По дороге, я многое узнала такого, чего приличные советские девочки знать, наверное, не должны были. Например, то что Марьяна Хассан Фарух была второй женой третьего мужа Люды, того сирийского военного врача, с которым они познакомилась в Афганистане. Хамида Рэза Фатолуми. Чертовски симпатичный мужчина, хотя, на мой вкус и потасканный. В силу того, что Людмила наотрез отказывалась заводить с ним детей, имея уже двух взрослых сыновей, Хамид вскоре взял в жены мою «звёздочку», в которую я по уши втрескалась, что называется, с первого взгляда. Родом «Хассановна», как её называла в шутку Люда, была из богатой Иранской семьи, которая, как я поняла, вела успешный текстильный бизнес и содержала «бутики роскошных тряпочек» от Тегерана до Стамбула.
В Киев «Хассановна» приехала открывать новый магазин иностранной торговли, типа ленинградской «Берёзки» и лечиться от бесплодия.
«Берёзка» должна была вот-вот открыться, а прогресса с бесплодием не было. Людмила всё удивлялась, как женщина с такими данными, как Марьяна не могла иметь детей. Поражались этому и лучшие врачи, конечно же по связям Люды, которые занимались интимным здоровьем ослепительно красивой «Звезды Востока». Вся эта драма, однако, не помешала Хамиду жениться еще раз и заняться продолжением рода с новой молодой женой в Стамбуле.
По правилам семьи Фатолуми, Людмила, как старшая и первая жена, претендовала на самый большой достаток, а в отсутствие «возлюбленного» мужа должна была проявлять полную заботу о всех остальных жёнах. В реальности же всё было наоборот, потому что, как смеясь, говорила тётя, она не была фанаткой «древневосточной традиции бабьего письколизания», предпочитая брать, а не давать, чего не сказала бы о Марьяне. Меня прямо в жар бросило от таких слов, тема орального секса была для меня особенно трепетной.
А затем я узнала, что Людмила оказывается, всё же видела меня тогда на лестнице, заставив этим откровением густо-густо покраснеть от стыда. Сама же она нисколечко не смутившись, продолжила, мол, удовлетворённое женское «здоровье» ключ к счастью и самоуверенности, и что заботиться о нем необходимо с молоду и регулярно. Ничего предрассудительного ни в своих действиях, ни в моих, она не видела и рекомендовала больше не забивать голову «совковым пуританством».
Вскоре, свернув с шоссе, мы въехали в её имение, и у меня отвисла челюсть.
За те годы, лето которых я проводила в спортивных лагерях школы олимпийского резерва по синхронному плаванью, моя тётя, удачно вышла замуж за того богатого сирийца, удачно приумножив свой и так немалый капитал. Вот уж во истину деньги к деньгам.
Людмила обзавелась еще одним, соседским, участком земли, отстроив на нем второй двухэтажный дом, с просторной и большой мансардой. Установила еще одни ворота, выходящие прямо на пологий утёс над лугом с озером в центре. Между домами раскинулся приличных размеров сад и виноградник. Всё её имение было ухоженно, в каменных дорожках и обилии цветов, которые пахли на жаре просто одуряющее восхитительно. В саду высилась большая беседка в колониальном стиле, увитая плющом. За всей этой красотой следили два иммигранта, как сказала тётя, из Эфиопии. Черный как ночь Шиланг — высокий и худой мужчина, с очень короткими и очень вьющимися волосами, карими глазами и приятным лицом с кривым носом. Вторым была женщина по имени Роза. Такая же черная, как Шиланг и такая же крепкая, как моя тётя. Красивой, в отличие от Людмилы, я бы её не назвала. Скорее необычное лицо, грубое с приплюснутым носом и большими губами. На голове, такой же кучерявый ежик, как и у Шиланга. Оба забавно говорили на английском со смешным акцентом и интонацией, словно постоянно читали рэп.
Затем Люда провела меня по саду, показала второй дом и мою новую комнату. Похвасталась большой японской душевой кабиной — я вообще не представляла, что такие штуковины существуют. Рассказала, что Шиланг отличный управдом и просто классный мужик, а Роза прекрасно готовит и почти всё свободное время проводит в саду. Как они оказались у неё в услужении — Людмила не уточнила. Вообще, в те годы, это было нормальным, когда на большом хозяйстве были иностранные рабочие из «союзных» стран.
Потом, тётя показала мне кладовую, полностью заставленную транспортировочными коробками с наклейками неведомых мне авиакомпаний. Рассказав, что это лучшие импортные «тряпки» и, показав, где что лежит, Людмила наказала подобрать себе понравившееся и выбросить всю ту «серость» в которой я приехала. Признаться, её слова меня тогда здорово обидели. Но грустила я ровно до того момента, пока не дорвалась к платьям и белью. Все было в диковинных для меня лейблах — «Армани», «Кальцедония», «Гермес» и какие-то «Ди энд Джи», заоблачного качества исполнения и фасона. Помимо «чекистки» тётка моя, видимо, была еще и преуспевающей «фарцовщицей». За всё то моё лето, коробки несколько раз менялись в числе и забирали их странные люди, оставляя тёте взамен сумки полные денег удивительного черно-белого цвета.
Иногда по утрам за Людмилой приезжал очень симпатичный юноша в отутюженной форме военного врача. Ездил он на тёмно-зелёной «Волге» с тонированными окнами, что было просто нереально круто. «Золотой мальчик». Я несколько раз пыталась мозолить ему глаза, выходя, типа как просто пройтись по саду, надевая либо ультра короткие платья, либо супер обтягивающие шорты, но его ясный взор принадлежал всегда только тёте. А после того, как я несколько раз случайно видела, как они целовались в машине, останавливаясь у дальних ворот, и то, как жадно его руки бегали по белоснежной блузке Людмилы, и, наверное её груди, формы которой не шли ни в какой сравнения с моим недопервым размером, я забросила весь свой неумелый флирт, погрязнув в жгучей пучине горькой ревности. Тётю же это, видимо, забавляло, потому что каждый раз после таких «прощаний», она шла через цветущий сад с ироничной улыбкой на красивом лице и большим букетом роз в руках, вызывая во мне восхищение и зависть одновременно.
