Обо всем этом я написал в рассказе «Осенняя ночь». Но у читателя может возникнуть вопрос — что же было ПОСЛЕ?... Всегда есть что-то «до» и что-то «после». У моей жены «до» было ничуть не лучше произошедшего этой осенней ночью. Но об этом я узнал позже...
Впрочем, все по порядку. Утро — первое утро, «после», разбудило меня веселым щебетанием птиц. Именно так я и мечтал просыпаться — под пение лесных птиц. Мечтал... И, вот — проснулся... Чувство огромной, непоправимой беды захлестнуло сознание, едва мозг включился в работу. И с огромной душевной болью я понял, что с этим теперь придется жить...
Превозмогая тупое пульсирование в затылке, я поднялся и распахнул полы палатки. Пахнуло лесной осенней свежестью, и только тогда я почувствовал ужасный запах, все еще сохранившийся в нашем «гнездышке», ставшем — не по нашей вине — «гнездом разврата». Запах застарелого пота, закисшей спермы и выделений половых органов в момент соития. Ленка спала. Но, не свернувшись калачиком, как она любила, а раскинувшись, бесстыдно выставив напоказ то, чем вдоволь попользовались насильники, прикрыв лицо — почему-то только лицо — грязной, смятой тряпкой, которую бандиты, очевидно, использовали в качестве подтирки после того, как... С ужасом я вспомнил, что и сам вчера так же использовал эту тряпицу. Укрыв жену скомканным одеялом, я выполз из палатки, с трудом опираясь на ногу, по которой также пришелся удар тренированного подонка. Не помню точно, чем я занимался, пока Ленка спала. Ходил вокруг, как робот, собирал колбасные обертки и бутылки. Затем, достал лопату и закопал мусор. Природу нужно беречь! А людей? Людей нужно беречь? Например, тех подонков, что всю ночь глумились над моей женой?
Ленка спала долго. Отсыпалась, после бурных оргазмов, после полного истощения нервных ресурсов человека, ее женских ресурсов. От группового изнасилования иногда умирают... Нервная система не выдерживает перенапряжения, и смерть милосердно укутывает несчастную женщину черной пеленой забвения... Я не заметил, когда она вылезла из палатки. Увидел только, как натягивает измятое, закорженелое трико. Ее трико... Это и была та самая тряпка... Меня захлестнула волна острой жалости. Бедная измятая, истерзанная женщина. Даже ее прекрасная грудь, искусанная и покрытая синяками, казалось, отвисла и выглядела, как у пятидесятилетней бабы. А прическа... Слипшиеся от пота, спутанные волосы, нечесаными космами прилипли ко лбу, или торчали в стороны, будто их туго накручивали на пятерню... Впрочем, так оно и было... Я отвернулся. Мы не смотрели друг другу в глаза и, по какому-то странному молчаливому уговору, не говорили о том, что произошло. Я укладывал в багажник дорожные сумки, когда Ленка стянула мятое трико и присела отлить, даже не удосужившись отойти к кустикам. Несколько секунд я ошарашено смотрел, как бьет из ее тела мощная струя, образуя немаленькую лужу на вытоптанной нами... и теми, другими... полянке. Однажды, давно, тоже на пикничке, я наблюдал сей процесс, подкравшись к кустам, за которыми присела моя, тогда еще молодая жена. В тот раз Ленка села, изящно оттопырив налитую попку, и во всей фигуре ее угадывалась некая грация, доступная только женщинам, и только юным и свежим. Теперь же, предо мной сидела жалкая, измятая, усталая баба и с неприятным бесстыдством справляла нужду. Опомнившись, я поспешно отвернулся и заковылял к палатке, намереваясь вытащить и выбросить смятые, изгаженные простынь и одеяло.
— Подожди, я сама наведу там порядок, — сказала Ленка, и меня словно ударило током. Она сказала это БУДНИЧНО, так, будто речь шла о чем-то обыденном, привычном.
От неожиданности я не знал, что и ответить. Впрочем, она ни о чем и не спрашивала. Пошел опять к машине. Затем, мучимый скверными предчувствиями, украдкой выглянул из-за багажника. Ленка вытащила смятую простыню, на несколько мгновений застыла, как бы что-то вспоминая, затем медленно поднесла ее к лицу и ПОНЮХАЛА. Но не так, как это делает женщина, чтобы убедится — чистое белье, или грязное — нет, она медленно вдыхала этот запах разврата и долго, очень долго не отнимала простыню от лица. Я нырнул в багажник, переставил насос и домкрат, затем вернул их на место. Что же это? Моя жена вспоминает о прошедшей ночи с удовольствием? Нет, нет, чепуха! Все чепуха...
— Лена, — я откашлялся, — надо собрать палатку... ты давай быстрей там, с... тряпками.
