— Куда так разогнался?
— Пожрать — надо купить. Потом, всё потом.
— Андрюха, ты не забыл?
— Что? Нет. — Отмахнулся я и побежал дальше.
У киоска быстрого питания «Ложка-Антошка» толпились люди. Приметив крайнего в очереди, я пристроился за ним. И начал вспоминать, о чем мог забыть. Так и не вспомнил.
— Что Вам, заказывайте. — Голос продавщицы выдернул меня из мира подсознания.
— А? Да, простите. Плов, один «Славянский», салат «Оливье» и два пирожка с повидлом. Не греть.
— Приятного аппетита.
Я схватил пакет и побежал обратно.
За вертушкой меня ждал Дима.
Я прислонил бэджик к считывающему устройству. Оно довольно «курлыкнуло» и зажгло передо мной зеленую стрелку.
— Ну, вот теперь, привет. — Сказал я, протягивая руку старому другу.
— И тебе. — Он улыбнулся.
— Ты чего такой взмыленный, Дрюха?
— Замотался. Середина месяца, с этими праздниками — план летит, а мы не успеваем. Тут еще неплановый ремонт — половина линии встала. И так народ в три смены гоняю, сам под станками сплю. В общем полный... дец.
— А Потоцкий где?
— В отпуске Славик. Сегодня четырнадцатое? Должен выйти, но нет пока.
— Вот тебе и «мастак». Ладно, я к тебе после работы заскочу. Иди, ешь. Приятного аппетита.
— Спасибо. — С этими словами мы разошлись, он к лифту, а я через двери во внутренний двор к себе в цех.
Уже в дверях цеха я услышал громкий свист и оглянулся.
— Всем стоять, меня бояться.
Откуда-то из-за восьмого цеха, с двумя большими пакетами, ко мне приближался, загорелый и довольный жизнью, вчерашний отпускник, а теперь снова мастер смены Вячеслав Вадимович Потоцкий.
Я вскинул руку в приветственном жесте.
— Андрей Игоревич, привет.
— И Вам, «наше — с кисточкой», как говорят у них в Одессе.
— Откуда сам?
— Да вот расслабляюсь, ресторанной пищи решил отведать, — улыбнулся я.
— А «Дьютифришного» коньячку не хотите?
— От чего же? Продегустирую, пойдем. Заодно о делах наших поговорим.
В комнате мастеров было пусто, из соседней раздевалки доносились голоса.
— Как дела?
— У меня отлично. Твои работать не хотят. Тут список с косяками, и фамилиями, хочешь — премии лишай, хочешь — увольняй. — Протянул напарнику бумагу — Я сор из избы не выносил сильно, но про тех, кто с «галочкой» — Константиныч в курсе, и ждет тебя.
Слава взял в руки лист и начал его внимательно просматривать, затем сделал несколько пометок ручкой.
— Это ясно. А в тех. процессе что?
— Уже намекнули? — Ухмыльнулся я.
Он кивнул.
— На второй линии полетел шлифовальный, и потянул за собой выходной конвейер. Вот акт от механиков. Еще неделю всё простоит.
— А план?
— Какой там план? «Залётчиков» в третью смену заставляю работать? Как у Летова сначала «Всё идет по плану», а потом «Всё летит в ПИЗДУ»
— В общем премии не будет. — Констатировал он.
Я только покивал, засовывая еду в микроволновку.
— Ну? — Я взглянул на Славу, — обещал коньяк? Выкатывай!
— На. — Он достал из пакета бутылку «Hеnnеsy».
Я извлёк два граненых стакана и поставил рядом на стол.
Он налил по четверти, в каждый стакан, толкнул один мне. Я встал, и залпом выпил. Подцепил пальцами кусок мяса из плова, закусил.
— А тебе ещё смену принимать, так что — будь здоров. — И опрокинул второй.
— Ну, нахал.
— Не махал, а дирижировал, пока ты на солнечных пляжах Крыма грелся. — Рассмеялся я. — Теперь твоя очередь.
— Пошел ты.
— Да, я пошел, и тебе советую. Обед закончился.
Дожевывая бутерброд, я закрыл дверь в комнату мастеров, и крикнул:
— Все по местам, обед закончен.
— Все уже там, Игорич. — сказал, длинный и худой как спица, Лёша — бригадир участка подпрессовки.
И мы пошли вниз.
После осмотра рабочих мест, снова поднялись в К. М.
— Садись, разбирайся. Я минут на двадцать отскачу. Прикроешь. — И ухватился за трубку внутреннего телефона.
— Пятый цех, Буклевич, слушаю. — Ответили после двух длинных гудков.
— Света, привет. Это Жданов из десятого, Моська на месте?
— Привет, Андрюша. Вниз пошел минут десять назад, что-то передать?
— Нет, партия шестнадцать ноль восемьдесят три пришла с браком, «служебную записку» я написал, но вы внимательнее.
— Поняла. — Трубку повесили.
— К Моисеенко?
— Да. Я, правда, быстро. — Вышел из комнаты мастеров спустился вниз.