Дав лишь несколько дней на акклиматизацию и общение с подругами детства, которые будучи всегда старше меня на два-три года, пустяки, когда вы дети, тогда уже выглядели, как настоящие молодые женщины, с упругими формами, прыщами и пубертатом. Одна так и вовсе ждала ребёнка и собиралась замуж, доставаясь всех разговорами о предстоящей свадьбе. Меня же, стройную, худую и бледную, женский клуб ушедшего детства встретил нейтрально. Местные парни ценили «тело», а во мне, кроме как роста, тугой попы и длинных ног хвастаться было нечем, хотя кожа и была в идеальном состоянии, живот плоским, а бёдра крепкими, всё это ничего не значило для «местных», если у тебя нет больших «сисек» и «задницы».
А потом Люда стала поднимать меня чуть ли не с рассветом, заставляя делать зарядку, разминку и бежать вместе с ней до озера. Плавать. Принимать, как она говорила «солнечную ванну» и снова бег. Эдакий утренний триатлон. Уверена, было бы у Людмилы оружие, мы бы еще и стреляли. Тогда и стало ясно, как ей удается поддерживать такую отличную форму. Тётя постоянно увеличивала мне нагрузки, бегая со мной дольше и заплывая дальше. Постоянно подначивала и провоцировала на рекорды, своими вечными «кто быстрей, да, кто сильней». Я, честно говоря, не горела желанием заниматься спортом, которого и так было много в моей жизни, еще и в последнее своё школьное лето, если бы не те самые «солнечные ванны». Людмила принимала их обнаженной. От них и её ровный по всему телу бронзовый загар. И от них же мой постоянный эротический озноб. Розгоряченная после бега, поджарая после плаванья, Людмила стояла голая в лучах восходящего солнца, словно древнегреческая Богиня Красоты, Здоровья, Плодородия и Секса — всего и сразу.
Обнажаться она заставляла и меня. Я жутко смущалась. Сначала своего тела, потом следов его возбуждения, затем не подглядывает ли за нами кто. На что получала однозначный ответ, что если и подглядывает, то и пусть. Мне очень нравилась моя тётя. Сказать по правде, меня к ней по-животному влекло. Никаких нежных чувств. Я просто очень хотела заняться с ней сексом. Диким и необузданным. Никаких ласк и прелюдий. Взять, впиться губами в губы, укусить за шею, воткнуть ногти в эти крепкие словно мячи ягодицы и засунуть руку ей между ног и тереть там до тех пор, пока она не закричит в экстазе. Конечно же, вряд ли у меня хватило хотя бы смелости сделать нечто подобное, не говоря уже об опыте, чтобы довести Людмилу до оргазма. Еще была моя пуританская совесть и целомудрие, которые постоянно напоминали мне, что так возбуждаться на женщин — это неправильно. Поэтому каждый раз, я просто закрывала глаза, считая мгновения до одевания шорт и футболки.
Затем снова кросс до дома. Там уже ждал накрытый Розой на летней веранде стол с двумя тарелками яичницы и гренок, жаренных на сале с чесноком. Жесть. Сначала я вяло отпиливала лишь половинку одного яйца, и давилась жирным хлебом, но по мере увеличения тренировок и перестройки организма под ранние пробуждения, вскоре начала съедать всё. После завтрака Люда всегда уходила в свою космического вида душевую кабину, быстро ополаскивалась, наспех обтиралась, оставляя полотенце на полу у входа, и голая, шлёпая мокрыми босыми ногами по деревянному полу, направлялась мимо меня в свою комнату, иногда даже взъерошивая мне волосы, улыбаясь своими красивыми губами. Вскоре она выходила обратно в очередном потрясающе сексуальном нижнем белье. Как правило, это были совершенно неприличные стринги и очень красивые бюстгальтеры. Часто такой комплект рознился по цветам. Черный низ и белый верх, или наоборот. Зелёный, синий, оранжевый, телесный и совсем прозрачные цвета. Каждый день Людмила была разная. Она умело и быстро красилась у высокого зеркала в коридоре и скрывалась в гардеробе, чтобы выйти оттуда уже эталоном стильной женщиной.
С ленцой потягивая утренний крепкий чай с мятой, прекрасный после холодной озёрной воды, расслабленная после тренировки, я тайком наблюдала за всеми этими утренними преображениями, чувствуя растущее возбуждение. Сначала я всего этого смущалась и старалась не смотреть или выходить из дома, но со временем я стала откровенно пялиться на неё, да еще и пытаться заговорить, чтобы подольше поглазеть, но часто получала в ответ короткое: «Не отвлекай!».
Со временем, одеваясь, Люда стала давать мне задания на день. Утренние наставления всегда оканчивались: «Будь умницей», коротким поцелуем в губы, вдыханием аромата её волос и парфюма, момент, который я любила больше всего.
А потом... а потом я ожесточенно мастурбировала, представляя себе всё то, чего бы никогда не решилась сделать с Людмилой в реальности. Мои озабоченные фантазии скакали от Люды к Марьяне и обратно, а иногда даже заканчивались воспоминаниями о факультативе по биологии и членом моего мальчика, судорожно кончающим под парту от прикосновений моих рук и рта.
Будучи уверенной, что в доме одна, я часто давала свободу эмоциям, постанывая в голос или вскрикивая, достигая очередного пика наслаждения. Это здорово раскрепощало и наполняло меня новым опытом, который не шёл ни в какое сравнение с теми короткими и нервными рукоблудствами, которыми я тайно занималась дома, в маленькой ванной, выходя к семье с липким чувством неудовлетворенности и тягучим чувством вины. Здесь же я впервые училась наслаждаться собой, открыто отдаваясь страстям, исследуя своё тело. После чего свободная и обновлённая, я принимала душ, отбрасывала полотенце на манер Людмилы, накидывала лёгкое платье от «Шанель», или его Турецкую реплику, не знаю, и шла в беседку, в прохладный тенёк читать летнюю литературную программу, краям глаза наблюдая, как мелькает в больших пролётах окон силуэт Розы, которая наводила ежедневный порядок в доме, где жила я и Людмила.
