Сильвия вышла замуж девственницей. Но даже после первой брачной ночи и других ночей, проведенных с мужем, благодаря свойствам своей души она оставалась целомудренной подобно жрице-весталке. Сильвия, даже не помышляла о других мужчинах. Узы брака были для неё священны.
Но так было до того памятного дня, когда она увидела, как сражается на арене Элатий и как после овладевает у столба рабыней. Впервые сердце молодой женщины забилось так учащенно и так сильно при виде другого мужчины. Впервые она ощутила влечение к кому-то ещё, кроме супруга. В тот миг, когда это наваждение охватило её, Сильвия полностью оказалась во власти своих желаний и если бы вдруг Элатий очутился в тот момент рядом, юная аристократка едва бы смогла удержаться от того, чтобы не отдаться ему, тут же на скамье зрителей. Потом, когда могучий самнит скрылся за створками Триумфальных ворот и наваждение, а лучше сказать минутное помешательство прошло, Сильвия ощутила жгучее чувство стыда. Краска залила её щеки и молодой женщине стало не по себе при мысли, что было бы, узнай вдруг супруг о причинах такого крайнего смущения, узнай он вдруг о её влажных ляжках и промежности, о заострившихся отвердевших сосках. Но он списал её зардевшиеся щеки и ерзание на скамье обычному волнению, сопровождавшему напряженные схватки на арене. Тут, все вокруг были такие: с горящими глазами, раскрасневшиеся, не способными усидеть на месте при виде яростного кровопролития и последовавшей за этим непристойной сцены.
Что это было? Откуда это взялось? Отчего в ней, всегда такой спокойной и взвешенной, вдруг всколыхнулась столь дикая буря чувств и страстей? Размышляя об этом, Сильвия обратилась к их с Марием браку, поскольку это был её единственный опыт интимных отношений с мужчиной.
В постели её муж, да и не только там, всегда был с ней ласков и обходителен, всегда учтив и вежлив. Даже их соитие на супружеском ложе скорее напоминало некий ритуал, религиозное действие — торжественное и строгое. Сильвия получала определенное удовольствие, когда Марий ласкал её тело руками, проникал членом в её лоно. То, что она чувствовала и ощущала, казалось ей вершиной, пределом возможностей двух любящих людей доставить друг другу наслаждение. Она и не предполагала, что может быть как то ещё. То, как Элатий овладевал рабыней, было и ужасно и прекрасно одновременно!
У Сильвии никогда не возникало подобных фантазий, а если вдруг что-то и пробивалось робко из самых дальних и потаенных уголков её сущности, молодая аристократка, тотчас отгоняла постыдные мысли, пошлые и недостойные, не подобающие матроне ее воспитания и социального положения.
Но, что-то случилось с ней после того боя. Какая-то перемена родилась в ней неуловимо, но обрушилась на молодую женщину огромной, грохочущей лавиной. Нет, влечения к мужу она не потеряла. В конце концов, Марий был мужчина, в не меньшей степени, чем гладиатор. Он воин — крепкий телом и сильный духом. Он не скупиться на ласки, он щедр, даря ей удовольствие, он соединяется с нею торжественно, он строг и серьёзен, как жрец, свершающий священнодействие. О боги! А ведь всегда с супругом это происходит у них одинаково и предсказуемо!
Элатий же, олицетворял собою дикую и неукротимую силу, первобытную звериную ярость, даже не мужчины, а некоего самца. Вот оно что! Вот то самое, всколыхнувшее в ней столь сильное желание. Сильвия увидела, как бывает у мужчин и женщин ещё. Как бывает по-другому и сколько в этом другом огня и страсти, сколько чувственности! (Специально для. оrg — BestWeapon.ru) Самнит не просто совокуплялся с той рабыней, он овладевал ею, как добычей, как покоритель и триумфатор, он подчинил её всю без остатка, хотя казалось уже невозможно более подчинить рабыню и без того лишенную всяких прав. И ей ведь это нравилось! Как она стонала и кричала под овладевающим ею самцом. Со стороны могло показаться, что девушка испытывает страдания, но женская интуиция Сильвии, её женская природа безошибочно определила, что вопли рабыни порождены сильнейшим наслаждением.
