А мне все равно. Так долго я думал, что у меня будет нормальная жизнь, что я буду работать, у меня будет семья. Хоть какая-то, но семья. Детей мне не надо, но от кого-то близкого под боком я не отказался бы. А теперь вот я сижу на этой крыше и понимаю, что ничего и никогда у меня не будет. И меня никогда больше не будет.
С тобой я жил вместе почти пол года. Для кого как, а для меня срок немаленький. Познакомились на вечеринке у общих знакомых, под тихое хихиканье каждому было сообщено на ухо «а он тоже того... как и ты. « Гей, короче. Свели нас. Не знаю, что ты во мне нашел, а вот сам ты мне понравился. Мой типаж. Моего роста, темные глаза, мягкая такая улыбка. Всегда удивлялся, почему карие глаза кажутся теплее серых. Потому что похожи на шоколадки. Или какао, знаете такое, какое в детстве мамы варят. Или дорогое бренди. У меня вот глаза серые. И даже когда улыбаюсь, они какие-то прохладные.
Ничего такого сразу у нас не было. Мы даже не общались толком в тот вечер. Только в конце самом ты подошел и попросил телефон. Ну, я и дал. Даже как-то без задней мысли дал. А ты уже через день мне позвонил и пригласил в гей-клуб. У тебя там, оказывается, друг работал диджеем. Точнее не друг, а твой бывший. Но расстались вы хорошо, продолжая общаться. Ты это умеешь, а я вот нет. Ну и вот так все началось. А потом я как-то остался у тебя ночевать. А на утро, когда проснулся, в ванной в стакане уже две зубные щетки были. Это ты сбегал в магазин и купил. И я остался у тебя жить. А потом и вещи перевез. У меня их было то — всего ничего.
Все было, как у любой пары, наверное. И морды друг другу били, и бутылки с пивом в стены летали и секс по ночам такой, что с утра просыпали на работу оба и прогулки по аллеям осенью, когда кидались жухлыми листьями и целовались наплевав на всех, кто мог увидеть. А потом как-то так случилось — и ты стал чужой. Не знаю, что там у меня в голове замкнуло, но вечера дома превратились в изысканную пытку, секс стал проклятием и даже от простых прикосновений меня бросало в нервную дрожь. Я стал кричать, меня неустраивало буквально все. Начиная с цвета постельного белья и кончая тем, как ты ел. А потом, я в один день пришел с работы и сказал: «Мне надоело. Я ухожу». И ты не стал ничего спрашивать. Может потому, что сам понимал — бесполезно. Потому что видел, как я сходил с ума в те дни. Ты меня просто проводил до дверей и сказал: «Если ты захочешь вернуться, просто приди и позвони в мою дверь. И я тебе открою.»
А я ничего не ответил. Забрал из твоих рук сумку с вещами и ушел. Сначала вернулся к родителям, но жить с ними было ещё более невозможно. Тем более, я был тогда не в том состоянии, когда мог бы достойно встречать нападки отчима, ненавидящего меня за то, что я не такой, каким должен быть нормальный мужик и сын, и выносить плач матери, которая так и не поняла, почему её сын так и не женился. Я договорился с одним знакомым и переехал в его квартиру. Это была крошечная однокомнатная конура, которую он когда-то сдавал студентам. Теперь она пустовала и была забита древней мебелью, пачками макулатуры и каким-то барахлом, которое все никак не могло дождаться своего изгнания на дачу.
Я кое-как протоптал себе дорожку между комнатой, туалетом и кухней и зажил. Мог бы написать, что зажил в свое удовольствие, но никакого удовольствия я не получал. Тогда у меня начались серьезные проблемы с психикой и нервной системой. Я подсел на антидепрессанты. Ночами меня мучили кошмары и я не мог спать, а утром не мог подняться для того, что ехать на работу. Мои мысли постоянно крутились вокруг моей прошлой жизни, я окончательно уверовал в то, что никогда не смогу стать хотя бы немного счастливым. На работе начались проблемы и в конце концов, через пару месяцев, меня просто уволили. За квартиру меня платить никто не заставлял, но каких-либо средств в существованию я был лишен. Я питался хлебом, запивал его чаем, а остатки заначки, которую успел поднакопить пока ещё работал, тратил на сигареты. Тогда появились первый мысли о самоубийстве. Сначала вполне себе безобидные, вскоре они стали навязчивой идеей.
