Меня зовут Оксаной. Вообще-то правильнее было бы меня называть Александрой. Когда я выбрала роль женщины в жизни, меня и стали называть то Александрой, то сокращенно Ксаной. Ну, а поскольку я не хотела вспоминать о прошлой, мужской, — фу! — жизни, то так и пошло Ксана-Оксана, и теперь я предпочитаю это имя — Оксана.
Теперь о том, как я выбрала роль женщины. Да, именно так — выбрала роль, или лучше — жизнь женщины. Не люблю это слово — транссексуал. Так и видится потный, небритый мужик в юбке. А я — женщина. Теперь уже опытная и умелая, раньше — наивная девушка. Я имею право так говорить, потому что чувствую в себе больше женского всю свою сознательную жизнь. Даже когда я была еще ребенком дошкольного возраста, не имеющим понятия ни о каком сексе, мои естественные околоэротические фантазии уже были скорее фантазиями девочки, чем мальчика. Став постарше, я получала удовольствие от своих уже оформившихся фантазий. Как известно, современные дети рано получают представление об отношениях мужчины и женщины. Вот и у нас было так же. Тогда я представляла себя девочкой, отдающейся взрослым, опытным мужчинам. Даже мое тело формировалось скорее по женскому типу, чем по мужскому. Я рано стала замечать, что у меня более нежное и миловидное лицо, чем у сверстников, более полные бедра и красивые коленки, даже грудь. Не то чтобы я пялилась на разные части тел у мальчишек, ничего подобного, просто это было очевидно. Когда мы стали ходить в бассейн, я даже стала стесняться своего отличия от товарищей, но они не обращали внимания на мои особенности, и таким образом я кое-как росла «мальчиком».
Когда пришла пора полового созревания, эти особенности стали ярче. Появились и эрогенные зоны — чисто женские: чувствительные к ласкам соски, бедра, ягодицы, талия, губы. Если все мальчишки моего возраста занимались мастурбацией известным способом — двигали кулаком туда-сюда, сжимая в нем сами знаете что, то я получала удовольствие от ласки сосков и бедер. Мои отличия от других мальчишек уже было трудно не замечать, а у многих из них в усиленном режиме начали вырабатываться мужские гормоны, которые они не знали куда девать. Таким образом, кое-кто даже стал видеть во мне ту самую желанную девчонку, которой многим не хватало. Я все еще посещала бассейн, и в общей душевой были попытки то полапать меня за уже заметную грудь, то схватить за задницу. В спортивном лагере — а я занималась плаванием, как вы уже поняли, — было даже откровенное предложение разделить постель. Однако меня сковывали рамки воспитания, принятого в советском обществе, и я только смущалась и не знала, как реагировать. Не могу сказать, что мне были приятны эти первые сексуальные поползновения в мою сторону, но это можно сказать о любой девушке. Первые попытки парней всегда неуклюжи и грубы и вряд ли могут кому-то понравиться.
Однако был один мужчина, который мне нравился. Скорее даже еще не мужчина, а парень. Он только закончил физкультурный институт и работал у нас тренером. Чем он мне нравился? Не знаю. Спортивная фигура и сила — все это у него, конечно, было, но это не главное. Наверное, он был первым, в ком я могла увидеть мужчину в тот момент. Судите сами: он самостоятельный, уже взрослый, способный защитить слабого и приструнить сильного. Наши мальчишки его слушались беспрекословно, таким образом в нем была и определенная властность. Что еще нужно девчонке в 15 лет? Я влюбилась в него, но открыто признаться не могла. Точнее, о каком признании вообще могла идти речь? Я стеснялась своего чувства, но поделать с собой ничего не могла. Просто тихо любила его. Смотрела на него украдкой, когда, казалось, он не видит. Смущалась и краснела, когда он обращался ко мне. порно рассказы А потом, счастливая, вспоминала каждое его слово, интонацию, взгляд, смакуя и мечтая.