— Сейчас, милый, сейчас... — она скомкала простыню и одеяло и понесла их к машине.
— Может, бросить? Что у нас — мало?... — я поморщился.
— Выстираю, — неопределенно ответила жена и бросила грязный ком в багажник.
Мне так хотелось скорее покинуть это место — это проклятое место — что я не стал сворачивать палатку, а запихнул ее в мешок абы как, а чтобы вошла — притоптал ногой. Наконец, тронулись. До города ехали молча. Я не знал, стоит ли говорить о произошедшем, а Ленка устало молчала, безразлично глядя в окно. Она успела умыться, но не успела, или не захотела накраситься. И сейчас рядом со мной сидела просто немного повзрослевшая девочка, которую заставили познать всю грязь и мерзость нашего мира. Ничего, думал я, крутя баранку, забудется, пройдет... Все, со временем, войдет в норму... Ничего. И действительно, по прошествии пары недель моя жена вновь стала прежней — милой, бесконечно любимой девочкой, создающей уют в нашей небольшой квартире. Единственным напоминанием о пережитом было отсутствие у нас секса. Я просто не мог, не знал, как предложить Ленке заняться любовью после всего... Надеялся, что она, как обычно, сделает первый шаг. Дело в том, что у нас был молчаливый уговор — когда жена хотела секса, она не просто нежно обнимала меня в постели, но и умело возбуждала ручкой, иногда и ротиком. Последнее, признаться, было не часто. Но Ленка пока, судя по всему, не стремилась к физической близости, и однажды я, томимый смутными желаниями, согрешил на стороне... Как-то, прибравшись в квартире, я выносил мусор. Ленка уехала на вес день к маме, и я раздумывал — выпить после уборки пива или взять «белого». В последнее время, заглушая постоянную боль и непрошеные воспоминания, я пристрастился к спиртному... Плохо, конечно, но все же помогает оно, надо признать, а заодно и поднимает настроение. У мусоропровода повстречалась соседка Светлана, в быту именуемая всеми не иначе, как Светка — женщина тридцати с хвостиком — тоже выносила мусор. Есть люди, которые до смерти остаются Светками, Витьками, Федями, Машами... Не могут, а, может, и не хотят, даже в старости стать серьезными и солидными... Светка положила на меня глаз и при каждом удобном случае старалась «поговорить за жизнь». Чтобы заранее пресечь возможные намеки, я постарался перехватить инициативу:
— Как Витек? На работу устроился? — Витек, это муж Светки и, соответственно, мой сосед. Бухарь, лентяй и, вообще, недалекий тип. К тому же разжиревший, непонятно на каких харчах. Каждый раз, встречая в подъезде его мерзкую, заплывшую от пьянства морду, с вечно мокрыми губами и маленькими, близко посаженными похотливыми глазками, я испытывал чувство неописуемого отвращения.
— Заколебал он меня!... — взрывается соседка, и я замечаю у нее под левым глазом тщательно замазанный синяк.
— Вторую неделю пьет, сука! Куда только в него лезет! — она с негодованием вытряхнула ведро в мусоропровод и дрожащими руками вытащила сигареты. Значит, расположена-таки поговорить...
Бедная, забитая мужем, русская женщина, единственная мечта которой иметь непьющего мужика! Чтоб не «из дома нес», а наоборот — «все в дом». Вот тогда-де и будет простое бабское счастье.
— Бросала бы ты его... — вяло посоветовал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Да? А куда мне деться? Квартира-то его! Он еще холостым купил. Кто меня возьмет с двумя детьми? Да и, вообще, я плохо выгляжу...
Ну, умеют же бабы комплименты выжимать! После такого — не хочешь, а сказать обязан.
— Да ты о чем?! Ты вполне еще!... Очень даже!..
Сильно ли я кривил душой? Миниатюрная, с неплохой фигуркой и красивой, слегка оттопыренной попкой... Обесцвечивает волосы, чтобы казаться моложе — сбросить тот самый хвостик, после тридцати. Большие, серые глаза с застывшим навеки страданием и тонкий, с легкой горбинкой, аристократический нос. Работает продавщицей в киоске. Хозяева — не то армяне, не то азербайджанцы... Интересно — пристают? Наверное...
— Правда? Ничего? Или ты — просто так?..
О чем это она? Ах, да...
— Конечно, ничего! Если бы не... я бы!... — и я сделал вид, что могу в любой момент загореться от страсти, вспыхнуть, как кучка бездымного пороха.
— Если бы не... — что? — она как-то незаметно придвинулась, вторглась, в так называемое, «личное пространство», куда уважающие себя люди допускают только жен и любовниц.
— Ну... — я хотел присесть на батарею, но она, как одеялом, была покрыта слоем пыли, — Витек же... сосед... я его хорошо знаю... неудобно...