Из цеха направился — в дальний угол заводской территории, где находилась «Лесная биржа» и корпус окорочно-подготовительного цеха №5. Зашел в старую железную будку, отведенную под курилку, и наткнулся на главного технолога, начальника производства, и первого зама. генерального.
— Андрей Игоревич, что это в рабочее время по территории без дела шляетесь. — Обратился ко мне начальник производства Хамцов.
— Ну, для начала, добрый день, — я по очереди пожал им руки. — А толку? У меня всё равно половина оборудования стоит.
— Как так? — Нахмурился главный технолог.
— А... ну... — Хамцов замялся, — Я же отправлял письмо по почте. Механики уже разбираются.
— Сроки? — Жестко влез в разговор Сидорычев (заместитель ген. директора).
— У меня отписка — не менее четырнадцати календарных дней. Сегодня третий. — Объявил я. — И вообще я в «пятый» шел. У меня дел полно.
— Пиздуй отсюда.
Я картинно кивнул головой, развернулся и вышел из курилки. Через пять минут, наконец, вошел в двери цеха. Пройдя между «стиралками» нашел какого-то парня. В жутком грохоте и лязге похлопал его по плечу, и на пальцах, пытаясь докричаться, стал узнавать, где мастер смены Максим Моисеенко. Он мотал головой, а потом ткнул пальцем куда-то мне за спину и наверх. Я обернулся и увидел на металлических подмостках фигуру в спецовке, которая махала рукой. Похлопав парня по плечу, направился к лестнице на второй этаж.
Фигура начала перемещаться мне на встречу. Встретившись, мы обнялись, пожали друг другу руки, и Макс потащил меня по шатким железным конструкциям, протянувшимся в полумраке между колоннами бункеров для щепы, дровокольными станками, и стружечными измельчителями. Вокруг было пыльно, влажно и душно.
И вдруг перед нами предстала грязно-белая дверь из стандартного пластика. Моисеенко открыл ее, за ней оказался тамбур и еще одна дверь такая же, только чистая и с надписью на табличке из голубого картона, стилизованной под облака — «РАЙ». Когда я закрыл за собой первую, обратил внимание, что она изнутри черная и несет на себе нарисованные, в стиле горящих угольков, буквы «АД».
Внутренняя дверь распахнулась, и в глаза нам ударил яркий солнечный свет. Длинный коридор с окнами по всей длине упирался в огромное «французское окно» в пол с видом на Реку.
Челюсть моя отпала.
— Ни хуя себе, — присвистнул я.
— То-то и оно, себе — ни фига. — В тон мне, но как-то очень громко в повисшей почти мертвой тишине сказал Макс.
— Объяснишь?
— Конкурс «цех года» помнишь, кто выиграл?
— И?
— Приз семьсот тысяч, на всех. Мы и решили половину спустить на ремонт, но ушло всё.
— А «рай — ад» чья идея? Вообще очень круто.
— Это Танюшка Гололёдова. Там с начала одна дверь стояла «Райская», но шум проходил.
Я не любил к ним заходить, потому что всё тут напоминало ад, как есть, а «мастачка» больше была похожа на преисподнюю. Обычно я выманивал их вниз в курилку, или приглашал к себе.
Новая мебель, правда, самая дешевая, нашего же производства, но всё равно круто. Умывальник, уборные с белоснежными писсуарами и унитазами (отдельно мужская и женская), душевая на 8 кабинок. Помыл руки, и меня повели в раздевалку. Просторные вещевые ящики, удобные, скамьи со спинками. Столовая, «своя», на всю смену, с холодильником, «микроволновками» и даже телевизором. Кондей в каждом помещении.
— Здорово, — выдохнул я, — намекну своим, что надо побороться.
— Поборись. Чего приперся.
— Ругать вас пришел. Там в последней партии не стружка, а шелуха от семечек с корой. Мы «прессанули» первую пачку, а она... ну ты понимаешь... не стану материться, но очень хочется.
— Нет, не понимаю.
Я вынул из кармана образец плиты и пальцами раскрошил его над урной я бумаг.
— Так понятно?
— И что делать?
— Добавили смолы чуть больше, из запасов нормальной стружки домешали, но всё равно, выше второго сорта не получилось. Я написал 8, но там этого говна — процентов 30—35.
— Спасибо. Это мы ремонт отпраздновали. — Потупив взгляд, Максим покачал головой.
— Следующую партию отбирайте лично, мне нужна экстра, чтобы хоть как-то вытянуть качество. Иначе по инерции сначала «люлей» мне, потом «люлей» тебе, а потом «люлей» тебе от меня лично.
— Не пугай — пуганные.
— Да, вот еще что, технолога нашего видел?
— Порушина?
— Его. Спрашивал: «не забыл ли я...», а я забыл.
— У него «Бёздник» или нет?
— Не, день рожденья у него в марте, мы на шашлыки на турбазу ездили.
— Тогда что?
— Вот и я думаю.
— Погнали, спросим? — Предложил Макс.
— Давай, только там, боссы по территории лазят.
— Отмажемся. — Сказал он, выталкивая меня в «адскую» жару цеха.
