— Мррр-рр, игра твоя была выше всяких похвал. Признаюсь, мне даже страшно стало на миг, вдруг ты и вправду выполнишь эти угрозы?
— Хотелось выполнить, признаю. Я ведь почти не прикидывалась, рассказывая, как далеко в печёнках сидят у меня твои фокусы.
— В игру, тем не менее, ты включилась с неподдельным азартом, не правда ли? Не выдав ни одним жестом фиктивности происходящего, как истинная актриса.
— Ты же за меня срежиссировала едва ли не каждый мой шаг. И успела мне объяснить, что произойдёт в случае чего с накопленным тобой компроматом.
— Да ладно тебе, Дашок, думаешь, я бы выдала предкам секреты родной сестры? Ты у меня единственная и неповторимая, других таких нет. Или хочешь сказать, что сама запытала бы меня электричеством? Брось, скажи честно, игра понравилась даже тебе самой.
— Ну... это как посмотреть. Если вспомнить... эй, перестань. Что ты делаешь?
— Мурр-рррр. А если попробовать так?..
— Пер-р-ре... н-не надо. Разбудишь Максима...
— Ты думаешь, он не захочет сам присоединиться к нам?
— Он и так еле... еле уснул после того, что ты с ним сотворила. Даже домой возвращаться не стал, бедняга, родственники его прибьют. Зачем ты проделала это с ним?
— Полагаешь, ему не понравилось?
— Не хлопай невинно глазами, меня этим не обманешь. Зачем ты подвела его к самому краю, остановив лишь в последний миг? Что, если бы ты не успела вовремя?
— Я прислушивалась к мельчайшему звуку, выдернуть из петли и откачать мы бы его по-любому успели. Зато какой драматический эффект в финале?
— Но ради чего?
— Психология, моя милая. Я же тебе рассказывала ещё при обсуждении наших сценариев? Контрастное шоковое воздействие. Ломка «Я-концепции», почти как у гаитянских шаманов, внушающих зомбируемому человеку, что он мёртв и что они похитили его душу. Старое представление человека о себе рассыпается в прах, а место нового занимает заданное шаманом. Стерженёк таинственного Гвестарио треснул и раскрошился, он теперь наш преданный раб?
— Твой раб, тогда уж. Я в эти игры не играю.
— Да ладно тебе, как будто не ты подала когда-то эту идею? Ты сказала, что хочешь узнать великого и ужасного Гвестарио лучше, я сказала, что могу заставить его поцеловать каждый твой пальчик, помнишь?
— Лучше бы я не помнила этого. Если бы я знала тогда, что ты... что ты-ы...
— Что я?
— Извраще-е-енка... прекрати...
— Так ты признаёшь, что я победила в споре? Сделав, как и обещала, гротескного гроссмейстера послушным мальчиком?
— Это ещё... бабушка надвое сказа-ала. Твои... дурацкие тео-о-ории...
— Сомневаешься, значит. Проверим?
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
— Максим?
Его в темноте мягко пихнули под локоть.
— Проснись. Ну просыпайся же, соня.
Парень заморгал глазами, просыпаясь, не сразу поняв, кто он и где находится. Мгновением позже на него обрушились воспоминания, казавшиеся кошмарным сном, от которых чуть не свело живот, но на смену им явились картины более лучезарные, картины, от которых стало легче дышать и что-то в груди расправилось.
Он пошарил под собою рукой, нащупывая матрас — один из трёх, раздобытых неизвестно где сёстрами и припрятанных в заброшенном здании. Проведя рукой в стороне, он нащупал обнажённое плечо Даши.
Или Лекки?
Как же приятно осязать их обеих рядом, таких реальных, таких жарких, таких живых. Дашку, которая вовсе не оказалась злобным гением, мрачным монстром, чьи нежные руки и мягкие губы удержали его вчера в шаге от срыва и напоили блаженством нирваны. Лекки, чья грудь мерно вздымается и опускается рядом, тепло чьего тела близостью сводит с ума и самим фактом своего бытия заставляет простить за всё.
Он ощутил в себе волну зашкаливающей нежности, прилив распирающего изнутри жара, желание совершить ради них нечто предельное. Хотя, быть может, они не сделали с ним ничего особо хорошего, но до чего замечательно, что они просто есть?
— Ты не спишь? — шепнула негромко одна из них.
Лекки, да, кажется, Лекки. Максим уже навострился различать их по интонациям.
Сёстры вчера, как и он, решили не возвращаться к себе на пике страстей, перешедших в троюродное блаженство под одеялом. Как видно, их отношения с родственниками вполне позволяли подобное, Максиму тогда было не до анализа происходящего, его здравого смысла еле хватило на то, чтобы отослать домой невнятно-успокоительную эсэмэску — с парой невзначай вставленных кодовых слов, дабы предки могли быть уверены, что SMS от него и написана не под давлением.
— Нет, — ответил не менее тихо он. Чтобы не разбудить Дашу?
Телефон он, конечно, сразу же потом отключил, о чём сейчас немного жалел. Глянуть бы по привычке, сколько на дворе времени?