Три дня прошло с того памятного боя и не было часа, чтобы Сильвия не думала об Элатии. Иногда, она представляла себя на месте той рабыни. Иногда её фантазии рисовали вещи ещё более непристойные и тогда шея, лицо и уши Сильвии полыхали огнём. Она толком ни спала и не ела. Она гнала Элатия прочь из своих мыслей, но самнит появлялся снова, как проклятие, как наваждение. Два дня прошли в этой борьбе, а на третий Сильвия сдалась. Даже лежа под своим мужем, отвечая на его поцелуи и ласковые слова, ощущая его член, скользящий во влажной picsе молодая аристократка представляла, что возлежит с гладиатором. Это его мощные и грубые руки тискают её нежные белые груди, это его мускулистые бедра прижимаются к её ногам, его огромный член, оплетенный толстыми венами вонзается в её горячее мокрое, податливое лоно.
Распаленная этими фантазиями Сильвия и не заметила, что сама начала двигаться навстречу мужу сильнее и резче. Она бросала бедра вперед с силой, которую Марий просто не мог не заметить, как и усилившуюся страсть супруги. Пораженный ее поведением, он продолжил, и тоже усилил ритм, чего обычно или не делал или если такое случалось, то спонтанно перед самым семяизвержением. Обычно тихие и продолжительные стоны Сильвии сменились более короткими, резкими, порой даже вскриками.
— О да! Быстрее! Сильнее! — вырвалось у неё.
Марий ошарашено смотрел на жену, переставшую вдруг быть нежным цветочком, который он холил и лелеял с такой лаской и заботой. Сейчас она вела себя, как шлюха в лупанаре (1). Осталось только вскочить, запрыгнуть на него и начать скакать, улюлюкать и кричать что-нибудь непристойное.
Это новое в жене вызвало у Мария противоречивые чувства. С одной стороны его шокировало такое поведение, очень странное для его, обычно скованной Сильвии. Но с другой стороны, эта пробудившаяся страсть, эта чувственность, прорвавшиеся из доселе сдержанной и скупой на чувства супруги, обрадовали и возбудили его самого до предела. Он кончил намного сильнее, чем бывало раньше и Сильвия это почувствовала: семя его не просто излилось, как обычно, а ударило сильной, упругой струей.
— О боги! — воскликнула молодая женщина. — Ты наполнил меня, словно Геракл!
— А ты знаешь, как наполняет Геракл? — рассмеялся Марий, счастливый от того, что все получилось иначе, а ни как всегда.
— Я... Геракл? — Сильвия зарделась от стыда. — Я имела ввиду, лишь то...
— Не нужно слов! — Марий порывисто обнял жену и тут же поразился ещё одному открытию: никакая Сильвия не цветочек. У неё молодое, сильное, горячее тело, жаждущее гораздо большего, чем то, что у них было со дня первой ночи. И Марий возликовал, ибо готов был дать это большее. Разве плохо, что в супруге пробудилась чувственность и сила эроса? Раньше, сдерживаемый её собственной сдержанностью и скованностью, он ограничивал себя. Хотя мог, как мужчина более старший и опытный научить юную жену много чему интересному, что доставило бы им удовольствие обоим.
Этот раз был самым их лучшим. И Марий поклялся, что следующий затмит все, что было до этого. Он отбросит сдержанность, поскольку Сильвия готова отбросить её тоже. Но всё нужно делать постепенно, чтобы не напугать жену, лишь два года спустя после замужества, открывшей для себя всю радость быть женщиной. Он не боялся, что чувственность и страсть Сильвии превратятся в распутство и похоть. Ей, всё же очень далеко до девиц из лупанар и не может такого случиться, чтобы римская аристократка перешла ту невидимую грань, отделяющую благородную женщину, почтенную матрону, верную своему супругу и лишь ему дарящую всю свою страсть, от шлюхи, живущую одним лишь развратом, подчиняющейся призывам своей похоти.
Отдыхая на ложе и лениво обирая с виноградной ветки сочные ягоды, Сильвия незаметно следила за Марием, лежащим рядом на спине. Супруг похоже, был в прекрасном настроении. Сильвия знала, что это связано с её более смелым и раскованным поведением. Что же он раньше молчал? Мог бы сказать, что ждёт от неё большей страсти и смелости и она бы с радостью согласилась.