В этот раз нам повезло, начальство испарилось, и мы, незамеченными, попали в административный корпус.
Лифт поднял нас на четвертый этаж.
— Куда? — Моисеенко развел руками, показывая длинный коридор расходящийся влево и вправо.
— Четыреста тридцатый. — Я потянул его влево, за собой.
Постучав в дверь, приоткрыл её и засунул в проем голову.
— Добрый день! А Дмитрия Викторовича могу увидеть?
Димка, молча, встал и пошел ко мне.
— Чё хотел? — полушепотом спросил он, прикрывая дверь.
— Здорова, Дмитрий Викторович.
— Ну? У меня времени мало.
— Что ты людей пугаешь, про что мы забыли?
— А... Ну, вы тупиздни... пять лет нашему выпуску. Я SMSки вам отправлял позавчера.
— Тьфу, тебе на лысину. — Макс, аж, покраснел. — Андрюха, ты получал его SMSку?
— Нет вроде... — я махнул рукой, — Дим ты, во сколько заканчиваешь сегодня?
— В пять вообще-то, если успею...
— Не спеши, — перебил его Макс, — мы до шести. Погнали паникер. — Он потянул меня за рукав.
— В шесть на проходной... — уже в спину нам, крикнул Дима.
Когда двери лифта закрылись, Моська отвесил мне не слабого пендаля.
****
В семнадцать пятьдесят две я вышел из цеха, огляделся и направился в сторону лесной биржи.
В этот момент с той стороны показалась сутуловатая фигура Максима.
Он махнул мне рукой, мол, стой на месте, и ускорил шаг.
Через минуту он хлопнул меня по плечу, и, не замедляясь, почти побежал дальше. Я рванул за ним.
Подойдя к «вертушке», он поднес карточку к датчику, и тот раздраженно крякнул, замигал красной лампочкой. И только потом открылся проход.
С дальнего края огромного фойе в нашу сторону направился крепкий седоватый мужичок в форме службы безопасности. Он размахивал руками, качал головой, и что-то недовольно бормотал.
Я глянул на часы над головой. Так и есть, цифра пятьдесят девять сменилась двумя нолями только на моих глазах.
— Герой Григорич, ну ёпатяматя... пятница же... конец недели. — На всю проходную крикнул, Макс.
Я приложил свой бэджик к сканеру, и тот довольно «курлыкнул» выпуская меня на волю.
Мы втроем стояли в центре фойе. Начальник смены охраны завода выговаривал Моське, какой он нехороший. И звал в каморку охраны, чтобы составить акт.
С улицы зашел Дима.
— Что случилось?
— Да вот, не утерпел. Раньше выскочил. — Сказал Григорий Григорьевич.
— Григорич, ну насколько я раньше вышел, на десять секунд? Вон Андрей за мной вышел и нормально...
— Его я не задерживаю.
— Ладно, Макс пойдем, — сказал я, ненавязчиво показывая пакет.
— А, — Моисеенко, махнул рукой и пошел к двери сторожки.
Нач. Хран отпер дверь зашел в комнату, уселся за стол. достал из папки бланк и положил перед собой. А я, не теряя времени, припечатал его к столу бутылкой коньяка.
Он поднял на нас взгляд.
— Герой Григорич, может — договоримся?
— Бутор небось? — спросил он, прищуривая один глаз.
— Избави бог, сменщик из отпуска привёз. — Глядя ему в глаза, сказал я.
Он забарабанил пальцами по столу.
— Иди и пикни с той стороны еще раз. Свободны.
Мы пулей вылетели за дверь.
— Ну, ты и опёздух... с тебя поляна, — я отвесил товарищу смачную пинчину.
— Пойдем...
— На пьяный угол? — поинтересовался Димка.
— А ближе нет, — вступился я за Макса, — или ты брезгуешь с работягами, господин технолог...
— Да, нет, просто давно там не был.
— Рюмочная как рюмочная.
Через пять минут мы вошли в пока еще пустое мрачное и грязное помещение «разливайки». Вдоль стен тянулась одна длинная стойка, а в центре располагались три круглых ростовых стола. Все столешницы были грязными, заляпанными остатками разливаемых напитков.
— Три по сто, три лимонада и три бутера с колбасой.
Не молодая женщина, в засаленном фартуке ухватила с полки теплую бутылку.
— А, холодной нет?
Она молча поставила бутылку на место, открыла холодильник, достала из нее другую, отмерила в три пластиковых стакана водку. Так же, молча, наполнила еще три лимонадом. И выложила рядом на салфетку три бутерброда с копченой колбасой. Пощелкала по клавишам калькулятора и только тогда сказала:
— С вас №;% рублей.
Я подхватил со стойки водку, и пошел к самому чистому, на мой взгляд, столику. Дима последовал моему примеру, держа в руках лимонад. Макс присоединился к нам через минуту.
— Ну, поехали.
— Поехали. — Чокнулись.
Даже будучи холодной, водка оказалась противной и жесткой. Я сразу выпил весь лимонад, откусил кусок от бутерброда, прожевал его.
— Что дальше? — задал риторический вопрос Макс.