— Неудобно целоваться через стекло, — произнесла Светка одну из сакраментальных фраз российских женщин, — пошли, я тебе кофе сварю!
Она прямо перед моим носом подтянула трико так, что все нижние женские прелести оказались весьма рельефно выделены и, помахивая мусорным ведром, как парижская модница сумочкой из крокодиловой кожи, не оглядываясь, направилась к себе. В двухкомнатной квартире Светланы и Витька, как всегда царил кавардак.
— Глянь на этого бугая, — она открыла дверь в комнату, — можно из пушки стрелять, не разбудишь!
На смятой подушке виднелся мощный затылок супруга. Раздавался тихий храп, перемежаемый свистом и «пыханьем».
— Храпит сильно? — зачем-то спросил я.
— Не так, чтобы очень... — озабоченно ответила Светка и закрыла дверь.
Мы прошествовали на кухню — кают-компанию любой малогабаритной квартиры. Разводы на потолке они даже не закрашивали, а из крана тоненькой струйкой вытекала вода, намыв за многие месяцы ржавый след.
— Сейчас кофе сварю, — Светка опять подтянула трико.
— У тебя резинка ослабла? — не выдержал я и тут же добавил, — шучу, шучу...
— Можешь сам посмотреть, — она оттянула резинку так, что моему взору открылись черные, кружевные трусики.
— Так... — мне ничего не оставалось, как попробовать злополучную резинку, — да нет, вроде ничего... Наоборот, наверное, давит...
Не следовало мне этого говорить. Нужно было чинно выпить кофе, поговорить о погоде и удалиться. Светка наполовину стянула трико, подняла кофту и продемонстрировала мне талию с тонким следом от резинки, а заодно и высокое качество трусиков. Что-то в душе шевельнулось... Может, действительно мне нужно пошалить не стороне — быстрей забудется та злополучная ночь?..
— Я сейчас... переоденусь. Минутку посиди... потом кофе сварим, — она направилась в комнату, где отдыхал сто двадцатикилограммовый Витек.
Присев за крохотный кухонный столик, я тупо спросил себя: она собирается меня соблазнить? Наверное...
— Да пусти, зараза! — вдруг послышалось из комнаты.
Вот тебе «на»! Спит — «пушкой не разбудишь»?! Проснулся, а тут — раздетая жена...
— Пусти... сволочь... у нас гости, — хрипела женщина, по всей видимости, отбиваясь изо всех сил. Но куда ей против пьяного бугая?..
Что делать? Взять бы его за жирный загривок, да мордой о стенку! О батарею! Не насилуй женщину, гнус, даже если это твоя жена! Наверное, самое разумное тихо уйти. Неловкое положение... Из комнаты слышалось тяжелое дыхание Витька и скрип кровати. Надо уходить... Иначе — будет всем неудобно... А, может сделать вид, что ничего не слышал? Сварить кофе... Вон банка, кофеварка... Ты, мол, что-то долго переодевалась, я здесь похозяйничал... И тут я понял, что просто не хочу — почему-то не хочу — идти в свою квартиру. Квартира напоминает...
— Ну, кончай быстрей... сволочь... — ясно донесся шепот Светки.
Значит, она рассчитывает выйти ко мне, как ни в чем не бывало? Выпить кофе... Интересно — думает она, что мне следует уйти? Или уверена, что ничего не слышно? Да нет, не такая она дура... Всем известно какая слышимость в панельных квартирах.
— Ноги выше... — промычал Витек.
И опять:
— Ну, быстрей... у... нас... гос... ти...
Явно Светка рассчитывает застать меня на кухне. Все равно неудобно... «целоваться через стекло!». Действительно — сварить кофе? Я зажег газ и насыпал в турку три ложки с верхом молотого кофе. Аромат приятно щекотал ноздри, но тут же вспомнился другой запах... Зачесался затылок. «Ты, когда чешешь затылок, похож на мужлана», — говорила Ленка. Из комнаты рвался хрип Витька, перемежаемый стонами. Динамическая нагрузка на кровать возросла неимоверно. Как выйдет — надо сделать вид, что ничего особенного... А, кстати, и действительно — что тут такого? Муж — жена... одна сатана... А если бы не муж с женой — так что? Было бы чем-то особенным? Светка — измятая, растрепанная и почти голая, в распахнутом коротком халате — промелькнула мимо кухни.
— Извини, — донесся из ванной ее приглушенный голос, — ему с похмелья... бабу подавай! А потом... опять спит. Ты подожди... я сейчас.
Сейчас она проделает все необходимые процедуры, и мы чинно выпьем кофе, — я выключил газ, — он как раз готов! И все будет, как обычно. Вот только соблазнять меня она теперь вряд ли будет... Да и... слава богу! Когда Светка появилась все в том же коротком халатике, я разливал кофе по чашкам, как заправский... кто? Бармен? Официант? Холуй? Дурак, который вместо того, чтобы уйти?..