Устав от занудного чтения, я шла кормить кроликов и цыплят, затем помогала Розе с уборкой выложенных камнем тропинок от опавших лепестков и выводила пастись утят. Снова встречалась с подружками детства, которые также «выгуливали» своё натуральное хозяйство.
С двух до четырех, когда жара на улица делалась невыносимой, мы расходились по домам и у меня оказывалось совершенно свободное время, в течение которого я, снова мастурбировала, несколько раз эмоционально кончала, а затем мучилась приливами совести, касательно своей озабоченности и постоянных фантазий на тему секса. Каждый день я клялась себе, что это было в последний раз, тайком замывая своё интимное полотенце от очередных выделений.
С «подругами» же никак не ладилось. Мне быстро стало с ними откровенно скучно. Выросшая в большом городе и престижной школе, я просто не понимала их скудоумия. Сначала мне было в новинку все эти обсуждения парней, «шмоток», размеров половых членов и сроков месячных, но когда это повторялось изо дня в день, стало вызывать лишь зевоту.
В половину шестого возвращалась Люда и снова начиналась учеба. Она требовала от меня пересказа прочитанного утром по школьной программе, затем перевод этого же текста на английский язык и повторный рассказ уже на иностранном языке. После всегда следовала, по мнению Людмилы, «интересная» задачка либо по алгебре, или тригонометрии из ненавистного мною сборника «Сканави». И пока я послушно грызла гранит точных наук, тётя принимала вечерний душ. Общалась с Розой, о чем-то шутила с Шилангом и возвращалась ко мне в своём очередном коротком шёлковом халате, явно без белья и довольная своей племянницей принимала у меня решение. А я всё не уставала поражаться тому, сколько же у неё «шмотья».
Прошло, наверное, полтора месяца. Я успешно преодолела рубеж очередных месячных, которые у меня случались с точностью швейцарских часов и во время, которых я была освобождена от спорта на целых три дня, мучаясь при этом от чудовищных болей в груди. Та, судя по всему, наконец-то стала расти на местной совсем не спортивной диете, которой меня баловала Роза. Люда же в свободное время по вечерам, читала мне лекции о том, как важно в такие моменты правильно выбрать лифчик. Как, так же важно уметь пользоваться своим «женским» календарём, чтобы забирать максимум от благотворного воздействия мужской семенной жидкости на стенки влагалища и тонус матки. Словом, чтобы и «здоровой» быть и, чтобы очень молодой мамой не стать, что случилось в своё время с ней самой. Потому что некому было рассказать. Несмотря на менторский тон Людмилы, тема казалась мне весьма пикантной.
Дни шли, за днями, ежедневное общение с Людой и созерцание её обнаженной по утрам и беседы по вечерам не только не притупили мой интерес к ней, а, наоборот, разожгли просто нестерпимое влечение. Если раньше я по-животному хотела её, то теперь к физической составляющей добавилась еще и эмоциональная, которая крепла с каждым днём, вытесняя даже память о Марьяне, которую я не видела с того самого дня. Вот уж, правда, с глаз долой из сердца вон.
«Это» случилось в канун сорок второго дня рождения Людмилы. Мы сидели с ней на летней веранде, жара спала и не смотря на, сравнительно, раннее время, вокруг стремительно сгущались сумерки. Людмила подстриглась, укоротив волосы чуть ли не вдвое, сделав себе тёмно-каштановое каре, и была, диво, как хороша. Я с нетерпением ждала утра, чтобы увидеть, как это всё будет сочетаться в красивым и крепким голым телом в лучах рассветного солнца.
Людмила рассказывала очередную невероятную историю из своей жизни, грациозно сидя в ротанговом кресле с бокалом вина, закинув ногу на ногу, болтая шлёпкой. Её потрясающие формы, были небрежно прикрыты коротким шелковым халатом. На лице осталась косметика, что показалось мне странным, так как Людмила всегда «смывалась» после работы, а тело блестело в свете дверных бра, натёртое кокосовым маслом.
Я смеялась в голос, запрокидывая голову назад, играя своими светло-пшеничными волосами, выбеленные солнцем, чувствуя, как при этом вздрагивает, явно потяжелевшая за прошедшее время грудь и набухают соски, потираясь об ткань. Давая волю возбуждению, я максимально хотела привлечь к себе внимание Люды. Второй бокал вина меня уже здорово расслабил, и я даже стала «строить глазки».
Внезапно на кухне громко прозвонил будильник.
— Ну, вот я и родилась! — Людмила лучезарно мне улыбнулась.
— Как? — ответила я растерянно. — Разве у Вас не завтра?
— Неа... — подмигнув, она звонко со мной чокнулась и залпом допила вино. — Завтра официальная часть... Подожди, у меня есть, кое что особенное... — она отставила пустой бокал, это был уже четвёртый. Она встала, и чуть покачиваясь, проплыла мимо меня обворожительной богиней, направляясь в дом. Конечно же, я посмотрела ей в след, дурея от желания. Халат смялся и задрался от сидения, и она пьяно рассеянным движением удачно поправила его, прикрывая потрясающие крепкие и большие ягодицы.
— Ужин нести? — прокричала по-английски, Роза, высовываясь из проема открытых окон кухни летнего дома. Я отрицательно закивала головой, чувствуя, как всё плывёт перед глазами. Отставила вино и сделала глоток воды из кувшина, который успел уже нагреться.
— Не надо! — также высовываясь из окна второй кухни, прокричала в ответ Людмила на весь двор.
