физическая примета — правая нога сильно искривлена и ему приходилось постоянно опираться на трость.
Работал дядька в автопарке, художником. Писал плакаты и номера маршрутов с названиями конечных пунктов. Дядя Витя согласился покрасить мой «лисапед», как он его назвал.
Я на своём коне доехал до автопарка, нашёл дядьку. Он посоветовал замотать блестящие покрытия полосками бумаги.
— Голубой цвет только для пидорасов, — сказал не понятное для меня дядька на моё пожелание видеть велосипед покрашенным в голубой цвет. — Заебеню его ультрамарином.
А потом я смотрел, как он краскопультом за три минуты покрасил всего «коня». Тёмно-синий велосипед теперь стал как новенький.
Батя сказал мамке, что за работу нужно рассчитаться. К вечеру, когда я зашёл отхватить кусок хлеба, сдобренный растительным маслом и чесноком, троица уже ополовинила поллитровку водки.
К окончательным сумеркам, когда моих друзей загнали домой, я, не дождавшись маминого окрика, вошёл в дом. Надо сказать, что квартира наша состояла из кухни, в которой находилась печь для обогрева зимой, и одной комнаты, где спали родители и я.
Папа спал, уронив голову на стол. В комнате, на родительской постели, дядя Витя лежал на спине, а голая мамка скакала на его хуе.
Что люди сношаются, знали все дети, с которыми мне приходилось общаться. Беседы с мальчишками и девочками на такие темы очень увлекали нас. Кто-то хвастался, что видел мамку или бабушку, или даже сестру голыми. Но первым увидеть акт воочию привелось лишь мне.
Поначалу я не разобрался где что находится — всё путала кривая и сухая нога дядьки. Мне до этого ни разу не приходилось видеть его без штанов, и как у него искривлена нога, не знал. Кое-как разобравшись с телами, я присел, чтобы было лучше видно, как мамина толстая задница опускалась на тощие бёдра дядьки.
Но моё шевеление мамка заметила в зеркале, быстро соскочила с дядьки, прикрылась ладошками.
— Александр..., вы... йди... неме... дленно! — язык у неё заплетался, но она поняла весь драматизм ситуации.
Я успел разглядеть эрегированный (хотя тогда я не знал такого слова, скорее стоячий) член.
Я подчинился, вышел в другую комнату. Мама вышла за мной через несколько минут. Видимо, искала свою одежду.
— Сейчас я тебя покормлю. Наносился, наверное, — казалось, она чуть отрезвела.
— Дядя Витя у нас спать будет?
— Вот покушай, и мы с тобой отведём его к нему домой, — ответила мама после раздумий.
Я отскабливал от сковородки застывшую картошку, макал туда хлеб и ни о чём не думал.
Хотя я не был пьян, но уснул тут же за столом. Не знаю сколько прошло времени, но, когда я проснулся, ни мамы, ни дядьки в доме не оказалось. Папа всё-также дрых за столом.
Утром я проснулся с чувством, что мне всё приснилось, поэтому не поинтересовался у мамы, как она довела пьяного и кривоногого дядьку до его дома.
Напомнила о происшествии сама мама. Она собиралась на работу и начала что-то искать. Залезла под кровать и достала оттуда трусы. Мужские и женские. Мужские точно не папкины, не налезли бы они на живот моего располневшего родителя.
Об увиденном я решил молчать и не рассказывать друзьям и подругам — стыдно было за мамку. Но стал усердно подглядывать за родительницей. В маленькой квартире делать это легко. Нужно только притвориться спящим по ночам, когда родители начинали трахаться.
Как я понял из разговоров между ними, основным инициатором являлась мама. Она вначале как кошечка, мурлыкала, ластилась к отцу. Если он отнекивался, ссылаясь на усталость (а надо сказать, работа его действительно была тяжела), мама говорила, что, хотя бы раз в неделю, в выходные, мог бы «вспахать пашню».
В летнюю пору мы укрывались простынями и наблюдать, как папа примащивался меж ног мамы, было забавно и возбудительно. Затем панцирная кровать озвучивала толчки отца. За все наблюдения я лишь однажды услышал, как мама начала постанывать, в остальные разы она ни разу не озвучила того, что я видел позднее.
***
Ей исполнилось 30 лет.