А мечтать было о чем. Представьте: 20-летний парень, мускулистый, красивый, добрый и веселый. Однажды я видела его в душе и меня поразило то, о чем в тайне думает каждая девчонка. Его член. Под стать хозяину — крупный, красивой формы, по-царски лежащий на крупных же яйцах. Может быть, я говорю пошлости, но я имею право так говорить о нем, потому что этот член я ласкала долгих 3 года почти всеми способами. Почему почти? Не гадайте, сейчас я расскажу и об этих тонкостях наших отношений.
Как я уже сказала, я засматривалась на него. Когда наши глаза встречались, он что-нибудь шутил, или бросал что-нибудь вроде «Ну как жизнь молодая?», или просто отвечал веселым взглядом. Иногда, когда мы были наедине, он спрашивал что-нибудь ничего не значащее, но как бы с подтекстом — мол, ну давай же, скажи, что чувствуешь, не томись, не бойся, крошка... Да, мне казалось, что именно так он мысленно ко мне обращается — крошка. Иногда в порыве любви я почти готова была сказать ему о своих чувствах, может, даже снять штаны и отдаться тут же, но — не решалась.
Потом все получилось само собой, без лишних мук и терзаний. Когда он был с нами, между мальчишками зашел разговор о сексе, отношениях с женщинами, а потом и о геях и прочих нетрадиционных вещах. От него ждали авторитетного мнения, и он сказал, что и положено с правильной, педагогической точки зрения. Разъяснил, как надо и как не надо делать, что геи — извращенцы, и что вообще извращения — это болезнь. В общем объяснил, что такое хорошо и что такое плохо, как и положено учителю. А потом, когда мальчишки ушли, и мы остались наедине, он сказал мне, что вообще-то хуже всего ханжество, а в отношениях главное — это любовь. Если есть любовь, все остальное — ерунда, и тогда не надо морочить себе голову запретами и глупой общественной моралью, потому что здесь ничего хорошего эта мораль дать не может. Так он сказал, а потом повернулся и пошел к себе в домик.
Я осталась
стоять, ошарашенная этим откровением, обдумывая его слова и не в силах поверить. Ведь было очевидно, что он имел в виду, и почему сказал это именно мне и наедине. Да, это было очевидно, но я не могла позволить себе сделать очевидные выводы. Ведь, если он сказал это, значит, он не против таких отношений в принципе, и если он сказал это мне, значит, он знает, чего я хочу, и даже — О нет! Я не должна так думать! — сам хочет этого.
В задумчивости я пошла по дорожке, в другую сторону лагеря, где стоял щитовой домик, в котором мы жили с соседом Витькой. И тут я поняла, что мне трудно уйти отсюда, от того места, где жил мой любимый, трудно просто уйти и потерять навсегда то, что он мог бы дать мне. Почему я не должна верить? Кто вправе мне это запретить? Зачем, зачем открещиваться от очевидного — что он тоже хочет меня? И хватит гнать от себя собственные желания, давно пора признаться хотя бы себе, что я — девка, причем влюбленная по уши и желающая лечь под мужика. Что мне даст отказ от своих желаний, отказ от себя, кроме потерянной любви и первой, а может быть и единственной, возможности почувствовать себя любимой, желанной и счастливой со своим мужчиной? Отказаться и никогда не почувствовать, каково это — быть заключенной в объятия любимого мужчины, целоваться с ним, млеть в его руках от ночных ласк и засыпать, ощущая жар любимого тела, а потом просыпаться посреди ночи от его неукротимого желания и, позволяя ласкать себя, дарить, дарить ему ответные ласки? Нет, это было выше моих сил, я не могла повернуться и уйти от своей любви, и я решилась.