— Вот, возьми.
Пальцы Макса сомкнулись на знакомом прохладном корпусе, после чего у него на миг мелькнуло дикое подозрение, что Лекки прочла его мысли.
— Твой телефон. Я закачала туда... твоё фото... ну, где ты занимаешься сам знаешь чем. Ты бы не мог, — дыхание Лекки пощекотало его ухо, — сделать для меня кое-что?
Он себя чувствовал почти пьяным, аромат Леккиных волос дразнил его обоняние, ему нестерпимо хотелось обнять её. Но он боялся, что она тогда исчезнет, растает как фата-моргана, снова станет ничем?
— Что? — хрипло спросил Максим.
Кажется, Лекки слегка повернула голову. И — кинула ему в глаза быстрый взгляд, прежде чем продолжить.
— Отправить его сестре. Этой, как её, Юлии?
Он открыл рот.
И снова закрыл.
— З-зачем? — глупо спросил он, ощущая, как куда-то проваливается.
— Мне бы хотелось этого, — выдохнула она, потёршись о его плечо, прижавшись к его виску на мгновенье губами. — Чтобы ты отправил ей это фото, чтобы ты написал в сообщении, что часто мечтаешь о ней, фантазируешь о её теле. Я, наверное, и впрямь извращенка... ты бы мог сделать ради меня это?
В интонации Лекки на последних словах скользнула мольба, Максим же невольно вздрогнул, ощутив зарождающуюся внутри туманную вспышку протеста или даже гнева. Но сразу за этим мозг его окатило всплывшей из свежих воспоминаний обжигающе-морозной волной.
Ужас и облегчение, петля и табурет, слёзы и поцелуи.
— Пожалуйста, Макс, — еле слышно, почти перестав дышать, шепнула она.
Сердце его кольнуло.
Взор его коснулся экранчика, кончики пальцев оцепенело задвигались по стеклу, включая нужную опцию. Вызов виртуальной клавиатуры для ввода сообщения.
«Мне нравится фантазировать о твоём теле, — торопливо, словно боясь передумать, набрал он. — Ты такая красивая».
Чувствуя, как его распирает изнутри странным жаром и ознобом одновременно, как экранчик плывёт у него перед глазами, Максим ткнул пальцем в опцию выбора адресата.
Абонент — Юлия.
Что, интересно, ощутит его сестра, получив подобное? Думая об этом с каким-то отстранённым интересом, словно со стороны созерцая набранное сообщение, Максим поймал себя на всплеске нелепого возбуждения.
«Отправить».
Мир не сразу улёгся перед его взором после нажатия этой кнопки. Лекки провел
а ласково пальцами по его груди.
— Макс, — выдохнула она, прижавшись к нему, пощекотав дыханием теперь уже его подбородок и поцеловав в нижнюю губу. — Ох, Макс...
Он обнял её в ответ, чувствуя, как естество его восстаёт ото сна, а рука сама собою ползёт по нагой Леккиной спине вниз к её попке. Рубикон так или иначе пройден, так что чего терять теперь?
— Ох, Макс, — снова выдохнула она после очередного поцелуя. — Скажи... а тебя, если честно, заводит, что сестра получила это?
— Заводит, — поколебавшись, признал он.
Что делать, если это было правдой?
— Ты знаешь, — Лекки ёрзнула в его объятиях, так сладко, так приятно, что разум Максима вновь захлестнуло нежно-щемящей истомой, — я попользовалась немного твоим смартфоном и внесла кое-кого в лист контактов. Её номер пришлось искать аж в Фейсбуке, представляешь?
— Чей? — шепнул Максим, ущипнув её чуть ниже спины.
Собеседница застенчиво опустила глаза.
— А ты глянь.
Вызов меню не занял особенно много времени.
— Светка Кабардаш, — глухо выговорил Максим, гипнотизируя взглядом экранчик.
— Твоя школьная знакомая. Та, о которой ты говорил.
Максим оторвал взор от экрана и поднял его на Лекки. Неужели она хочет, чтобы он...
— Я ни на чём не настаиваю, — вновь опустила ресницы она. — Не заставляю, не требую, не шантажирую. Между нами больше никогда не будет подобного.
Лекки несмело кашлянула.
— Просто... мне бы хотелось, чтобы ты ещё чуть-чуть пошалил для меня. Но можешь и не шалить, если не хочешь.
Максима почему-то опять хлестнуло льдом вчерашнего леденяще-космического холода — и жаром последующего эйфорично-страстного облегчения.
— Как... именно? — в свою очередь кашлянул он. Едва удержавшись от несвоевременного порыва погладить собеседницу по волосам.
— Напиши ей, — Лекки понизила голос, — что помнишь её, напиши своё имя и фамилию. Напиши, что до сих пор иногда представляешь её обнажённой, представляешь, как она стоит на коленях, лаская губами твой член.
— Светка? — Он не вполне поверил своим ушам.