— В общем — так, позавчера звонил Илья Латухин, сказал, что все собираются завтра в час у главного корпуса универа.
— Что еще сказал? — интересовался я.
— Сказал — чтобы приходили, там всё узнаем.
— Нормально, а если у меня смена?
— А кого — ебёт чужое горе?
— Мудро... — Буркнул Макс. — А я своих к тёще отправил.
— Ты к чему?
— А давайте забухаем.
— А чё? Нормальная идея, — поддержал его — Димос.
— Нет! Забухаем мы завтра... — вмешался я в разговор, — А сегодня предлагаю хорошенько размяться.
— Поддерживаю на сто процентов. — Заявил наш технолог.
— Значит так, дуйте в магазин, встречаемся через двадцать минут здесь. Обязательно купите маринованное мясо на шашлык. В остальном не ограничиваю.
— А...
— Потом, всё потом.
Я вышел из «забегаловки» и направился к проходной. Доставая телефон из кармана.
— Славик, выручай. У меня за шкафчиком с одеждой большой черный пакет, там мангал и угли, пошли бегуна на КПП пусть принесет, я забыл.
— Ладно, жди.
Минут десять я проболтал с начальником охраны — Георгием Григорьевичем Бортко. bеstwеаpоn Которого, руководитель СБ концерна, Потапов, имеющий проблемы с дикцией после контузии, именовал «Герой Героич». Так и привязалось прозвище.
Продемонстрировал блюстителю порядка содержимое пакета, отправился обратно.
Мои товарищи уже ожидали меня, замерев в картинных позах.
— И... где был?
— Там, — улыбнулся я, позвякивая мангалом в пластиковом пакете. — На берег?
В ответ — Димка потряс своим пакетом, в котором увесисто зазвенело стекло.
Еще через двадцать минут мы нанизывали мясо на шампуры, и раскладывали их над углями.
Холодное пиво, выпирающее из одноразовых стаканов пышными пенными шапками, радовало взгляд. Хотя и не долго. Потому, что стало радовать язык своим вкусом, горло своей прохладой, и тело хмелем.
Когда мясо дошло до готовности, Макс извлёк из пакета запотевшую бутылку «водки» и начислил в стаканы.
Место это тихое, народ здесь появляется крайне редко, обычно в выходные не большими компаниями как наша, что бы выпить-закусить, за жизнь поговорить. Сегодня же мы и вовсе были в одиночестве.
Поэтому за шутками и разговорами на производственные темы и о начальстве не заметили, как к нам подошли две особы женского пола.
— Здрассте мальчики, огоньком не поделитесь. — Спросила одна.
Макс с таким упоением рассказывал историю про то, как они делали ремонт в своем цехе, что мы даже не отвлеклись. Я достал из кармана зажигалку, и протянул её куда-то в воздух. Её взяли, пару раз чиркнули и вернули обратно мне в руку.
— Да ладно, гонишь, — объявил Димка, делая еще один глоток пива.
— Не-не, я у него сам сегодня был и охренел. И это... еще у него в тамбуре, на дверях две таблички «Ад» и «Рай».
— Харе Пиздить. — Димка не верил и заводился.
— Чё пиздить... заходи в обед — сам увидишь.
— Мальчики... — нас снова окликнули, — Ну Моська человек женатый, с ним понятно, он на девушек уже не смотрит, а вы?
Мы одновременно вскинулись, и посмотрели на гостей.
— Татьяна, — сказал Димка, — Солодовникова, Танька.
— Ага. — В голос добавили мы с Максимом.
Во время повисшей паузы девчонки уселись рядом с нами, на брёвнышко.
— По какому поводу сабантуй? — Спросила Таня.
— Это разминка перед завтра... — сказал я.
— А что у вас завтра?
— Не у «вас», а у «нас». Ты не в курсе?
— Нет.
— Дима закладывай...
— Пять лет выпуску, вроде бы собираемся всеми. — Вступил Димка.
— Все — это кто?
— Это... группа, поток, хз... мне староста только позавчера позвонил и сказал.
— А мы сегодня узнали. — Сказал Моисеенко.
— Это я вовремя приехала. — Задумчиво произнесла Татьяна. — Знакомьтесь моя школьная подруга Света. Они с мужем здесь, на Гагарина, квартиру купили. Вот гуляем, изучаем достопримечательности.
— А мы на «Кировском» работаем, после трудового подвига — расслабляемся...
— Вино открыть не поможете? — Поинтересовалась Света, извлекая из сумочки бутылку «Массандры»
Макс достал мульти-нож и несколькими движениями откупорил бутылку.
Я подал два стакана, которые наполнились бордовым тягучим напитком.
— За встречу! — Девушки как по команде поднялись со своих мест, мы тоже встали.
Чокнулись, выпили.
— Это вам крупно повезло, мы последнее время тоже редко видимся, в основном на планерках.
— Да... — задумчиво выдохнул Макс. — раньше выйдешь с работы и по пивку, с мужиками. И в выходные на рыбалку, на охоту, за грибами... стареем...
