День пролетел быстро. Она старалась не показываться на глаза сыну, всячески избегая встреч, а он, как будто ничего не произошло, занимался своими делами.
Людмила рано легла спать, но сон не приходил, мысли о случившемся не давали покоя, теребили душу.
— «Всё пройдет само собой, время вылечит, расставит по своим местам. Он тоже переживает, что не сдержался, сделал такой плохой поступок. Не буду травмировать разговорами, сделаю вид, что ничего не произошло, так будет лучше для нас обоих», - приняла решение, чувствуя, как веки становятся тяжелыми, медленно опускаясь в царство Морфея.
Она лежала, свернувшись калачиком, подогнув коленки к груди, когда сквозь дремоту услышала, как тихо открывается дверь. Её упругая, отставленная попка, так и предлагала себя, выглядывая из-под чуть задранного подола и без того короткой ночной рубашки.
Женщина сделала вид, что спит, ругая себя, что не прикрылась простынкой. Кровать тихо скрипнула, прогибаясь под тяжестью его тела. Сережа сидел, молча смотря на отставленный белоснежный зад матери. В сумеречном свете, там, где сходились ножки, расщелина между ягодицами венчалась темным, желанным пятном кучерявых, жестких волосиков.
Рука медленно коснулась их. Жесткая шерстка приятно ласкала пальчики. Стараясь, как можно осторожней, чтобы не разбудить мать, он провел по ней рукой. Сладострастная истома сжала сердце, заставило его забиться так, что казалось, оно сейчас выскочит из груди. Проглотив комок в горле, открыв рот, стараясь, как можно тише дышать, от охвативших чувств, он коснулся теплых вареников половых губ.
У Людмилы перехватило дыхание:
— «Что он делает? Мало ему того что произошло! Как он может! Дура, сама виновата, лежу без трусов, выставила задницу, провоцирую ребенка!»
Она продолжала лежать, с роем глупых мыслей в голове, словно страус спрятала голову в песок, делая вид, что спит, не смея оскорбить и обидеть сына, надеясь, что это как-то само собой разрешиться.
Кровать опять жалобно и протяжно заныла, прогибаясь под его телом. Он лег рядом, начал тихонечко, чтобы не разбудить мать, ещё выше задирать подол, насколько он позволял, оголяя пухленькую попку. Лариса, ещё раз с горечью пожалела, что на ней не было нижнего белья, она не любила в нем спать. Трусики и бюстгальтер душили, мешали, не давали уснуть.
Обнаженные половые губки, как два больших, сдавленных между ног, волосатых вареника, так и просили ласкать их. Он нежно коснулся желанной плоти пальчиком, развел немножко в стороны, проникая во влажную расщелину. Людмила затаила дыхание, до конца не осознавая, что он опять покушается на её честь, хочет её как женщину, не зная, как поступить, повести себя дальше.
Пальчик двигался по расщелине, лаская нежную, податливую склизкую плоть, охватывая всё большее пространство, а она парализованная нерешительностью, стараясь ровно дышать, судорожно искала выход, не в состоянии найти, разумное решение.
— «Нет, завтра обязательно с ним поговорю!», - пронеслось у неё в голове, чувствуя, как пальчик нежно бродит между сочными половыми губками, вызывая какое-то странное, двоякое чувство, внизу живота.
— «Так продолжаться дальше не может! Это дурдом какой-то!», - начало запить в ней чувство протеста.
Оно тихо кипело в ней, совершенно не мешая ему обследовать самые потаённые уголочки нежной плоти. Словно маленький член, пальчик бродил по влажной расщелине, не встречая никакого протеста с её стороны.
Спокойное поведение матери, доступные, желанные женские половые органы, всё сильнее возбуждали сына, разжигая страсть, затуманивали разум. Он уже совершенно не контролировал свои мысли, только любовь и страсть переполняли его, вытеснив из головы другие чувства.
Возможно, не понимая этого, она лежала, предлагая ему себя, а Сергей уже знал, что с женщинами можно делать в таких случаях, чувствуя, как член дрожит от напряжения, ощущая каждое биение сердца в паху.
Его пальчики ласкали, будя потаенные уголки женского естества, заставляя влагалище испускать соки, раскрываться, словно бутон розы, разнося благоуханые запахи взрослой самки. Потихоньку женское начало брало своё. Грудь налилась, соски возбужденно торчали, в животе росло напряжение. Откуда-то издалека, медленно охватывала истома, приятно разливаясь по всему Людмилиному телу.
Мысли о греховном, не хорошем, как-то стали отходить куда-то вдаль, предоставляя место сладострастной, глухой, закрывающей разум пелене. Желание заполняло женскую плоть, нарушая ход критических мыслей.
Ей стало казаться, что это происходит не с ней и в данной ситуации ничего страшного, нет:
— «Завтра обязательно с ним поговорю, всё объясню, он не понимает, что делает,…так не может
больше продолжаться…»
И с этими мыслями, поддаваясь желанию, она дотронулась до сосочка пальчиками, сквозь тонкую ткань, начала сначала нежно, а потом всё грубее мять, незаметно для сына. Тысячи, миллионы невидимых нитей от него тянулись в глубины тела, неся искорки похотливой страсти, ещё сильнее разжигая пожар.
