Автобус довёз нас до грунтового поворота на Большой Ключ, высадил и тронулся дальше – на Варваровку. Мы с дочкой остались одни на трассе. Машины проезжали здесь редко, а о том, чтобы какая-нибудь свернула на Большой Ключ не приходилось и мечтать. Расстояние от профиля до своей деревни мы всегда преодолевали пешком: а это – семь с лишним километров.
Мы с дочерью по обыкновению пустились в путь, но не прошли и километра, как на нас обрушился страшный ливень. В считанные минуты мы оказались мокрыми до нитки. Холодная, простудная дрожь, как иголками, пронизывала наши тела. Грунтовка превратилась в раскисшее вязкое месиво, и мы вынуждены были брести по траве, густо разросшейся на обочине дороги. На обувь нашу налипло по пуду грязи, так что мы с большим трудом передвигали ноги. Одежда плотно прилипла к телу. Наташа в своём коротеньком до невозможности, приталенном ситцевом платьице и вовсе была как голая. Все части тела отпечатались столь откровенно, что мне неловко было на неё смотреть.
Дождь лил и лил, как из ведра, а нам не оставалось ничего другого, как брести под тугими холодными струями ливня дальше. Потому что укрыться можно было только в лесопосадке, а до ближайшей было ещё с пол километра.
– Не устала, Наташа? – спросил я с тревогой у дочери и взглянул на её маленькое, тщедушное тельце, невольно отмечая глазами все её девчоночьи выпуклости: сзади и спереди.
– Нет, папочка, я не устала. Пойдём быстрее, – поторапливала меня Наташа.
Наконец мы добрались до лесопосадки, зашли в самую глубь, разыскали поваленное дерево, это была старая акация, и с облегчением уселись на неё. Дождь сюда проникал не столь сильно. Так что мы смогли даже отжать волосы и перевести дыхание от быстрой ходьбы.
Вскоре Наташа стала стучать зубами от холода.
– Тебе плохо, доча? – спросил я с тревогой.
– Х-хо-л-лод-дно, – заикаясь, с дрожью в голосе сказала Наташа.
Я испугался, что она может простудиться и заболеть, и решительно потребовал:
– Наташа, я отвернусь, а ты сними сейчас же платьице и выжми его. Иначе ты захвораешь.
– Мне холодно, не хочу… Пойдём дальше, – капризно захныкала она. Но я настаивал:
– Нет, тебе нужно обязательно выжать одежду и немного просушить её. Давай я тебе помогу.
Я чуть ли не насильно стащил с неё мокрое платье и принялся старательно выкручивать. Дождь несколько ослабил свой напор и в чащу уже почти не проникал. Я хорошо отжал платьице дочери, встряхнул его и повесил сушиться на ветки. Наташа в крохотных красных кружевных трусишках-стрингах, как у взрослых, и в нулевого размера малюсеньком лифчике тряслась, скорчившись, на бревне.
– Доченька, ты совсем замёрзла? – продолжал я заботливо уговаривать Наташу. – Сними трусики и бюстгальтер, давай я их выжму.
Она, не стесняясь меня, разоблачилась, оставшись без последних лоскутков одежды. Отдала малюсенькие девчоночьи интимности мне в трепещущие руки. Принимая их, я с нескрываемым интересом скользнул взглядом по её голому тельцу. Отметил слабые, едва наметившиеся холмики грудей с коричневыми пупырышками сосков, гладкий, без единого волоска, выбритый девчоночий лобок с видневшейся чёрточкой верхней части её влагалища. Впалый, крохотный животик.
– Быстрей, папа, мне холодно, – сказала она, вновь усаживаясь на бревно и обхватывая плечи руками.
Я быстро выжал её трусики с лифчиком, накинул на ветки возле платья. Сам дрожа как в лихорадке, присел рядом с дочерью.
– Ты тоже выжмись, – приказным тоном сказала она.
Я не заставил себя долго упрашивать, и вскоре стоял возле Наташи, такой же голый, как и она, и старательно выкручивал рубашку и брюки.
– Давай я тебе помогу, – предложила Наташа.
Вместе мы по быстрому выжали мои вещи и также развесили на ветках сушиться. Я заметил, что Наташа всё время с интересом посматривает на мой член. Я застеснялся, но от этого стеснения член начал твердеть и подниматься. Ситуация была довольно не обычная: я никогда ещё не раздевался до гола при Наташе. Сконцентрировавшись мысленно на этом, я невольно подстегнул своё возбуждение. Член рос и наливался соком на глазах. Наташа заметила это и стыдливо отвернулась. Я же не знал, что делать.
Одеваться было ещё рано, одежда не высохла, закрываться руками – глупо. И я просто стоял столбом, трясясь от сильного озноба, весь покрытый синей гусиной кожей. А член мой рос и рос, пока не приобрёл наконец строго вертикальное положение. Наташа тряслась на бревне, отвернув в сторону лицо. Забота и страх за здоровье родного человечка пересилили во мне стыд. Я подошёл к ней с предательски торчащим большим членом, присел рядом и крепко прижал к себе.