Итак, лучшего времени для разговора не найти. Желание заполучить Элатия разрушило все нормы и преграды. Она была готова ступить на скользкую дорожку супружеской измены. Но только раз! Только один раз, сказала Сильвия сама себе. Попробовать один раз с другим мужчиной и больше не возвращаться к этому. В конце концов, кто такой этот Элатий? Раб! Гладиатор! Между ним и ею свободнорожденной римской квиритой — пропасть!
Как всякая женщина Сильвия не была лишена хитрости и начала разговор издалека.
— Дорогой, ты ведь любишь меня?
Марий удивленно взглянул на супругу, даже приподнялся.
— Конечно дорогая. Ты ведь знаешь.
— И ты бы сделал для меня всё? Исполнил бы любой мой каприз?
Легат улыбнулся.
— Всё что хочешь, дорогая, но в пределах разумного. Скажи, чего ты хочешь? Может самое дорогое ожерелье? Или кольцо с сапфиром? Или может накидку из самого тончайшего шелка, окрашенного в пурпур? Благовония из Сирии? Новых служанок?
— Любимый, всё что ты предлагаешь, заставило бы трепетать от радости любое женское сердце, но в этот раз мне хотелось бы другого.
— В самом деле? — ещё больше удивился Марий. — Я заинтригован. Скажи же мне своё желание.
— Милый, ты ведь знаешь Постумию Цимину? А Корнелию Тивериану?
— Конечно знаю, — легат слегка нахмурился. — Они ведь твои подруги?
— Да. Хорошие подруги.
— Возможно, хорошие. Тебе виднее. Хотя, Постумия кажется мне недалекой, уж прости меня за такие слова, а Корнелия могла бы поумерить своё пристрастие к вину, потому что чрезмерные возлияния лишают её всякой скромности и воздержанности.
— Да. Это так конечно... Но я не об этом. Видишь ли, и у Постумии и у Корнелии есть эскорт гладиаторов, сопровождающий их при каждом выходе. Мне кажется, что и мне если я принадлежу к кругу римской знати, тоже не помешал бы такой эскорт.
— Сильвия, ты ли это?! — рассмеявшись, воскликнул Марий. — Я не успеваю за твоими переменами. Ещё вчера ты была скромной провинциалкой, а теперь не хочешь отстать от самых блистательных римских матрон!
— Что в этом такого? — супруга пожала плечами. — До того, как я стала провинциалкой, я жила в Риме в доме моего отца.
— Так ты в самом деле хочешь этот эскорт?
— Конечно. А почему бы и нет? Мы ведь можем себе позволить?
— Вопрос не в деньгах. У меня их предостаточно. Я просто удивлен, как быстро ты свыклась со столичной жизнью и переняла здешние порядки.
— Во мне ведь появились и другие перемены, — проворковала Сильвия, кокетливо глядя на мужа и двигая бедрами.
— О да! И они мне нравятся, клянусь милостью Венеры. Мне нравится, что ты так быстро обзавелась подругами, что Рим не оттолкнул тебя грубостью своих нравов. По правде сказать, я опасался, что это произойдёт, что тебе привыкшей к тихой упорядоченной жизни в провинции будет противна вся местная суета, жестокость и подлость столицы. Вот ещё одна из причин, почему я не спешил возвращаться вместе с тобою сюда.
— Так что насчёт эскорта? — спросила Сильвия, уже проявляя нетерпение. Признаться, разглагольствования супруга ей стали надоедать.
— Так тебе это нужно? Ты уверена?
— Ты уже спрашивал меня об этом, любимый, — молодая женщина улыбнулась. — Мне это необходимо. Мы теперь в Риме и должны поддерживать свой статус, если не хотим быть ниже в глазах других аристократических семей, чтобы на нас не смотрели, как неотесанных деревенщин. По правде говоря, и тебе самому эскорт из гладиаторов был бы не лишним. Вот-вот тебя затянет в водоворот публичной жизни и политики, а в наше время, ты сам это прекрасно знаешь, быть политиком и общественным деятелем в Риме — небезопасно. И мне было бы спокойнее, если бы тебя повсюду сопровождал отряд сильных, храбрых и умеющих сражаться людей.