Сергей чувствовал, что материнская плоть становится влажнее, податливей, беспрепятственно пропуская пальчик вглубь животика, словно приглашая к более решительным действиям.
Придвинувшись ближе к телу женщины, обхватив член рукой, он дотронулся головкой до влажной, истекающей соками, такой желанной расщелины, между валиками половых губок. Она развела нежную, податливую плоть, скользнула по ней, ощущая жар женского тела.
Сказочное наслаждение обрушилось на него. Дыхание перехватило. Остановившись, переведя дух, он тихо скользнул по расщелине, боясь разбудить мать, ища головкой вход в глубину животика, не понимая, как быстро и легко он попал туда первый раз и находил его пальчиком.
А оно совсем рядом, на самом краю, истекающих соками половых губок. Коснувшись его, словно наткнувшись на небольшую, мягкую ямку, он остановился, затаил дыхание, начал медленно погружаться, подвигаясь под прижатые к груди материнские ноги, не встречая никакого сопротивления.
От проникновения чужой плоти, она вздрогнула, сама не желая этого, и хотела двинуть попкой на встречу. От ужаса её поведения женское сердце сжалось, заныло, захотелось оттолкнуть, вскочить, убежать, но желание брало своё, она подсознательно, затуманенная страстью и стыдом, хотела ощутить в себе упругую, горячую, молодую плоть, не показав вида, что она не спит.
Он не ворвался сразу, ни одним прыжком, а медленно, нехотя проникая в разгоряченное, истекающее чрево, вырвав из её груди тихий, протяжный стон, который женщина не смогла подавить, закусив губу.
Её муж был старше на n-надцать лет. Высокий, сильный, физически здоровый, но половой жизнью он занимался с ней редко, да и то, без всякого энтузиазма, быстро наскоком сделав свои дела, отворачивался спиной, а она неудовлетворенная лежала рядом, испытывая разочарование и тяжесть внизу живота, иногда, тайком от мужа, лаская себя, стараясь погасить пожар.
Да и предыдущие ухажеры, не проронив слова любви, помяв грудь, как доярка вымя у коровы, быстренько сняв с неё трусы, опустошали резервуары, совершенно не заботясь о её чувствах, оставляя женщину один на один со своими проблемами.
Сначала ей было очень обидно, женская плоть хотела совершенно другого, но поговорив с подружками на интимные темы, поняла, что у неё много подруг по несчастью. Сотни, тысячи женщин не получают удовольствия, идут в спальню, как на эшафот. Никто из них не мог похвастаться регулярной, нормальной половой жизнью, приносящей удовольствие с мужем.
— «Люська, да заведи ты себе любовника! Ты вон смотри, какая баба. Одни твои дойки чего стоят! Только свистни и туча мужиков к тебе прибегут. Муж нужен не для секса, пусть он лучше деньги зарабатывает», - как-то посоветовала ей близкая подруга.
Она не последовала этому совету, вспоминая горький предыдущий половой опыт, стараясь спокойно переносить внутреннюю дисгармонию. Но сейчас, нежные ласки, прикосновение такой желанной плоти, ощущение её внутри себя, возбуждало в женщине самые потаенные, сладострастные мечты и желания.
Людмила, старалась отключиться от реальности происходящего, только одна мысль о том, что член родного сына ласкает её чрево, для неё было ужасна.
Эротические фантазии уносили далеко от реальности, делая её свободно и раскрепощенной.
Она лежала, все громче и громче дыша, а он все глубже и глубже насаживал её на стальной член. Его бедра двигались быстро, хлопая женщину по ягодицам, словно заставляя проснуться, а она, просунув руку между ногами, тайно от сына, ласкала клитор, стараясь достичь такого желанного наслаждения.
Голова кружилась от похоти, разум затуманивался страстью, заставляя её всю без остатка отдаться плотским утехам.
— «Ой,…ой, …ещё,…ещё…», - вырвалось из груди обезумевшей матери, удивившее его.
Влагалище начало сокращаться, крепко сжимая член, женщина затряслась, двигая бедрами в сторону сына, стараясь, как можно глубже поглотить его плоть.
— «Не уходи,… не кончай, ещё,...глубже. Обними меня… за сисички…», - стонала обезумевшая от желания женщина.
Она дернулась, взвыла, сильно сжав промежность, ягодицы, выгнулась, и Сергей крепко сжав в объятия мать, покрывая поцелуями спину, сквозь тонкую ткань, начал выстреливать в матку липкую, тягучую, плодородную сперму.
Она затихла, а он, постепенно замедляя темп, вышел из неё, оставив изнеможенную женщину на кровати, на прощание, поцеловав отставленную потную ягодицу:
— «Спасибо мама,… я тебя очень люблю…»
— «Какая я дура,… похотливая самка. Совершенно ума нет!», - пронеслось в голове у женщины.
Выждав немного, пока не скрипнула дверь в комнату сына, прикрывая ладонью промежность, чтобы не вылилась на пол, истекающая из влагалища сперма, побежала подмываться в ванную.
Конец второй главы
260