– Не бойся, доченька, я только тебя погрею. Ты можешь заболеть, а это очень не хорошо. Как я тебя потом буду лечить?
– А ты, папа, не заболеешь? – в свою очередь спросила Наташа, и робко взглянула сначала мне в глаза, потом – на член.
– Меня не берёт никакая простуда, доченька, – успокоил я Наташу, и стал растирать ладонями её спинку и грудь.
– Я не о том, папа… – замялась дочка.
– А о чём?
– Ну об этом самом… не понимаешь?.. Я слышала, что если случается так, как у тебя – сейчас, – то можно умереть.
Я сразу понял, на что она намекает, и решил ей подыграть.
– Да, можно умереть, дочка… Были летальные случаи.
– Какие случаи?
– Летальные. Со смертельным исходом.
– А ты очень… хочешь? – с трудом подбирая слова, выдавила Наташа.
– Хочу, доченька… Очень, очень…
– И если этого… сейчас не будет, ты – умрёшь?
– Без тебя, – да, моё золотце! – зачем-то недвусмысленно намекнул я. Хотя нет, я твёрдо знал – зачем это говорю, и к чему клоню.
– Ну тогда сделай это, родной! – Наташка вдруг на что-то решившись, в свою очередь плотно прилипла ко мне всем своим маленьким тельцем несформировавшейся девочки-подростка, схватилась холодными тонкими пальчиками за толстый ствол моего дыбом вставшего члена и начала быстро скользить рукой вверх-вниз. Движения её были столь стремительны и умелы, что мне вскоре сделалось головокружительно легко и приятно. Накатило какое-то томительное безразличие ко всему на свете, кроме движений её музыкальных пальчиков на моём органе. Я широко расставил ноги и полностью отдался во власть маленькой шалуньи.
– Тебе хорошо, папуля? – с придыханием, как взрослая, шептала Наташка, продолжая доводить меня своим сладостным массажем до дикого восторга и исступления.
– Хорошо, Наташенька, продолжай, пожалуйста!
– Зачем, папа? Ты ведь хочешь не этого…
– Да, доча… Но тебе ещё нельзя… Ты слишком маленькая для… него!
– А я осторожненько.
Наташа встала с бревна и, продолжая манипулировать
моим членом, села мне на колени, лицом к моему лицу. Я протянул трясущиеся от вожделения руки и коснулся пальцами её мягких, крохотных половых губок – уже раскрывшихся и увлажнённых. Наташка ойкнула, задрожала ещё сильнее всем телом, но теперь уже не от холода, а от удовольствия. Задвигала промежностью по моей руке.
Я нащупал небольшую кнопочку её клитора, и нежно надавил на неё. Наташа вскрикнула громче, обвила меня тоненькими ручками за могучую, богатырскую шею и полезла посиневшими губками к моему рту. Я сразу же с жаром ответил на её горячий и жадный, засасывающий поцелуй. Утопил язык в её горяченьком горлышке. В то же время тёрся огромным вздыбленным фаллосом о её упругий животик.
– Папа, я хочу – туда… – прошептала, оторвавшись от моего рта, разгорячённая Наташка. Приподняла попку с моих колен, захватила в руку жилистый ствол члена и стала осторожно водить раскрывшейся, как цветок, шляпкой головки по своей малюсенькой «киске». Мне стало так хорошо, что я чуть не кончил и невольно отстранил её руку с членом от влагалища.
– Подожди, доча, не то сейчас всё потечёт…
– Из него? – с интересом спросила Наташа.
– Да… И ты не испытаешь… наслаждения.
Мы продолжали жадно обсасывать рты друг друга, причём я представлял, как бы было здорово, если бы Наташка ласкала своим маленьким, юрким язычком, похожим на жало ящерки, головку моего стоящего члена. От таких мыслей в голове моей помутилось, и я, почти не соображая, что делаю, смочил слюной пальцы своей правой руки и стал осторожно раздвигать ими крошечные половые губки моей девочки. Она замерла в томительном ожидании, нависнув над моим членом. Я достаточно разработал вход в её горячую пещерку, так что под конец мог просунуть в неё три пальца. Дочка учащённо дышала, глухо постанывала, и всё крепче и крепче прижимала к своей не существующей груди мою мокрую голову.
Наконец, я решился, и, думая, что довёл её до экстаза, начал медленно и осторожно насаживать моё бесценное сокровище на огромный, торчащий между расставленных ляжек, член. Вначале в её узкую, тесную дырочку, с натугой, но всё же вошла грибовидная головка члена, потом погрузился ствол. Стенки её неразработанного, девичьего влагалища так плотно сжали моё орудие, что мне даже показалось – я вошёл не туда… не в ту дырочку… Наташка закричала от боли резким пронзительным голосом, рванулась было вверх, с этого страшного кола, но я её не пустил, и подал взбесившийся фаллос следом.