Пока Сильвия говорила, глаза ее сверкали, щеки зарделись, она вся была такая пылкая, страстная.
— Почему бы тебе не поговорить с... Ну, хотя бы с ланистой того свирепого гладиатора...
— Элатия?
— Ну да. Так, кажется, его зовут, — кивнула Сильвия.
— А почему именно бойцов Ветувия Кальпурния ты хочешь в эскорт? — поинтересовался Марий.
Шею и уши Сильвии обдало жаром. Неужели муж что-то заподозрил?
— Да я не знаю... Не думала над этим... — молодая женщина взирала на супруга с самым невинным видом. — Просто мне показалось, что если у этого ланисты такой воин... Элатий... Значит и всех остальных он тренирует также хорошо. А нам ведь нужны самые лучшие. Не так ли?
Повисла пауза.
— Нет... если хочешь, поговори с другим ланистой если хозяин самнита заломит за него и других своих людей слишком высокую цену, — поспешно добавила Сильвия.
— Дело не в деньгах, как я уже говорил, — задумчиво глядя на супругу произнёс Марий. — Как бы там не было, но насчёт эскорта ты права. Хотя, я ещё не решил... Я ещё подумаю над этим. Ну а пока, — рука легата легла на выпуклое бедро супруги, — я бы хотел научить тебя некоторым интересным вещам. Ты не против, любимая?
— Я готова, — нежно проворковала Сильвия, ложась на спину и раздвигая ноги.
— О нет, чуть позже, — улыбнулся Марий. — Сначала доставь мне удовольствие. Да и тебе самой понравиться.
Он привстал на ложе и приблизил напрягшийся член к самому лицу жены.
— Поласкай его губами и языком.
— Как уличная шлюха?! — вскричала Сильвия. Но в голосе её не было негодования. Скорее удивление.
— Я хотел предложить тебе это раньше, — сказал легат. — И много чего ещё. Но не решался, потому что, будучи даже моей женой, тебе более подходила роль весталки.
— Не решался? — рассмеялась Сильвия. — И это говорит человек, прошедший через сотню битв и несколько военных кампаний?
— Мне легче сойтись с врагом в кровавой сече и даже принять горечь поражения, чем пасть в твоих глазах, как похотливый развратник, извращенец и низкий сластолюбец.
— Но ведь всё что мы теперь будем делать вполне естественно для любящих друг друга супругов? — спросила Сильвия.
— В общем, то да.
— Странно. Обычные шлюхи делают, тоже самое. Я видела несколько раз на улице, как они сосут у мужчин.
— Шлюхи вытворяют много чего ещё, — произнёс Марий. — Но это вовсе не значит, что если ты кое-что повторишь из того что делают они, то уподобишься уличным девкам.
— Пожалуй... Наверное...
Сильвия с трепетом ухватила рукой член мужа. Впервые член мужчины был в ее руке! Такой горячий, живой, упруго-твердый. Она потянула вниз, наблюдая, как сползает кожица, обнажая гладкую, блестящую в свете настенного факела головку фаллоса. Приоткрыв губы, молодая женщина осторожно втянула кончик члена в рот. Вопреки ее ожиданиям вкус оказался вовсе не противным, хотя раньше ей казалось, что если мужчина справляет малую нужду, то член, сколько его не мой, всё равно будет пахнуть мочой и привкус будет иметь неприятный.
Она втянула орудие мужа поглубже, пока головка пениса не уперлась в нёбо, пальцы Сильвии скользнули по набрякшим, увесистым яйцам Мария. Минута шла за минутой. Юной аристократке всё больше и больше нравилось, всё что происходило. Она сосала член супруга и не скрывала, как ей это нравится. Более того, она возбудилась и picsе ее начала исто
чать влагу. Легат постанывал от удовольствия, хотя жена ласкала его не умело и даже близко не могла в этом сравниться с так презираемыми ею уличными девицами. Но старательность её и энтузиазм, с которым молодая женщина взялась за дело компенсировали отсутствие опыта.