Приехали дедушка с её стороны и сестра отца, тётя Люся с мужем Андреем. Также не забыла мама пригласить подружку по работе тётю Настю и пару соседей — тощую тётю Олю с супругом дядей Андреем.
Накрыли стол под навесом. Самогон пошёл следом за водкой, картошка сменилась горячими пельменями. Именно их я ждал, сидя с взрослыми за столом, надумав сбежать погулять допоздна.
Народ был изрядно пьян, а мама в тот день необычно щедрая, наливала стопку за стопкой. Если кто-то пропускал тост, то она набирала в рот водки, пропуская сквозь щербинку меж зубов, брызгала в лицо тормозящему.
Я попробовал так сделать водой, струйка била в разные стороны, но не направленно. Тогда я решил, что водка будет лучше. Этот опыт оказался плачевным. Слёзы из моих глаз лились не только из-за ожога, но и от маминых тумаков. Мужчины уговаривали её не сильно колотить меня: мол, это будет мне хорошим напоминанием, что алкоголь — это вред. Парочка соседей вспомнила, что и сами испробовали огненную жидкость в таком же возрасте.
Естественно, меня восьмилетнего, капли спиртного быстро опьянили, я повеселел, мир стал для меня красочным. Посматривая на танцующих женщин уже как мужчина, сравнивал их с мамой.
Конечно, мне нравились все. Но тётя Люся нравилась больше, чем мама. Вот Люся танцует с моим дедом. Она хохочет над его шутками, иногда поднимает его руку, съехавшую на попку. Я тогда ещё не понимал, что погладить женскую попку возбудительно и поэтому лишь посмеивался над ним. Однако, когда также поступил супруг Люси, танцуя с моей мамой, а она не подняла его руку на талию, и поглаживания перешли в тисканья мякоти, я догадался, что это такой ритуал.
Папа танцевал с соседкой, худой и неприятной женщиной, у которой ягодиц не угадывалось, а щупать кости папе, наверное, не хотелось. Зато сосед отрывался на толстушке Насте. И тут до меня дошло, что все переменялись партнёрами и кто-нибудь может начать целоваться в укромном местечке, а там и до поебушек недалеко.
Укромными местами в нашем дворе были сарай для инвентаря, летний душ и угольник. Правда лечь в них невозможно, но целоваться можно. Лечь можно в нашей спальне. Спрятаться там можно в шифоньере и под кроватями.
Я выбрал шкаф. Когда исчезли дедушка с Люсей я не заметил. Но решил, что пора занимать наблюдательный пост.
В шкафу было много одежды, за которой меня вряд ли бы заметили. Первыми появились папаня и тощая соседка. Оба сильно пошатывались, хихикали над чем-то.
— Ну, и чего ты хотел мне показать? — я бы сам задал такой вопрос папе в том возрасте.
— Ты же штукатур, подскажи, сколько обоев покупать. — ответил папа, поглаживая гостью по плечу.
Я расстроился.
«Там уже дедушка Люсю ебёт, а я здесь торчу», — только успел подумать я, как парочка повернулись лицами друг к другу и начала целоваться.
Пиписька моя налилась кровью. Я её поправил. А папаня сделал для меня невероятное, повернул соседку от себя, надавил на затылок, и она поняла, как встать. Ракурс для меня не подходил, мне была видна только жопа отца.
Зато увидел, как в проёме двери показалось лицо деда, как он вернулся назад.
Я же понял, что трахаться можно даже стоя, и ложиться совсем не обязательно.
Папаня не заметил деда и толкал соседку дальше. Она начала попискивать, как кутёнок. Я молил бога, чтобы после отца, в спальню вошли мама и дядя Петя, а лучше, если бы дед и Люся.
— Ночью придёшь? Андрюха водку жрёт — точно отрубится, — натягивая трусы на тощую задницу, спросила батю соседка.
— Заделать тебе мальчонку? А то вы всё как-то не способны.
— Да! Заделай! Я поэтому не предохраняюсь.
О каком мальчонке они тогда говорили, я не понимал. Тем более — о какой-то осторожности.
Они ушли, а я потрогал пипиську. Приятно было ощущать ее твёрдость. Хотелось ссать и ещё чего-то. Решил, что представления закончены и пора бежать в сортир.
— Ты, наверное, хочешь отомстить моему папе? — начала говорить ещё на кухне мама.
— Как я понимаю, варианта два — либо начать драться, либо начать драть. Я выбираю — драть.