— Теперь точно будет спать до утра, — женщину, казалось, совершенно не смущала пикантность ситуации.
Я, стараясь выглядеть невозмутимым, жестом пригласил ее к столу. Прежде чем сесть, Светка, глянула в кухонное зеркало.
— Пришлось умыться! Обмусолил всю, пьяная скотина! — макияж действительно отсутствовал и это, как ни странно, придавало женщине по-детски беззащитный вид.
Отсутствие «боевой раскраски» как бы говорит — вот я какая на самом деле, без прикрас... не пускаю пыль в глаза... не приукрашиваю себя... Вообще, непосредственность Светки, слегка ошарашивала. Только что, ее в соседней комнате... И — ничего! А, может, это я — дурак? Смутился.
— Чего задумался? Пей кофе — остынет! Ты, вроде, покраснел слегка? Жарко у нас? Нужно форточку открыть, — и женщина, задев меня твердым, горячим бедром, потянулась к окну. Черт побери! Кроме халата на ней ничего не было! Нет, пора домой... к себе... принять душ... полежать в ванной...
— Не дует? — Светка сделала несколько пассов у меня над головой, как экстрасенс, проверяющий у пациента наличие ауры или чего-то там еще...
— Ничего, ничего... хорошо.
Я решительно допил кофе, откашлялся... но она уже уселась мне на колени. Причем, не целомудренно — боком, а вспрыгнула, как опытный наездник на молодого жеребца — верхом! Полы халатика, естественно, разошлись. В горле опять запершило. И почему-то стало очень жарко. Головапылала, будто ее сунули в духовку. Щеки, вероятно, горели так, что можно было прикуривать.
— Светлана... — сказал я деревянно, — мне пора...
— Дурачок... Хочешь, пойдем на кровать?... Рядом с мужем... — но, заметив в моих глазах ужас, засмеялась и добавила, — ладно уж, пойдем в другую комнату...
Вечером вернулась Ленка и принялась рассказывать скучные подробности быта ее мамы и, стало быть, моей тещи. Не знаю, как другие, а я с тещей живу неплохо. Может быть, потому что — далеко? Слушая Ленку, я вспомнил: хочешь увидеть свою жену через тридцать лет — глянь на тещу. С ужасом смотрел я на радостно щебечущую супругу и представлял... Вот ее лицо — нежное, милое, красивое личико превращается в одутловатое сурло тещи! Бр! Ее талия — тонкая, гибкая — руку положишь — не падает, превращается... нет, лучше не думать! А ножки? Неужели они станут столбами, перепутанными узлами вен?!»... и теперь ее новый холодильник стоит пустой...», — рассказывала Ленка, а я вдруг вспомнил, что совсем недавно, вот за эту талию ее обнимали... нет, лапали бандиты, эти ножки забрасывали себе на плечи... «... а воды горячей, как не было — так и нет... « Не заметила бы она, как расширились мои зрачки от воспоминаний... Не поняла бы... Не вспомнила бы сама... Как кусали ее упругую грудь, мяли, выкручивали соски — до боли... до того момента, когда боль становилась сладостной... Да, это ладно... Талия, соски... Но ведь ее... В ее тело, в самое потаенное, самое святое место входили, врывались эти подонки своими грязными членами, растягивали, долбили ее нежную плоть там, внутри... Там, где должен быть только муж... О, боже!... «... я сходила в аптеку и купила ей валидол... «. Кажется, она не заметила мое состояние... пронесло. Нужно крепче держать себя в руках!
Ленка поставила на газ кастрюлю с водой и уже чистила картошку, продолжая рассказывать о поездке к маме, будто та жила по, меньшей мере, в другой стране. Низко наклонившись над тазиком с очистками, Ленка уперла локти в колени, а мне открылась ее грудь — слишком низкое «декольте» у этого халатика. Синяки почти прошли — только слегка желтели, но все еще виднелись следы зубов у самых сосков... А грудь у нее вновь стала крепкой и упругой... наверное — ведь я с тех пор ни разу ее не трогал... В дверь постучали. Я вздрогнул от неожиданности. Давно нужно починить звонок! Ленка ушла открывать, а я взялся дочистить картошку — встать не мог: неожиданная эрекция... Не думал, что меня может так возбудить вид обнаженной груди жены. Но, ведь, не просто... а с синяками, оставленными насильниками. Они напомнили мне, что мою жену недавно изнасиловали. И это меня возбудило? Да, нужно сознаться, именно это и возбудило... У дверей долго бубнили, затем вернулась Ленка, отсыпала полпачки соли и отнесла — кому? Кого там черт принес за солью? Не иначе — Витек. Он пиво любит с солью пить. Ленка вернулась слегка смущенная. Не глядя на меня, взялась за картошку — я так и не дочистил...
