С этим чувством я живу несколько лет, с момента, когда я первый раз увидела пыльные книги под родительской кроватью. Тогда для меня открылся новый мир, завораживающий, взрослый. Словно этот день предначертан мне судьбой, и после него я каждую минуту должна помнить о своём грехе. Каждую минуту я должна брезгливо смотреть на свои руки и вспоминать как я перелистывала ими страницы иностранных книг, и как ими ласкала себя внизу живота, стараясь обуздать горячее желание, которое с каждой минуты нарастало после прочитанной страницы.
«Я не виновата», - мысленно оправдываюсь каждый раз, как вспоминаю трепетное чувство в груди, настоящее пламя в сердце, которое заставляет меня лишиться рассудка. Вина лежит на родителях, ведь они никак не участвуют в моей жизни. Мама спрятала книги от меня под кроватью. Скорее всего, она сама их читала, и мне страшно думать об этом. Мне страшно представлять, что она могла так же, как и я, откидывать книжку, закрывать глаза, и погружаться в негу сладостных чувств. Для меня семья – это нечто чистое и неприкосновенное, абсолютно правильное. Меня пугает мысль, что родители поддаются опьяняющей страсти, как это делаю я. Но я уверена, что они даже не думали об этом до совершеннолетия, тогда получается, вся вина на мне.
— Люда, ты меня слышишь? Ты пойдешь к доске? – тишину разрезал голос Светланы Владимировны.
Я вздрогнула от неожиданности, и сразу перевела взгляд на учительницу. Её взгляд был настолько проницательным, что мне стало страшно смотреть ей в глаза. Меня охватила дрожь. Она знает мои мысли, а если нет, то я уверена, что она догадывается.
Трясущимися руками я взяла учебник по профильной алгебре и вышла к доске. Я услышала шептание девочек, которые постоянно говорили обо мне за спиной. Возможно, они тоже знают? Может быть, об этом догадываются все? Дрожь прошлась по всему моему телу, а в горле был ком. Мне нужно было что-то сказать, оправдать себя, а может заплакать и убежать, спрятаться в руках у мамы и забыть всё, как страшный сон.
Прозвенел звонок. Резкий и громкий. Радостные дети взяли в руки портфели и побежали в коридор. Последними вышли ребята с красными галстуками на шее, у них серьёзный взгляд, все они целеустремленные личности, на которых равняется вся школа. У меня появилось ощущение, что мой галстук развязался, и я схватилась за него, за ниточку, которая выбилась из полотна ткани. Мне стало жарко и душно, охватило чувство, словно галстук завязан очень туго, как у моего отца перед работой.
— Ты заболела, Люда? Может быть, тебе стоит уйти домой с последних уроков? – заботливо спросила учительница математики.
Я горячо закивала, не в силах произнести ни слова, ведь всё это ложь. Мне было страшно смотреть на неё, любоваться красиво уложенными светлыми волосами, ямочками на щеках, г
убами, на которых тонким слоем нанесена алая помада. Мне страшно смотреть на её белую рубашку и строгий серый пиджак в клетку, на стройные ноги, обтянутые бежевой юбкой ниже колен. Страшнее пыльных книг под родительской кроватью есть только одно – моё влечение к женщинам.
Первые раз моё чувство пробудилось в старой школе, когда я еще училась в среднем звене. У нас был урок физкультуры, на котором я почувствовала себя не такой, как все. Именно тогда привычный для меня мир стал разрушаться. Полина, моя бывшая одноклассница, отличалась необыкновенной красотой и утонченным складом тела, который я не наблюдала больше ни у одной девушки. Момент, когда я впервые увидела оголённую девичью грудь, навсегда останется в моей памяти.
— Люда, ты бы не могла выйти?
– я испугалась и мгновенно обернулась назад.
Этот мягкий звонкий голос принадлежал Полине, девочке, которая не закрыла свою обнаженную грудь перед одноклассницей, которая не постеснялась при ней замереть в движении, когда она снимала трусики. Наверное, этот момент длился меньше десяти секунд, но я успела запомнить каждую деталь, которая заставляет моё сердце биться чаще каждый раз, когда я вспоминаю об этом. Спокойные голубые глаза, которые выражали уверенность и лёгкую улыбку, поднимающаяся при дыхании грудь и очерченная талия, плавно переходящая в рельефные бедра. Шелковые белые трусики, которые Полина придерживала, застыли на её тонкой ноге. Мой взгляд упал на редкие тёмные волосы. Каждый раз я перестаю дышать, когда вспоминаю этот момент, и с блаженством закрываю глаза, лаская себя, свою маленькую грудь и низ живота, в котором сладостно растекается чувство блаженства и свободы. Кто она? Небесная нимфа, выражающая чистоту и непорочность или девушка лёгкого поведения, привыкшая быть голой? Мне было неловко, когда я нелестно думала о Полине. Я вспоминала её доброту и мягкость, внешность, которая должна воспеваться поэтами: вьющиеся шоколадные волосы, глаза цвета небесной синевы, игривый румянец на щеках и розовые пухлые губы.
— Можешь идти, я передам твоему классному руководителю, - Светлана Владимировна прикоснулась рукой к моему лбу, - Да, ты сильно заболела.
Лёгкое прикосновение мягкой руки. Взволнованные голоса не умолкают, они заставляют меня стыдиться, помнить о своей испорченности. Не помню дальше ничего. Я беру портфель, надеваю пальто, скольжу по льду, припорошенному тонким слоем снега, звук ключей.
Я перелистываю жёлтые страницы в горячем желании, мимолетно проносятся буквы, а на самых волнующих моментах строчки сладко тянутся, заставляя трепетать горячее сердце. Моя рука скользит по внутренней стороне бедра, ласкает низ живота и пальчиками проходит вниз к бутончику роз, который одновременно нежно и горячо отзывается на неловкие касания. Тёплый солнечный свет заполняет родительскую комнату, их уютную кровать, под которой хранятся многочисленные страницы, повествующие о страсти, эротики и любви. Мамины очки, которые небрежно лежат чуть ли не на краю тумбочки. Кто знает, возможно, мама в сонном полудреме ласкала себя, наслаждаясь повествованием пожелтевших книг, а потом вспомнила, что опаздывает на работу? Стоило мне подумать об этом, как мысль приятно растеклась по телу, и сердце забилось в неге томительных чувств.
Скрежет дверного замка, холодный стук, первый оборот прошёл. Голоса женщины и мужчины на лестничной клетке. Я замираю.
P.S. Написано по заказу.
679