— Ой, ой! Вот только не надо так воинственно — драть. Вы, мужики, ведь только о себе заботитесь, а как дело дойдёт до ебли, то окажутся ваши угрозы всего лишь острасткой. Орудие-то порядочное? — с последними словами мама ухватила дядю за ширинку.
— Люська не жалуется, — ответил мужчина и поднял мамину блузку. — Отличные у тебя буфера. Упругие...
— Рачком будем — вдруг кто зайдёт. Вот тут, чтобы от двери незаметно было.
Мама встала у спинки моей кровати. Ракурс для меня отличный. Сняв трусы, сунула их под мою подушку, поправила съезжающий подол.
— Ты вся мокрая. Видно, давно не ёбана!
— Мы пиздеть будем... ?
В начинающих сумерках комнаты я не долго видел толстый причандал дядьки, скрывшийся меж булочек мамы.
Она сразу же издала вздох облегчения, будто с устатку. Моя кровать быстро пошатывалась. Мамины телеса подрагивали от ударов по попе.
— За сиськи возьмись, — мама расстегнула блузку и подняла лифчик.
Со мной что-то случилось. Меня, начиная от пиписьки, начало корёжить. Хорошо, что я успел закусить какую-то ткань, не проронил ни звука.
Когда я пришёл в себя, то мама с дядькой продолжали трахаться, а в штанах у меня появилось что-то липкое. Ссать сразу расхотелось.
— В тебя кончить? — ещё незнакомое мне понятие прозвучало из уст дядьки.
— Подмываться неохота. Давай в рот.
Я едва не обрыгался в шкафу.
«Моя мама облизывает хуй! Как так? Не противно ли ей?«. После увиденного я долгое время увёртывался от маминых поцелуев.
Она не только облизывала, но и высосала то, что выплёвывала палка дядьки.
— Я ведь правду говорила, что зря грозил. «Драть»! Перевелись ебари нынче.
— Постелешь нам с Люськой на полу. Ночью сползёшь.
— Я Люсю с Сашкой уложу. Ты подпаивай её, а я Сергуньку ушатаю.
«Я буду спать с тётей Люсей? Замечательно! Потрогаю её сиськи и письку. Хоть бы она спала в ночнушке, без трусов, как мама». — едва не подпрыгнул я от радости.
— Где он, кстати? Крепко спит? — спросил дядя.
— Щас набегается, перекусит. Потом его хоть водой обливай — не проснётся. Чо боишься, что он Люсю отдрючит? Не боись — мал он ещё. Даже и бросит палчонку, так я рассчитаюсь. Ха-ха-ха. Пошли уже, ебака грозный!
Несколько минут ожидания утомили меня. Да и ссать захотелось. Под навесом не было лишь Насти и Андрея. Остальные начали петь застольные песни.
Тётя Настя появилась со стороны туалета.
«Где она там была? Я же ссал в сортире. А-а-а-а, там же лаз в заборе. Скоро дядька Андрей появится из калитки!».
Чего и следовало ожидать — все перееблись, соблюдая приличия.
Папаня и так легко косеет, а тут ещё мама подливает одну за одной. А я смотрю на ту, которую сегодня обязательно облапаю. Она пила по полстопки.
Подвыпивший дед предложил мне поехать ночевать к нему. Я на него так грозно взглянул, что сам поперхнулся куском торта.
— Точно, Санёк, проведёшь деда до дома, а то он зайдёт не в ту квартиру, — хохоча сказала моя... предательница.
«Чтобы ты, дед, больше не сунул хуй ни в одну пизду! И ты, маманя, хуй сосала! Всегда соси!».
Я плёлся за дедом и всё также ругал его. Добрались мы
быстро.
Бабушка за растрату сидела в тюрьме, поэтому в квартире был полнейший бардак. Мама раз в неделю приходила, наводила порядок.
— Дед, а долго бабуля ещё будет сидеть?
— К новому году освободят. Ты её помнишь?
— На фотки посмотрю — вроде помню. А без снимков нет.
— Ты у неё любимый внучок. Она радовалась, когда ты крутил ручку арифмометра. Говорила, что научит тебя считать. Но я не хочу, чтобы ты был бухгалтером — воровали вместе, а сидит она одна.
— А ты её любишь?
— Конечно, люблю. Мы, почитай, тридцать два года прожили вместе.
— А любить и ебаться это одно и тоже? — быстро выпалил я.