— Хватит тоску нагонять дедуля, — отвл
ёк его я от грустных мыслей. — Мясо сейчас сгорит.
— Да, мужики. Последний раз мы — на мой день рождения на «Росинку» ездили. — Сказал Дима.
— Ну, мы с Максом на «День победы» к его теще в баню ездили.
— Везет вам мальчики, — вступила в разговор Таня, — я вот за последний год кроме забитого машинами МКАДа и офиса ничего не видела.
— Зато первопрестольная... — Сказал я.
— За что ты её так? Она тоже красивая по-своему. — Удивился Макс
— Не понять вам живущим в квартирах пидарасам, студентам, жидам, красоту настоящего мира, где гулять только нам мужикам...
— Где похожая на вертолет... над костром пролетает снежинка — как огромный седой вертолет. Кортнев — это Да-а. — Допев за меня последние строчки, сказала Света.
— Какие у нас познания? — Несколько картинно удивился Макс.
— Надоел мне этот город «ГЕморРОЙ» Москва, здесь спокойно, тихо... — задумчиво пробормотала Таня, глядя на реку.
За шутками и разговорами на берегу, матушки Волги, в окружении природы мы провели не менее двух часов. Солнце неумолимо клонилось к закату, скрываясь за громадой завода.
В тот момент, когда Макс разливал по стаканам остатки водки, а Димка тыкал спичкой в неуверенной руке, в последний кусочек «селедки в масле», вылавливая его из банки. У Светы зазвонил телефон.
— Да, любимый... как? Я же тебе говорила, что сегодня приезжает Таня... а, ее куда?... я понимаю — мама... Может она у сестры останется...
Дальнейший разговор мы пропустили мимо ушей, по тому, что Татьяна начала спешно собираться. И когда Светлана закончила разговор, уже приготовилась, куда-то бежать.
— Ты куда? — поинтересовался Дима.
— Прикалываешься? Гостиницу искать.
— Тань, извини, свекровь приехала без предупреждения...
— Всё хорошо.
— А дом у тебя?
— Я из области, из Покровки.
— Стоп машина! Я уже полгода живу один в «двушке». И это не предложение это приказ.
— А это удобно?
— Я же говорю один, а большой диван, отдельная комната, ванная, и вкусный завтрак совершенно безвозмездно — то есть даром. Это удобно или неудобно — решать тебе.
— Мне всё равно надо забрать вещи у Светки.
— Успеем. Только мангал и мусор за собой соберем.
****
Через полчаса, не ровной походкой, с громким хохотом наша чудесная компания подошла к панельной пятиэтажке.
— Мы сейчас — Сказала Света.
— Да, без проблем. — Сказал я. — Я такси вызову.
— Мой Дима — Вас отвезет — Сказала Света.
— Не надо! Не отдадим тебя на растерзание свекрови.
— Ну что вы, она у меня добрая, это же не теща.
— Всё равно не надо. — С нажимом повторил я.
Когда девушки исчезли в подъезде, я оглядел двор. Увидел маленький магазин с вывеской «Продукты».
— Кто как, а я предлагаю еще по пиву. В голове ветер и гнусные мысли.
— Например? — спросил меня Макс.
— У меня бабы не было месяца три.
— И...
— Да, как бы я нашу Танюшу сгоряча не ахнул...
— Ну, ты крут — Пикапер. — Хихикнул Дима.
Я промолчал и отправился к магазину. Парни пошли за мной.
Взял три бутылки пива и вышел на улицу. Парни стояли у скамейки и внимательно наблюдали за мной.
Подошел, поставил бутылки, достал зажигалку, открыл пиво, передал Моське, открыл вторую — отдал Димке. Себе, по студенческой привычке, открыл зубами.
«Не потерял еще сноровку». — Подумалось мне.
Бутылки стукнули друг об друга с тяжелым звяканьем. Сделал глоток.
... «Да, десять лет прошло, а статуэтка, которую мне дарила Татьяна на «День святого Валентина» на первом курсе еще жива.
Так и стоит в шкафчике, рядом с наградами и посудой за стеклом. Их не так много, вещей, которые памятны. Две институтские грамоты за научную деятельность, значок участника парада победы на красной площади, да Танькина статуэтка — гипсовый мальчик в шортах, о ногу которого трется непропорционально большой кот.
Она её и покупала в магазинчике рядом с институтом. Я потом видел такую точно. А ещё были зажигалки, ключницы, портсигары, да много чего подарено разными девушками.
А вот сохранилась только её статуэтка, да открытка — бумажка размером со спичечный коробок, сложенная вдвое, какого-то «Няшного» розового цвета со щенком. Я про эту записку и забыл (она была прижата статуэткой и нашлась позже) «.
— Вот и Танюха с каким-то парнем. — Сказал Моська, обрывая череду моих воспоминаний. — Погнали?
В один глоток я допил пиво, бросил бутылку в урну, и повернулся на звук хлопнувшей железной двери подъезда.
Фигура парня показалась мне чем-то знакомой.
— Пшли, — сказал Димка.
Подойдя ближе, я узнал парня. Как зовут, убей, не помню, кажется, инженер по охране труда, на совещаниях всегда сидит в дальнем углу у окна в кресле.