— Кто там был? — я старался понять, что же так смутило мою жену
— Сосед... Витя — за солью приходил.
— И — что?
— Да, ничего! Дала.
Тут до нее дошел двоякий смысл последнего слова. С досадой, отвернувшись, она взялась за приготовление супа. Но я заметил, что Ленка слегка покраснела. С чего? Ее смутил этот бугай? Чем? Тем, что попросил соли? Или, может, что-то сказал? Они что-то долго стояли у двери. Соли, ведь попросить — секунда!
— Он тебе что-то рассказывал?
— С чего ты взял?
— Ну... вы там долго стояли...
— Ничего он не рассказывал! — Ленка порывисто вздохнула и вышла из кухни.
Я остался в полном недоумении. Может, Витек рассказал Ленке, что я трахнул его жену? Да, не должен бы он знать об этом...
— Довари суп, — крикнула Ленка из ванной, — я приму душ, жарко...
Я помешал в кастрюле. Из ванной комнаты слышалось веселое журчание. И тут я вдруг вспомнил, как в детстве мы с пацанами подглядывали в баню. Крадучись забегали в темный двор, где горой был свален уголь, подбегали к окошкам и смотрели на голые женские тела с обвисшими титьками. То, что в любой момент мог выйти подышать свежим воздухом кочегар, только добавляло остроты в наши ощущения. Черт возьми! Я взял табуретку и поставил к стене. В ванной у нас окошечко, выходящее на кухню. Не вспомнить ли молодость? Взгромоздясь на табурет, вытянул шею. Моя жена лежала в пустой ванне, широко раскинув ножки и направляла струю воды на промежность. Горячие струи, пыхая паром, поглаживали ее вульву, ласкали клитор... Ленка изгибалась и, вероятно, стонала. Второй рукой онахватала себя за груди. Именно хватала — отрывисто, грубо, оставляя на нежной коже красные царапины. Вкручивала соски, при этом выгибаясь сильнее. Затем развела пальчиками набухшие, покрасневшие половые губы и направила струю во влагалище. Даже через стекло, сквозь шум водных струй, я услышал теперь ее стоны. Она дергалась, совершая тазом характерные движения совокупляющейся женщины, затем на миг замерла и, сморщившись, закусив губы, чтобы не кричать, забилась в оргазме... Я скатился с табуретка, будто прыгнул под откос с идущего на полном ходу поезда. Что же это? Она мастурбирует?! Нет, чтобы ночью приласкать мужа! Показать, как раньше, что ей нужна ласка... Я сел, обхватив голову дрожащими ладонями. Да ведь она мастурбирует ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ С ВИТЬКОМ! После какого-то разговора с ним. Что могла ей сказать эта вечно пьяная, грубая скотина?! Какую-нибудь пошлость... Возможно, он заметил синяки у нее на груди и понял, что их оставил не муж. Воображение заработало, не смотря на мои жалкие попытки отвлечься. Возможно, он даже грубо лапал ее в коридоре. Схватил за грудь, хлопнул по попке. И говорил сальные мерзости. Конечно, лапал, иначе, почему бы она пришла такая... такая смущенная. Но почему она ничего не сказала?! Уж я бы отшил этого Витька! Вывод напрашивался сам собой — она не сказала, потому что, ей это понравилось. Ей понравилась грубость и пошлость соседа, его наглые приставания. Я потряс головой, как застоявшийся конь. Да, нет! Все это — мое воображение. Ничего не было! Ну, может, и сказал что-то... Перед глазами встал ее оргазм в ванной. Боже! Как все... как все сложно. Ленка вышла раскрасневшаяся и с виноватым видом. Впрочем, насчет виноватого вида — может, и показалось.
— Суп давно пора выключить! — она закрыла газ и торопливо ушла в комнату. Я так и остался сидеть на придвинутой к стене табуретке.
На следующий день, после работы я заглянул к соседям, полный решимости поговорить с Витьком. Может, угрожающе намекнуть, чтобы не трогал мою жену. Дверь открыла Светка.
— Заходи быстрей, — заговорчески зашептала она, — Витька пошел с друзьями пьянствовать, а мы с тобой пока... посидим на кухне.
Последние слова она явно изменила только в угоду приличию. Одета и накрашена Светка была, словно собралась в ночной клуб или шикарный ресторан. Густые тени вокруг глаз придавали ее немного детскому лицу некий шарм и таинственность. Я нехотя вошел в квартиру. В прихожей валялись старый туфли Витька размера сорок пятого, не меньше. Интересно, как это я собрался ему жестко намекнуть?... Да он меня — козявку — просто поднимет на смех.. .