Дедушка поперхнулся затяжкой табачного дыма. Долго кашлял.
— Ты, похоже, не различаешь, когда можно материться.
— А как это назвать, не матерясь... ? Ну, то, что ты сегодня с тётей Люсей делал.
— Ты видел, что ли?
— И не только вас...
— То, что было меж мной и твоей тётей, к любви никакого отношения не имеет. А кого ещё видел?
— Как папа соседку... И мамку с дядей Петей. Она и дядя Петя ночью опять будут..., ну это самое. Я слышал, как они договаривались напоить папу и Люсю.
— Ты не должен об этом никому говорить. Особенно родителям.
— Я только тебе... ты же мой родной дедушка. Роднее папиного отца.
Мои слова растрогали дедушку. Он прижал меня к плечу, похлопал по моей руке.
— Дедушка, а что значит — заделать мальчонку... ? Так обещал папа соседке.
Дед понял, что моё уличное воспитание требует коррекции. Он принёс атлас анатомии человека, открыл страницу с изображением разреза женского тела. К ночи я уже радовался, что поехал к деду.
«Но было бы лучше применить знания, полученные от дедушки в обследовании тела пьяной Люси. Пизда! Вот она, оказывается, какая. Как... носок, в который можно засунуть... хуй!».
Также дедушка поведал, что соития меж людьми не всегда приводят к беременности, что люди занимаются этим для удовольствия и когда я вырасту, то точнее узнаю о половых отношениях между мужчинами и женщинами.
Утром я проснулся с осознанием себя почти взрослым человеком.
При разговоре с друзьями не хвастался увиденным, но о разговоре с дедом рассказал. Прутиком на песке восстановил по памяти рисунки из атласа.
***
Где-то через год папа поломал ногу и лежал в больнице под грузом вытяжных приспособлений. Соседский сын вернулся со службы в армии. Мы, пацаны, разглядывали его начищенную, сверкающую значками и пуговицами форму, восхищались им. Он рассказывал о службе ребятам постарше меня, а сам поглядывал на мою маму, выдёргивающую сорняк в палисаднике.
— Тёть Том, как так случилось с дядь Серёжей?
Мама распрямила тело, откинула чёлку со лба.
— Всякое бывает, — тягуче, (даже я почувствовал эту интонацию) ответила мама. — с вашим полом. Кто-то ногу ломает, кто-то со службы возвращается в НУЖНОЕ время...
Я был малой, но точно понял о чём она говорит. Мне хотелось — убить её.
«Папа там лежит на вытяжке, а она о ебле говорит!уже ждала.
— Ты заморозить меня решил? У меня есть ключ от квартиры знакомой.
Такси поймали быстро.
— На всю ночь? — Спросил я у любовницы.
— Посмотрим на твоё здоровье. Но Петя думает, что я приболела. И как я поняла, он такой свободе рад.
Квартира принадлежала мужчине. О женщине в этой квартире ничего не говорило. Да мне собственно без разницы с кем у Люси отношения. Сегодня я буду прилежным учеником моей тётушки.
Первым делом поцелуй. Она просит вначале нежного лобзания. Тело поддаётся под моё управление руками, прижимается к моему паху, в котором его величество вдавливается в мягкий животик моей мечты.
Наобнимавшись до боли в члене я поднимаю женщину на руки, несу на кровать.
— Женщину нужно раздеть, полюбоваться её. — Люся говорит с такой нежностью, что я готов умереть лишь бы она не замолкала.
Принимаюсь расстёгивать застёжки и замочки. Дама как змейка извивается, помогая освободить части тела. Раздел и начал созерцать тело мечты. Именно таким оно мне виделось в фантазиях. Чёрный треугольник лобка по краям острижен, тем самым чётче создалось впечатление узкой промежности.
Великолепие грудей кружит мне голову. М-м-м, как я хочу их осязать! Припасть к шоколадным соскам губами, ожечься ими.
В нетерпении раздеваюсь сам.
— Что дальше, госпожа учительница?
— Целуй всё тело.
«Всё не могу! Брезгую, боюсь испортить встречу!». — хочу сказать, но понимаю, что нужно будет обосновать.
Целую в губы, шею, опускаюсь до грудей, лобзаю их. Пики сосков действительно горячи. Ужасно горячи. Не терплю. Перекидываю тело меж её ног. Член входит как в родную долину.