В то же время сгусток странного жара в его груди, кажется, разгорелся ещё ярче, а пах кольнуло искрой знакомого возбуждения. Сама мысль, что он может держать в голове подобного рода фантазии о былом образе своих романтических дум, идеале высоких чувственных устремлений, была столь кощунственной, что чем-то помимо воли заводила?
— Ты можешь не делать этого, — шепнула Лекки, теплая её ладошка скользнула к низу Максимова живота. — Если не хочешь.
Ощущая, как от отлива крови мир перед ним мутнеет, как уподобляется стали злосчастный орган в юрких пальчиках девушки со смеющимися глазами, Максим вновь вызвал на экран меню выбора абонентов.
И, стараясь не думать о совершаемом, стал набирать текст.
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
— Ты не собираешься рассказать ему, что поменяла в его контактном листе номер сестры на номер одного из своих телефонов? И что «Светка Кабардаш» в его перечне тоже фейковая?
— Разумеется, нет. Чем сильнее он убеждён, что уже совершил пару необратимых шагов, тем послушней он будет и тем приятней с ним будет играть.
— Вот как?
— Это, Дашок, азы психологии. Совершив нечто непоправимое, человек начинает себя убеждать, что ничего страшного в этом не было и что он в общем-то сам вожделел этого.
— Ну и выражения у тебя.
— А что, ты не заметила, что если сестрёнке он отослал своё голое фото почти через силу, то своей зазнобе из школы мессагу послал словно бы даже с некоторым удовольствием?
— Так ты из него лепишь не просто раба, а раба-мазохиста, как хотела вылепить из меня?
— Именно, идеального мазохиста, только не леплю, а по существу уже вылепила. Зомби постмодернового розлива, готового ко всему за один лишь мой — или твой — умилённый взгляд. Мне самой становится жарко от одной мысли о том, на какие вещи можно будет этого мальчика развести?
— Тебе мало того, к чему ты уже понудила несчастного парня?
— Это не более чем вершина айсберга, Дашка. Можно, к примеру, заставить его подбить клинья к сестричке, особенно если убедить его, что та сама провоцирует к этому. Можно поиграть с репутацией гроссмейстера Гвестарио в блогах, но не с помощью поддельных постингов, а по-крупному и с его же участием, это должно быть особо забавно. Хотя, если честно, это всё тоже крохотные игрушки, просто ум мой не может перейти с ходу к идеям стоящего масштаба?
— Стерва ты всё-таки.
— А ты нет? Ты начала этот спор неделю назад, ты не признаёшь до сих пор себя побеждённой, продолжая при этом следить — да-да, глазёнки твои так и сверкают? — за всем совершающимся. Признайся, тебе же приятно наблюдать за такими вещами, оставаясь белой и пушистой, мррр-рр?..
— Сте-ерва...
— Да, милая. Можешь повторять это вместо моего имени, меня это... м-м... заводит?
— Сте-е-е...
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Максим не вслушивался в едва уловимый шелест на противоположном краю широкого лежбища из сложенных вместе матрасов, хотя догадывался, что сёстры секретничают о девичьем.
Периодически его всё ещё захлёстывал холодок от мысли о том, что он совершил не более получаса назад, но холодок этот был микроскопическим неудобством — можно даже сказать, был чем-то приятен? — по сравнению с Ужасом Космической Бездны, разверзшейся полусутками ранее.
Он сдвинул колени.
Ему представилась вновь Кабардаш Света, представилась в том самом виде, в котором он её описал в SMS под диктовку. Обнажённая, стоящая на коленях, приоткрывшая ротик?
Это было нелепо, это было предательством былых чувств — не меньшим ли, впрочем, чем отправка той SMS? — но образ этот и впрямь заводил его. Или куда острее его заводила мысль, что он описал его по настоянию Лекки?
Почему-то из памяти его ласточкой вынырнули позапрошлые сутки.
Кафе.
Сцена с лазаньей. Инцидент с длинноногой блонди. Телефонная беседа с сестрой и — вслед за этим — позорное фиаско в библиотеке.
Колени Максима вновь на мгновение сдвинулись, он ощутил, что его заводят воспоминания о начале позапрошлого дня, даже о нелепом последнем кунштюке. Конец того дня ему вспоминать не хотелось, изнасилование Даши ассоциативно соседствовало с воспоминаниями о вчерашнем ужасе, но вот начало и середину?
Рука Максима почти помимо воли скользнула вниз.
«Что я делаю?»
До него донеслось слабое хихиканье, затем — приглушенная возня. Даша и Лекки вновь демонстрируют свою способность обойтись без своевольного сильного пола?
«Мастурбирую, вспоминая, как надо мною издевалась эта егоза, эта стерва, это божественное видение, цветок, который я чуть было не убил. Более того, мечтаю, чтобы это продолжалось и дальше?»
Полуприкрыв глаза, что в потёмках не особо сказывалось на видимом, пытаясь по едва уловимым звукам достроить в уме картинку происходящего на краю ложа, Макс сцепил крепче пальцы — осознавая всю унизительность происходящего, всю нелепость этого? — и застонал.
Чувствуя себя, как это ни странно, впервые за долгое время счастливым.
210