— Твоя-то дома? — Светка кивнула на дверь, имея в виду, конечно, дверь соседскую, то есть нашу.
— Наверное, пришла... — я не знал, что делать, навалилась какая-то апатия.
Светка неожиданно прижалась ко мне всем телом, и я почувствовал ее учащенное дыхание.
— Я тебя вчера ждала, — она вцепилась мне в бицепс и потащила в комнату.
Почему-то Светка меня не возбуждала. Вот, не было к ней абсолютно никаких чувств. Уж лучше онанизмом заниматься — без хлопот и возможных неприятностей. Ведь, если ее мерзкий муж узнает!... Я подошел к окну. Светка, прицепившись репьем, уже умудрилась скинуть халатик и нарочито касалась моей впалой груди своими вызывающе торчащими сосками. Затем опустилась на колени и цепкими пальцами расстегнула мне брюки. Вероятно, она чувствовала, что нет у меня к ней желания, а, может, привыкла так возбуждать вялый член пьяного мужа. Скучая, я посмотрел в окно. Бабки сидели на лавочке, тонкая белобрысая девочка с пятого этажа повела выгуливать огромного, как теленок, мастиффа. Интересно, что будет, если тот увидит кошку? Я представил, как девочка, вцепившись в поводок, летит над землей за мчащейся собакой. Но пришлось отвлечься. Светка хорошо знала свое дело, и волна тепла стала медленно подниматься от живота к сердцу. Запрокинув голову, я издал невольный стон, затем машинально вновь глянул в окно. Витек, нетвердой походкой подходил к подъезду.
— Света! — мысли мои заметались, как рассерженные медведем пчелы.
— М-м-м?
— Света! Витька идет!
Она оторвалась от моего члена и посмотрела округлившимися глазами.
— Да не может быть!... Он же бухать ушел!
— Точно — он! Что ему сказать? Я пришел к тебе за солью? Нет, соль уже была...
— У кого была соль? — не поняла Светка. Она торопливо надевала халатик, не попадая в рукава.
— Не важно!... Значит, так — я зашел за спичками! Нет, плохо...
— Ты зашел занять пятьдесят рублей на бутылку! — Светка явно была опытнее в подобных делах.
— Ну, ладно... на бутылку. Так ты мне дашь пятьдесят рублей?
— Зачем? — не поняла Светка
— Для достоверности! Давай скорее.
— Да у меня нету! Этот козел все пропил!
Я застонал. Вот так горят разведчики — на мелочах! По счастью Светка соображала быстрее меня:
— Ты пришел занять, а у меня нету! Ну и что? Теперь пойдешь еще к кому-нибудь! Все нормально.
— А к кому мне идти?
— Да неважно! — Светка подвела меня к двери и зловеще прошептала:
— Ты якобы пойдешь! Якобы.
Я, наконец, понял. Ладно. Вот, сейчас Витек зайдет, а я скажу — зашел-де призанять на пузырь, а у вас нет! Придется дальше идти. И все будет нормально. Сейчас он, наверное, уже поднялся... Витька не было. Не дошел? Вроде, хлопнула дверь у соседей.
— Может, это был не Витек?
— Ты видишь-то хорошо? — Светка подозрительно глянула в мои подслеповатые глаза.
— Ну... вообще-то, не очень...
— Ясно, — она прямо в прихожей опять опустилась на колени и ловко — даже более ловко, нежели в прошлый раз — вытащила мой член.
— Света!... Я пошел... Я...