Женщина сразу поднимает таз навстречу первому толчку. И я скорострел долбанный, кончаю на самом пике её возбуждения. Она успевает ещё с десяток раз подмахнуть.
— Люсь, пять минут потерпи, любимая.
— Любимая?
— Да! Любимая. Я ведь не вру, говоря, что засматривался на тебя в тот вечер... Ты n лет назад спала на моей кровати?
— Да.
— Я ведь знал, что ты будешь спать на моей постели, хотел тебя обследовать. Так сказать, пощупать где у женщин что.
— Ты думаешь я тебе позволила бы?
Я рассказал, как подглядывал за мамой и дядей Петей. Знал о их планах.
— Так вот почему я перепила тогда. Ах она зараза! Подружка называется. Пошли помоемся...
Голая попка, соблазнительно вильнув, скрылась за дверью в ванную. Там при более ярком свете, я разглядел межножье женщины. Половые губки развиты довольно сильно, свисают лепестками, синеют бахромой краёв. У двух девушек, чьи гениталии я рассматривал, губки не такие крупные. Мне вспомнились губки мамы, когда она прыгала на дяде Вите. Пожалуй, у мамы они больше. Может из-за родов?
— Красивая писька? — женщина сильно подняла правую ногу, почти как гимнастка.
— Красивая.
— Целуй её.
Даже член упал из-за отвращения, нахлынувшего на меня.
— Люсь, не могу. Не спрашивай почему...
Накрыл её полотенцем, промокнул тело. Вновь понёс на ложе. Довёл её поцелуями в губы и соски до трепета, она сама просунула ногу под меня. Сразу включилась в движения.
Ноготки начали оставлять пропаханные ими следы на моей спине.
— Увидит комиссия, будет радоваться за тебя — мужик в армию идёт, а не салажонок, не понимающий, что такое совковое масло. — прошептала страстную фразу Мила. Укусила за мочку.
Слова любимой женщины подействовали как запал — член опустошился за секунды.
— Ну-ка давай кайся, почему не поцеловал мою письку! Брезгуешь?
Пять лет я не мог не с кем поделиться своим горем. И вот рядом лежит та, которая выслушает, не испоганит пошлостью. Рассказывал долго, останавливаясь на подробности виденного, своих ощущениях и о видах мамы и папы.
— Я до сих пор избегаю её поцелуев. — Закончил я рассказ.
Людмила долго молчала. Поглаживая меня по плечу и груди, целовала там же.
— Томка мне рассказала о том случае... Да, да. Мы ведь с ней дольше знакомы, чем она с Сергеем. Я их и познакомила. Хоть и разница у нас четыре года, но мы ходили в один кружок кройки и шитья, там и познакомились. Значит тебе противно целовать маму в губы?
— Такова моя натура. Она сама меня так воспитала — браться за пищу только чистыми руками. Ежедневное омовение пениса и ануса. И меня что-то...
— Блокирует? Ладно. Не буду настаивать. А пальцами там потрогать сможешь?
— А это допустимо... ? Тогда возьми мои пальчики и показывай где и как... ласкать.
— Садись меж ног... — я принял нужную позу перед этим великолепием.
Мила начала объяснять строение своих гениталий, о силе и частоте ласк клитора и лепестков. Всё такое нежное, всё такое желанное.
Часть моего сознания давит мне на хребет, сгибает тело колесом, чтобы губы коснулись этой плоти. Ком из желудка выпрямляет спину. Нет, не могу.
Зато член может. И хочет. И его там ждёт наслаждение. Ах, как там горячо и влажно.
— Теперь слушай меня. Не торопись... Ещё медленней. Та-а-ак. Я начну подмахивать, ты подстраивайся. Если не сможешь сдерживаться, остановись. Но если я буду кончать вместе с тобой, то долби как можешь чаще и сильней.
Третий акт длился долго. Люся успела пару раз остановиться.
«Это я так кончаю! — объяснила она мне. — Можешь кончать, как захочешь».
Потными и разгорячёнными мы вновь поговорили. Я поинтересовался, когда папа сидел в тюрьме.
— Из-за меня он сел. Один парень пытался изнасиловать меня. Серёжа сильно избил его. Три года, ты рос без отца. Надеюсь ты не судишь его за... такое извращение?
— И не думал...
— В зоне ведь кто как может выживает.