Я невольно заулыбалась, вспоминая слова папы, что можно вывезти голову из деревни, а вот деревню из головы нет.
— Олька! Рахуй до мэнэ! — Людмила появилась в проходе крыльца с новой бутылкой. Сноровисто содрала фольгу, уверенными движениями сильных рук сорвала проволку и тряхнув, с шумом раскупорила шампанское, которое фонтаном выстрельнуло вверх, словно сперма из члена. По крайней мере, у меня всегда были такие ассоциации.
— Ха-ха-ха!!! — Люда по-девичьи задорно рассмеялась и сдув пену, сделала несколько глотков прямо из горлышка. «Чумовая баба!» — подумала я про себя, восхищаясь ею еще больше.
— Давай! — она вальяжно махнула рукой. Я приблизилась, предательски пошатываясь, взяла из рук ледянющую бутылку. — С Днём Рождения... Моя любимая Тётя Люда! — чуть не ляпнув «желанная», я проникновенно и лучезарно пьяно ей улыбнулась, на мгновение вложив в эти слова столько тепла, любви и похоти, что аж голова закружилась от смелости, а затем дерзко отпила, по примеру родной тётки... чувствуя вкус её помады на горлышке. Шампанское было потрясающим!!! Ледяным, полусухим с обилием колючих пузырьков, словно оргазм для языка. Явно не советское.
— М-м-м-м!!! — я невольно замычала от удовольствия. После изнуряюще жаркого дня это было превосходно. — Ой! — я открыла глаза и увидела на себе взгляд Людмилы. Совершенно точно родные тёти так (!) на своих племянниц не смотрят. — Какая же я дур-ра! — вручив ей бутылку я стрелой направилась в дом. Однако она ловко поймала меня за кисть.
— Ты куда?!
— У меня же есть для Вас подарок! Везла из Ленинграда...
Тут наши глаза встретились. Голубо-синие и изумрудно-зелёные. На мгновение мир остановился. Во всяком случае, для меня.
Только сверчок вдруг запел. «Цвирк-Цвирк»! «Цвирк-Цвирк»!
— Мой подарок из Ленинграда уже приехал. — Удивительно спокойно проговорила Людмила и коснулась моих губ своими. Конечно же, в первые мгновения я не поняла, что происходит. Когда осознание новой действительности запоздало вторглось в мою хмельную голову, Люда уже по-мужски крепко обнимала меня одной рукой за талию, прижимая к своим упругим и сильным формам, а поцелуй её стал настойчивей.
— Губы расслабь... Вот та-а-ак... — она снова всосалась в меня. А я стояла с кружащейся от эмоций головой, безвольно опустив руки, не решаясь коснуться её. Где-то запоздало шевельнулось, что Роза может увидеть нас из «летней».
— Рот шире, — её рука опустилась ниже и я невольно напряглась. Всё происходило совсем не так, как я себе представляла, но моё тело стремительно возбуждалось, казалось, против моей воли, издеваясь над разумом.
— Напряги... — Я подчинилась и тут же нечто шершавое, влажное и крупное оказалось в моём рту. Первым моим желание было выплюнуть эту гадость, но спустя всего мгновения, когда «это» стало заигрывать с моим языком мне стало нравится. Поцелуй отличался от опыта с Марьяной кардинально. Если «Звезда Востока» плавно вела меня, тонко чувствуя, то Людмила играла жестко, руководствуясь только своим желанием. И мне это тоже нравилось. Очень! Эти вульгарные потирания языками стали казаться совершенно неприличными и от этого невероятно возбуждающими. Я наклонила голову в сторону, чтобы было удобней и, осмелев, коснулась руками крепких плечей Люды. В этот момент её рука скользнула ниже, поддев край платья, она по-хозяйски положила руку мне на ягодицу и сильно её сжала, уколов ногтями. Это было и больно и чертовски приятно одновременно. Я не переставала удивляться, насколько умело, хоть и жестко, Людмила управлялась с моим телом.
— Ох! Какая тугая! — она остановила поцелуй и снова сжала мою попку, улыбнулась мне и несильно уксусила за скулу.
— Аххх!!! — я невольно выдохнула в голос и задрожала от эмоций. Всё моё тело горело, особенно та его часть, которая ниже талии.
— Ух ты! А Оля без трусов! — её рука под платьем мучила то правую, то левую ягодицы, поглаживая и кусая ногтями. — Отличная попа! — она шлёпнула по ней ладонью.
— Спасибо, — тихо сказала я, стоя густо покраснев, с пылающим влажным огнём между ног и раскалёнными углями в сосках.
— Какая же ты красивая! — Людмила убрала руку из-под платья и провела ею по моей горячей щеке. Она отстранилась, а мне моментально захотелось снова к ней прижаться. Люда отвернулась, наконец-то поставила бутылку с шампанским на скамейку и выключила свет на веранде. — Лишние глаза нам тут не нужны...
Я обхватила себя руками. Меня заметно бил озноб. Я хотела продолжения. Немедленно!
— Господи, Оля, ты вся дрожишь, — она снова обнимала меня. — Надеюсь не от холода. Повернись! — она положила руки мне на талию и развернула к себе спиной. Прижалась сзади. Провела горячими руками по моему пылающим похотью телу. Положила руку мне лицо, повернула к себе и снова стала развратно пошло целовать. Её большая ладонь легла мне на живот, Люда сильно прижала меня к себе, второй она специально поцарапав мне бедро, уверенно проскользнула под платье, между бёдер. Я рефлекторно сжала ноги и упёрлась в руки Людмилы, пытаясь остановить такое резкое вторжение в мою самую интимную зону, но моё тело было совершенно не согласно с такими намерениями, а между ног нас
только скользко, что моя несчастная попытка сопротивления была моментально подавлена. А потом мне стало так хорошо, что я перестала чувствовать ноги.