Ответить она не могла, но было ясно, что уйти мне не удастся. Черт! Теплая волна на сей раз, захлестнула меня с головой. А если, все же это был Витек? И тут до моего затуманенного сознания дошло, что хлопнувшая дверь, возможно, была наша, и что к подъезду подходил именно Витек, и что пошел он не к себе домой, а к нам. Я беспомощно оглянулся. Старые туфли сорок пятого размера никуда не делись. Светка самозабвенно сосала, с каким-то даже остервенением собираясь довести меня до оргазма. Возможно, так она хотела меня накрепко привязать к себе — такой умелой и страстной. Прервать сейчас этот процесс не представлялось возможным. Но ведь он, Витек, сейчас там, в нашей квартире! Ленка, конечно, уже пришла с работы... Если она его отошьет — он тут же придет сюда и увидит картину! Если же он не придет сейчас, значит... значит... Я немного отвлекся, и подступавший было оргазм, отодвинулся на задворки сознания. Он не пришел. Но, ведь, я мог ошибиться! Он зашел не к нам. Дверь, по-моему, стукнула как-то глухо... возможно, он прошел дальше по коридору... И все же, самое разумно сейчас выйти потихоньку и постучать в нашу дверь! Если он там — опять пристает... ему станет стыдно — я посмотрю с укором, и ему станет стыдно... Ему? Станет стыдно? Чушь... чушь... Светка так втянула в себя мой набухший, как милицейская дубинка, член, что я не выдержал и громко застонал. Черт... Нужно держать себя... в... руках... А он, Витек, скотина и мерзкая рожа, сейчас лапает мою жену... Пока мне тут сосут... он лапает... а, может, даже... Сколько прошло времени? Что он успел сделать с моей маленькой Ленусечкой? Он ее изнасиловал? Вполне мог! Такой бугай... Я вспомнил, как он изнасиловал недавно Светку, пока я сидел на кухне. Вот, мне сейчас... делают минет... а ее, мою милую, бедную женушку... которой и так недавно досталось... вновь насилуют... Перед глазами у меня вдруг встала картина: Витек распластал Ленку прямо на полу, мерзко пыхтит и лезет целоваться, обдавая перегаром, а сам долбит и долбит — непрерывно, как заведенный механизм, и она, моя Леночка бьется под ним, как... как рыба на льду... да, именно так — как рыба... а он все долбит... и тогда она вдруг вытягивает напряженные ножки, замирает на миг и е криком, как тогда в ванной... или тогда... ночью... бурно кончает... и сок ее, вытолкнутый сокращающимися стенками влагалища, брызжет в пах насильнику. Внезапно, с криком, которого никак не ожидал от себя, я согнулся от резкого напряжения мышц живота и других мышц, участвующих в процессе выбрасывания спермы, машинально заткнул ладонью рот и спустил в самое горло Светке все, что накопилось за долгие дни воздержания. Радостная, с сияющим лицом, она поднялась с колен и припала к моим губам горячим и липким от спермы ротиком. Чувствуя ужасное — на грани тошноты — отвращение, которое, конечно, нельзя показывать женщинам, я, как бы озабоченно, отстранился, показывая взглядом на дверь.
— Пора, пора... ты извини, но он вдруг это все же был Витек? Нужно уходить... Потом, как-нибудь, зайду... — я бормотал, как изображающий сумасшедшего нищего Паниковский, когда просил у Корейко миллион.
Светка, по хозяйски осмотрела меня с ног до головы, поправила брюки, давая понять, что теперь — уж теперь-то — я ее собственность, и милостиво открыла дверь. Лестничная площадка окутала меня прохладой, настоянной на кошечьей и человечьей моче. Не зная зачем, я стал спускаться вниз по лестнице. Может, мне хотелось немного освежиться, чтобы не являться домой с красной рожей? Не знаю. Бабульки у подъезда посмотрели на меня взглядом прокурора. Не помню, как я дошел до магазина. Купить водки? Зачем — у нас же в холодильнике стоят две бутылки?! Не откупоренные, если... Если Витек... Я побежал назад. Как я мог?! Что заставило меня вдруг не звонить в дверь собственной квартиры, а идти на улицу? Я как будто специально предоставил им больше времени! Им? Я уже говорю о НИХ? Не Леночка — моя жена, и кабан Витька: я уже говорю о НИХ... Вот и подъезд. Бабушки хотят убедиться, что я не шпион и не террорист — так и впиваются глазами... Дверь нашей квартиры. Звоню, хотя где-то в недрах кармана лежит ключ. Ленка открывает дверь. Она в домашнем халате, зачем-то заколотом на груди булавкой. В квартире больше никого нет. Сажусь на табуретку и вытираю пот. Все же бегать я так и не научился. Дыхание надо беречь, дыхание... а я гнал, как... как...
— Ты чего такой потный? — Ленка отвернулась и колдует над кастрюлями. Хорошо, что она не смотрит мне в глаза — могла бы все понять...
— Потный? За бутылкой сбегал!
Как ни странно, Ленка не обращает внимания на явную несуразность — сбегал, а не принес; да и, вообще, так только говорится — сбегать... Все ходят шагом, хоть и торопятся.
— Какой суп сварить? — каким-то чужим голосом спрашивает жена, не поворачиваясь. Почему она не обернется и не посмотрит в глаза? Не хочет видеть потного мужа, которому соседка только что сделала минет? Или?..
— Никто не заходил?
— Нет... а что?
— А что ж ты суп даже не начинала варить? Что делала? — как жалок я был в этот момент!
