Один из мальчишек, лет двенадцати, немного отстранился от остальной группы и не очень уверенно, но достаточно громко произнес:
– Денис мамку свою ебёт…
Я врос в землю, меня будто из ведра водой окатили. И повернулся к ребятишкам, ещё не соображая, что сейчас скажу:
– Эт что такое?! Что за – а… шуточки?!. – грозно и прерывисто от волнения рявкнул я. Ребятишки всей толпой одновременно подались назад, но потом остановились. Кто – то из них засмеялся. Я потопал дальше, чувствуя, как полыхают мои щёки и уши.
– Денис мамку ебёт! Денис мамку ебет!!. – торжественно и настойчиво провозглашал мне вслед звонкий голос. Чтобы поскорее скрыться из их поля зрения, мне пришлось изменить мой обычный маршрут. Я свернул налево, и меня загородили стоящие в ряд пятиэтажки. «Ё – моё, ё – мое… Ё – МОЁ!!!» – эта реприза секунд на сорок целиком заполнила мою голову, ноги шли сами.
Откуда они могли узнать? Откуда?!
Как автомат, я дошёл до магазина, вошёл внутрь, купил хлеб и вышел. И сообразил, что домой – то я сейчас ни за что не смогу вернуться. Ведь около дома эти… Да ладно бы, если только эти – сейчас ведь и пенсионеры выползать на лавочки начнут, и все прочие… Если при них начнут дразниться? У них ума хватит, современные детишки таких вещей не стесняются! Вот, блин, засада… А Марина меня ждет дома с хлебом.
Тут меня как током ударило – позвонить ей! Я схватился за карман – но телефон – то я, выходя всего лишь до магазина, не взял! И снова меня будто током ударило – а если она на балкон выйдет, а они там орут: «Денис мамку ебёт!»? Дважды за одно утро подвергнуться электрошоку – это многовато.
Со слабостью и дрожью в коленях я доплёлся до ближайшей скамейки и плюхнулся на неё. Что же делать? Посидев некоторое время, я немного успокоился. Наверное, надо все – таки идти домой. Дети могли разбежаться, а Марине, вроде, особо незачем на балкон.
Как замороженный, я дошел до дому. Дети, действительно, разбежались. Я поднялся к нашей квартире, вошел, и вздохнул спокойно.
– Ты что такой? – вглядываясь в моё лицо, нахмурилась жена, принимая у меня пакет в полутёмной прихожей.
– Какой?
– Бледный…
– Показалось тебе.
– Да? Ну, иди обедать…
– Не, я чё – то не хочу есть… я потом…
Жена хмыкнула и пошла к столу одна. А я улёгся на диван и стал думать. Откуда ж всё – таки эта ребятня узнала? Ведь только три человека знали – я, мама и Валентина. Неужели Валентина кому – то проболталась? Вряд ли, да и зачем ей? Ладно, если только дети знают, а если… А что, если они ничего и не знают, а просто так решили «пошутить»?! Не – ет, если бы хотели просто пошутить, почему ж тогда так определённо и адресно? Ну конечно, я слышал много раз, как дети матом разговаривают – такие уж нравы нынче, это инцест практиковать необычно, а детям матом ругаться – вполне нормально. Но они, как я часто слышал, просто посылали кого – либо по до колик известному адресу, либо поминали «плохую девку», с которой на «б» начинают, а на мягком «ь» кончают. А чтоб вот так конкретно: «Маму ебёт» – нет. И к тому же ко мне с матом они вообще никогда не обращались.
Я попробовал вспомнить того пацана. В лицо я его, конечно, сто раз видел, в одном околотке живём, всё – таки, но имени не знал. Может, найти его, да спросить – кто тебя так научил? Нет, не вариант… Черт, надо маму предупредить! Я встал с дивана и под предлогом «навестить своих» отправился к маме.
Пока я впопыхах рассказывал всё маме, она краснела, бледнела, но молчала. А потом быстро оделась, и потащила меня с собой. По дороге оказалось, что она ведёт меня к Валентине.
– Не злись! – предупредила мама, нажимая кнопку звонка. – Если даже это от неё сплетня пошла, я уверена, что это случайно.
Я молчал. Учитывая, что Валентина тогда подстроила нашу с мамой встречу, я думал, что и здесь какие – то её происки, и внутренне слегка кипел. Блестящая буква «Х», перечеркивающая обивку двери, отъехала в тень прихожей.
– Заходите, заходите… Что там у вас за «не телефонный разговор»? – весело спросила Валентина, как только дверь за нами закрылась.
Раздевшись, мы прошли в комнату. Я не был в ней с того раза, как впервые трахал здесь маму. Поэтому на меня сразу немного «нахлынуло». Вот кресло, вот торшер, вот шкаф – стенка, в полированной панели которого в тот раз смутно отражалась моя задница, подскакивавшая между маминых раздвинутых ног.
Мы с мамой усел
ись в кресла, Валентина осталась стоять, уперев руки в бока:
– Ну?
Мама начала ей рассказывать. Во время рассказа мимика Валентины все более менялась к выражению сочувствия и потрясённости.