* * *
Супруги, с упоением начавшие придаваться очередному акту любви, даже не подозревали, что за ними наблюдают. У дальней стены был широкий пурпурный занавес за которым располагались несколько комнатушек, обычно используемые под кладовки. Там в одном из этих помещений притаился раб по имени Пунна.
Зная о непростых отношениях сестер, Пунна решил, что мог бы стать полезным для Сабины. Осведомитель в доме ненавистной сестры! Неужели Сабина откажется от такого?
Разговор о гладиаторах, затеянный между супругами в спальне оказался очень своевременным. Пунна не знал какую пользу эти сведения принесут Сабине, как она ими воспользуется, но по крайней мере его первый визит к ней будет не «с пустыми руками».
* * *
Он явился к ней вечером, назвал себя, попросил о приёме. В течении четверти часа ему пришлось ждать в атриуме (2). Это был большой и богато украшенный зал. Легат Квинт Лентула не скупился на отделку стен красивым мрамором и на роспись мозаичного потолка великолепной живописью, на приобретение столиков и кресел из дорогого лимонного дерева и покупку статуй, украшенных золотом и серебром. Тяжелые пурпурные занавески с золотым шитьём по краю закрывали входы в соседние комнаты. По углам на высоких бронзовых треножниках были установлены светильники и лампы, заправленные маслом. Пламя светильников играло то золотистыми, то розоватыми отблесками.
Вот, одна из занавесок приподнялась и в атриум торопливо вошла рабыня — молоденькая чернокожая нубийка.
— Госпожа ждет, следуй за мной, — тихо произнесла она.
Пунна немедленно последовал за провожатой. Они углубились во внутренние покои дома, где светильники были притушены и царил полумрак.
— Сюда, — сказала рабыня, чуть отодвигая очередной полог.
Пунна вступил в конклав Сабины. Освещение здесь было достаточно ярким, благодаря двум большим факелам, укрепленным на стенах. Огромное круглое ложе в центре комнаты, являлось сейчас сосредоточением страсти и похоти ибо там возлежала Сабина и с ней совокуплялся огромный бритоголовый капподокиец, смуглая кожа которого, украшенная тут и там татуировками блестела от пота: раб усердно трудился над распростертым телом госпожи. Она лежала на спине, широко раздвинув длинные стройные ноги. Золотистые волосы молодой аристократки были распущены, она была полностью обнажена, если не считать золотых браслетов на ее руках и ногах. Из груди Сабины вырывались стоны, столь громкие и страстные, что не оставалось никаких сомнений относительно силы того наслаждения, которое испытывала сейчас женщина.
Капподокиец, поддерживая своё тело, то на вытянутых руках, то на локтях, когда усталость одолевала его. Овладевал он госпожой умело. До слуха Пунны отчетливо доносились мокро-чавкающие звуки: Сабина просто истекала от удовольствия вагинальным соком. О наслаждении женщины свидетельствовали и заострившиеся соски её больших, великолепных грудей, к которым раб время от времени жадно припадал ртом и судорожные подергивания бёдер, когда началась кульминация этого соития.
Молодая аристократка в объятиях раба! У Пунны пропал дар речи. Он взирал на открывшуюся перед ним картину, вытаращив глаза. Мало того, на ложе сидел ещё один раб — смуглый сириец и ждал, очевидно своей очереди. Большой толстый член его вздымался, готовый и желавший проникновения в женское лоно.
Вот, из груди Сабины вырвался крик. Ещё один и ещё... Глаза закатились, ноги дернулись несколько раз и наступила тишина, в которой отчетливо было слышно шумное, учащенное дыхание изрядно уставшего капподокийца.
Вот, он слез с госпожи и откатился в сторону. Отблески факелов, тут же заиграли золотом на мокром от пота животе римлянки. Сириец ухватил госпожу за щиколотки и начал подтаскивать к себе.
— Стой! — воскликнула Сабина. — Оставь меня.
Сириец, тут же повиновался. Аристократка со стоном перевернулась на живот. Теперь, свет играл сотнями крохотных искрящихся бликов на её влажной спине и выпуклых ягодицах. Обратив своё прекрасное лицо в сторону гостя, глядя на него сияющими изумрудным оттенком глазами, Сабина улыбнулась.