Ленка молчит, а я, как бы невзначай открываю холодильник. Одна бутылка полная, в другой — на донышке... В тот вечер мы больше не разговаривали. Я пытался смотреть телевизор, но перед глазами стоял кабан Витька — потный и довольный. Как же так? Как она могла — моя Ленусечка, как могла она согласиться на секс с этим мерзким, пьяным животным?! Тут ведь, никакого реального изнасилования не было. Тут она могла кричать — в доме отличная слышимость. Светка прибежала бы первая! Возможно, и даже вероятно, он вел себя грубо, прижал ее... нов данном случае, нужно четко сказать — она была не против! Ее, вероятно, даже возбудила его грубость. Она, наверное, испытала мощный оргазм, как тогда... в палатке. Может, даже несколько оргазмов... И что теперь делать? Развестись с Леной и жениться на Светке? Вот уж, кто будет рад! Но получится, что я сменю шило на мыло — и ту и другую грубо трахал кабан Витек. Кроме того, Ленку я люблю, а Светку — нет. Рабочая неделя пролетела в суматошных делах. Наша фирма получила новые компьютеры и всю неделю я устанавливал их, настраивал сеть, смотрел, чтобы в бухгалтерии хорошо работала один-эс, а на складе — программа складского учета. Один старый комп шеф милостиво подарил мне в качестве премии. Вообще-то в качестве премии, я предпочитаю деньги, но в этот раз был доволен. Покажу Ленке, как шариться в интернете, она ведь только бухгалтерскую программу свою знала — может, отвлечется от... от всего, забудет, станет болтать по аське, смотреть фильмы по выбору. Нужно не пожалеть денег на выделенную линию — пусть окунется с головой! Может, игры какие-нибудь понравятся... Самому мне хватало этих ящиков на работе, а у Ленки на службе теперь компьютера не было. Ей пришлось уволиться с того солидного предприятия, где она работала главбухом. Причину увольнения она объяснила смутно — не сработались с директором. Странно, потому, что с тем директором она работала на протяжении нескольких лет. В подробности она вдаваться не стала, а я не настаивал. Теперь Ленка трудилась рядовым бухгалтером на каком-то другом, менее солидном предприятии. В пятницу вечером я и принес это кибернетическое чудо к нам в дом. Ленка пришла чуть позже и сразу же засыпала меня вопросами. Как? Откуда? Неужели купил? Это ведь, дорого.
— Не купил, а получил в качестве премии, — с гордостью ответил я, затем добавил:
— Да он старый, такие уже не так дороги. Но для интернета вполне сойдет!
Весь вечер ушел на то, чтобы научить Ленку пользоваться электронной почтой и бродить по сайтам в интернете. Мы сидели рядышком — веселые и оживленные, совсем как в дни наших первых встреч. И казалось, что прошлое отринуто, ушло, кануло в лету, и с этого момента мы будем вновь, как в молодости, составлять единое целое. Увы — звонок в дверь разрушил нашу идиллию. Мы разом вздрогнули, замерли и... остались сидеть на месте. Наконец, я встрепенулся. Я сейчас скажу этому бугаю, все, что должен. Я буду бороться за свою любовь, за свою жизнь! Я встал, полный решимости, но Ленка меня опередила. Она раньше успела справиться со ступором и, бросив мне охрипшим голосом: «сиди, я посмотрю», быстро пошла к двери. Моя решимость сменилась нерешительностью. Пойти за ней и сказать ему?... Но тогда всем будет ясно, что я знаю... А разве всем не ясно? Я, наверное, впервые четко понял причину того, почему я закрываю глаза на очевидные вещи. Я могу ДЕЛАТЬ ВИД, что не знаю — вот в чем дело. Это как бы дает мне некоторый тайм-аут. Позволяет не реагировать. А если я раскроюсь — реагировать придется! Как много в нашей жизни игры, причем игры глупой, неталантливой, часто бессмысленной! Ленка, в коридоре что-то тихо и быстро говорила. Я услышал только слово «муж». Вероятно, она сказала «муж дома». Муж — это, стало быть, я. Так она меня теперь называет. Не по имени, нет — муж! Это значит, нелюбимый, надоевший до чертиков, занудный мужчина, с которым она вынуждена — такова уж бабья доля — делить кров и постель. Вот, что такое в устах женщины — муж. Ленка вернулась пунцовая от стыда. Конечно — бугай-любовник приходит прямо домой, даже не думая, что дома может быть муж. Если и дальше делать вид, что я ничего не понимаю, нужно было спросить: кто приходил, зачем... но я сидел, как замороженный. Вернувшееся на сегодняшний вечер счастье, было растоптано грязными башмаками реальности. Ленка несмело коснулась пальцем клавиатуры, поправила коврик для мыши. Молчание становилось невыносимым.
— Это больше не повторится, — она сказала так тихо, что я скорее прочел по губам, нежели расслышал.
— Лена... Как ты могла? — вот и кончилась наша игра в «ничего не вижу, ничего не слышу».
— Я... не знаю... Не понимаю... — она заплакала навзрыд, как обиженный ребенок и мне пришлось обнять ее за плечи.
Ленка повернулась и прижалась ко мне вздрагивающим телом. Я гладил ее волосы, целовал заплаканные щеки. В этот вечер у нас был секс. Кончилось мое вынужденное воздержание. В постели Ленка вела себя скованно и совсем не п
186