Что-то горячее мигом облило головку моего члена, я, испугавшись, выдернул его на секунду, и сверху на меня хлынула Наташкина девственная кровь. Девчонка испугалась и с криком схватилась обеими руками за свою растянутую моим огромным орудием щелочку, думая, что я там что-то порвал и нужно срочно что-то делать. Но я-то знал, что всего лишь пробил ей целку, и ничего делать не нужно. Вернее, нужно делать одно – продолжать трахать свою любимую дочурку.
– Не бойся, дорогая, ничего не случилось, – принялся я её успокаивать, пытаясь опять водрузить верхом на свой окровавленный член, но Наташка сопротивлялась.
– Что это, папа? Почему кровь? Что ты мне сделал!
– Ничего, милая, так бывает у всех… Просто, ты перестала быть… девочкой!
– А кто я теперь?
– Моя жена! – выпалил я в запальчивости и наконец-то снова нанизал её на свой член. Теперь я уже ничего не опасался, и с бешеной скоростью заходил фаллосом в её дырочке.
Наташка завизжала, как резаная, задёргалась на моём хую, по-настоящему кончая первый раз в своей жизни. Она быстро тёрла пальчиками свой крошечный клитор, другой рукой сжимала мою мощную, упругую ягодицу, сосала мой рот и язык в нём. Я тоже почувствовал приближение оргазма, и во всю длину вгонял свою палку в девушку. Мне почему-то хотелось утопить фаллос как можно глубже, и я удивлялся, как он там у неё помещается, в такой маленькой, не растянутой вагине.
Ещё через несколько стремительных, обезумелых качков моя закипевшая в любовном бою сперма вырвалась из фаллоса, заполнила её влагалище и брызнула наружу, как только я вытащил член из Наташки. Она в изнеможении повисла на моей шее. Я подхватил её на руки, как носил в детстве, укачивая, – под попку, и застыл в этой позе.
– Я теперь твоя жена, милый папулька? – наконец заговорила Наташка.
– Да, дорогая, – кивнул я.
– А как же мамка?
– А мы ей ничего не скажем.
– А когда она выпишется из роддома, ты будешь ещё меня трахать?
– Тебе понравилось, доча? – с радостью, вопросом на вопрос, ответил я.
– Это было что-то!.. Пеночные ощущения! Жуткая жесть! Вау-вау! – произнесла она несколько принятых у современной молодёжи фраз, выражающих высшую степень восторга и одобрения.
– Ну тогда будем с тобой трахаться и дальше, – здраво рассудил я и предложил ей одеваться, чтобы продолжить путь.
– Сделай мне минет, папа, – сказала вдруг голосом опытной взрослой шлюхи моя дочь, и я не поверил своим ушам. Но от слов её на меня накатила такая глубокая волна сладкой истомы, что я тут же повиновался, упал перед дочерью на колени, широко развёл в стороны её худенькие, лягушачьи ноги и с звериной жадностью припал к раскрытому бутону её «киски». Я вначале облизал от её крови и своей собственной спермы все складочки её внешних половых губок, потом принялся деятельно обсасывать внутренние. Наташка стонала и корчилась в моих руках, прожимая своими ручонками мою голову к своему вспухшему горячему лону.
– Тебе нравится её лизать, милый? – спрашивала она, прикрыв от удовольствия глаза и вибрируя в такт моему языку всем своим худеньким телом.
– Да, Наташенька, мне очень нравится твоя пися. Она такая маленькая и сладкая, что я просто торчу. Я улетаю от кайфа, – стонал я в свою очередь, отвечая на её вопросы, и лизал, лизал, лизал.
Наташка снова забилась, кончая, и я принялся втягивать всё в свой рот. Мне нравилось, что она кончала в меня. Перед этим я кончил в неё, и вот подошла её очередь. Девушка орала не своим голосом, и дёргалась в страшных конвульсиях всем телом, как будто её разбивал паралич.
– Ой, папка, отойди скорей! – крикнула вдруг дочка.
Я ничего не понял и не убрал лица. И в тот же миг мне в рот хлынула жёлтая горячая струя мочи из влагалища дочери. Наташка не в силах была сдержаться и пыталась только отпрянуть в сторону, но я её крепко держал в своих объятиях и наслаждался этим горячим, солоноватым на вкус, душем.
– Папулечка, извини, – пописав мне на лицо, смущённо пролепетала Наташа. Она была в полной растерянности от происшедшего с ней конфуза и не знала, что делать и как загладить вину.
Ну а я чувствовал столь же острый позыв к опорожнению своего переполненного жидкостью мочевого пузыря. Встав перед её виноватым личиком, я взял обмякший член в правую руку и тут же выплеснул в Наташкино лицо полноводную струю своей мочи. Девочка моя, испытывая неподдельное наслаждение, раскрыла рот и подставила его под жёлтый фонтан. Через минуту она была мокрая с головы до ног. Тёплая моча на миг согрела её и она, полуприкрыв глаза, молча блаженствовала…
297