— Мфффф... — я хотела закричать от нестерпимого удовольствия, но мешал язык тёти. Людмила мастурбировала меня уверенно и сильно. А, судя по тому, как горячее и тяжелее делалась её дыхание, она возбуждалась и сама. На меня! Как же это здорово!!! Всё показалось мне таким сладостным и желанным, горячим и упругим, что не смотря на внезапные вспышки боли в моём нежном лоне от её настрырных, резких и в тоже время нестерпимо умелых ласк, я вдруг испытала сильнейший оргазм. Резкий! Яркий! По-животному дикий! Тугая судорога, врезалась в живот, заболели и заныли бока, жгучие молнии взорвались током в сосках, а под коленками закололи ледяные снежинки. А сдуревший клитор выстрелил внутрь меня еще одним салютом оргазма, добивая аж до головы.
— Аааа... !!! — я всё таки сама остановила поцелуй, чуть ли не крича от экстаза и боли во всём теле, согнулась, сгибая ногу, чувствуя, как разбегаются в стороны из-под коленок колючие электрические шарики, приятно щипая изнутри икры и бёдра. Не удержавшись, я медленно осела на пол, чувствуя разогретые за день доски. К моему удивлению Людмила меня особо не удерживала.
Меня всё еще потряхивало эхо оргазма. Я подняла руки к лицу и вытерла бусинки пота на висках и под носом, шмыгнув. Неожиданно меня привлёк странно знакомый шелестящий звук. Я повернула голову и увидела снизу, как нарочито спокойно Людмила развязала узелок тесёмки, оставив её в петельках, и распахнула невесомый серебристый халат. Мой взгляд успел зафиксировать нижнюю часть крепкого живота, идеальной формы темно-рыжий прямоугольник кучеряшек и абсолютно гладкие багровые, большие половые губы между сильных бёдер.
— Бестия ты моя Белокурая... — Людмила положила руку мне на голову, взъерошила короткие волосы, а потом собрала их в кулак. Шагнув ближе, она прижала моё лицо к своему покатому лобку.
Как и в единственном своём опыте с половым членом, действовала по наитию. Совру, если никогда не представляла себе ничего подобного. Уткнувшись носом в колючие волосики, я просунула язык между горячими, но совершенно сухими складками. Смочив язык слюной, просунула снова и подвигала напряженным кончиком влево и вправо, ища клитор.
— Умница... — промурлыкала Люда, убирая выбившубся прядь моих волос, обратно в кулак. Мне было немного больно, но всё также нравилось. Кто-то мог бы сказать, что меня принуждали. Черта-с два. Я тащилась от ситуации.
«Мечты сбываются, да, Оля... « — сладко шептала искусительница в моём затылке, пока я старательно работала языком, мечтая всё таки довести тётю до оргазма. Я осмелела настолько, что позволила себе положить ладони ей на бедра и даже погладить складку под ягодицами, в очередной раз поражаясь затаённой силе в этом теле. Словно теплый и живой мрамор. Нежный на ощупь и в то же время твёрдый, как камень.
А Людмила, тем временем откинулась назад, упёрлась свободной рукой в перила веранды, а второй, продолжая удерживать меня за волосы, стала совершать периодические сильные и резкие толчки, елозя большими и упругими половыми губами по моему носу, губам и подбородку. Всё это происходило в относительной тишине, Люда лишь иногда тихо вздыхала, но в остальном никаких эмоций. Она была горячей внизу, но никак не влажной, в отличие от меня.
В момент когда движения мощных бёдер тёти стали совсем уж порывистыми, а по её крупному и сильному телу совершенно явно пробежала судорога, после которой она позволила себе шумно выдохнуть, в «летней» громко хлопнула дверь.
Следом последовало ёмкое ругательство и резкий выдох разочарования.
Людмила грубо меня оттолкнула и резким, раздраженным движением запахнула серебристый шелк. Я по-кошачьи медленно поднялась и села на скамейку, было чуть обидно, но меня тряс азарт от того, что я почти смогла.
— Роза, шо такэ? — прокричала на суржике тётя, перегнувшись через перила веранды.
— Это я, Шиланг, — услышала я слабопонятную английскую речь. — Свет! «Шорт брейк»... К тому моменту я знала только что такое «лоу» и «флор-брейк», а вот «шорт» нет. А потом я вдруг обратила внимание, что, ночная подсветка имения, действительно, не горит.
— Ок... Проблем много? — спросила тётя Шиланга, перегибаясь через деревянную изгородь крыльца, открывая мне свой вид сзади настолько эротический, что у меня аж засвербило в переносице от похоти. На мгновение, моралистка во мне попыталсь шепнуть, что нельзя так реагировать на красивые женские попы, но была мгновенно заткнута и забыта.
Наверное, если бы не вино и шампанское, я бы так и осталась сидеть на скамейке, кусая губы, но раскрепощенная алкоголем, я поддалась тому нестерпимо сильному сексуальному порыву. Змеёй сползла на пол, на четвереньках тихо подкралась сзади, взялась руками за её бёдра и с чувством лизнула Людмилу между упругих ягодиц.
Я ожидала любой реакции, и даже, признаюсь, удара, но никак не такого. Людмила вскрикнула!
— Мисс Луда, всё ок? — услышала я обеспокоенный голос Шиланга.
— Да-да... Гхм, просто заноза... — она подалась назад выгибаясь и расставляя ноги. — Проверь там... панель... на эээ... втором доме...
Люды между между ног было много. Жаль в темноте я не могла рассмотреть всё это упруго-интимное женское «здоровье» в деталях. Толком не разбираясь, что именно мне получалось лизать, я водила напряженным и максимально высунутым языком вверх и вниз, утопая носом между упругих полупопий. Даже здесь Людмила пахла кокосовым маслом для тела.
Она продолжала давать Шилангу советы, явно отвлекая его и говоря с нетипичными для неё паузами в речи. Я же стала более настойчивой, дерзко сжала её мячи-ягодицы, воткнула в них ногти и развела в стороны. Снова пожалела, что ничего не видно. А очень скоро была вознаграждена характерным влажным хлюпом и протяжным тихим вздохом Людмилы, за которым последовала явно приятная, лёгкая судорога.
