Наташа жила счастливо. У нее были папа и мама, хорошие учителя в школе и в университете. Она их очень любила и старалась не расстраивать их. Она прилежно училась на одни пятерки, знала, что живет в самой лучшей стране и вскоре весь мир будет дружным и все будут любить дедушку Ленина и уважать отца народов Сталина. К своим восемнадцати годам она уже вполне сформировалась телом, выглядя очень даже привлекательно, мягко говоря, но сама она только познавала чувства к мальчикам, читая «Евгений Онегин» Пушкина. Да и сами парни были воспитаны, и не допускали и мысли о чем-то таком. Ведь они надежда и опора великой страны и нужно учиться, участвовать в соревнованиях и постигать научный коммунизм. В квартире в центре города Наташа проводила время за чтением, ходила на танцы и гимнастику, отчего ее тело было в меру спортивным и гибким, радовала родителей всегда хорошими отзывами тренеров. Везде во всех анкетах писала о чести, достоинстве, любви ко всем советским людям, о том, что очень важно уважать себя и любить свою Родину...
Детство кончилось, когда началась война. Страна была не готова к такому быстрому продвижению войск Вермахта. Эвакуации организовывались в суматохе и суете. Семье Наташи сообщили об этом слишком поздно. Мама поехала в первой колонне, а отец побежал искать Наташу в ее школе танцев. Но Наташи нигде не было. Отцу сказали, что скорее всего детей уже увезли, и все они встретятся позже. Отец уехал, а Наташа вернулась в пустой дом, совершенно не понимая, что произошло. В доме не было большинства вещей, даже ее одежду, самую любимую забрали, осталось лишь пара платьев, что были ей слегка уже малы и обтягивали ее стройную фигурку и грудь.
Когда она узнала, что была эвакуация и многие уехали из города, ее охватила паника и она собиралась сама уезжать, но вокзалы были пусты, а те у кого была машина, уже исчезли. Она подумала продать за пару дней все что было ценного в квартире и с этими деньгами отправиться куда-нибудь в сторону Москвы, но в город пришли немцы и с планами бежать было покончено. Выходить на улицу лишний раз стало опасным.
Наташа уже неделю волочила свою нищую жизнь, сжигая последние дрова в печке, сжигая любимые книги, спасаясь от холода. Одежда стала уже поношенной, да и сама она перестала смотреться в зеркало лишний раз. Она продавала на рыночке сервизы и обувь и свои игрушки. Она думала, что немцы скоро уйдут и все будет как прежде. Но становилось только хуже...
На первых этажах ее дома организовали ресторан, а по соседству с ней, в двух квартирах на ее этаже поселили официанток и артисток кордебалета. Постоянный шум снизу играющей музыки и хохот и крики пьющих немцев еще можно было перетерпеть, но неожиданные встречи на лестнице с пьяным выходящим от официанток немцем были очень страшны и опасны.
Вдобавок к ночи стали слышны через стены стоны и матерные ругательства. Наташа была не дура и понимала, что там люди явно занимаются любовью, но она какая-то другая, какая-то грубая и развратная. Какая-то грязная, ей говорили, что бывают такие девушки, что позорят весь советский народ и им не место на нашей земле. Но ее беспокоило bеstwеаpоn и то, что слушая эти стоны, она ощущала что-то в себе. Между ножек что-то происходило и рука сама тянулась под двойным одеялом к трусикам. Зачем? Она не знала и не понимала, но прикоснувшись она тихо выдыхала и старалась отвлечься, вспоминая родителей, друзей и ясное небо над головой..
Однажды она снова возвращалась с рыночка, продав свою шаль и шарфик и бегом возвращалась вся красная с мороза, кутаясь в короткий полушубок, и перебирая стройными ножками в юбочке. По лестнице наверх на ее пути оказались два курящих немца, явно пьяные. Она пожирающе смотрели на личико девушки, на то как она закрывает свою грудь и ее стройные охуенные ножки. Она постаралась протиснуться между ними, но тут ощутила сильные руки на твоей талии и как ее зажали с двух сторон
— Куда идешь, красотка? — сказал один на чистом русском. Наташа поняла, что это предатели и сжала зубки от злобы
— Не твое дело! Я домой — ответила она, пытаясь вырваться, но только забавляла сильных мужчин
— Домой? А тут живешь, да? Покажешь нам где твоя кровать? — сказал второй и разом распахнул ее полушубок, открывая вид на обтянутые тонкой тканью сочную грудь, а сзади уже ладонь сжимала под платьем спелый зад, собирая трусики между ее ягодиц
— аааааа — закричала Наташа в панике, но кто же ей здесь поможет? Выхватив у нее ключи, дверь отварилась и Наташу кинули на кровать
— Ебать, тут холодновато. Будем трахать не раздеваясь — сказал один и просто стал расстегивать штаны, вынимая свой немалый член, пока другой стал рвать на Наташе платье на груди, освобождая ее сиськи со вставшими сосками. Наташа отбивалась и рыдала уже, но мужская сила превосходила ее в разы. Даже когда она влепила пощечину одному из них, она лишь приблизила беду, так как они завелись еще больше. Ее руки крепко держали, а ножки оказались на погонах предателя, что рвал последние чистые трусики и уперся толстой головкой в
ее киску
— Целка ебанная! Давай, ты же такая же шлюха как они. Ты же осталась ради наших хуев в дырках. ХА! Эта блядина намокает — говорил он и надавливал дальше, разрывая плеву. Наташа не понимала почему она намокает, думая лишь о том, что готова убить их и сделает это когда будет возможность. Острая боль пронзила ее, а затем она ощутила, как член раздвигает ее узкую дырочку. Она ничего не хотела, лишь пыталась вырваться и орала, как сумасшедшая. Пришлось закрыть ей рот. Членом. Второй, держа ее руки направил свой ствол ей в рот. Она сомкнула губы, пачкаясь его смазкой на лице, но пара пощечин заставила раскрыть губки и член вошел в нее.