Первый раз я схватился за нож в одну из ночей, когда бессоница терзала меня, выжимая последние силы. Я был один и никому не нужен. Слишком острое ощущение было, чтоб я смогу с ним справится сам. Я изрезал себе обе руки, измазав в крови все белье и самого себя. На левой руке резанул слишком сильно и повредил сухожилия, так что до сих пор пальцы не всегда слушаются. Но умереть я не умер. В голове прояснилось само собой, я перевязал порезы и с середины ночи до обеда провалялся в кровати, уткнувшись в подушку. Потом такие кризы были ещё несколько раз, пока одна из моих знакомых по прежней работе не встретила меня на улице. Она была в ужасе от моего вида, а увидев шрамы на руках, решительно пресекла все мои попытки попрощаться и уйти и направилась со мной ко мне домой. Марина покидала в сумку самое необходимое из вещей, вызвала такси и отвезла меня к себе. Мне было уже все равно. Мое сознание было как в тумане, жить я не хотел и из зеркал на меня смотрел я сам — постаревший лет на десять, худой, со впавшими глазами и трупной бледностью. Таблетки, хоть как-то позволявшие мне не отрываться от существующей реальности были выкинуты и я остался один на один со своими чудовищами. Но теперь за мной следили и покончить с собой стало затруднительным. У Марины был муж Валера, который понимал её так, как, наверное, она сама себя не понимала. Он сам помог мне перетащить кресло-кровать в комнату их дочки, а саму девочку отправили к бабушке. Маринка пыталась понять, что со мной случилось, но я и сам этого не понимал, поэтому ответить ей не мог. Они оба прятали от меня ножи и лекарства, боясь, что я что-нибудь с собой сделаю. Оба пытались поговорить со мной и хоть как-то помочь. Но помочь мне было уже нельзя. О тебе я уже не вспоминал. Прошло ещё с месяц и отсутствие лекарств сделали свое дело. Я почти перестал узнавать и Валеру и Марину, я не вставал с кровати и ничего не ел. В голове у меня было только одно желание — я хотел умереть. Забытье, в котором я пребывал почти постоянно, сменялось только кошмарами, день ото дня становившимися все хуже, переплетавшимися с остатками реальности и в конце концов наступил момент, когда я перестал понимать что тут кошмар, а что действительность. Для меня начался ад. Сколько времени это продолжалось я не знаю.
Этой ночью я проснулся сам. Покрытый холодным, липким потом и с такой ясной головой, что стало страшно. Проснулся зная, что именно мне надо будет сделать. Марина с мужем спали в дальней комнате, поэтому в квартире было тихо и темно. Форточка была настежь распахнута и из неё противно дуло. Я надел джинсы, забрал последнюю пачку и босиком вышел в подьезд. На лифте спустился вниз и сел на скамейку, закурив. Было холодно, но я этого не чувствовал. Когда в пачке осталась последняя сигарета я встал. Посмотрел наверх. Многоэтажка уходила куда-то вверх, в небо, упираясь громоотводами и антеннами в светлые тучи.
Я вернулся в подьезд и поднялся на последний этаж, а оттуда выбрался на крышу. Я уже точно знал, что хочу сделать. Именно сегодня. Потому что понимал, что вряд ли у меня будет ещё один такой шанс. Мне просто был дан последний день, когда я могу принять решение. Я почему-то очень ясно понимал, что завтра станет критическим и обратной дороги из кошмаров уже не будет.
Я боюсь этого.
Ночью на крышах очень холодно. Я, пока сам туда не залез, даже не представлял себе насколько. Ветер сильный, от него режет глаза так, что они слезятся и сигарета сгорает за три затяжки, если её оставлять на этом ветру. Я смотрю на её кончик, который так торопится оказаться у самого фильтра, сквозь слезы и не знаю, плачу ли я сам или это просто ветер виноват. Делаю свою последнюю затяжку и подхожу к краю...
(Дописать я опять так и не успел. Потому что в ухо ткнулись твои губы и стул поехал куда-то вдаль от монитора.
Не дыши мне в ухо, паразит!! Бррр... Щекотно же!
Ты развернул меня вместе со стулом и заглянул в глаза:
— Если бы Маринка так и не узнала, что ты ушел от меня, если бы она не проснулась тогда и не позвонила мне... ты бы прыгнул?
Опять ты это спрашиваешь. Не надоело ещё самому то? Каждый раз, когда я сажусь, чтоб это написать или отхожу к окну, чтоб покурить...
Я не знаю, прости. Если бы не было той последней пачки сигарет, которую я выкурил у подъезда прежде чем подняться наверх, ты бы просто не успел доехать...
... а я так бы и не стал счастливым. Хотя бы немножк)
196