Горячий и желанный. Больше него хотелось только холода, обжигающего, проникающего в самое нутро, прогоняющего горечь и жжение, нестерпимый зуд желания, разошедшийся по всему телу неудержимой волной. И он пришел. Кто-то. Кто-то холодный. Его ладонь легла на твою спину, шею плавно скользя по ней на плечо, а с него на руку до ладони левой руки и пальцев нежно перебирая, словно струны. Вторая легла на талию, слегка сжав нежную, только воспаленную кожу, поплыла по округлостям твоих бедер, вперед, к твоей уже уставшей руке, неистово терзающей собственный лобок и истинную цель. Его рука подскользнула под твою, незаметно, словно находилась там все это время. И он заменил тебя. Ты опустила руки. Полностью отдалась парализующему холоду его рук, его тела. Только когда внешний жар, питаемый почти горящим ветром, ушел и дал место внутреннему, разгорающемуся из тебя, ты почувствовала его внутренний огонь. Как раскаленный, кузнечный молот, твердый и горячий. Он уперся в твой позвоночник. Словно сверлил, не сам по себе, а его присутствие, увеличивая желание, с каждым случайным движением по твоей спине, он оставлял этот след, след близости, желания и возможности. И это длилось пока ты не почувствовала холодные, уже не ледяные, но все же; руки на внутренней стороне своих бедер. И они поднимали тебя. Без церемоний, без стыдливости, раскрывая тебя полностью, в глаза всему миру, как разворот самого дорогого журнала, самого желанного подарка. Поднял, оставляя на твоей спине все тот же след, в обратном направлении. Ты вверх, он вниз, под тебя. Замедлившись на миг, остановился, и вверх, в тебя, так неожиданно и желаемо, жарко и холодно. Внутри тебя.
В подвешенном состоянии, с, практически, единственной опорой, с единственной опорой внутри, ты заново училась кричать. Не как в первый раз когда учатся кричать от боли, ты кричала, от удовольствия. Горячий воздух заполнял легкие. Дышать было тяжело и приятно, легкая степень удушья мутила сознание, перед глазами плыли цветные картины. Это могло бы напугать, если бы член раз за разом проникавший в тебя во всю длину. Казалось ты ничего не весишь вся твоя тяжесть сконцентрировалась в кольце удовольствия, постоянно хлюпающем и испускающем соки, твои. Сквозь крик и стоны, хотя казалось — это не возможно, из глубины тела, не легких или горла, а казалось души, из самой сердцевины тебя, на поверхность начал пробираться новый крик, другой. Вместе с импульсом заставившем, дрожать ягодицы, застыть будто парализованные ногами, плетьми обвиснуть рукам, этот крик вышел из тебя. Он не остановился, стал единым с тобой, ты кричала, тебя била дрожь, ты кончала и не могла остановиться, но это его не волновало. Не останавливаясь ни на секунду в том же ритме, но все же каждый раз немного другом он входил в тебя, и так же не останавливаясь повалил на землю. На землю, лицом вперед, на колени и локти, не прекращая, только усиливая, углубляя удары, имел тебя сзади. Крик вернулся, ты снова кончила, охрипнув, ты не могла кричать снова, лишь тяжело дышала в землю.
А он вышел дал тебе время, провел рукой по самой взмокшей твоей части, тем что вытекало из тебя можно было умыться, набрать полные ладони и плеснуть в лицо, но он лишь вымочил три средних пальца правой руки, целиком. Левая рука с другой стороны уже нащупав самый чувствительный бугорок стала массировать его, то неистово — причиняя боль, то нежно. Очертив прямую линию вверх от влагалища, скользкими пальцами правой руки он нашел что искал, нашел и вошел. Удивительно податливая плоть раздвинулась и пропустила внутрь пальцы, сразу по первую фалангу. Ты закричала. Это было настолько же приятно, насколько больно и неожиданно. Второй и дальнейшие толчки позволили пройти пальцам до второй. И пальцы вышли, предоставив дорогу чему-то большему и более желанному. Новые толчки сотрясли твое тело, тебе предстояло пробивать своими криками свой же стон — вечно, агония эйфории настигла тебя. Он вдавил тебя в землю, руки и ноги раздвинув в разные стороны, придавив их своими же, не останавливаясь, продолжая проталкивать в тебя сзади, твое удовольствие, пока в последнем крике вы не слились и не затихли в степи, в открытом поле, обдуваемые горячим, южным ветром.
274