— Баба Галя рассказывала о их трудностях. Она четыре года сидела. А как женщины в тюрьмах справляются с... сексуальным голодом?
— Пальчиками. Иногда лижут письки друг другу. Она Томке рассказала, а та мне. В носок набивают горячую кашу и вместо члена гоняют его в... письке. От перчаток отрезают пальцы, набивают их тряпьём, зашивают.
— Люсь, а почему у вас нет детей? Проблемы у дяди Пети, да? Пусть тебе папа заделает, он тёте Ольге помог, Наташке уже n лет... или от меня роди.
— Ласковый мой, заботливый. А ты откуда знаешь, что это Серёжа строганул?
— Я тебе не всё о том вечере рассказал. Я и их, папу и Ольгу, тоже видел. Слышал, как они договаривались. И что ты в тот вечер с дедушкой потрахалась тоже знаю.
— Подсматривал?
— За вами нет. Но больше всего хотелось. Дед поймался на моей уловке, подтвердил.
— Ну, во-первых, от Серёжи и от тебя мне нельзя рожать — кровное родство может сказаться на здоровье ребёнка. Во-вторых, я бесплодна. Слишком рано я начала половую жизнь — ещё менструации не было. Знаешь, что это такое?
Я отрицательно мотнул головой. Мила рассказала о женских циклах.
— Однажды подцепила заразу, сразу маме не созналась, а когда воспаление уже началось, то было поздно. Саша, я буду к тебе приезжать. Мне страсть как хорошо с тобой, родненький мой.
— А муж?
— Тот только рад будет провести несколько дней без меня.
— А ты такая же требовательная как мама? Папа страдает из-за её страсти.
Люся посмотрела мне в глаза, поцеловала их. Затем поцелуи начали опускаться. Мой блокатор зафиксировал её голову на моём пупке — нет, я хотел, чтобы она поцеловала мой член, пососала. Но это означало конец нашей связи, а мне не хотелось прощаться с любимой. Тётей. Люсей. Милой, Людмилой.
Ночь мы проспали урывками. Я часто просыпался, будил Люсю поцелуями, таранил влагалище членом. Вновь засыпал, просыпался, трахал.
Служил я в областном центре. Любовница приезжала раз в квартал. Снимала квартиру... Сделала попытку разблокировать моё нежелание целовать промежность.
— Вот давай размышлять логически. Членом ты там касаешься. Потом берёшь его руками. Этими руками держишь пищу.
— Я же их помою потом...
— Так и я рот и зубы ополосну после минета. — поймала она меня.
— Люсь, любимая, мне нужно ещё время.
— А если я скажу, что больше не буду приезжать, дашь мне пососать?
Страх перед таким одиночеством помутил меня. Я отвернулся к стене.
— Извини, любимый мой. Повременим. Повернись, мой сладенький. — я повернулся к ней. — А это у тебя что такое? Говоришь, что противно, а писюн говорит, что мечтает оказаться в моём горячем ротике.
Член и правда встал. Умом я понимал, что хочу оральных ласк, но блок отвращения сдавливал желудок комом.
Я просто вынул тряпочку из влагалища любовницы, заменил её членом.
***
Из одной поездки она не вернулась — автобус попал в аварию. Сильнее всех убивался я, когда хоронили мою мечту...
Восемь лет мои встречи с женщинами были лишь для снятия напряжённости в паху. Мама начала выпытывать о моём безбрачии. Тогда я и сознался ей.
— И что, если бы она была жива, ты женился бы на ней... ? Ради памяти о ней, ты должен жениться, родить нам с отцом внуков.
— Ради памяти изменить ей?
— Да, она бы тебе тоже самое сказала. Найди девушку, женщину похожую на неё. Обещаешь?
Я начал искать. Но не все могли вынести мой характер, который унаследовал от мамы — я очень бережлив. А девушкам сразу подавай цацки, тряпьё.
Однажды сослуживец пригласил меня на гулянку в честь ДР. В ночной клуб. Там я увидел девушку. Причёской, жестами и даже несколькими чертами лица очень похожую на Люсю. Познакомились. Зовут Света. Невероятно умная и красивая девушка. Современная — не стала ломаться, сразу согласилась на посещение моего гнёздышка.
Я не поверил — она такая же страстная, как моя мечта — тётя Люся.
Только на моё пожелание называть её Люсей, ответила категорическим отказом. Зато Света стала моей женой. Родила мне наследников.
244