— Привет тебе, Пунна.
— Госпожа! — он низко поклонился, не спуская с римлянки горящего вожделением взора.
— Разве я твоя госпожа? Ты принадлежишь моей сестре.
— Да, так было записано на пергаментном свитке — в завещании вашего почтенного отца. Но душой я принадлежу тебе. И всегда принадлежал.
— Да, я помню, — рассмеялась Сабина, подпирая голову одной рукой, а другой проведя по крутому изгибу своего бедра. — Разве можно забыть твои взгляды? С давних времен они будоражили мне кровь. Но это всё в прошлом... Что привело тебя сюда?
— Желание служить тебе.
— Вот как? А как же моя сестра?
— Оставаясь её рабом, я могу быть исполнителем твоей воли.
— Да, это интересно, — неопределенно произнесла Сабина, устремив на финикийца долгий пристальный взгляд.
— Я вижу разговор у нас предстоит серьёзный. Мне следовало бы отослать этих рабов, но плоть моя жаждет немедленного удовлетворения. Надеюсь, тебе не помешает присутствие Магисса и Араша?
— О нет, госпожа, — поколебавшись, ответил Пунна, испытывая между тем сильнейшую ревность. Если бы он мог, он прикончил бы капподокийца и сирийца с радостью. Там, где побывали их члены, должен быть он! И только он!
Сабина, заметив состояние финикийца, только усмехнулась.
— Ну, раз с эти всё в порядке, продолжай. Ты ведь, что-то хотел мне ещё сказать?
— Да госпожа! Я люблю тебя! Жажда быть с тобой сжигает меня долгие годы! Что делать мне — я не знаю. Возможно, яд или кинжал были бы лучшим для меня выходом, ибо знать, что ты есть, видеть тебя, твою божественную наготу и не иметь возможности проникнуть в сладкое твое лоно, не испить мед твоих губ, не сжимать твои груди — хуже всякой смерти.
— Так ты ещё любишь меня Пунна?! — наигранно удивилась Сабина.
— И любовь моя крепче год от года, день ото дня! — воскликнул финикиец.
— Иди сюда, — помедлив с минуту, позвала римлянка. — Ближе.
Пунна подошел к ложу. Сабина просунула руку под нижний край его туники. Пальцы её наткнулись на нечто огромное и твердое, едва удерживаемое набедренной повязкой.
— Сними её, — приказала Сабина.
Не веря своему счастью, что наконец произойдёт то, о чем он мечтал многие годы, Пунна высвободил свой член. Он был огромен — на полтора пальца длиннее, чем у сирийца и на палец чем у капподокийца. Густая сетка вен, опутывала этот смуглый, толстый орган. Яйца Пунны — каждое размером с яблоко тяжело отвисали вниз. Сабина, издав вздох восхищения взяла их в ладони и слегка покатала вправо-влево.
— Твои достоинства, как у жеребца, — потрясенно пробормотала молодая женщина. — За какие заслуги боги наградили тебя столь выдающейся мужественностью?
— Или покарали! — вскричал Пунна. — Всё это, только для тебя! Но ты, словно недостижимая мечта, которую можно видеть, но до которой нельзя дотянуться.
Сабина ухватила член рукою, поражаясь его мощи, его крепости.
— Что ж, Пунна я умею ценить то, что попадает мне в руки и служит моему удовольствию. И возможно, боги услышат твои молитвы. Ну, а теперь расскажи зачем ты ещё пришёл, кроме того чтобы поведать о желании служить мне и о своей любви.
Пальцы Сабины начали ласково сжимать то одно яйцо финикийца, то другое.
— О! Ох... госпожа... Вы так проницательны.
Римлянка между тем сделала знак сирийцу. Тот навис над ней сверху и вогнал член ей под ягодицы. Оттуда где стоял Пунна он не видел, куда проник раб в picsе или задний проход. Сабина издала стон удовольствия. Сириец начал размерено двигаться вперёд-назад, придерживая своё тело на вытянутых руках. Живот его звучно шлепал по упругому выпуклому заду молодой хозяйки. Капподокиец сидел рядом и дрочил свой член, наблюдая, как товарищ совокупляется с госпожой. Послышалось смачное чавканье. В течении следующих нескольких минут Пунна не мог произнести ни слова, слишком взволнованный происходящим. Сабина подрочила его член рукой, а потом втянула головку пениса в рот. Сосала она умело и страстно, громко причмокивая от удовольствия. Губы мягко обволакивали ствол пениса, язык быстро скользил туда-сюда вызывая сладостные пульсации.