А вот Димка знал парня хорошо, они тепло поздоровались, пожали руки.
— Воротников Дмитрий Дмитриевич — эколог. — Представил парня Диман.
— Приятно! — В один голос сказали мы с Максом, и тоже пожали руки.
— Куда вас отвезти? — поинтересовался Дмитрий, засовывая Татьянин чемодан в багажник грязно зеленой «Приопры» (цвет «Сочи», между прочим — какой креативщик придумал такое название?)
— На Чкалова — сказал я, поудобнее устраиваясь на переднем сиденье. Накидывая ремень безопасности.
— Поехали.
Через пятнадцать минут мы с Татьяной и Парнями стояли у моего подъезда.
— Ну, всё, до завтра. Пожимая мне руку, сказал Макс. Они с Димкой развернулись и пошли в сторону арки.
А мы вошли в подъезд. Я нес чемодан, а Таня — пакет с мангалом.
Лифт бодро закинул нас на шестой этаж. Подойдя к двери, я долго копошился в кармане, доставая ключи.
— Зацепился, зараза. — Проворчал я, наконец, выудив связку и вставляя двухбородый английский ключ в скважину. Замок тихо клацнул, потом еще раз, и еще. Дверь со скрипом открылась. — Смазать надо, — как-то смутился я, — проходи, раздевайся, чувствуй себя как дома. Ванная, туалет направо, кухня налево.
— Ясно. — Таня кивнула головой.
— Твоя комната. — Мы вошли, я поставил чемодан в угол. — Располагайся пока, я постельное белье принесу и одеяло.
Через пару минут я вернулся и застал Таню в одних трусиках нагнувшейся раком и что-то ищущую в чемодане
Я откашлялся. На что девушка без какого-либо смущения развернулась ко мне, лицом и голой грудью. Я, малость, опешил.
— Чего ты? — Спросила Татьяна, забирая стопку белья у меня из рук. — Я в душ первая.
— Угу — кивнул я, вышел и отправился в кухню.
Через пару минут услышал, как она прошлепала в ванную комнату.
Холодильник был абсолютно пуст. На столько пуст, что с голодухи в нем повесилась бы даже компьютерная мышь.
— Тань, я в магазин, через полчаса вернусь. Ты после шести ешь? — Постучал я в дверь ванной.
— Нет, после шести я только пью, а ем я — после семи. — Ответила она, перекрикивая шум воды. — У тебя коньяк есть? А то я водку — как-то не очень.
— Да, без проблем. Выйдешь — поставь макароны варить. Они на столе, кастрюля на плите.
Полчаса скитаний по соседнему супермаркету принесли полную тележку продуктов две бутылки армянского коньяка, и четыре бутылки пива — на утро (я не «страдаю», но вдруг чего).
Таня встретила меня в шелковом халатике до колен, с головой замотанной полотенцем и босяком.
— Макароны готовы, — сообщила она, — Я их яйцами залила и обжарила, не против?
— Я всегда поощряю разумную инициативу. — Разулся и прошел с сумками в кухню. Пахло божественно. — Сейчас еще салатик какой-нибудь настрогаем, и мяса по куску поджарим, я стейков взял.
Глянул на Татьяну и с улыбкой спросил:
— Религия позволяет?
— Я не буддистка, так что говядину можно. — Расхохоталась она.
Я вымыл помидоры, огурцы, редис и зелень, поставил греться сковороду на огонь. В это время девушка взяла разделочную доску и сноровисто принялась нарезать овощи, я подал ей блюдо, а сам натер мясо специями и солью, и бросил в раскаленное на сковороде масло.
— Андрей, мясо нормальное?
— Да вроде, я часто его в этом магазине беру.
— Тогда мне «Медиум велл» не люблю подошву жевать.
— Я люблю «Медиум» или «Медиум рейр». Твой подержу подольше.
— Это же почти сырое.
— Зато сочное и мягкое. Если люди едят насекомых и их личинок, то почему, они не могут съесть сырое мясо коров? При учете того что животное было здоровым при жизни.
— Ну не знаю, без термической обработки...
— Я пару лет назад ездил в Испанию, у них в ресторанах много около двадцати видов стейков и каждый тебе по вкусу могут подать во всех семи степенях прожарки.
— На верное ты прав, горячее — сырым не бывает.
— И вообще, я не то чтобы агитирую к живодерству, и кулинарным крайностям. Но в принципе, в «Повести о настоящем человеке» описан реальный момент как Маресьев с голодухи ежа съел. Я пару раз пробовал суп из голубятины. И ничего все живы.
Я проткнул первый кусок мяса ножом, из него по каплям выступил розовато прозрачный сок.
— Мой готов «Медиум». — Переложил свой кусок на тарелку. — А твоему — еще минуты две-три.
— Передержал? Ты же хотел «Медиум рейр».
— Я вообще не супер профи в этом деле. Кидаю на сковороду, жарю с двух сторон и на минимальном огне под крышкой пять-шесть минут, а там как получится.
— Ясно! — Таня кивнула.