Всё таки, самообладание у тёти было феноменальным, ведь она продолжала вполне связно разговаривать со своей обслугой, и даже делать замечания, когда Шиланг случайно светил в лицо фонариком, что-то переспрашивая. Увитая плющом веранда примыкала к нашему дому полукругом, так что меня как раз не было видно за углом. Я же найдя нечто совсем уж упругое и неожиданно поперечное, наверное, ту дивную складку между вагиной и анусом, стала методично ласкать её кончиком языка, чувствуя, как всё больше смазки выделяет лоно Люды. На вкус она оказалась солоноватой с характерным запахом крайне возбужденной женской плоти. Я кайфовала. Я снова завелась настолько, что чувствовала только звенящий от напряжения клитор, который, казалось, вибрировал во всей нижней части живота. Я бы с удовольствием сняла напряжение прямо в тот момент, коснувшись себя там, но не могла оторвать рук от столь вожделенных мною ягодиц и всего того, что я делала языком между ними.
— Окей, иди чини, я спать, ночи! — она оттолкнулась от перил и разогуналсь.
— Най-най! — ответил Шиланг.
Из-за горизонта выкатилась почти полная луна, заливая бледным свечением двор, проникая на веранду длинными тенями.
— Пойдем... — спокойно, я бы сказал буднично, произнесла Люда, обошла меня, взяла за руку, помогла встать и потащила в дом. Сбросила шлёпки у порога. Она легко ступала на носках, словно плыла в ночи, отчего казалась эротическим призраком в своем полураскрытом серебристом халате. Я же плелась следом безвольной куклой, опасаясь скончаться просто от того, что иду.
— Так, действительно света нет... — она пощелкала выключателем у входа в большую гостиную. — Ну «ничього», зараз мы с тобою тут интиму нагоним. — Она отпустила мою руку и подошла к большому сервизу, присела, быстро стала открывать и закрывать нижние полки. — Черт да где же они... ? А вот! Нашла! — она вытащила большой коробок спичек.
Я робко прошла в залу. Голова плыла от выпитого и жаркой похоти, которая казалось уже овладевала всем моим телом. Сердце настолько ухало внутри, что подпрыгивала грудь. Я пылала.
— Вот так! — Людмила тем временем подошла к большому семи свечнику на высоком постаменте между окнами гостиной и зажгла фитили. Мне показалось, что руки у неё заметно тряслись. Она оставила спички рядом и направилась к большим окнам, зашторивая их. — И глаза лишние нам не нужны...
— Ну вот... — она развернулась ко мне и грациозно, изящно поведя крепкими плечами, сбросила с себя халат, представ во всей своей ослепительно красивой наготе в золотисто-алом, мерцающем свете свечей. У меня перехватило дыхание. Чувства эстетики и похоти смешались во вне в дикий коктейль нестерпимо сексуального влечения.
— Оля, ты бы сейчас себя видела! — Людмила улыбаясь, направилась ко мне. — Ты смотри только в обморок не рухни... — она оказалась совсем рядом и меня стало потряхивать. Мне там много хотелось сказать ей, о том, какая она красивая и как мне с ней... и как я к ней... и что я с ней... но язык словно бы прилип к нёбу и никак не хотел шевелиться. Поэтому я лишь в очередной раз вжала ногти в ладони, чтобы хоть как-то отвлечься. Не помогло. Нажала сильней.
— А платье тебе сейчас совсем-совсем не нужно... руки вверх! — я подняла безвольные плети, а она расстегнула маленькие молнии слева и справа. — Можешь опускать... — она сбросила тонкие бретельки с моих плечей и легкая материя упала вниз приятно щекоча тело. Я осталась без одежды... совсем.
— Какая же ты дивная... хорошенькая... — Людмила смотрела на меня явно с восхищением и откровенно похотливым блеском в глазах. Она положила руки мне щёки, я жутко засмущалась и опустила голову, стыдливо уткнувшись взглядом в пол, а она плавно провела руками по шее, невесомо коснулась ноготками моих болезненно разбухших багрово-красных сосков, бережно сжала потяжелевшие груди, чуть обошла меня, уводя одну руку мне за спину вдоль талии. Затем, проведя там вверх по углублению вдоль позвоночника, она заставила меня выгнуться струной от множества нестерпимо приятных мурашек. Вторую руку я лишь чуть успела ощутить трепетными волнами вокруг ямочки пупка, как сразу же она оказалась у меня между ног. Сделав указательным и средним пальцем вилочку, Люда надавила на мои влажные губки, раскрывая между ними нежный и твёрдый, словно, карандашик клиторок. Явно почувствовал моё напряжение и обилие влаги внизу, Люда улыбнулась, а я была ей благодарна, что она никак не прокомментировала это вслух.
А затем несколькими резкими и сильными движениями Людмила умело и очень быстро довела моё перевозбуждённое лоно до очередного взрывного оргазма. Не в силах ни кричать, ни стонать, я лишь приглушённо хрипела, вздрагивая всем телом, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. С одного оргазма, я, кажется, сразу же срывалась в следующий. Сильно и порывисто вздрагивая, я стыдливо смотрела в пол, пока мой обезумевший «хотюн» хлюпал под напором её пальцев.
Внезапно движения прекратились и я почувствовала приятное облегчение. Возбуждение стало не таким диким, хотя и не ушло окончательно. Мне не хватило совсем чуть-чуть... Всё таки Люда делала мне больно своей резкостью и силой, а мне хотелось плавно, медленно и нежно.
Я вопросительно посмотрела на Людмилу, но та уже шла к большому креслу у витражного окна напротив, демонстрируя своё большое спортивное тело сзади. Глядя на эти неспешно напрягающиеся отличные ягодицы и длинные крепкие ноги, у меня снова болезненно засвербило между ног. Я жутко хотела довести эту богиню здоровья и красоты до оргазма.
