– Все так не могут делать. Это… нельзя.
– «Все, все!» – проворчал я. – Вот всегда так говорят! Про армию, например: «если всем дать возможность не ходить в армию за счет каких – нибудь альтернативных вариантов службы, что тогда получится?! Армия исчезнет!» Или: «вот если «все» будут мусорить…» Да никогда не будут «все» мусорить! Есть же люди порядочные, сами себя дисциплинирующие! Хотя, если не сдерживать, кто – то гадить будет, конечно, пуще прежнего. Человеку не запретишь быть свиньёй… А в армию, даже если туда абсолютно свободно можно будет не ходить, – всё – равно найдутся люди, которые пойдут! Из интереса, из – за карьеры, итэдэ, итэдэ… И, кстати, это – то и лучше было бы: чем кормить туеву хучу обормотов, от которых толку никакого, лучше бы была профессиональная армия, отлично подготовленные спецы… – увлечённо говорил я.
Мама взяла меня за член и потеребила его, будто призывая заткнуться и убеждая, что семяизвержение предпочтительнее словоизвержения:
– Ладно, ла – адно! «Хорошо подготовленный» ты мой «спец…» – она усмехнулась, совершив уважительное членопожатие.
– …Вон во время войны всех поголовно призвали, и среди этих всех, может, больше половины было неслуживших, необученных, и ничего, в процессе воевать научились, и победили… отстояли… Родину – мать… – говорил я; меня чё – то пробило на болтовню. Мама с улыбкой смотрела на меня.
– Всё? Закончил? Ты, по – моему, хотел рассказать… как хотел… свою «Родину – мать»?! – мама засмеялась, я тоже, плюхнувшись рядом.
– Ну, например, у меня была такая фантазия… – закончив смеяться, с расстановкой начал я.
– Ну – ка, ну – ка, слушаю внимательно… – мама вновь приняла позу Данаи, только руку положила, протянув вдоль бедра.
– Я представлял, что мы с тобой попали на необитаемый остров…
– Ой! Как бы мы туда попали? Сейчас и островов – то необитаемых, наверное, нет…
– Да какая разница! Это ж фантазия…
– Та – ак, и что?..
Я мечтательно поднял лицо к потолку:
– Ну, там, значит, жара, жёлтый песок, пальмы от ветерка листьями, как слоны зелёными ушами, хлопают, гроздья бананов с деревьев свисают… в общем, с голоду не пропадёшь. И – никого! И никакой надежды на спасение. И вот мы там с тобой какое – то время находимся, ждем, что нас найдут. Никто не находит…
– И что дальше?
– Ну и вот, через месяц, допустим, мы понимаем, что никто нас и дальше не найдет. Мы одни. И нам захотелось… секса.
– Тебе, да, точнее? – засмеялась мама.
– А тебе, что – нет, что ли? Сама же говорила: «я живой человек». Ну вот… И я тебе решаюсь предложить… Сначала вроде стеснительно как – то, стыдно, но потом беру и говорю…
– Что говоришь? – заинтересованно заблестела глазами мама.
– Да то и говорю, просто – запросто, – кого стесняться – то? – «мама, мы здесь одни, может, навсегда, чё теперь? Надо как – то жить… давай будем сексом заниматься друг с другом, всё равно ник
то не узнает».
– И что потом?
– А потом – синее небо, яркое солнце, шипение океанского прибоя невдалеке. И мама на четвереньках стоит, раскорячив кверху голую жопу…
– Дени – ис!.. – мама покачала головой, но я видел, что это так, несердито, для порядка.
– Хорошо придумал? – спросил я.
– Н – да… фантазия у тебя… – вздохнула мама.
Мы помолчали. Я вспоминал другие свои фантазии. Про остров – то, кстати, не моя – это банальная классика всех инцестофильствующих недорослей. Лично у меня были и другие. Например: я и моя мать – актёры. По воле случая и режиссёра играем в спектакле «Царь Эдип» по Софоклу, мать играет Иокасту, я – догадайтесь с трёх раз, – кого? Да – да. Постановка нетривиальная, современная, откровенная. Мы с мамой в процессе репетиций «входим в роль», увлекаемся, так сказать… ну и всё, дело в шляпе – «мерзость и сладость инцеста», «ебущийся рай» (я опять мысленно вернулся к «необитаемому острову» и вспомнил это выражение, – кажется, Бодлера?). Или ещё такая была фантазия: живем вдвоём с мамой, врач у неё обнаруживает болезнь, говорит, чтоб, излечиться, необходима регулярная половая жизнь. Мать очень застенчива, с мужчинами никак, а надо же, «дохтур прописал»! Ну и вот она решает с сыном, то есть со мной… И вот мне вменяется в обязанность для мамочкиного здоровья делать ей лечебный «массаж» вагины своим естественным «массажёром»… Как истинно любящий сын, я подхожу к делу со всей ответственностью, не отлыниваю, каждый вечер заботливо наполняя свежей спермой влагалище дорогой родительницы… Из воспоминаний меня вывела мамина рука:
– Денис… Ну ты меня совсем… это… – мама потискивала мой член, гладила и любовалась им. Опустила голову, член попал в горячую влажную среду. Вокруг головки щекотливо запорхал кончик языка… Я усмехнулся.
– Что? – подняла голову мама.
– Да так… Мысль одна в голову пришла.
– Опять мысль?! Какая на этот раз?
– Да вот я думаю: забавно – каждый человек когда – то, при рождении, уже побывал во влагалище своей матери…
– Уху? – вопросительно, мол – «ну и что?» – пропыхтела мама, двигая головой с членом во рту.
– Где логика: если когда – то всё равно уже побывал в мамином влагалище всем телом, почему потом нельзя там снова побывать, к тому же всего лишь небольшой частью тела?
– Ну, тебе – то можно, – улыбнулась мама, вставая и снова ложась – на спину. – Иди ко мне…
Удобно устроившись между распахнутых ног, я вставил в маму.
– Уже побывал, говоришь? – снова улыбнулась мама. – А знаешь, у меня, когда я на тебе была, сверху, ощущение такое вдруг возникло… когда я кончать стала…
– Какое о…щу…щение? – пропыхтел я, быстрыми толчками вколачивая свой шомпол в умасленное мамино жерло.
– Как будто я тебя снова рожаю… только без боли, а, наоборот, с наслаждением… а – а – а… а ты обратно в меня лезешь… мальчик мой… «пуповинкой» своей… – груди мамы затряслись от смеха. – А… хх… Дениса… а… а!.. а!..
Когда мы кончили и отдохнули, мама ушла.
На следующий день утром я встал, позавтракал и, перебирая в голове впечатления вчерашнего дня, отправился из дома.
Спускаясь по лестнице с моего третьего этажа, я ни капельки не подозревал, что сейчас, стоит мне преодолеть еще буквально несколько серых ступенек, и произойдёт катастрофа.
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)
180