Диего Холмс.
Давным-давно в городке на берегу Средиземного моря жил старый столяр Джузеппе, по прозвищу Сизый Хуй. Пожилой гомосек и женоненавистник, изрядно заправившись дешевым пойлом, любил потеребить свой вялый отросток на глазах у прохожих мужчин, за что не раз бывал битым. Еще в молодости одна очаровательная вертихвостка, увидев цвет его причиндалов, ославила его на всю округу, заливаясь от смеха и с трудом выдавливая из себя слова. Так и привязалось к нему это прозвище, и где бы он ни появился, дамы едко хихикали ему вслед, даже те, кто устав от одиночества и вечной мастурбации, были бы не прочь пригреть в своей норке его сизого дружка. Джузеппе злился, все больше ненавидел глупых баб и все чаще надрачивал свой слабоэрегированный член мазолистыми рабочими руками.
Однажды ему попалось под руку полено, обыкновенное полено для топки очага в зимнее время.
— Неплохая вещь, — сказал сам себе Джузеппе, — можно смастерить из него что-нибудь вроде ножки для стола, или деревянного самотыка, для какой-нибудь старой девы. Эти неплохо платят.
Джузеппе надел очки, обмотанные бечевкой, так как очки были тоже старые, повертел в руке полено и начал его тесать топориком, выпустив на время свой измученный болт. Но только он начал тесать, чей-то необыкновенно тоненький женский голосок пропищал:
— Ой-ой, потише, пожалуйста!
Джузеппе выронил полено, больно ударившее его по ноге, и отложил в сторону топор. Резко подскочив, он натянул полинявшие от времени штаны, и, трясясь от страха, принялся оглядывать мастерскую. Заглянул под верстак, — никого, посмотрел в корзине со стружками, — никого, высунул голову за дверь, — никого на улице...
Он опять взял топорик и опять, только ударил по полену...
— Ой, больно же, говорю-ю-ю! — завыл тоненький голосок.
У Джузеппе перехватило дыхание и затряслись поджилки. Сквозь стекла, вспотевших вмиг, очков он осмотрел все углы в комнате, залез даже в очаг и, свернув голову, долго смотрел в трубу.
— Нет никого...
Забившись в угол, он вспоминал всех святых, какие только ни есть на этом свете, и проклинал бабку Розэнджелу, которая продала ему ту гадость, что вызвала белую горячку.
Немного успокоившись, Джузеппе взял рубанок, стукнул молотком по заднейего части, чтобы в меру — не слишком много и не слишком мало — вылезло лезвие, положил полено на верстак и только повел стружку...
— Ой, нежнее-нежнее. — Смиренно пропищал тоненький женский голосок...
Джузеппе уронил рубанок, попятился и сел прямо на пол: он догадался, что тоненький голосок шел изнутри полена.
В это время к Джузеппе зашел его старинный приятель, шарманщик, по
имени Карло.
Когда-то Карло в широкополой шляпе ходил с прекрасной шарманкой по городам, портил юных дев, развращал благочестивых жен, наставляя рога их напыщенным мужьям, и все свое время проводил в бесконечных гулянках и оргиях. Чего стоила одна лишь история, что облетела все королевство, о том, как бродячего музыканта, погрязшего в грехах, на протяжении недели причащали послушницы женского монастыря пресвятой Файореллы, во главе с богобоязненной матушкой Николеттой.
Сейчас Карло был уже стар и болен, и шарманка его давно сломалась. Однако, как и раньше, ему ужасно хотелось женского тела. Но увы, юные прелестницы не смотрели в его сторону иначе, как с состраданием. И чего уж греха таить, даже пожилые матроны, голодные до твердых членов, не желали его, столь неприятен был им его вид, поистрепавшийся за долгие распутные годы.
— Здравствуй, Джузеппе, — сказал он, зайдя в мастерскую. — Что ты сидишь на полу?
— А я, видишь ли, потерял маленький винтик... Да ну его! — ответил Джузеппе, вынимая руку из штанов, и покосился на полено. — Ну, а ты как живешь, старина?
— Плохо, — ответил Карло. — Все думаю — чем бы мне заработать на хлеб... Да и хуй по сочным дыркам истосковался. Хоть бы ты мне помог, посоветовал бы, что ли...
— Чего проще, — сказал весело Джузеппе и, стянув с себя штаны, загнулся на полу раком. — Чего проще: вот тебе сочная дырка, а деньги получишь потом, я полгода откладывал...
Шарманщик отвесил ему глухой тяжелый пинок.
— Ты это что такое удумал, рванина?
— Пошутить нельзя, — обиженно пробормотал Сизый Хуй, поднимаясь с пола и потирая ушибленный зад через наспех натянутые штаны.
— Я тебе, шутнику, в следующий раз вон то полено в зад вставлю. По самый сучок.
Джузеппе подумал про себя: «Как же мог забыть про это проклятое полено? Отделаюсь-ка я сейчас от этой деревяшки.»
— Карло, друг любезный, не серчай, — извинялся Джузеппе, — возьми-ка ты это полено, и
отнеси домой...