— Иди за мной... — не оборачиваясь, приказала она.
Я же не могла сдвинуться. Боялась, что если сделаю хоть шаг сразу упаду.
Люда же развернулась и эротически медленно опустилась в роскошное кресло, царственно кладя руки вдоль больших подлокотников. Оценивающе посмотрела на меня.
— На колени... — властно произнесла тётя.
Это, кстати, было очень вовремя, потому что я никак не хотела глупо распластаться перед ней на полу. Хрустнув коленками, я опустилась. Так действительно было легче, к тому же пол был устлан персидким ковром с высоким ворсом, так что коленкам было даже приятно.
Люда чинно подняла руку с подлокотника и томно поманила меня пальцем.
— Муррр... — сказала я, показывая коготки, опустилась на руки и шалой кошкой, на четвереньках, двинулась к ней через всю гостинную, сексуально двигая бедрами и выгибая спинку, чувствуя горячую и скользкую пустоту своей нежной и узкой «кисы».
— Стой! — она приподняла ногу и упёрлась оттянутым носком мне в мой лоб. — Открой рот! — я повиновалась. Удерживая на весу сильную ногу, она провела мне пальцами стопы по губам. От них пахло лаком. — Оближи...
Это было снова нечто совершенно новое для меня и точно не виданное ранее. Высунув язык я провела им по краю ухоженных пальцев с интересом наблюдая за реакцией Людмилы. Та, конец томно прикрыла глаза и издала стон удовольствия. Для меня это оказалось самой большой наградой, и я сразу же проявила инициативу, став целовать и аккуратно просовывать язычок между её пальцами на ногах, тайком наблюдая за её реакцией и поглядывая на кучерявый край темно-рыжего прямоугольника волосиков, эротично выглядывающего между сжатых бёдер Люды.
— Мурыска... моя... — неожиданно нежно прошептала тётя, оттопырила большой палец и плавно засунула его мне в рот. Имея уже небольшой оральный опыт я стала с усердием обсасывать его, двигая головой вперёд и назад, за что была вознаграждена очередным томным вздохом. Кто бы мог подумать, что моя железная тётя так тащится от поцелуев попы и ног. Привстав на колени, я обхватила руками её икру, чувствуя напряженные мышцы, провела ногтями от коленки к стопе, раскрыла шире рот и всосала еще один палец.
— Вот та-а-ак... Умница моя... — я увидела, как она провела руками по своей большой и красивой груди и стала гладить по кругу соски, которые твердели на глазах, покрываясь крупными пупырками кожи. Неожиданно поймала себя на мысли, что возбужденные соски у Люди выглядят не очень. Какие-то через чур крупные и бугристые. Должна же я была найти хоть какой-то изъян.
— Мммм... Мурыска... теперь колени. — Молча повинуясь, выпустила изо рта пальцы, и с чувством целуя её свод стопы, стала подниматься вверх. Во мне снова всё трепетало и жутко нравилось то, что я делала. Вдыхая кокосовый аромат упругой кожи я вела языком по гладкой голени, как вдруг её нога задрожала, а с красивых губ сорвался очередной сладостный стон.
— Умничка! — одна её рука плавно опустилась вниз и Людмила не без удовольствия просунула её себе между ног. — Колени, Оля! — напомнив мне, что делать, она опустила ногу и стала медленно двигать рукой.»Мне бы так лучше!« — неожиданно подумала я, покрывая поцелуями её колени. Вспомнив себя в образе лукавой кошки, я придвинулась ближе, прижалась возбужденной грудью и горячими сосками к её ногам и не сильно укусила. — Сделай это еще раз... — тихо приказала Люда и по её большому телу прошла заметная судорога, как и тогда на веранде. Чувствуя, что я на верном пути, гордясь собой за находчивость и инициативу, я стала покусывать её коленки. Осмелилась и положила руки на её мощные бёдра, снова выпустила ноготки и с силой провела по ним, царапая.
— Чертовка! — сексуально улыбаясь мне, проговорила Люда, а я заметила, что её рука внизу стала двигаться быстрее и резче. Людмила снова прикрыла глаза и неожиданно для меня снова задрожала, обхватывая второй рукой обе груди, сжимая их вместе. Тайком наблюдая за ней, я всё не могла понять, это её оргазм или только подготовка к нему. Поймала себя на мысли, что с парнями в этом плане проще.
— Смотри! — Люда неожиданно резко подалась вперёд к краю кресла, широко расставляя ноги. — Открой рот!
— Что? — я оторопела от увиденного. Набухшие и скользкие большие половые губы, разведённые пальцами в стороны. Багровая плоть и здоровенная узкая головка клитора, словно жало. Всё это внезапно упруго и сильно сжалось, и мне в глаз и по щеке ударила тёплая струя.
Я часто заморгала от попавшей жидкости и крайнего удивления.
— Рот открой шире! Мммффф! — срываясь на стон, приказала Люда, вздрагивая всем телом. Её пальцы сомкнулись, накрывая большое лоно, она сильно надавила ими и стала совершать быстрые круговые движения. Отпустила свою грудь и грубо взяла меня за волосы на затылке, больно потянула вниз, поднимая голову вверх. Снова раздвинула пальцами свои тёмно-багровые губы, демонстрируя пульсирующую плоть, и брызнула мне на подбородок и губы. А потом опять очень быстрые и резкие движения. Очень скоро она вся конвульсивно вздрогнула и её сильные ноги затрепетали, словно крылья бабочки. Из-под пальцев обильно потекло и она резко ввела их внутрь себя, растягивая набухшие губы и тонкие лепестки под ними. Я настолько одурела от увиденного, что непроизвольно высунула язык, пытаясь лизнуть эти покрытые веснушками упругие интимные губы, но Людмила крепко держала меня за волосы. Продолжая часто-часто входить в себя, она вдруг резко остановилась, словно бы стискивая нечто внутри себя. Быстро задышала, округлый живот сильно сжался большими косыми мышцами и резко расслабился. Сжался снова. «Боже! Какая же она сильная!» Людмила запрокинула голову, вся напряглась, и с её губ сорвался надрывный стон. Мощные бёдра заходили ходуном, Она вытащила из себя пальцы и очередная струя, показавшаяся мне самой сильной, фонтаном ударила точно в мой открытый от удивления рот, прямиком в горло. Я непроизвольно глотнула часть оргазма Люды.