Минут через пять, выпустив член изо рта, Сабина приподняла голову и взглянула на Пунну. Тонкая струйка слюны стекала из левого уголка её рта.
— Ну же, что ты хотел мне сообщить?
Финикиец начал сбивчиво передавать разговор Сильвии и ее мужа Мария Флакка. Сириец продолжал двигаться, совокупляясь с госпожой в размеренном ритме. Но Сабина, словно забыла о нем. Она слушала Пунну. Когда тот закончил, аристократка удивленно воскликнула:
— Эскорт гладиаторов?! Как странно! Определенно, за этим, что-то кроется.
На лице римлянки появилась задумчивость. Тут, вспотевший сириец вогнал член в её лоно немного сильнее и быстрее обычного, и Сабина обратила на него внимание.
Повернув голову, она, чуть с раздражением бросила: — Ну что ты там Араш, уснул? Поднажми!
Раб увеличил темп и тут же Сабина разразилась целой серией блаженных стонов.
— О да! Давно бы так... Быстрее! Ещё!
Через пару минут её восторженный возглас слился с рыком сирийца, исторгнувшего во влагалище госпожи свою сперму. Он ещё двигался, вонзаясь в picsе по самые яйца, живот шлепал по женским ягодицам резкими мокрыми хлопками. Дрожь сладостного удовольствия пробежала по бедрам Сабины. Она притянула сирийца к себе, одарила страстным поцелуем и жестом руки отпустила. Сириец слез с ложа и чуть пошатываясь, направился к выходу из комнаты. С кончика его члена свисала и тянулась вниз нить спермы.
— Теперь ты, — прошептала Сабина, ложась на спину и притягивая к себе капподокийца.
Он ухватил рукам её колени, развел их в стороны и проник своим членом в лоно госпожи. Её маленькая дырочка, уступая давлению раскрылась и поглотила мощный фаллос почти целиком.
Пунна всё также стоял возле ложа и не знал, что ему делать. Впрочем, Сабина о нем не забыла. Она ухватила член рукой и прижимая его к своему лицу, принялась облизывать. Затем втянула головку в рот и начала сосать. Член гибко выгнулся дугой, яйца же финикийца, то шлепали Сабине по носу, то по лбу.
Капподокиец Магисс сношался с госпожой все яростнее и быстрее. Она громко стонала и вскрикивала, в комнате явственно ощущался терпкий запах мокрой, текущей соком удовольствия вагины. Через несколько минут раб закинул ноги Сабины себе на плечи и в предвкушении кульминации начал бешено двигать задом. Всё его тело блестело от пота. Он трудился на совесть, покоренный красотой и распутством госпожи. А ещё, должно быть, так усердствовать его заставлял страх, ибо рабов разочаровавших Сабину, ждала незавидная судьба и печальный конец.
Оргазм Магисса сопровождался долгими стонами. Сабина издала короткий пронзительный крик и судорожно задергала бедрами. Раб изверг в её лоно несколько мощных горячих струй. Потом, вытащив сплошь мокрый, полуобвисший член, капподокиец, не дожидаясь приказа скрылся за пологом. Сабина так и осталась лежать на спине, только вытянула и слегка раздвинула ноги. Между двух розовых лепестков её picsе, пузырясь, медленно вытекало семя раба. Римлянка самозабвенно продолжала отсасывать у Пунны. И вот, больше не выдержав, финикиец начал кончать.
Это было нечто! Мощнейшие струи спермы: горячей и липкой хлынули на лицо Сабины. Рот, который она открыла, мгновенно наполнился густым, липким молозивом мужского семени. Она сглотнула эту массу, хохоча от восторга. А Пунна кончал и кончал. Сперма залила глаза и нос, лоб и щёки римлянки. Текла тягучими, жирно-липкими нитями по её подбородку. В сперме были и её волосы. Множество капель густо забрызгали плечи, шею, а груди молодой женщины. Она ошалела. Она была в диком неописуемом восторге.