— Зубы убирай, а то застрелим тут же на хуй! — услышала она, позволяя трахать свой рот и трясясь от ебли в свою киску. Ее хорошенько ебли в пизду, член был действительно хорош, и вдруг Наташа простонала с членом во рту. Ее пробил будто ток. Это был стон как у тех шалав за стеной. Она заплакала, понимая, что поддалась ощущениям. Она плакала и сосала, стараясь думать о теплом лете, как она принималась в пионеры, как клялась защищать Родину, если нужно. И вдруг снова ее грудь выдает стон. Член так приятно трется об стеночки, так резко, так хочется еще. Но Наташа перебарывает себя и пытается царапаться. Наконец, они стали кончать с диким рычанием, так что Наташе стало страшно и она замерла. Сперма стала заполнять ее киску и ротик. Наташа затряслась от такого невероятно приятного ощущения, и снова заплакала, точнее зарыдала
— Охуенная блядина! Мы как-нибудь придем еще! Скажешь кому — убьем! Или лучше расскажем всем вокруг, что тебя распечатали немцы, шлюха! — дверь захлопнулась. Наташа осталась неподвижно лежать на кровати с раздвинутыми ногами и спермой между ног и во рту. Ей пришлось глотать ее вместе со слезами. Она не знала, что делать...
Спустя час Наташа все так же лежала с раздвинутыми ногами и слушала пьяные стоны и голоса мужчин за стеной. Она уже не могла плакать. Она не хотела касаться себя, ей было противно, ведь ее лапали эти уроды, они ее взяли силой и она, как последняя дрянь даже постанывала от их уродских штук между ног. Бедра блестели спермой, кровью и ее смазкой. Почему она почувствовала удовольствие, когда он пыхтел над ней, дыша перегаром? Почему не откусила член второму, а послушно сосала эту здоровую штуку? Ей было противно от самой себя. Она так и уснула. На следующий день она привела себя в порядок, но слезы так и капали из ее прелестных глазок, потому что забыть такое она не могла. Ей не хотелось уже ничего. Целый день она ничего не хотела есть, все думая о том, что же произошло вчера. Но все же захотелось попить кипяток с сахаром, но она с ужасом обнаружила, что сахара нет. Здесь ее пробил пот от осознания, что еды больше нет совсем. Нужно было срочно что-то продавать, но в доме уже не было ничего сносного, того за что дадут хоть какие-то гроши. С улыбкой она подумала о том, что и действительно лучше сдохнуть после того, как ее изнасиловали эти два мерзавца. Холодными ладошками она нашла в комоде красивый и дорогой семейный альбом. Она снова заплакала, вспоминая в холодных стенах дружные семейные вечера, смотрела на папу и маму и выдирала фотографии из альбома, будто выдирала часть своей жизни. Теперь ничего из того что было на этих фото нет — родителей, тепла, уюта, в доме теперь бордель и ресторан, нет подруг, лишь пьяные предатели, что вчера поимели ее как вещь. Наташа очистила альбом от фотографий, и пошла на рыночек обменять его на что-нибудь съедобное. Снова ветер и снег и подступающее чувства голода. Она куталась в тонкий платок и полушубок и просила своим голоском купить или обменять этот альбомчик — последнее что у нее есть. Но все очень равнодушно смотрели и на девушку и на альбом. Наташу охватывал ужас от осознания, что сегодня и завтра и послезавтра у нее не будет ни крошки еды. У нее закрадывались мысли о том, что все здесь уже знают, что ее вчера испортили немецкие каратели, что они так смотрят на нее, будто видят в ней предательницу и поэтому не покупают и не жалеют. Она зарыдала, ловя щечками колкий снег и понимая, что ножки уже сильно замерзают, пошла сгорбившись обратно домой.
Она шла задумавшись о том, что же делать и как достать хлеба и у кого занять денег. Запах вкусной еды из ресторана кружил голову и она в своих мыслях не заметила, как оказалась снова на той же лестнице у своей квартиры, а там ее встречали снова те двое с шампанским в руках
— О, а мы тебя и ждали, сука — сказал один и улыбнулся
— Нет — прошептала Наташа, а перед глазами всё, что произошло с ней на кровати. Она повернулась и решила убежать куда глаза глядят, но ее тут же схватил второй и закинул себе на плечи. Она была легкой и он словно пушинку поднял ее и потащил к ее двери. Наташа орала во все горло и кусалась в шею, но мужчине было плевать. Он смеялся и шлепал ее по открытой попке. Взяв ее ключи, парни открывали дверь, как вдруг открылась дверь напротив и из нее в одном черном халате вышла зрелая женщина с шикарной грудью в разрезе халата и дорогих туфлях. Прическа была по последней моде и она недовольно прокричала
— Что тут, мать вашу, происходит? Кто тут кричит?
Продолжение следует...
207