Я уже пробовала носить женские вещи. В них я чувствовала себя уютнее и естественнее. Моя внутренняя природа требовала женственности, и, надевая платье, чулки, туфли на каблуке, я ощущала комфорт, как будто вернувшись домой из затяжной командировки. Сначала я примеряла женские вещи, которые были у нас дома, потом, скопив из карманных денег, купила себе легкое девчачье платье до колена и босоножки на довольно высоком каблуке. Купила и чулки телесного цвета — два или три комплекта. Мне нравилось надевать эти вещи и ходить в них по дому, или на даче, когда я была там одна. Носила я их бережно, стирала и сушила на даче. Несколько раз я решалась прогуляться в платье по дачному поселку. Конечно, это происходило или в будни, когда на дачах никто не отдыхал, или поздно вечером, даже ночью. Пару раз меня видели издалека, но принимали за девчонку. Для меня же не было ничего приятнее, когда на утро кто-нибудь из соседей спрашивал, что за баба к нам приезжала. Приятно было и когда парни спрашивали, не моя ли это подружка и могу ли я их с ней познакомить. А еще меня бросало в краску, когда они фантазировали, как бы они эту девчонку зажали где-нибудь за сараем. После этого, запершись в доме, я страстно любила саму себя, представляя, что бы сделали со мной озабоченные парни, попадись я им в платье и на каблуках.
Оказавшись в комнате, где мы жили, я обрадовалась, что там никого нет. Я села на койку и задумалась. Взять вещи с собой, прийти к нему и признаться? Жар ударил мне в голову. Меня уже трясло от волнения, от того волнения, которое сжигает последние мосты. Нет, я не пойду к нему в мужском. Я приду уже девушкой. И буду говорить с ним как девушка.
Я надела платье и чулочки, волосы у меня были длинные, и я их просто красиво уложила. Надела босоножки. На всякий случай бросила в сумку обычную одежду и, осторожно выбравшись из дома, по безлюдным тропинкам отправилась на свидание. Мое первое в жизни свидание.
Странно, но объяснение было недолгим. Он и так все понял. Обнял меня, поцеловал в щечку.
— Ты понимаешь, чего я хочу? — спросила я, все еще дрожа от первого волнения.
— Понимаю, — просто ответил он.
Мы смотрели друг другу в глаза, и я не могла понять, как же мы перейдем черту. Не так просто отдаться невинной девочке. Не так просто парню лечь с такой, как я, в постель.
Он положил руку мне на колено. Приятно. Погладил по руке, привлек к себе. Дальше были ласки, я растворялась в них. Мы долго, по-взрослому целовались. Но не знали, как перейти к главному, хотя я уже раскраснелась и текла совсем по-женски.
Я села на затрещавшую металлическую койку с сеткой. «Ложись, ложись», — сказал он. Я улеглась прямо в платье, подол задрался. Можно представить, как это выглядело: симпатичная спортивная девчонка, полулежа в платье с обнаженными красивыми ножками, слегка испуганная, но явно томящаяся желанием, готовится отдаться парню.
Он вставил свой уже огромный, налившийся кровью член мне между бедер, я сжала его, сдвинув колени. Член моего парня находился как бы в импровизированной вагине, образованной нежной внутренней стороной бедер, еще и смазанной его и моими выделениями. Парень стоял надо мной, расставив ноги и упираясь руками в кровать. Желая усилить ощущения, он сжал своими ногами мои бедра, и наши ноги образовали своеобразный замок: он сжимает своими ногами мои бедра, между которыми зажат его член. Давление было достаточно сильным, и я не смогла бы выпустить его член, даже если бы захотела. Он как бы овладел мной, оседлал и прижал к постели и мог бы так трахать меня столько, сколько вздумается.
Мой любимый задвигался. Сначала я ничего особенного не чувствовала. Мужчина постепенно распалялся, стал меня щупать и снова целовать.
Как приятно ощущать плоть любимого между ножек! И тяжесть его тела, придавливающую тебя к постели. Сначала кончил Он. Мне и так было хорошо, но любимый и меня довел до развязки, просто сжимая мою промежность в сильной ладони.
Потом мы долго лежали, обнявшись. Не буду врать, в тот раз меня не трахнули. Это и не получилось бы. Я все-таки еще не была достаточно взрослой женщиной.
Но так меня впервые любил парень.
374