Её сильное тело расслабилось, она отпустила мою голову и безвольно упала назад в большое кресло, прикрывая руками свое удивительное лоно.
Меня распирала гордость и чувство собственной секс важности. Я впервые испытала то потрясающее чувство, когда самые затаённые интимные фантазии становятся явью. Я тогда вообще много чего испытала в первый раз. Поэтому я молча вытерла рукой скользкую полупрозрачную влагу со щеки и протерла пальцем глаз. Облизнула губы. Вкус показался мне прикольным, похожим на подсоленный яичный белок. Я приблизилась и стала целовать пальцы Люды, опуская одну руку себе между ног. Там уже всё было готово от увиденного. Мои нежные губки были настолько напряжены, что я чувствовала скользким пальчиком отдельно каждую интимную складочку, а клитор так и вовсе ощущался твёрдым камешком. И как же нестерпимо приятно было это всё гладить!
Приподняв брови, я в очередной раз взглянула на свою столь желанную тётю. Красивое лицо было спокойным и одухотворенным, глаза закрыты. Большая грудь ровно поднималась вверх и вниз в такт дыханию. У меня слиплись ресницы на правом глазу. Я снова протёрла пальцем подсыхающую влагу и лизнула Людмилу по внутренней поверхности бедра около самой, прикрытой рукой, вагины. Удивляясь тому, как ей удается быть такой гладкой в таких местах. Тогда я еще ничего не знала о депилляции. Лизнула снова, просунув кончик языка между пальцев, ощутив тёплый солоноватый вкус. Никакой реакции. Поняв что она уснула, я тихонько встала и, дурея от собственной наглости, стала мастурбировать, глядя на удовлетворенное мною потрясающее тело. Остроты добавлял и тот факт, что она могла открыть глаза в любой момент и застать меня в таком вот негляже... На таких вот шкодливых эмоциях, чувстве запредельной гордости и созерцанием обнаженной Людмилы, которую я довела по потери сознания, я очень быстро достигла пика, тихо ойкнув и зажмурившись, кончила, сжав пальчиками дрожащий клитор.
Пошатываясь, практически не чувствуя своих ног, я подошла к высокой стойке кованного семи свечника, подобрала халат Люды и задула мерцающий огонь. С трудом различая предметы в темноте, я пару рак стукнулась об соседнюю мебель, нашла большое кресло и бережно накрыла её халатом, а затем вышла из большой гостиной, закрыв за собой дверь.
Умылась как следует, и переборов внезапно навалившуюся усталость, заставила себя принять душ. Как же я, всё таки, была довольна собой! Такого мощного прилива самооценки я кажется никогда и не испытывала. Помывшись, я вдруг поняла насколько хочу пить. Пребывая в том самом состоянии, когда весь мир вращался только вокруг меня прекрасной, я мокрая вышла на веранду, благоговейно ощутив прохладу ночи всем телом. Привычно щелкнула переключателем, зажигая свет. Какое-то предчувствие во мне тогда шелохнулось, но я не обратила внимания, взяла кувшин с водой со стола и налила себе в высокий фужер. Остановилась на половине и долила столько же вина, вылив последнее из бутылки. Поправила волосы и стала жадно пить.
— Мсолка, свет «ок»? — за перилами веранды появился Шиланг, указывая на свет и оттопыривая большой палец руки вверх. Он лучезарно улыбался. «Мсолка» — это от «миссис Ольга».
Я глянула на него и чуть не подавилась остатками разведённого вина. Его глаза внезапно округлились в удивлении, а «Олька-истеричка» уже бросила бокал и стыдливо прикрываясь, спряталась в доме. Но «Секс-богиня», проснувшаяся во мне совсем недавно, моментально подавила панику.
Я спокойно повернулась, чуть приподнимая бокал обеими руками, прикрывая грудь, всё таки, за неё я стеснялась. А вот в остальном была совершенно уверена. Ровный загар, без дурацких белых следов от купальника. Крепкая, благодаря регулярным утренним забегам и заплывам. Узкая талия и в меру широкие бёдра, раздавшиеся на «диете» Розы. Между ними высветленный солнцем белый треугольник «интимчика», который я неровно скребла папиным станком «Нева». И мои длинные ноги, конечно же. Я уже почти научилась любить и ценить себя.
— Да, Шиланг, всё ок, спасибо! — и снова этот первый опыт. Я голая перед мужчиной иностранцем. Хочется и убежать, сгорая от стыда, и чтобы на меня и дальше так смотрели. Здравствуй, эксгибиционистка. Я чуть согнула ногу в колене на манер Людмилы, придавая себе вид эротически спокойный и прикрывая натёртые красные губки под редкими белыми волосиками.
—... — Он разве что рот не раскрыл от увиденного. Его взгляд откровенно блуждал по моему телу, я прямо таки физически это чувствовала.
— Шиланг, всё в порядке! — я улыбнулась ему. — Спокойной ночи! — прикрываясь бокалом, я грациозно развернулась и достойно направилась в дом. «Ну, ты крутая!» — шептала я самой себе. А затем я тихо направилась в свою комнату, боясь заглянуть в гостиную. Теперь, когда спал безудержный сексуальный азарт, в голове всё крутилась мысль, как же теперь быть с Людмилой. Даже засыпая, я так ничего и не придумала, решив отдать своё ближайшее будущее в руки слепой судьбы.
206