— Э-хе-хе, — уныло ответил Карло, — что же дальше-то? Принесу я домой полено, а у меня даже и очага в каморке нет.
— Я тебе дело говорю, Карло... Возьми ножик, вырежи из этого полена куклу, научи ее говорить всякие смешные слова, петь и танцевать, позам разным научи, будет тебе кому присунуть. А захочешь, носи ее по дворам — заработаешь на кусок хлеба и на стаканчик вина.
В это время на верстаке, где лежало полено, пискнул возбужденный голосок:
— Браво, прекрасно придумано, Сизый Хуй!
Джузеппе опять затрясся от страха, а Карло только удивленно оглядывался, — откуда голос?
— Ну, спасибо, Джузеппе, что посоветовал. Давай, пожалуй, твое полено.
Тогда Джузеппе схватил полено и поскорее сунул его другу. Но то ли он
неловко сунул, то ли оно само подскочило, но попало аккурат под сраку Карло.
— Ах, вот какие твои подарки! — Зло крикнул Карло.
— Прости, дружище, это не я.
Хлесткий удар бывалого дуэлянта разбил Джузеппе нос.
— Значит, я сам себе бревно в зад пихаю?
— Нет, дружище, — должно быть, само полено просится.
Карло ударил еще раз, от чего товарищ упал на землю.
— Врешь, ты стукнул...
— Нет, не я...
Карло не хотел продолжать этот разговор. Он с презрением глянул на утирающего кровь Джузеппе, взял полено под мышку и пошел домой.
Шарманщик жил в каморке под лестницей. Раньше здесь частенько слышались сладостные стоны очередной девицы, приправленные звонкими шлепками вспотевших тел. Шли годы, тяга к выпивке требовала денег, и теперь тут ничего не осталось, кроме
красивого очага — в стене против двери. Но красивый очаг, и огонь в очаге, и котелок, кипящий на огне, были не настоящие — нарисованы на куске старого холста.
Карло вошел в каморку, сел на единственный стул у безногого стола и, повертев так и эдак полено, начал ножом вырезать из него куклу. «Как бы мне ее назвать? — раздумывал Карло. — Назову-ка я ее Буратина. Это имя принесет мне счастье. Я знал одно семейство — всех их женщин звали Буратинами: Старушка — Буратина, мать — Буратина, обе дочери — тоже Буратины. Все они жили весело и беспечно... « Старик криво ухмыльнулся, вспомина
я беспечно обхватившее его крепкий член влагалище Буратины матери, бесстыдно раскинувшейся на семейной кровати, где час назад отказала мужу, сославшись на головную боль. Вспомнил и весело манящие его попки девочек-близняшек, только-только отметивших свое совершеннолетие. Так некстати налился силой старый хер, и, чтобы отвлечься, он взялся за полено.
Но не тут-то было, возбужденное сознание направляло его руку. Первым делом он вырезал на полене волосы, потом — лоб, потом — глаза... Вдруг, прекрасные женские глаза сами раскрылись и уставились на него... Карло и виду не подал, что сейчас спустит в штаны, только ласково спросил:
— Деревянные глазки, почему вы так странно смотрите на меня?
Но кукла молчала, — должно быть, потому, что у нее еще не было рта. Карло выстругал щеки, потом выстругал нос — красивый курносый нос, так кокетливо смотрящийся на этом ангельском личике. Вдруг нос сам начал вытягиваться, расти, и получился такой длинный и острый, что Карло даже крякнул:
— Нехорошо, длинен...
И начал срезать у носа кончик. Не тут-то было!
Нос вертелся, вывертывался, так и остался — длинным-длинным, любопытным, острым носом. Карло принялся за рот. Но только успел вырезать губы, — рот сразу открылся:
— Хи-хи!
И высунулся из него, дразнясь, узенький красный язык. Влажные губы обхватили палец старика и, мягко посасывая, увлекли его в теплоту изящного рта.
Карло, закативший глаза от удовольствия, приложив усилие, вытащил палец и, уже не обращая внимания на эти проделки, продолжал стругать, вырезывать, ковырять. Сделал кукле подбородок, шею, плечи, туловище, руки...
Карло потратил пару часов, и вот уже на теле Буратины красуются небольшие, дерзко вздернутые, грудки, а тонкая талия переходит в покатые бедра. Вырезая ей дырочки, он отметил, какими нежными стали складочки ее половых губ и, не удержавшись, вставил свой скрюченный палец. Буратина томно вздохнула, шире развела ноги и закрыла глаза. Карло прервался, закинув деревянные ноги, и вырезал маленький глазок ануса, который на удивление тоже стал податливым и мягким.
Как только окончил он выстругивать последний пальчик, Буратина начала гладить ладонями Карло по лысине, груди, забралась в его старые штаны, мягко перекатывая раздувшиеся яички.
— Послушай, — сказал Карло строго, — ведь я еще не кончил тебя мастерить, а ты уже принялась баловаться... Что же дальше-то будет... А?..
И он строго поглядел на Буратину. И Буратина круглыми влажными глазами глядела на папу Карло.