В это время я снял её кусок со сковороды и переложил на тарелку.
— Пошли ко мне в комнату, — предложил я, — у меня там бокалы и столик журнальный. По телевизору хотел новости глянуть вечерние.
— Пошли.
Я подхватил обе тарелки и хлебницу, Татьяна взяла миску с салатом, блюдо с фруктами и мы отправились в комнату.
Пока я выдвигал из угла столик и искал пульт от телевизора, девушка принесла из кухни коньяк и приборы, и полезла в Шкаф за бокалами.
— Да ладно! — Воскликнула она, доставая статуэтку. — Ух, ты... и открытка здесь. Ты специально её сюда поставил... хотя нет, полка вся пыльная, а под статуэткой пыли нет.
— А что за открытка? — Удивился я.
— Ну как же я тебе её вместе со статуэткой дарила.
— Что серьезно? Даже и не думал. А ты откуда помнишь?
— Ты тогда один был, кому я дарила что-то на день святого Валентина. И подчерк мой.
Я взял открытку из ее рук и прочел вслух:
— «В моем СЕРДЦЕ для тебя всегда есть уголок. Т. С. « — Да-а... — только и протянул я.
— Давай наливай, — улыбнулась Танюшка.
Я откупорил бутылку, налил на дно бокалов по паре глотков.
— За встречу! — Произнесла она и пригубила.
— За встречу. — Повторил я.
Потом, мы, молча, медленно ели. Тишину в комнате нарушали только не громкие скрипы ножей по тарелкам и бубнеж ведущей теленовостей. Ничего особенного: кого-то опять затопило, где-то горят леса, на Кавказе обезвредили очередных террористов, а в Сибири посадили мэра Усть-Задрипинска, за кражу стада оленей у «баранов» оленеводов.
Через какое-то время я начал коситься то на Таню, то на её тарелку, в полглаза, стараясь не привлекать внимания. И понял, что она делает приблизительно тоже. Когда наши взгляды всё-таки встретились, я улыбнулся, а она прыснула и расхохоталась.
Смеялись мы минут пять безостановочно. Иногда хохот стихал, но стоило нам снова посмотреть друг на друга, и смех разбирал нас.
Прикрыв глаза ладонью, я глубоко вдохнул-выдохнул и вроде успокоился. Налил еще коньяка, подал Таньке бокал. Просто чокнулся и, молча, выпил.
— Ты чего так смеялся? — Облизав дольку лимона, выдавила из себя Таня.
— Не знаю. А ты?
— Я подумала, а вдруг у нас и мысли об одном и том же.
— Как у «Сектора» было: «... Вань, о чем ты думаешь? Мань, о чем и ты. Ох, какие пошлые у тебя мечты...»
— Типа того.
И мы снова рассмеялись. Потом мы всё-таки доели.
Я встал, собрал грязную посуду, оставив только блюдо с фруктами, и отнес её на кухню, просто сложил в мойку и залил водой.
Войдя в комнату, я обнаружил Татьяну стоящей у шкафа с коньячным бокалом в руке. Она рассматривала мои реликвии.
— А это что за значок такой?
— Фигня, это нам за участие в «параде 9 мая» на красной площади вручили.
— Ничего себе фигня, ты как там оказался?
— Когда в армии служил, за грехи командир части сослал.
— Что значит за грехи? Я думала это почетно.
— Да, да... Почетно! Тех, кто нужен в части оставляют, а кто накосячил — на парад, брусчатку сапогами полировать.
— Ого. А можно значок поближе посмотреть?
Когда я открывал стеклянную дверцу, чтобы достать футляр Таня немного отшатнулась и наши лица на какой-то миг оказались очень-очень близко. Так близко, что я коснулся губами её лба. А потом она подняла на меня взгляд, и я увидел её серо-зеленые глаза. В следующий миг мы поцеловались.
Как это часто бывает, тактильные ощущения от соприкосновения губ затмевают все остальные. И когда мы оторвались друг от друга, и я открыл глаза, то просто обалдел. Правой рукой я обнимал Таню за талию, и прижимал к себе, а в левой — держал коробочку со значком, между нами, и она упиралась мне в солнечное сплетение, а Тане в правую грудь.
Через секунду я убрал руку со спины девушки, и сделал два шага назад.
— Вот, — с абсолютно идиотским видом я протянул ей коробочку со значком.
Она, молча, взяла его и положила обратно в шкаф. После чего мы расхохотались.
Таня ткнулась лицом в мое плечо, и продолжила сме... нет, ржать. Я приобнял её, прижимая к себе, и попытался, сквозь смех, прошептать что-то типа: «успокойся»
Эффект был абсолютно противоположным. Хохот медленно начал перетекать в истерику.
Пытаясь хоть как-то успокоиться, я снова поцеловал Таню. Сначала — в левую щеку, потом — в правую. А когда по её лицу скользнула тень удивления, и она на секунду прекратила смеяться — я страстно поцеловал её в губы.
Танюшка ответила на мой поцелуй, обвилась руками вокруг шеи.