Хохоча, довольная и счастливая, Сабина начала равномерно размазывать густое липкое семя финикийца везде, по всему лицу и телу.
— Нет, ты кончаешь, как жеребец! Ну ещё бы с такими то достоинствами! Проклятие богов, да как же я тебя упустила? Почему раньше не воспользовалась, когда все мы жили под крышей отцовского дома?
— Твой отец был строгий человек, — отдышавшись, проговорил Пунна. — Не многие из мужчин осмеливались приблизиться к тебе.
— Ты, тоже боялся?
— Скорее, не решался. Да и ждал от тебя госпожа сигнала. Но ты предпочитала красавчиков, юношей с белой кожей, красиво завитыми кудрями, которых покупала себе ваша матушка. Для тебя, госпожа я представлялся диким страшным чудовищем.
— Да, пожалуй, — кивнула Сабина. — Но я, уже не девочка и мои вкусы, давно поменялись. Страсть к красавцам осталась в прошлом. Теперь, я не обращаю такого внимания на внешность мужчин, как бывало ранее. И теперь зрелые, суровые мужчины привлекают меня гораздо сильнее, — добавила она с улыбкой. Лицо и губы её, шея, груди и живот по-прежнему блестели от его спермы, только теперь равномерно размазанной наподобие крема. Сабина приподнялась и сидела на ложе, слегка раздвинув ноги. Пунна видел полураскрытую раковинку её picsе откуда неспешно, тягучей струйкой стекали излишки семени капподакица и сирийца.
— Так значит, говоришь сестре моей захотелось иметь эскорт гладиаторов?
— Да, госпожа.
— Интересно, зачем?
— По её же словам, чтобы соответствовать статусу знатной матроны из почтенного и уважаемого всеми семейства. Все её подруги имеют гладиаторов-телохранителей и почетных стражей.
— Да, да, это принято в Риме, — закивала Сабина. — У нас с мужем, тоже есть личная стража, но это не гладиаторы. Даже жаль. Может и мне подкинуть идею мужу, насчёт эскорта гладиаторов? И как бы мне хотелось, чтобы среди них был Элатий!
— Что?! — сдавленно вскричал финикиец. — Опять он?
— Кто он? — не поняла Сабина.
— Элатий этот проклятый! — кулаки Пунны сжались, лицо исказилось от ненависти. — Всюду я только и слышу: Элатий! Герой арены! Непобедимый самнит! Надоело! Будь он проклят!
— У тебя с ним что, личная вражда? — удивилась римлянка.
— Неважно, — буркнул под нос финикиец, спохватившись, что сказал лишнее.
— Ты... вот, что, — Сабина понизила голос и подползя к краю ложа в упор посмотрела на раба, — выясни для чего Сильвии понадобились гладиаторы. Ну и другие тайны, если таковые есть. И если сведения, добытые тобой и вправду будут важные, я, — тут Сабина внезапно села на краю ложа и медленно развела ноги в стороны, — позволю тебе осуществить твою мечту. Ты будешь иметь всё это. Я разрешу тебе пользовать меня, как распоследнюю шлюху. Ну и золото, конечно, ты тоже получишь.
Затаив дыхание Пунна любовался молодой госпожой. С растрепанными волосами, ещё разгоряченная недавним сношением с двумя мужчинами, запах спермы которых исходил из её вагины, обляпанная его спермой, она была ещё прекраснее и желаннее. Её хотелось именно такую — порочную, бесстыжую и даже поиметую другими. От Сабины исходила невиданная волна эроса, как ни от какой другой женщины.
— Да, госпожа, — наконец выдавил Пунна. — Я буду стараться, сделаю всё, чтобы тебе угодить.
— Хорошо! — кивнула Сабина. — А теперь ступай. Скоро вернётся муж и мне нужно привести себя в порядок. Рабыня у двери проводит тебя.
(1) лупанара — в древнем Риме публичный дом.
(2) атриум — приёмный зал для посетителей в домах богатых римлян
Еrixx
2013
122