Шарманщик поставил деревянную девчонку на пол, чтобы научить ходить. Буратина покачалась, попыталась сделать шаг, и упала, растянувшись на полу на коленях, широко разведя деревянные ноги, выставляя напоказ только что смастеренные дырочки. Карло плотоядно улыбнувшись скинул свои штаны, и, поигрывая со своим, не потерявшим от старости твердость, членом, приблизился к беспомощной кукле. Он присел на корточки и одним ловким движением былого ловеласа заправил свой хер в мягкую дырочку Буратины. Впервые за многие годы, ощутив тепло женской вагины, Карло бешено долбил ожившую куклу.
Буратина тыкалась острым носом в пол и громко сладострастно кричала, да так, что Карло уже испугался, как бы не сбежались соседи.
— Тише-тише, — хрипло говорил шарманщик, — тише, моя девочка!
— Но мне так хорошо, папа Карло, я чувствую, как что-то теплое движется внутри меня. Я не могу тише. — Кричала Буратина.
Карло сплюнул на свои пальцы и, вставив их в маленький анус, начал усердно разминать его, подготавливая вторжение своей дубины.
Резко достав покрытый соками член, он приставил его к скользкой задней дырочке и, недолго думая, начал медленно погружать его внутрь.
— Ой, как больно, — верещала Буратина, — хватит, хватит!
Карло ее не слушал и медленно шуровал в узкой пещерке своим истосковавшимся хуем. Буратина уже не кричала, лишь тихо и глухо стонала в такт его ударам. Яйца звучно шлепали по деревянной промежности, и вся коморка медленно наполнялась терпким запахом секса, с легким ароматом свежего древесного сока.
— Ой, как хорошо, — стонала Буратина, — еще, еще!
Карло задвигался быстрее, чувствуя приближающийся оргазм. Размашистыми ударами он вгонял свой меч в деревянные ножны вконец разомлевшей Буратинки. Глубоко погрузившись, он замер и, обильно, начал спускать свое семя в гостеприимную попку.
Карло тихо мычал, изливаясь все новыми и новыми порциями спермы, а, испытавшая свой первый оргазм, Буратина царапала деревянными пальчиками грязный пол, жадно хватая воздух открытым ртом. Шарманщик вынул свой скользкий, начинающий уменьшаться, член и плюхнулся на стул, глядя как сокращаются дырочки Буратины. Из ануса показалась белая капелька и покатилась вниз.
Отдышавшись, Карло поднял Буратину, чтобы та смогла попробовать научиться ходить еще раз. Девочка почесала растревоженную попку, покачалась на слабеньких ножках, шагнула раз, шагнула другой, скок, скок, — прямо к двери, через порог и — на улицу.
Карло, беспокоясь, пошел за ней:
— Эй, плутишка, вернись!..
Куда там! Буратина бежал по улице, как заяц, только деревянные подошвы ее — туки-тук, туки-тук — постукивали по камням...
— Держите ее! — закричал Карло.
Прохожие недоуменно глядели на обнаженную деревянную девочку. Груди ее едва покачивались, попка маняще сверкала при быстрых шагах, от чего штаны мужчин предательски топорщились, а их спутницы злились и тихо ругались вслед бегущей Буратине.
На перекрестке стоял огромный полицейский с закрученными усами и в треугольной шляпе. Увидев бегущею деревянную девочку, он широко расставил ноги, загородив ими всю улицу. Буратина хотела проскочить у него между ног, но полицейский схватил ее за промежность, погрузив толстый палец в ее киску и жадно им там шевеля, и так держал, покуда не подоспел папа Карло...
— Ну, погоди ж ты, я с тобой уж расправлюсь, — отпихиваясь, проговорил Карло, заметив, как сладостно закрылись глаза Буратины от того, что полицейский полирует ее щелку своим пальцем, и почувствовал, что член снова наливается тяжестью. Он хотел схватить девочку за руку и оттащить силой домой...
Буратине совсем не хотелось в такой веселый день при всем народе выглядеть столь глупым образом, — она ловко вывернулась, соскочив с толстого пальца, и, шлепнувшись
на мостовую, притворилась мертвой...
— Ай, ай, — сказал полицейский, проводя пальцем, пахнущим соками деревянной девочки, по густым усам. — Дело, кажется, скверное!
Стали собираться прохожие. Глядя на бесстыдно лежащую обнаженную Буратину, качали головами.
— Бедняжка, — говорили одни, — должно быть, с голоду...
Другие, засунув руку в карман, теребили напряженные стручки.
— Карло ее до смерти затрахал, — говорили они, — этот старый
шарманщик только притворяется хорошим человеком, он дурной, он злой человек...
Слыша все это, усатый полицейский схватил несчастного Карло за воротник и потащил в полицейское отделение.
Карло пылил башмаками и громко стонал:
— Ох, ох, на горе себе я сделал деревянную девчонку!
Когда улица опустела, Буратина подняла нос, огляделась, и, кокетливо вздернув попку, вприпрыжку побежал домой...
Вопросы, замечания и предложения присылайте на почту dоn.diеgо@bk.ru, постараюсь ответить всем.
Берегите себя и своих близких.
С уважением, Диего Холмс.
180