Через какое-то время страстный поцелуй перевел нас из вертикального положения — в горизонтальное. Я усадил Таню на журнальный столик. Она — взмахнула руками и опрокинула корзину с фруктами на пол.
Точным и быстрым движением я развязал поясок на халате девушки, распахнул его. Под халатом не было белья. Я стал жадно и страстно целовать девушку в шею, грудь, соски — торчащие от возбуждения. Снова поцеловал Таню в губы.
Она в это время скинула с себя халатик и просто легла на стеклянную столешницу.
Я вернулся к изучению тела девушки с помощью губ и языка, покрывая его поцелуями. Спустился к животу, поцеловал в пупок, и направился ниже, туда, откуда торчал ухоженный ровный и аккуратный треугольник волос, и начинались стройные ножки.
Таня развела ноги, представляя моим глазам — свою вагину.
Я несколько раз провел пальцами по лобку, слега раздвинул губки и языком нащупал клитор.
Таня глубоко задышала, резким движением взяла меня за волосы, приподнялась на локте и потянула вверх. Я повиновался, наши губы снова соединились в поцелуе. После этого девушка слегка оттолкнула меня, села и стала расстегивать мои штаны. Вскоре мой член оказался в её руках. Несколько коротких уверенных (я бы сказал выверенных) движений сжатой ладони по члену окончательно перевели мой фаллос в стоячее положение. После этого Татьяна снова откинулась на спину, развела ноги, как бы предлагая мне — войти в неё.
Что я и сделал, замечу — не без удовольствия.
Двадцать минут возвратно-поступательных движений привели сначала Таню, а мотом и меня к первому этой ночью оргазму. Собрав фрукты с пола, в корзину, водрузил её обратно на стол. Постелил чистые простыни, и... Мы продолжили предаваться плотским утехам.
К четырем часам утра, я, выжатый как лимон, с дрожью в коленях просто перекатился на край кровати. А сперма сама выливалась из меня в презерватив, не было сил даже на то, чтобы снять его с члена, не то, что идти в душ. Рядом тяжело дышала Таня. Презерватив я всё-таки снял, завязал на узел и бросил к двери и... уснул...
Проснулся утром от того, что где-то, наперебой, очень настойчиво звонили два телефона.
Голова Татьяны лежала на моей правой руке, а левую, лежащую на моем животе, она крепко держала за запястье. Просто высвободиться не получалось, поэтому я довольно грубо выдернул руку из-под головы девушки, после чего она проснулась.
— Что случилось? — Приоткрыв один глаз, пробормотала Татьяна.
— Телефоны разрываются.
От этих слов она подскочила с кровати и рванулась к двери комнаты. Споткнулась, упала. Крикнула не подобающее приличной девушке слово и добавила:
— Сколько времени?
— Без пяти одиннадцать. Ты куда? — Я держал в руках оба телефона свой и её. Поднятые с пола, рядом с кроватью.
На дисплее её смартфона светились буквы «МАМА», на моем — «Моська моб».
— Кто? — почему-то шёпотом спросила она, вырывая свой телефон у меня из рук.
— Мама...
— Ало мамуль, у меня все хорошо, просто... — больше я ничего не услышал, так как Таня вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Макс уже отключился, пришлось перезванивать самому.
— Что трубку не берешь?
— Проспали... — выдохнул я, — ты чего так рано?
— Проспали!? — С интересом и удивлением переспросил голос в трубке. — Никак что-то случилось этой ночью?
— Отъебись! Чего хотел?
— А-а-а-а... всё понятно. Ладно, вот что, мы через десять минут у тебя будем.
— Чувак, не катит, мы только встали еще в душ надо, туда-сюда,...
— Вот давай ты «туда-сюда» потом, ночью, будешь делать. — Перебил он меня.
— Хотя бы полчаса, Макс, иначе не пущу.
— Двадцать минут! И с тебя завтрак. — После чего он сбросил вызов.
Я вышел из комнаты, и пошел в ванную. В это время туда заходила Таня.
— Стой, — окликнул я, — пусти быстро зубы почистить.
И оттер её плечом.
— Какие дела?
— Через двадцать минут Порушин с Моисеенко сюда заявятся. На ланч. Так Фшто я выхожу, а ты быштро в душ. — Последнюю фразу я произнес, уже, засунув щетку в рот.
Когда я вышел, Таня уже стояла перед дверью с полотенцем и одеждой в руках.
— Я жарить яичницу и тосты быстро.
— Давай! — Танюшка закрыла дверь и щелкнула замком.
Пока жарилась яичница с сосисками, и подрумянивался хлеб, я с горем пополам скреб лицо старой бритвой из командировочного чемоданчика, вглядываясь в мутно-тонированное стекло кухонного шкафа.
— Ну и видок у тебя... — Раздался из-за спины голос Татьяны. Двумя пальцами она держала тот самый презерватив который я завязал и бросил на пол последним. — Разбрасываешь детей по углам. — Хохотнула она и отправила кондом в мусорное ведро.
— Тогда сама готовь, а я в душ. Может — еще успею.
— Легко — фыркнула девушка. Забрала у меня из рук лопатку.
520