– Ой, ребята, я вам клянусь – я никому ничего не говорила! Ума не приложу… Может, видел как – то кто – то?
– Что «видел»? – саркастически подал голос я.
– Ну не знаю…
Мы помолчали.
– Ты вспомни – может, ты с кем – то говорила о вас с Денисом? – спросила мама.
– Да – а… вроде нет… хотя… А, – я же с Анастасией разговаривала!
– С какой Анастасией?
– Ну, подруга моя! Да я вам говорила о ней! Она медик, так я её спросила тогда, когда мы… с Денисом встречались…
– О чём спросила?!
– Ну я же вам говорила тогда, когда вы здесь были, мы ещё на кухне сидели, и я сказала, что разговаривала с подругой, спросила, просто поинтересовалась, она же медик, что она знает про эту склонность, ну, когда мужчина… интересуется… когда мать с сыном… – сбивчиво и виновато затараторила Валентина, переводя встревоженный взгляд с меня на маму и обратно.
– Валентина! Что. Ты. Конкретно ей сказала?! – опустив веки и побледнев, проговорила мама.
– Да ну ничего особенного! Ничего такого, чтоб она могла… – голос Валентины стал неуверенным и она заткнулась. Чуть помолчав, продолжила:
– Ну я сказала, что – о… что у меня как раз есть молодой любовник с такими наклонностями… и что он действительно… с матерью… Но я же, естественно, не называла ни имени, ни откуда он!
– Ага, а догадаться – то сложно было!.. – зло и ехидно вставила мать.
– Она, наверное, видела нас с тобой… где – нибудь… – сказал я Валентине.
– Где? Когда?! – с вызовом, будто он её оправдывал, воскликнула Валентина, и вызов этот меня раздражил:
– Откуда я знаю?! На улице, случайно, увидела, сопоставила, с кем – то еще поделилась, и пошло – поехало!..
Мы помолчали. «Ё – моё! Это ж если теперь пойдет молва по городу… о – о – о!.. » – подумал я, покрываясь «гусиной кожей».
– Да, Валентина Михайловна, удружила ты нам… – произнес я.
– Ладно, бессмысленно теперь судить – рядить, – сказала мама.
– Ну вы сильно – то не беспокойтесь. Кому какое дело? Замнётся… Да и не всякий в это поверит… – заискивающе стала утешать Валентина.
– Чё ж делать – то теперь, а? – задумчиво сказала мама.
Странно, конечно, но, знаете, я в процессе этого разговора завёлся. Вроде ситуация неприятная, тайное вылезло наружу, теперь не удержишь. Вроде стрессовать надо – а я почему – то почувствовал легкое возбуждение. Хотя что значит «почему – то»? Вон, говорят же, те, кого казнят на виселице, в момент казни в штаны кончают. Дико, но своего рода «экстрим», организм всеми клеточками передергивается, спешит основную радость жизни ещё разок осуществить.
– Что делать? А я знаю, – что… – с мефистофельской интонацией произнес я. Дамы вопросительно уставились на меня.
– Сейчас мы будем… трахаться! – объявил я. Они отвели взгляды, но больше никак не отреагировали – молчали, погружённые в себя.
– Я серьезно, – произнёс я и перебрался к маминому креслу, сев на его широкий подлокотник. Я положил правую руку маме на грудь, она сразу же взяла её и убрала. Усмехнувшись, я выждал пару секунд и повторил свой манёвр.
– Ну прекрати, Денис! – раздражённо воскликнула мама, отбрасывая мою руку.
– Нашёл время… – не очень уверенно поддержала маму Валентина.
– А что такого? Время очень даже подходящее… – небесный «прибор» дневного освещения уже закатился, за окном и в комнате висел серенький предвечерний сумрак.
Я съехал с подлокотника, сев рядом с креслом на корточки, и осторожно положил ладонь на мамино колено. Она сидела неподвижно.
– Ма – ам, ну правда!.. Что – то вот вдруг так захотелось… – умоляюще пропел я, поглаживая её колено.
– Денис, мы не дома. «Хочу» – нет, вы видали?! Здесь хозяйка есть!
– Ну… Валентина Михайловна нам разрешит… – оборачиваясь к ней, сказал я. Валентина молчала, но я был уверен, что она разрешит. Во – первых, раз разрешила, почему бы и ещё не разрешить? А во – вторых, она сейчас себя наверняка виноватой чувствует, захочет чем – то «загладить».
– Валентина Михайловна, ты не против? Если мы здесь? Как тогда? – спросил я.
– Ой, – делайте, что хотите! – нервно воскликнула Валентина и сделала резкое движение, будто чтоб выйти из комнаты.
– Стой – стой! Ты разве не с нами? – удержал я её.
Такого они не ожидали. Валентина недоуменно вытаращилась, а мама впала в ступор, блестя на меня удивлёнными глазами. Я впал в экспериментаторский раж. А ну, вдруг всё получится... получится позабавиться... втроём?!.
Я даже слегка задохнулся на секунду в возбуждении от такой перспективы...
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
118